***
Воскресная тренировка проходит по известному сценарию, каждый из пятерых Старших делает свои упражнения. Сато лупит боккэном специальный подвесной мешок, ловко прыгая вокруг и периодически издавая ритуальные выкрики, Имай молча танцует на месте, отрабатывая удары и увороты, Ямада медленно приседает со штангой на плечах. Оносэ непривычно молчалив, подтягивается на турнике, повесив на пояс утяжелитель, а Фуджисаки, выполняющий комплекс упражнений из дзю-дзюцу, попутно размышляет о том, что если сегодня снова проиграет Джуну, то в самом деле переключится на Таданобу, который давно уже периодически оказывал сэмпаю маленькие знаки внимания. Поначалу Иссэй не придавал этому особого значения и лишь снисходительно улыбался новичку, поскольку был полностью сосредоточен на попытках соблазнить Оносэ, но после того намёка стал внимательнее приглядываться и понял, что Лев-сан прав. Мужественное сердце Самурая Сато таяло в присутствии господина психолога, и тот счёл, что имеет полное право воспользоваться этим обстоятельством, если уж с упрямцем Джуном ничего не выходит. Но не мог же он так просто отказаться от него после первых двух неудачных попыток?.. Время для поединков всё ближе, Казунари кидает очередной взгляд на настенные часы и меняет футболку на синюю куртку. — Не маловат ли тебе белый дзюдоги, Лев-сан? — с мягкой улыбкой бросает вызов сэмпай. — Например, в плечах? Мужчины негромко смеются, оценив шутку, а Оносэ широко улыбается, демонстрируя крупные клыки и напрягая бицепсы. Сильное красивое тело чуть блестит от пота, в кругу своих коллег он предпочитает быть топлесс, поэтому Фуджисаки может с удовольствием разглядывать его. — Сейчас проверю, — обтёршись полотенцем, отзывается канагавец, накидывает белую куртку и снова поводит плечами. — Пока ещё болтается. Попробуешь сдёрнуть её с меня, Ис-сама? — он шутит, но улыбка пропадает из глаз, когда Джун вдруг вспоминает, как тогда, в феврале, по приколу красовался перед Иноуэ. Что-то изменилось с тех пор. Какие-то незримые нити накрепко связали их души, и о чём бы ни думал теперь наставник Оносэ, его мысли то и дело возвращались к недавним словам Шинобу, сказанным в темноте, под шум ливня. Кивнув в ответ, Иссэй переодевается и выходит на огороженный ринг. Сегодня он спокоен и даже не переживает о вероятном поражении. Тело движется словно бы само, выискивая слабые точки в обороне Джуна, который сегодня не спешит нападать, выбрав выжидательную тактику. Казунари делает молниеносный выпад — захват — и тяжелое тело Оносэ вдруг податливо взмывает вверх, чтобы с шумным выдохом упасть навзничь на татами. Бывший чемпион лежит неподвижно, на несколько мгновений выпав из реальности. Он мог бы успеть сгруппироваться, чтобы упасть боком, а потом отыграться, но странное отчуждение помешало ему даже поберечь голову, поэтому, упав всей поверхностью спины, он умудрился ещё и приложиться затылком о настил. Знакомые голоса долетают до него не сразу. — Иппон Фуджисаки-сану! — произносит Хисаши, судивший этот поединок, и в его спокойном голосе слышны непривычные нотки удивления. — У нас новый чемпион. — Отличный бросок, Ис-сама, — не скрывая восхищения, добавляет Таданобу. Оносэ чувствует на своей груди узкие ладони сэмпая, который склоняется и осторожно целует его приоткрытые губы; слышит удивлённые междометия коллег и хохот Шиньи, который комментирует это. — Настоящий «поцелуй Дементора», ахаха! Казунари с трудом сдерживает победный смех, оглаживая рельефные мышцы груди под распахнувшейся курткой младшего, но мягкие губы того безучастны, а в его глазах он видит одно лишь равнодушие, поэтому ощущение триумфа моментально сменяется пониманием: он снова проиграл. — Джун, с тобой всё в порядке? — видя, что тот не торопится вставать и даже не шевелится, Иссэй озабоченно хмурится. — Ну, пошутили — и будет, ты чего? — Он, кажется, затылком приложился, — подтверждает его опасения Имай, который подходит ближе, заглядывает в зрачки лежащего и помогает консультанту перевернуть тяжёлое тело кохая на бок. — Но не сильно. Сейчас отойдёт. — Ага, отойдёт, если только наш «Выниматель душ» не выпил его душу, — Ямада всё ещё шутит, но тоже подсаживается ближе, чтобы заглянуть в лицо друга. — Всё ясно, это шок. Сато-кун, позвони в лазарет, пусть бегут сюда с носилками. — Не надо в лазарет, — тут же хрипло отзывается Лев-сан. — Я в норме. — Ну, я так и знал, — довольно ухмыляется Шинья, нарочно сказавший про лазарет, чтоб вывести друга из транса. — Не звони никуда, Сато-кун. Лучше помоги поднять пострадавшего. — Я сам, — пытается сопротивляться Оносэ. — Расслабься. Сам он, видите ли, — ворчит Ямада. — Какого тэнгу ты не сгруппировался при падении и не поберёг голову, а? Вопрос остаётся без ответа, Джун лишь прикрывает глаза и позволяет отвести себя в душевую. Голова кружится, но совсем немного, и вскоре уже холодное мокрое полотенце на затылке в качестве компресса помогает ему прийти в себя. Остальные тоже решают закончить тренировку, никто не пытается сразу же отбить у господина психолога