1 глава
29 июня 2020 г. в 15:17
Рей бежала по тёмной пустынной улице, торопясь на автобус. От стен зданий отскакивал эхом дробный перестук её каблуков. Рей слышала собственное хриплое дыхание. Она торопилась, хотя и понимала, что уже безнадёжно опоздала, и Маз её убьёт. Девушка махнула рукой уже стоящему на остановке автобусу, и, на её счастье, водитель её подождал. Вскочив в салон, Рей устроилась у окна и стала смотреть, как ветер проникает через распахнутые форточки в полупустой салон, шевелит волосы у редких пассажиров, перекатывает звуки случайной музыки, ворвавшейся вместе с ветром в окно. Мимо проплывали фонари, утопленные в зелени вошедших в пору деревьев, яркие вывески ещё горящих витрин.
Рей сама не понимала, зачем сделала это — никогда в своей жизни она так ещё не поступала. Но её влекло, влекло, неумолимо влекло к Кайло. Она чувствовала, что этот день пройдёт зря, если она не увидит его, не прикоснётся к нему и не заглянет хотя бы разок в его чуть раскосые глаза. И она сорвалась, едва дождавшись окончания собрания, которое проводил директор лицея Люк Скайуокер для будущих учеников и учителей. Сорвалась и покатилась-побежала всё время вниз, вниз, под горку, от университета, по старому городу, к речке. И бежала, бежала, боясь, что остановится и не увидит его сегодня, не утолит свою потребность всего лишь прикоснуться к нему. Хотя бы прикоснуться.
И Рей дошла до ветхого особнячка без удобств с покосившимися крытыми деревянными лестницами на второй этаж. Завернула за угол, мазнув пальцами по крошащемуся красному кирпичу и остановилась перед дверью. Почему-то у неё всегда замирало сердце, когда она заносила руку, чтобы постучать, хотя она приходила сюда уже много раз. А вдруг его не будет? Или он будет ей не рад? Или будет не один, как часто бывало, и ей останется довольствоваться радостью от того, что она видит и слышит его, и следить голодным тоскливым взглядом за его перемещениями по комнате и кухне.
Рей вздохнула и занесла руку, но тут дверь распахнулась, и Кайло радостно засмеялся, увидев её.
— Рей! — сказал он, продолжая смеяться и втягивая Рей за руку внутрь. — С днём рождения!
Рей мгновенно выдохнула и разулыбалась в ответ. Она вступила в полутёмное помещение, служившее то ли верандой, то ли крытым крыльцом.
— Иди быстрей! — позвал Кайло из глубины дома. — Будем пить чай! Мы будем пить чай!
Рей взглянула на запылённые полки, уставленные разноцветными черепками, склянками с засушенными букетами и моделями бюстов из скульптурного пластилина и, переступив через порожек, вступила в тёмную прихожую, захлопнув за собой тяжёлую дверь. На неё привычно пахнуло смешанным запахом масла, скипидара и разогретой в духовке булки.
— Иди сюда! — позвал ещё раз Кайло.
Как всегда, он был без рубашки, в перепачканных краской старых брюках.
Рей прошла направо, в квадратную комнату с покрытыми побелкой стенами. Кайло суетился у сколоченного им грубого стола, расставляя чашки и заваривая чай в закопчённом чайничке с оранжевой крышкой.
— Вот конфеты, — протянула кулёк Рей.
— Давай, давай сюда. Эх, сейчас поедим! — радовался Кайло, ломая горячую булку и кидая куски на блюдо.
Он наклонился к Рей и потёрся носом о её плечо. Рей замерла от пронзившего её удовольствия. Потом она повернула голову и увидела сохнущий на мольберте у окна натюрморт. Судя по изображению, писал Кайло всё тот же чайничек, чашку и кувшин с букетом полевых цветов, который стоял здесь же, на столе.
— Эх, Рей! Ты посмотри, какая красота! — обжигаясь, Кайло стал разливать по чашкам пахнущий смородиновым листом и мятой душистый чай.
