Фортепиано без оркестра

— Макс, ты просто обязан туда пойти!       Вопил Миха, он же Мелифаро, — ближайший друг детства, который каким-то чудом умудрился дойти со мной до взрослой, с позволения сказать, жизни, держа меня под правый локоть, чтоб не вырвался. Миха — Мел, «Страж», — работает охранником в филиале довольно влиятельной фирмы со звучным названием «Тёмная Сторона». Он не переваривает шуточки про «Звёздные Войны», а так же монохромную одежду, в которую обязан облачаться по долгу службы. Поэтому в выходные дни, коим является и этот, он отыгрывается, простите за каламбур, по-чёрному: носит такие вырвиглазно-яркие тряпки, что от одного взгляда начинает немного мутить. Раньше я ещё пытался его переодеть во что-то приличное, но выслушав две с половиной лекции, основной смысл которых сводится к тому, что «ничерта я не понимаю в колбасных обрезках», я смирился и решил принимать друга таким ебанутым, какой он есть. — Конечно обязан! Это же сам Безумный Рыбник! Мистер Х! Человек-инкогнито!       Это верещала Маришка, она же Меламори, придерживая меня уже за левый локоток, но хваткой посильнее Михиной. История появления данной леди в моей жизни, в принципе, сходна с историей Мелифаро, с одним очень серьёзным отличием: с Михой я не спал. С обоими я учился в одном классе, мы вместе ввязывались в различной степени неадекватности приключения, за которые Михе, кстати, влетало больше, чем нам с Меламори вместе взятым, но он на нас не обижался, а придумывал новые безрассудства, за которые мы принимались с горящими глазами. После школы я предложил Маришке встречаться, и она, повизгивая, согласилась. Полтора года, три расколошмаченных об стены чайных сервиза и один примирительно сломанный диван спустя, мы пришли к выводу, что друзьями нам жилось намного спокойнее и проще, и решили ими и остаться. О чём за сегодняшний день пожалел уже раз двадцать девять.       Всё дело в том, что на мой внезапно случившийся вчера день рождения эти два обормота подарили мне билет. И не в кино (на те же пресловутые «Звёздные Войны»), не на концерт «Scorpions» (которые приезжают на следующей неделе), и даже, прости Господи, не в парк аттракционов, а на концерт какого-то там Психованного Рыбака. Основным аргументом было то, что я, вроде бы как, тоже музыкант, и мне просто обязан понравиться этот хер за пианиной. Мои отговорки про то, что именно в этот день, после весёлой гулянки и невесёлого похмелья, я планировал быть не музыкантом, а простым айтишником, коим я, собственно, и являюсь основную часть времени, на них никак не повлияли.       И именно поэтому сейчас эта Боевая Баба и Страшный Сон Малевича вели меня под белы рученьки к камерному театру, над которым раскинулся билборд с чёрно-красным плактом, на котором была изображена маска «Вендетты», красная роза, рояль и нотная тетрадь, а большими буквами написано, что «Безумный Рыбник», звезда классической и джазовой музыки номер один во вселенной, только на один день приезжает в наш родной Задрищенск с лучшей программой для фортепиано без оркестра. Уже на входе я взвыл и постарался вырваться, правда, безрезультатно. — Макс, ну не будь ребёнком! — окончательно рассердилась леди Блимм. — На него билеты просто не достать! Ты хотя бы знаешь, сколько они стоят? Если сейчас же не пойдёшь, будешь должен нам полную стоимость. То бишь по гроб жизни обязан!       Блин. Тридцать. Я, понурив голову, сдался своим мучителям (то есть очень близким, самоотверженным друзьям, которым для их лучшего друга никаких денег, чёрт бы их побрал, не жалко) и поплёлся в большой зал на «лучшие места», как их обозвала всё та же Меламори. Вообще, я догадывался, что про «по гроб жизни обязан» — это она так шутит. Во-первых, потому что для неё достать любую сумму денег как два пальца об асфальт, так как она у нас «леди» не просто так: её родители, если так можно выразиться, — местные олигархи. Аристократия, ептить. Во-вторых, потому что эти билеты ей достались, с вероятностью в девяносто девять и девять десятых процента, совершенно бесплатно, так как родители её не просто олигархи, а владельцы большей части увеселительных учреждений в нашем городе, в том числе и вот этого вот театра. И в-третьих, потому что Маришка обидчивая, но отходчивая, и если бы я сейчас, наплевав на чувство совести, развернулся и убежал, она бы подулась недельку, а потом приняла от меня слёзные извинения (в виде трёх порций мороженого) и простила. Но интуиция подсказывала мне, что весь этот бред пьяного концертмейстера со мной сегодня происходит не просто так.       Места были прямо напротив сцены. На мой вопрос зачем здесь выделять лучшие и худшие места, если исполнителя всё равно видно не будет, Меламори махнула на меня рукой и сказала, что… да-да-да, всё то же пресловутое «ничерта я в колбасных обрезках не понимаю». Меня всё чаще терзает мысль, что я в этой жизни вообще ничерта не понимаю, тем более в обрезках, тем более в колбасных, но, тем не менее, я пожал плечами и приготовился слушать.       С третьим звонком погасили свет, оставив небольшую подсветку по ту сторону занавеса. Быстрой тенью некто в плаще и шляпе (ей богу тот самый «V» из фильма!) прошествовал до инструмента, стоящего ровно посередине, открыл крышку, пошуршал нотами и начал играть.       Признаться честно, по ходу выступления я даже пару раз забыл, как меня зовут. По всем конечностям (и не очень) табунами бегали мурашки, а в глазах явно поселился восхищённый блеск. Инкогнито мастерски перемежал свои собственные произведения Дебюсси и Равелем, останавливаясь после каждого ровно на шесть секунд. Я даже уже не обращал внимание на товарищей, сидящих по бокам от меня, а просто сверлил взглядом тень от рояля, представляя, как бы мог на самом деле выглядеть этот Рыбник.       После концерта мы засели в буфете. Меламори — с мороженным, Мелифаро — с виски, я — с кофе с коньяком. Леди недоверчиво поглядывала на меня, а Миха откровенно спал с открытыми глазами. — Макс, прости, конечно, что мы тебя не спросили, куда тебя надо вести. Если тебе не понравилось, завтра же поедем и купим билеты на твоих Скорпов… — Ты шутишь?! — Взорвался я. — Это — и не понравилось?! Да я лучше этого в жизни ничего не слышал! Это… Это… Короче, теперь я всей душой фанат этого чокнутого пианиста! — Серьёзно? — Мелифаро разлепил глаза после очередного «медленного моргания». — Вот это ты… Ай, да что с тебя взять. Ты ж семь лет в музыкалку ходил. Тебе не привыкать.       Я пожал плечами и принялся расписывать ребятам эмоции, оставшиеся у меня после прослушивания творчества Рыбника, ибо если бы все эмоции я оставил при себе, существовал бы значительный риск лопнуть от восторга и забрызгать этим восторгом окружающих.