переходящий титул, чтобы он мог хотя бы неделю походить в тренажёрный зал в белом дзюдоги. Если захочет. Пятеро неторопливо ополаскиваются, прежде чем залезть в бассейн с горячей водой. — Нэ, а ты куда, ушибленный? — ласково поддевает друга Шинья. — Тебе не стоит сейчас перегреваться. — Я знаю, я на две минутки, — спокойно отзывается Лев-сан. — Интересно, а что будет, если ввести новую традицию — целовать побеждённого соперника? — вскользь бросает реплику Сато — и купальня оглашается дружным хохотом. — Пожалуй, — отсмеявшись, произносит Оносэ, — ты можешь подать запрос на введение новой традиции уважаемому господину Фуджисаки-сану, потому что он старше всех и… идея-то была его. А я всего лишь принял вызов, чтобы чуть-чуть повысить его интерес к контактным дуэлям. Прости, что не сразу смог поблагодарить тебя за поединок, Ис-сама. Надеюсь, ты тоже получил удовольствие. Голос Джуна звучит ровно, но глаза смотрят лукаво, поэтому Казунари не может больше лелеять свою досаду от неудачного поцелуя. — Благодарю тебя, Оносэ-кун, это был очень полезный опыт. Что же касается новых традиций… Можешь зайти ко мне сегодня, Сато-кун, мы обсудим этот вопрос. Сэмпаи едва заметно улыбаются, видя довольный блеск в глазах младшего коллеги, все прекрасно понимают этот непрозрачный намёк, но не комментируют. Это личное дело этих двоих. — Спасибо за компанию, друзья, но я, пожалуй, в самом деле не буду сегодня перегреваться, — Джун вылезает из бассейна, заворачивается в сухую простыню и кланяется остальным. — Встретимся на работе. До завтра. — До завтра, — дружно отзываются коллеги, провожая его взглядами до раздевалки. В связи с юбилеем мастера Хошино, в эту субботу работникам глины разрешили лепить «сувенирку» до обеда, а после него, угостив дополнительно сладостями и мороженым, всех развели по камерам, разрешив отдыхать. — Как удачно, что в этот раз выпало на субботу, — хмыкает рыжий, заваливаясь на свой футон. — В обычный день нас бы так просто не отпустили. — Рю-кун, что ты лепил на сувениры? — спрашивает Иноуэ, привычно садясь возле своего матраса и прислоняясь спиной к стене. Ласково смотрит на сытого и довольного соседа, который присаживается рядом, но на полу. — Только не смейтесь, — смущённо опускает голову Кавамура, дожидается обещаний от сокамерников и признаётся: — Ано… всё же я не очень аккуратно леплю, но я попробовал сделать из глины музыкальные инструменты: гитару, тамбурин, барабан, дудочку… правда, без дырок… и контрабас, хотя не уверен, что получилось похоже — я давно уже не пел в компании контрабасиста. — Думаю, твои работы оценят по достоинству посетители Фучу, — старается поддержать его Шинобу, потом обращается к новенькому. — А ты, Ацу-кун, что решил сделать? — Машинки, что ж ещё-то, — пожав плечами, сэмпай следует примеру Сугихары и ложится на свой футон. — Я тоже не слишком уверен, что это будет похоже в итоге… но всё равно не мог придумать ничего другого. — А я всегда леплю выпуклые панно с цветами, — не дожидаясь вопроса, сообщает Ясу. — Это символ моей борьбы за экологию и за мир во всём мире. Двое новеньких с уважением тянут «сугеее», а Ино снова улыбается. — Жаль, что Хошино-сан не даёт нам всем посмотреть сувениры других работников. Я бы хотел увидеть ваши поделки и показать вам свои фонарики. — Чем займёмся до ужина? — спрашивает Рюичи, пересаживаясь на помост, лицом к остальным, и скрещивая щиколотки. — Если никто не против, я могу спеть что-нибудь из своего репертуара. Мужчины наперебой заказывают ему свои любимые песни — этот новый обычай появился тут вместе с Кавамурой, который ужасно грустил без возможности петь. С разрешения соседей он в первый же выходной исполнил для них несколько популярных песенок, чем привёл обоих в полный восторг — даже Ясухиро, который поначалу был настроен весьма скептически. И теперь почти каждый вечер бывший ресторанный певец устраивал тут мини-концерты, приглашая новых друзей подпевать их любимым шлягерам. Сакурай пока ещё не освоился с этим ритуалом, но уже пару раз поучаствовал в «подпевке», а сегодня даже решился спросить. — Рю-кун, а ты знаешь песню про рыбачку с Хоккайдо? — сев поудобнее на матрасе, он внимательно смотрит на кохая своими необычно большими глазами. — Ано? Это та, которую часто крутят по радио в исполнении Китахары Миреи-сан? — Да, она самая, — смущённо кивает старший. — Я вдруг забыл название. — Знаю, да. Хочешь, чтобы я спел её? — тепло улыбается сингер. — Пожалуйста, Рю-кун… я бы хотел услышать это в твоём исполнении, — ещё ниже кивает Ацуши, с трудом перебарывая свою стеснительность. — Я с удовольствием спою для тебя, Ацу-кун, — вежливо кланяется сидя Кавамура. Двое «старичков» с одинаковым умилением смотрят на своих новых соседей, радуясь тому, что они тоже так хорошо ладят между собой. А потом слушают приятный высокий голос Рюичи, который умело регулирует громкость выдаваемого звука, чтобы не оглушать слушателей, тесно сидящих в столь маленьком помещении. Вернувшись из тренажёрного зала к себе, Джун несколько минут размышляет, прислушиваясь