Рей всегда поражало, как явные несоответствия и разногласия в обстановке и утвари смотрятся здесь абсолютно органично: изящные фарфоровые чашки — хрупкие гофрированные трапеции, расписанные синими и золотыми узорами — помещались на грубых досках ничем не покрытого стола, во многих местах испачканного разноцветной краской. Богатые художественные издания книг с золотыми обрезами и толстенные альбомы репродукций картин валялись беспорядочно на самодельных деревянных полках или стояли там же, подпираемые гипсовыми бюстами с отбитыми носами и чередуясь с вазами с бесконечно сохнущими в них старыми букетами.
И краска, краска была везде: на столе, на лавках, на колченогом стуле, на белёной стене, где разноцветные продольные отрезки отмечали границы когда-то прислонённых к ней и дописываемых картин; на облупленных подоконниках, на разноцветном полу; и, непременно, на хозяине дома-мастерской: на его коричневых видавших виды брюках, на руках, локтях, в лунках ногтей и под коротко стриженными крупными ногтями.
Кайло смотрел на Рей и не переставая улыбался, обнажая белые неровные зубы.
— Смотри, как интересно, Рей, — заговорил Кайло, жуя и запихивая за щёку большой кусок булки, — я спрашиваю: По, японский ты городовой, херувим ты кудрявый, что ты поёшь? Что ты с хором своим пытаешься спеть, дирижер?
— И что же? — заинтересованно спросила Рей.
— Он забухтел, как всегда: Свиридова поём, Шуберта, Чайковского. Я ему говорю: а сможешь ты спеть радость? Радость можешь спеть? Ты же музыкант! Можешь ты дать мне радость, когда она мне нужна?
— А и вправду, интересно, я и не задумывалась об этом раньше, — заметила Рей, — ведь и лирика — это жанр, в котором выражаются чувства, но какие чувства? Как выразить словами радость или печаль?
— Вот именно! — воскликнул Кайло, протянул Рей руку и, поймав её пальцы, пожал их своими сильными, испачканными в краске пальцами. — А он говорит: дай мне ноты, и я разучу. Что ты хочешь? Японец! Ничего не понимает, пистон!
Кайло хрипло захохотал, отчего его мощная грудь заходила ходуном. В комнату, помахивая хвостом, вошла низкая рыжая дворняга.
— Биби, а ты куда? А ну иди в сад! — сорвался с места Кайло. — Опять тут блох напускаешь!
— А что это он хромает? — удивилась Рей.
— Да чёрт его знает, шляется по помойкам, крыс что ли гоняет, — предположил Кайло, выгоняя Биби в сад, — иди-иди, о трёх ногах выпендрёжник!
— Это же так интересно, интересно, Рей! — вернувшись из сада, продолжил Кайло прерванный разговор.
Он схватил лежащую на топчане гитару и снова уселся на лавку, любовно тронув струны, которые отозвались мягким дребезжащим звуком.
— М-м-м, — протянул Кайло, глядя на Рей блестящими глазами, — какое на тебе нежное платье, какое розовое.
Он засвистел какую-то песню, подыгрывая себе на гитаре, пока Рей потягивала невероятно душистый и обжигающий чай.
— Ну, а Кайдел? — спросила она.
— А что Кайдел? — рассеянно переспросил Кайло.
— Ну, она же тоже музыкант. Что она говорит?
— Да ну их, надоели они мне: муж и жена — одна сатана, — отмахнулся мужчина. — Надо работать со словом, Рей, ты же филолог.
— Да как с ним работать-то? — расстроилась Рей. — Легко сказать. А как это сделать?
— Если б я знал! — воскликнул Кайло. — Каждый день стою перед мольбертом и понимаю, что ни-чер-та я не понимаю.
— А как же ты пишешь? — усомнилась Рей.
— Да чёрт его знает, как. Вижу красоту и пытаюсь вчувствоваться, понять: что меня здесь цепляет? Пытаюсь осознать, ты понимаешь, Рей? О-со-знать, — ответил Кайло.
Рей кивнула. Кайло развернул сразу две конфеты и закинул их в рот.
— Я написала несколько новых стихотворений, — сообщила Рей, краснея, — почитаешь?