к неприятным ощущениям в области затылка. В душе его идёт борьба двух разных желаний, он никак не может выбрать — поскорее снова увидеть Ино-куна или не бередить себе душу лишним «свиданием»? Недавно поступили новости от капитана Хигучи, который скупо рассказал о самом важном: Ройду нашёл кого-то, кто знает, где нынче промышляет тот самый Кинко Рё, которого теперь называют Хвост Ящерицы. Да, пока ещё всё очень зыбко, но Лев-сан видит в этом вероятность скорого освобождения его подопечного из тюрьмы. Месяц, ну, два — и всё, нужно будет снова возвращаться к прошлому графику, привыкать к отсутствию в его жизни Иноуэ Шинобу. Или же, наоборот, не пытаться сейчас форсировать события, продолжать вести себя, как обычно — тепло и ровно, чтобы сам Ино вспоминал эти последние недели с улыбкой. Если вовсе захочет их вспоминать. Прогулка под дождём заметно истончила эмоциональную броню Оносэ, он теперь ещё чаще думает о своём подчинённом — вот, даже на тренировке не смог нормально сосредоточиться, проиграл условный титул Иссэю. Но это кажется совершенно неважным, когда надзиратель уверенным шагом направляется к знакомой двери. На сей раз он почему-то не трогает задвижку на глазке камеры, а молча нажимает кнопку селектора, чтобы послушать, что творится внутри. Но слышит только тишину. Селектор барахлит?.. Второе воскресенье вчетвером проходит, как и все предыдущие: сперва завтрак и дружная уборка камеры, потом помывка в общей бане и обед, потом рыжий ходил на встречу с сестрой — где-то на третий месяц за примерное поведение ему позволили несколько «свиданий» в год. После ужина все четверо развлекают себя пением, вспоминая то, что сами любили напевать, разнообразя этим репертуар Кавамуры, а тот был только рад выучить что-то новенькое для себя. — Тише! Дверь! — неожиданно предупреждает друзей бывший курьер, подняв руки вверх. Сидящий возле него сингер резво отсаживается на край помоста, и Ясу также ловко перемещается со своего футона на пол. В комнате становится очень тихо, но глазок на двери не открывается, и ключ не щёлкает в замке. — Может быть, тебе показалось, Ино-кун? — доносится до стоящего снаружи офицера голос Сугихары. — Нет, там кто-то стоит, — уверенно отзывается тот. — И слушает, между прочим, — добавляет Кавамура. — Слышите, динамик селектора шуршит тихонько? Заключённые снова умолкают, переглядываясь недоумённо… а потом Рюичи машет рукой и продолжает прерванный концерт. Пускай дежурный, или кто там подслушивает, насладится его вокалом. И сокамерники, улыбнувшись, дружно затягивают вместе с ним припев известной песни про солнечный день и цветущую глицинию, которой любуются и радуются все. Пение в камере изолированного типа во время отдыха не запрещено, если все живущие в одном помещении согласны это слушать, но Джун впервые за все годы службы тут имеет возможность услышать таковое, да ещё и столь дружное. Он вспоминает, что по профессии Кавамура — сингер, ресторанный певец, и приятно удивляется тому, какой красивый у него голос, заметно выделяющийся из всего квартета. Старшему даже кажется, что он различает тихий голос Иноуэ. И почему-то так не хочется отпускать кнопку селектора, но, вовремя вспомнив о причине своего визита, он достаёт ключ. Арестанты снова прерывают пение и дисциплинированно встают, чтобы встретить нежданное начальство. Шинобу с трудом сдерживает радостную улыбку, сияя глазами — он-то сразу почувствовал, что за дверью стоит его наставник. — Однако, — произносит с дружелюбной ухмылкой Лев-сан, — я очень удачно решил подслушать вас. Жаль, что через селектор звук плохой, но у меня есть предложение к Кавамуре-сану. Не откажите в любезности, господин певец, выступить в следующее воскресенье перед личным составом надзирателей с короткой программой — по вашему выбору. Музыкальную фонограмму мы обеспечим. Подумайте до среды и сообщите потом Ямаде-сану ваше решение. — Обязательно! Спасибо, господин старший надзиратель! — от улыбки Рюичи в камере становится раза в два светлее, и его соседи тоже очень рады за друга, который без пения задыхается, как рыба без воды. — Иноуэ-сан, на выход, — без лишней строгости велит Оносэ и, выпустив его в коридор, снова запирает дверь. Они идут вместе, разделённые суровым тюремным уставом, но не чувствуют его, потому что их мысли друг о друге одинаково теплы. И уютная тишина кабинета снова сближает их ещё теснее. Едва защёлкивается электронный замок, Джун обходит своего подопечного и молча садится в ближайшее кресло, испытующе глядя на него снизу вверх. Догадается, нет? — Оносэ-сан, вы… кажется, неважно себя чувствуете, — нахмурившись, Ино нерешительно делает шаг к нему, прислушиваясь к своей интуиции. — Вы вызвали меня, чтобы я помог вам, правильно? — Да, это так. Ты можешь? — Попробую, — едва заметно улыбается узник, аккуратно подсаживаясь на мягкий подлокотник кресла. Сперва прикладывает ладонь ко лбу офицера, потом осторожно ощупывает затылок, выявляя очаг боли. — Что произошло, не скажете? — решается он задать вопрос. — Скажу, ничего секретного, — хмыкает Старший. — По воскресеньям у нас обычно закрытая тренировка офицеров с контактными поединками по правилам дзюдо. А я сегодня упал неудачно… не успел сгруппироваться, — почти честно поясняет он, чувствуя, как неприятные ощущения проходят под ласковыми прикосновениями Шинобу. — Ано… и кто же теперь стал новым чемпионом? — закончив с основной проблемой, тот продолжает гладить своего наставника по вискам, макушке, по шее и плечам, делая вид, что всё ещё занят лечением. От Сугихары он знает о ритуалах с белым дзюдоги — Ямада не раз жаловался любовнику на то, что никак не может вернуть себе этот переходящий трофей. — Фуджисаки-сан. Но это ненадолго, я уверен. Ему просто повезло сегодня. Оносэ давно уже не удивляется осведомлённости заключённого и даже перестал делать замечания рыжему террористу, зная, что это бесполезно. А сейчас ему и вовсе становится не до болтливого подопечного Шин-куна. Чуткие пальцы Иноуэ самовольно забираются под распахнутый воротник летней куртки, якобы продолжая исцеляющий массаж между лопатками… и сердце Джуна снова начинает биться неровно, причём, где-то в висках. Он напрочь забывает о том, что обещал себе вызвать Ино лишь для снятия болезненных отголосков ушиба, и замирает, боясь спугнуть подчинённого, проявляющего инициативу. — Мне тоже… повезло сегодня, — чуть слышно вздыхает тот, улыбаясь, ещё пару раз нежно проводит ладонями по всей голове наставника, по его чуть влажным ещё волосам, забранным в хвост, по широким плечам… и опускает руки. — Но я бы не хотел, чтобы поводом для внеплановых встреч стали ваши травмы, Оносэ-сан. Пожалуйста, поберегите себя. Мне вовсе не трудно помогать вам, я рад, что хоть что-то могу сделать для вас, но… Он умолкает под долгим внимательным взглядом офицера. Его лицо сейчас так близко, что Иноуэ закусывает губу, чтобы сдержаться и не натворить глупостей — и Лев-сан тоже чувствует опасность новых изменений в отношениях. Он и так позволил себе слишком много. — Хорошо, — поднявшись, Старший оправляет форму и наглухо застёгивает воротник куртки. — Я постараюсь не травмироваться — это в моих же интересах. Спасибо, что снова помог мне, Иноуэ-кун, — повернувшись к уже стоящему на ногах арестанту, он сдержанно кланяется и сообщает ещё: — В ближайшую среду я снова буду занят, скорее всего, до самого вечера, поэтому не жди аудиенции. Он и сам понимает, что делает этим больно подопечному, но считает, что лучше предупредить заранее, чтобы не было потом, как в прошедшую среду. И всё отчётливее осознаёт, что держаться в строгих рамках становится труднее, едва ли не с каждым днём. Сам-то Джун уже знает, что времени у них остаётся меньше и меньше, и оттого ему даже горше, чем Шинобу, который думает, что впереди ещё лет тридцать, и всё может измениться, ведь эмоциональная броня, которой окружил себя надзиратель Оносэ, не долговечна. Она уже дала много трещин, позволяя узнику чувствовать отголоски бурных эмоций, клокочущих под этим панцирем. — Не надо предаваться унынию всю неделю, Иноуэ-кун. Всё будет хорошо, — Лев-сан отчего-то вдруг решает подбодрить его, видя, как потускнели его глаза. Подходит ближе и сам ласково касается его ладони, большим пальцем чуть погладив мягкую кожу, расчерченную длинными глубокими линиями. Несильно сжимает его кисть и отпускает. — Пойдём, тебе пора. — Хай, — послушно кивает Ино и шагает к двери. И всю дорогу до камеры твердит про себя, как мантру: «Я не буду предаваться унынию. Не буду. Он сказал, что всё будет хорошо — и значит, так оно и будет. Я должен верить ему. Я верю ему и не буду унывать». Машинально войдя в двери, он садится на своё место и прижимает ладонь к губам — тем местом, где кожа всё ещё хранит тепло от прикосновений Джуна. Сокамерники молчат, интуитивно чувствуя, что лучше его сейчас не трогать… но Рюичи не выдерживает первым. Подсаживается ближе и нежно приобнимает за плечи, чтобы передать немного своего душевного тепла. — Всё хорошо, Рю-тян, — невнятно отзывается на это младший, не отнимая ладони от лица. — Правда. Со мной всё в порядке. Но Кавамура не отпускает его, уютно сопит в макушку, стоя сзади на коленях. И Шинобу в который раз вдруг думает, что Рюичи похож на маленького ребёнка, который упрямо делает всё, что хочет, не обращая внимания на препятствия на пути. Губы сами расползаются в улыбке, и он спрашивает: — Ну как, ты уже составил сет-лист на воскресный лайв? Смотри, как бы мои сны не решили сбыться — станешь звездой, а мы будем у тебя на бэк-вокале. Рыжий хохочет, повалившись на футон, сингер тоже смеётся, чуть теснее прижимая к себе друга, но не позволяя лишних вольностей, а Сакурай с улыбкой смотрит на них в полном недоумении, невольно заражаясь их позитивом. — Что за сны? — решается спросить он, когда веселье поутихло, и Кавамура перечислил примерный список песен, которые хотел бы исполнить для охранников. — А, ты же не знаешь, — чуть смущённо улыбается Ино уже в темноте — отбой сегодня наступил не сразу после его возвращения, а минут через десять. — Я расскажу завтра, ладно? Это долгая история. — Хай. Тогда оясуми. — Оясуми.***