— Конечно, тащи сюда, — воодушевился Кайло, прихлёбывая чай.
Пока Рей бегала в прихожую за своей сумкой, Кайло бренчал на гитаре, мыча какую-то смутно знакомую мелодию.
— Вот, — протянула Рей свой блокнот, куда она вручную, чёткими печатными буквами заносила свои стихи.
— Розовенький фламинго, — Кайло вскочил и, обхватив Рей за талию, попросил: — Можешь сесть туда, я хочу тебя написать?
Кайло подвинул Рей ближе к стене, потёршись о её щёку своей щетинистой щекой.
— Сядь сюда, пожалуйста, — Кайло отодвинул валяющиеся на низкой широкой полке, приколоченной к стене, кисти, выдавленные и закрученные в кривые спирали тюбики краски, покрутил головой и, схватив со стула белую ткань с крупными цветами, постелил её на доску.
Рей послушно села — помогать Кайло в творчестве было святым. До пола она не доставала и с удовольствием стала махать ногой, с улыбкой глядя на Кайло. Профессиональной натурщицей она не была, да Кайло никогда и не требовал полной неподвижности от тех, кто ему позировал. Наоборот, любил разговаривать, делиться своими мыслями или просто что-то напевал себе под нос, или бормотал обрывки фраз. Но Рей всегда дожидалась, когда Кайло заговорит первым, боясь нарушить таинство творчества. Вот и сейчас он, порывшись в прислонённых к стене картонках, разного размера холстах, натянутых на подрамники, кусках оргалита, вынул небольшой холст и, пошкрябав по нему рукой, водрузил его на мольберт, предварительно сняв оттуда сохнущий натюрморт.
— Погоди, там же было что-то написано, — удивилась Рей.
— А, ерунда, — махнул рукой Кайло, — запишу его, пустяковый этюдик.
Сильными пальцами он стал выдавливать на палитру краску из тюбиков, внимательно то и дело взглядывая на место, где сидела Рей, и бормоча себе под нос:
— Так, красненькой ещё… и белила, белила обязательно… Эх, кончилась почти, ну, да ладно, тогда кадмий ещё…
И Кайло начал наносить первые мазки, привычными и точными движениями смешивая краску и ловко орудуя мастихином.
— М-м-м, как красиво, Рей, как красиво, — бормотал он время от времени, перемежая своё бормотание мычанием какой-то мелодии и посвистыванием.
— Ты представляешь, Финн вдруг захотел сходить в музей, и мы ходили с ним туда вместе, — вспомнила вдруг Рей. — Сроду такого не было.
— С мальчиками гуляешь? — замерев на мгновенье, недобро прищурился Кайло.
— Ох, господи! — всплеснула руками Рей. — Сто раз говорила: Финн мой одноклассник, я его тысячу лет знаю. Мы просто друзья!
— Знаю я таких друзей, — процедил Кайло.
Рей закатила глаза.
— Но это же здорово, — продолжила она, — человек никогда не интересовался живописью, и вдруг у него возникла такая потребность!
— Здорово, угу, мог бы и сам туда сходить со своими потребностями, — пробурчал Кайло.
— Знала бы — не говорила, — пробормотала Рей.
Кайло бросил мастихин на палитру и, вытирая руки тряпкой, подошёл к Рей. Приблизившись к ней вплотную, он обхватил личико Рей своими большими ладонями и тихо произнёс, заглядывая девушке в глаза:
— Рей, давай будем любить друг друга, а то ты меня совсем не любишь.
Рей даже задохнулась от возмущения. Но едва она приоткрыла рот, чтобы высказать всё, что думает по этому поводу, как Кайло поцеловал её, просунув язык между её зубами. Он самозабвенно целовал Рей, притягивая её всё ближе и ближе к себе. Одна его рука переместилась на талию девушки, а второй он сначала легонько поглаживал её колено, а потом скользнул ею под подол розового платья, поднимаясь всё выше по бедру.
— Не хочу испачкать твоё платье краской, — шепнул Кайло, оторвавшись от девушки.
— Есть только один способ, — так же тихо отозвалась Рей.