— Нэ, сколько лет, сколько зим, Хироши-кун! Ты ещё живой? А я-то думал, что ты уже сторчался! — Кентаро радостно хлопает знакомца по плечу, заглядывает в лицо. — Ты никак завязал? Томонаги Хироши его ровесник, но выглядит очень плохо из-за пристрастия к наркотикам, с которым не имеет моральных сил бороться и понемногу скатывается всё ниже и ниже. — Привет, Дылда. Не, пока не завязал… просто работу нашёл… но, кажется, мне не хотят там платить… подозревают, что я ворую со склада… и всё время следят за мной. Дай тысчонку по старой дружбе, а, Кен-кун? — На что тебе тысчонка, Хироши? Ты на неё даже одной дозы не купишь. Давай лучше договоримся: ты меня сведёшь со своим «дядей», а я тебя угощу пакетиком чистого. — Взаправду? Не шутишь, Кен-кун, ты при деньгах? — молодой нарик аж затрясся от волнения. — То-то я смотрю, ты и одет хорошо… и вообще… нормально выглядишь… Хвост вполне может отоварить тебя. — Хвост? Что ещё за Хвост? — деланно удивляется Ройду. — Ты же закупался у Рё-куна? — Ну да. Так ведь Рё-куна теперь называют Хвост Ящерицы — за то, что он умудрился избежать облавы этой зимой, да ещё и товар спас. Говорят, он кого-то подставил вместо себя, и полиция поверила, его перестали искать. А ты сам-то где пропадал, что не знаешь новостей? — недоумённо моргает Томонаги. — На принудительном лечении, — легко врёт полукровка и доверительно наклоняется к собеседнику, чуть понизив голос. — Только ведь по-настоящему там не лечат… и невозможно забыть тот кайф, который бывает лишь от «зелья». — Да… да, ты прав, Кен-кун, — кивает его приятель. — Знаешь, он ведь вечно всех подозревает, Хвост-то… и мне обычно не верит, что у меня деньги есть… приходит на стрелку без товара, забирает наличку… а потом оставляет дозу где-нибудь в условленном месте. — Хитро, ничего не скажешь. Но в этот раз ты ему передай, что мне с ним поговорить сперва надо. Он кого-то уже подставил, и теперь может подставить ещё кого-нибудь, — вот как я думаю. И я тоже не верю ему. Пускай приносит товар сразу, иначе я денег не дам. Договорившись насчёт встречи с наркоторговцем, Кентаро первым делом звонит офицеру Хигучи, чтобы сообщить об этом. Но предупреждает капитана, что Кинко Рё, скорее всего, придёт на «стрелку» порожняком, и нельзя будет взять его с поличным. Вместе они разрабатывают хитрый план в три хода, который должен сработать благодаря врождённому артистизму высокорослого кохая. Полукровка разыграл настоящее представление, свидетелями которого были только Хироши, Рё и маленькая видеокамера, заранее спрятанная Кентаро в дырявой коробке с мусором. Видео должно потом стать дополнительным обвинением против этого наркодилера, но тот, не подозревая о грядущей расплате, соглашается принести три дозы в другое время и в другое место. И в самом деле приходит в условленное место — маленький закоулок в тихом районе. — Принёс? — Ройду очень убедительно изображает мандраж, каковой охватывал в прошлый раз его приятеля Томонаги. Хвост видит это, но его не так-то легко пронять. — Сперва покажи, что у тебя достаточно денег, Дылда. — Да есть они, есть! — едва не срываясь на крик, суетится Кен, обшаривая свои карманы. Он всегда носил наличные в разных карманах — нарочно, чтобы не потратить и не потерять всё разом, и каждый раз вот также нервно обыскивал сам себя. — Вот… вот и вот! Этого должно хватить, я знаю. Тут даже больше, но я отдам тебе, если одну дозу дашь мне сразу. Кинко Рё хмуро смотрит на своего бывшего клиента, которого не видел почти год — и чувствует, что где-то «запахло дымом». В прошлую встречу Ройду сумел убедить его в том, что не удержался, сорвался после лечения, когда начал прилично зарабатывать, а свои редкие контакты с полицейскими объяснил тем, что они полгода держали его на контроле. И сегодня он ведёт себя, словно на грани ломки, Рё видел и знает эти симптомы до мелочей — такое не подделать. — У меня с собой нет, но я оставлю тебе товар в ячейке камеры хранения, если отдашь мне деньги полностью. Таковы мои условия, — медленно и внятно произносит он, держа руки в карманах, где прячет кастет. Полукровка слывёт буяном, а в таком состоянии способен и убить, наверное. — Мы же договорились, Рё-кун, — обиженно морщится Кентаро, трясущимися руками распихивая деньги обратно по карманам штанов и джинсовой безрукавки. — Какой же ты упырь, тэнгу-оборотень, сволочь ненасытная. Я знаю, кого ты подставил, чтобы выйти чистеньким, чтобы избежать облавы. Я знаю про Иноуэ, да. Но я не такой доверчивый дурак, как он. Я не дам тебе денег… и найду себе нормального… честного «дядю». — Что ты сказал про Иноуэ? — ледяным тоном спрашивает Хвост Ящерицы, чуя, как по спине побежали мурашки, несмотря на жаркую погоду. — Что слышал! — огрызается Ройду, пошедший на большой риск, помянув заключённого в Фучу близнеца Рё. — Ты подсунул ему наркоту, и теперь сам боишься, что кто-то возьмёт тебя с поличным. Так, да? Хвост Ящерицы! — презрительно сплюнув в сторону, полукровка откровенно усмехается. — Да ты жалкий свинячий хвост — вот ты кто. И скоро об этом узнают все! Дилер, который боится принести товар на стрелку! Ха! — Если ты расскажешь об этом, я тебя лично прирежу! — хрипло рычит наркокурьер, которому обвинение в трусости вспенило кровь. — Да куда тебе! — нагло смеётся Кен, как по нотам разыгрывая свою партию. Подцепив «рыбу» на крючок, он не торопится подсекать. — Ты, небось, вида крови пугаешься, как девчонка. А я-то тебе бабла принёс, думал, ты мне по старой дружбе чистого «зелья» подкинешь. Тьфу. Нервно мотнув головой, высокий парень разворачивается на пятках и широким шагом уходит прочь из пустого закоулка, оставляя Рё-куна лихорадочно соображать. «Нельзя отпускать его! Лучше дать ему дозу, пускай ширнётся — тогда можно будет спокойно ликвидировать его». — Кен, подожди! Кен! — против обыкновения, Хвост спешит за своим клиентом, пытаясь нацепить на лицо маску дружелюбия. — Давай договоримся, ведь мы давно уже знакомы… и я знаю, что ты честный парень. Но я давненько не видел тебя, мне нужно было тебя проверить, понимаешь? — Так… это была проверка? — остановившись, Кентаро недоверчиво смотрит на дилера сверху вниз. — Да, я просто хотел убедиться, что ты настроен всерьёз. И теперь вижу, что тебя надо срочно «спасать». Жди меня здесь, я вернусь минут через пятнадцать, принесу тебе «лекарство». — А ты не обманешь? — в глазах Ройду ясно читается нетерпение и надежда. — Мне очень-очень надо, Рё-кун. Я подожду тебя здесь… ты только поскорее… Чувствуя, как земля едва ли не дымится под ногами, Кинко добегает до взятого напрокат автомобиля и хватает трубку спутникового телефона, лежащего под сиденьем. — Хай, это Хвост. У меня неприятности, нужно срочно и по-тихому убрать одного человека. Сейчас я угощу его «зельем», а вы увезите его подальше… да. Я в точке «Го», клиент там же. Всё, до связи. Возвращаясь с наркотой в тенистый и безлюдный переулок, Кинко Рё не знает, что тем самым начинает третий акт маленькой театральной постановки под открытым небом. Кентаро уже успел подать условный сигнал ждущим в засаде полицейским во главе с капитаном Хигучи. В очередной раз вернувшись в камеру, Шинобу видит по глазам сэмпая, что тот помнит его обещание. Садится на край своего футона, скрестив лодыжки, ждёт, пока все устроятся. — Ты вчера обещал рассказать, — осторожно заговаривает Ацуши, нарочно севший поближе. — Да, я помню. Я уже рассказывал ребятам, как раз в день твоего заселения… но теперь мне есть, что добавить. Мне снятся очень странные сны, — неторопливо начинает повествование Иноуэ. — Не часто, но началось это ещё где-то в конце старшей школы. Я вижу себя, который живёт совсем другую жизнь — причём все эпизоды такие яркие, живые, реальные. И это полбеды. Я обычно не придавал им значения, хотя и удивлялся их последовательности — там я тоже взрослел, набирался опыта, знакомился с новыми людьми, привыкал к новым местам… Но самое непонятное и даже пугающее обстоятельство я узнал, только когда попал сюда, в Фучу. На минуту в камере становится очень тихо. Сакурай ждёт, ещё шире распахнув свои огромные глаза, он чувствует, что тут в самом деле что-то необычное, мистическое и ужасающее. Двое уже знают, что будет дальше, но всё равно слушают внимательно, словно дети, которые ждут свою любимую страшную сказку. И вроде бы, знают, что всё закончится хорошо, но вдруг сегодня этого не произойдёт?.. — Там, во сне… в той другой реальности я учился играть на гитаре, потом зарабатывал деньги творчеством в группе своих земляков… Постепенно мы с ними стали очень близки, дружили крепко, хотя и ссорились из-за разных непонятных вещей, вроде аранжировки или сет-листа для очередного концерта. Я очень хорошо знал их всех четверых… а потом появлялись новые люди, с которыми я общался там, во сне… я знал их, да… но наяву никак не мог вспомнить их лиц и имён. Только проснувшись рано утром здесь, в этой камере, я очень чётко понял, что накануне видел кого-то из них. Я не узнал их сразу, но потом увидел очередной обрывок сна… и очень сильно испугался. Представь себе, Ацу-кун, что я знал их ещё до того, как познакомился с ними в реальности… дружил, сочинял музыку, обнимал, радовался, грустил… а они оказались здесь тюремными надзирателями. Бывший автомеханик закусывает губу, ощущая, как иррациональный страх охватывает его, заставляя ёжиться, будто от холодного ветра в спину. Но Сугихара осторожно пересаживается ближе, чтобы поддержать нового впечатлительного друга. Он-то знает, что дальше будет ещё более жутко. И сам чувствует, что не избавился от первого впечатления. А Рюичи ложится на край своего матраса и сворачивается клубочком, обняв свои колени… впервые в жизни думая о том, что мог бы сам сочинить песню об этом. — Да, во сне я играл в одной группе с Оносэ-саном и Ямадой-саном, один был басистом, другой ударником, причём именно Оносэ-сан учил меня когда-то играть на гитаре, потому что мы учились с ним в одном классе старшей школы, это он собрал группу, чтобы играть рок-музыку. Чуть позже я вспомнил Суги-куна. Он тоже был в нашей группе. А