Кайло засмеялся, помог Рей спрыгнуть с полки и стал теснить её в сторону двери, через тёмный коридорчик с блеснувшим в темноте зеркалом, в другую комнату, где вели безмолвный диалог таинственно поблескивающее пианино и старенькая печка, используемая Кайло вместо камина.
Беспрестанно целуя Рей, Кайло довёл её до топчана, заменяющего ему кровать, который он сколотил сам, разместив его вдоль стены между окном и пианино.
— Сейчас я тебе что-то покажу, — шепнул Кайло и, потянувшись рукой, включил развешанные над топчаном разноцветные лампочки, осветившие комнату подобно сиянию волшебного фонаря.
Рей ахнула, всплеснув руками в изумлении: настолько неожиданным и сказочным показалось ей это преображение. Пошуршав чем-то у стоявшего поодаль стула, Кайло подошёл к Рей со спины и прижался к ней всем телом.
— Сними платье, Рей, — шепнул Кайло, склоняясь к девушке и целуя её в шею, одновременно развязывая на ней поясок.
Рей потянулась назад и обнаружила, что на Кайло нет уже никакой одежды. Она подцепила подол платья и одним движением сняла его. Кайло тут же потянул Рей за собой, так что она едва успела кинуть платье на спинку стула и освободиться от белья. Улегшись на спину, он расположил Рей у себя на груди, целуя ей шею, подбородок и всё, до чего мог дотянуться. Высвободившись из хватки Кайло, девушка немного отстранилась: ей тоже хотелось прикоснуться губами к его бледным широким плечам, к вздымающейся от глубоких вдохов груди.
Она скользнула вниз и, обхватив одной рукой давно восставший и прижатый к животу член, стала покрывать поцелуями тёмную дорожку на животе, вдыхая такой родной, возбуждающий её запах мужчины. Кайло со свистом втянул воздух сквозь зубы, когда, отодвинув крайнюю плоть, Рей облизала головку члена. Она вобрала, насколько смогла, член в рот, пробуя на вкус солоноватое естество Кайло. Но успела сделать всего пару движений, как он вновь потянул её вверх и, уложив на спину, сам теперь опустился вниз, раздвинув ноги Рей и принявшись поочерёдно покусывать нежную шелковистую кожу на внутренней стороне её бёдер.
Поднимаясь поцелуями всё выше, Кайло не выпускал ног Рей из своих рук и, добравшись вновь до лица любимой, согнул её так, что её щиколотки оказались у него на плечах.
— Я хочу засунуть, — едва слышно шепнул он в самые губы Рей.
Рей смогла только молча кивнуть, сама истомившись в предвкушении от желаемого единения. И Кайло, направив член рукой, погрузился в неё, заставляя девушку податься бёдрами навстречу в отчаянном желании быть как можно ближе к любимому.
Кайло входил в неё снова и снова, поминутно целуя её тонкие щиколотки. А Рей боролась с желанием закрыть глаза: хоть ей и хотелось полностью раствориться в сладкой истоме, но она не могла отвести взгляда от лица Кайло, желая навсегда сохранить в памяти это вновь и вновь восходящее над ней лицо, эти напрягшиеся от настоящей мужской работы плечи, эти губы, шепчущие её имя и улыбающиеся ей, эти тёплые глаза, с такой любовью и обожанием глядящие на неё сейчас.
— Тебе хорошо? — спрашивал Кайло, опуская её ноги, боясь, что она устала.
И Рей снова только молча кивала, обвивая его теперь не только руками, но и ногами, заключая Кайло в плотное кольцо своей страсти.
— Я хочу кончить, — пробормотал Кайло, поднимаясь на руках и вбиваясь в Рей отчаянными рывками. — Потрогай себя, — попросил он, припадая к шее девушки и впиваясь в неё поцелуем.
Рей послушно опустила руку и стала поглаживать себя там, где их тела соединялись. И только она зашлась в сладчайших спазмах, как Кайло стал содрогаться, сжав её в тисках объятий, как удав свою жертву.
Отстранившись от Рей, он посмотрел на неё, тяжело дыша, и оба они рассмеялись, не в силах оторваться взглядами друг от друга.