когда здесь появился Рю-тян, я вспомнил и его. Он был вокалистом… и я ничуть не удивился этому, услышав его голос наяву. Протянув руку, Ино гладит Кавамуру по волосам, ласково трогает ухо, и тот вздыхает. — Наверное, было бы здорово петь в своей собственной группе, — чуть слышно отзывается тот. — Самое смешное, что там, в той реальности, мы все иногда вздыхали о том, что не можем жить обычной жизнью обывателей, — кривит губы в грустной усмешке Шинобу. — Но и это ещё не всё. Я не всё рассказал вам в прошлый раз, друзья мои. Я ведь в самом деле был во сне знаком с Имаи-саном и Хошино-саном, которые трудились в другой группе, завоёвывая признание слушателей. Они оба играли на гитарах… а вокалистом у них был ты, Ацуши-кун. — Что?! — испуганно отшатывается сэмпай, но за плечи его придерживает Ясу. — Да, Ацу-кун, я видел тебя во сне и слушал, как ты поёшь… ещё лет семь или восемь назад. Мы там дружили… и даже, вроде бы, ездили в совместный тур. И знаешь ещё что? Я не зря спросил про длинные волосы… потому что на сцене ты выступал с очень длинными волосами… такими, примерно, как у Оносэ-сана тут. — Кстати, я могу сказать, что у тебя очень приятный тембр голоса, когда ты поёшь, Ацу-кун, — видя, что тот завис, Рюичи решает вставить свои пять йен. — Не стоит так волноваться из-за этих снов, в самом деле, — уговаривает Сакураи рыжий, легонько поглаживая по спине. — Да, наш Ино-тян очень необычный парень… он чувствует чужое присутствие даже через железную дверь — чего ж удивляться, что он нас всех знает через свои сновидения? Шин-кун сказал, что он бодхисатва двадцать первого века — такой, не в лохмотьях и не с кружкой для подаяния, а разнорабочий, живущий в ячейке. — Суги-кун, я же просил, не надо меня так называть, — младший смущённо прячет лицо в ладонях, но Ясухиро продолжает отвлекать Ацуши от потусторонних страхов. — Он не проповедует и не призывает к Пробуждению, но умеет лечить руками и улыбается так, что всем рядом с ним становится тепло, — лукаво поводит бровями Суги. — Как говорят древние тексты о бодхисатве: «В нём — полное добро, чистая белизна и нежная утончённость; значение его ни с чем не сравнимо. Это — восхитительное сердце, исходная сущность рождённых существ». Посмотри на него, Ацу-кун — разве же это не про нашего Ино? Недаром ему открыто больше, чем нам. Шинобу уже не знает, куда девать глаза, поднимается и отходит в угол к кулеру, чтобы выпить воды. И слышит чуть охрипший после молчания голос Сакураи. — Знаешь, Суги-кун… я ведь тоже очень быстро почувствовал, что мне с вами так спокойно, будто бы мы давно знакомы… но я никогда не видел во сне ничего подобного. И никогда ещё не пел раньше в полный голос. Поэтому только теперь могу признать, что, оказывается, мне нравится петь. Не мурлыкать привязчивую мелодию себе под нос в ванной, а именно петь. Спасибо, что рассказал нам свои сны, Ино-кун, — сидя кланяется сэмпай. — Не за что, — оборачивается к нему бывший курьер и протягивает стаканчик. — Водички? — Да, спасибо. — И мне! — тут же отзывается Кавамура, садясь. — Ну, уж и мне тогда тоже, — отпустив Ацуши, рыжий тянет руку в сторону кулера. События развиваются столь стремительно, что Лев-сан не успевает следить за новостями на сайте токийской полиции, но Ютака нарочно присылает ему электронное письмо с весьма эмоциональным пересказом подвига Дылды Ройду и Кэпа Хигучи. — Тебе бы не в следователи, а в литераторы, Юта-кун, — бормочет себе под нос Оносэ, читая этот пространный опус. Потом доходит до итогов и хмурится. Суд над Кинко Рё, которого на самом деле зовут Иидзима Рёго и который считался погибшим при пожаре несколько лет назад, должен состояться уже на следующей неделе… а это значит, что очень скоро Иноуэ окажется на свободе. Гораздо скорее, чем он сам думал. В этом уверены все, кто знает подоплёку этой головоломки. На сей раз Старшие собираются вечером в кабинете Джуна, чтобы прослушать новости и решить рабочие моменты, связанные с этим. — На суд я не поеду, — первым делом заявляет Оносэ. — И вообще не вижу причины, по которой Иноуэ должен сопровождать непременно офицер. — Я готов прогуляться в компании нашего милого бодхисатвы, — неожиданно поднимает руку Фуджисаки. — Мне любопытно посмотреть на Второго. К тому же, как раз в этот день у меня выходной, значит, я могу спокойно съездить на следственные мероприятия, не сдвигая наш график дежурств. — Тогда считаю вопрос решённым, — резюмирует после нескольких секунд тишины Имаи-сан. Он прекрасно понимает, почему его младший коллега не хочет сопровождать своего подопечного. Но не осуждает и не принуждает. — Хочу заранее предупредить возможный самосуд, если кому-то вдруг захочется дополнительно отомстить наркодилеру, — он в упор смотрит на Джуна. Тот хмуро пожимает плечами. — Я даже и не думал ни о чём таком. — Это сейчас ты не думаешь о таком. Но я тебя знаю, Лев-сан, — строго предупреждает Хисаши. — Да я и близко к нему не подойду, больно надо! — фыркает Оносэ, дёргая подбородком. А потом кидает выразительный взгляд на Ямаду, и тот кивает, понимая мысль друга. Имаи этого не видит, поэтому не догадывается, что запретить самосуд нужно было всем присутствующим. Несмотря на робкую надежду Ино, в среду его наставник так и не является, чтобы забрать его с собой, а в четверг Оносэ почти не показывается в мастерской Хошино, оставив вместо себя обычного надзирателя. Интуиция подсказывает узнику, что дело вовсе не в том, что Джун вдруг изменился по отношению к своему подчинённому, но сердце отчего-то сжимается в предчувствии скорых перемен. Вот и Хошино-сан в субботу зачем-то сказал про то, что у него свободно место вольнонаёмного подмастерья, но всё нет желающих его занять. А в воскресенье заглянувший в 73ю камеру Шинья предупреждает младшего из заключённых о грядущих событиях, поделившись новостями. — Поймали твоего оборотня, Иноуэ-кун, — присев на край помоста, он жестом разрешает остальным тоже сесть. — Ано? — не сразу соображает тот, а потом вдруг закусывает губу, сдерживая шквал обрушившихся на него эмоций. — Ура, — не очень радостно отзывается Ясухиро. — Значит, скоро Ино-куна выпустят на свободу? — Я думаю, что выпустят, — уверенно кивает Ямада. — Завтра он поедет в суд в качестве свидетеля, а наши друзья в прокуратуре сделают так, чтобы его тут же и оправдали. Так что у тебя есть ещё полдня, чтобы со всеми попрощаться, Иноуэ-кун. Уж извини, Кавамура-кун, но твой дебют в актовом зале Фучу немного откладывается, потому что мы сейчас заняты документами и всякими согласованиями с вышестоящим руководством. Всё-таки не каждый день арестант выступает в суде в качестве свидетеля против того, по чьей вине он оказался в тюрьме. — Да, я понимаю, — Рюичи очень рад за своего соседа, но ему тоже грустно от предстоящей разлуки. — Ничего, я не тороплюсь, ещё вся жизнь впереди, — вздыхает он, памятуя о своём пожизненном сроке. — Шин-кун пришлёт Ино-куну видео с твоего концерта, — хмыкает Сугихара. — Пришлёт ведь, нэ? — Обязательно, — улыбается Старший, и мужчины в камере невольно отвечают на эту улыбку. — Ладно, мне пора. Ещё очень много дел, к тому же тренировку нельзя пропускать. — А мои братья? — внезапно выходит из ступора Шинобу. — Они знают? — Конечно, знают. Они тоже помогали искать этого оборотня Рё. Ты их увидишь в зале суда, мы предупредили их, чтоб взяли для тебя цивильную одежду. Они заберут тебя к себе домой, я так думаю. Ну всё, прощай, Иноуэ-кун. Я был очень рад познакомиться с тобой. Офицер поднимается на ноги и слегка кланяется узнику, прежде чем выйти. — Я тоже… очень, — едва слышно отзывается Ино, кланяясь в ответ. Горло сдавливает от эмоций, он с трудом держится, чтобы не расплакаться при надзирателе. Он уже знает, что не увидит Джуна, что его наставник не придёт попрощаться. — Передайте… Оносэ-сану… И больше не может выдавить из себя ни звука. Шинья с полминуты смотрит на него, а потом молча выходит в коридор, привычно хлопнув дверью. И не видит, как все трое соседей крепко обнимают содрогающегося от «сухой» истерики друга. — Ну же, поплачь, Ино-тян, — просит его Рюичи, прижимая его голову к своему плечу. — Станет легче… не бойся, мы ведь всё понимаем… — Ты же будешь нас навещать, Ино-кун? — осторожно спрашивает Ацуши, включаясь в попытку успокоить младшего. — Я буду скучать по тебе, я знаю. — А я попрошу Шин-куна, чтоб больше не подселяли к нам никого, — глухо ворчит рыжий террорист. — Никто не сможет заменить нам тебя, Ино… А ты обещай нам, обещай, что будешь радоваться жизни за всех нас, что не станешь ломать себе жизнь из-за того, что… получилось вот так. Твоя улыбка не должна погаснуть. Шинобу, наконец, изливает свои эмоции в слезах, потом крепко обнимает всех соседей по очереди, успокаиваясь. — Вы очень хорошие, друзья мои, я никогда не забуду про вас… буду навещать обязательно. И письма буду писать… буду ждать видео с твоего дебюта, Рю-тян… ох… всё это так неожиданно. Я… я даже не думал, что буду… так реагировать на весть… о своём освобождении. Я успел сильно привязаться к вам… и к тебе, Ацу-кун, ты не думай… там, в моём сне, мы все очень дружили, несмотря ни на что… и я чувствую, что вы для меня родные. Суги подаёт ему стакан с водой и влажные салфетки, чтобы вытереть опухшее от слёз лицо. — Круто всё же, что ты… так воспринимаешь нас. Даже интересно, кого ещё ты вспомнишь и когда? — Не знаю, — в последний раз шмыгнув носом, Иноуэ пожимает плечами. — После обеда будем петь? — сингер хочет отвлечь друга от его переживаний. — Воскресный концерт должен состояться — пусть и не в актовом зале. Мне же надо репетировать! — широко улыбается он. — К тому же я хочу напоследок спеть твои любимые песни, Ино-тян. — Будем, — кивает Ацуши. — Спасибо, Рю-тян, — Шинобу снова ненадолго обнимает его. А через несколько минут в камеру приносят обед. — Сходи к нему, Джун, — подойдя вплотную к его стулу, Ямада хмуро смотрит на друга сверху вниз. — Что ты как маленький, не знающий правил вежливости. Попрощайся хоть, он ведь уже не чужой тебе. — Не пойду. Ещё не хватало мне прощаний с арестантами, — глядя в сторону, глухо рычит Лев-сан, скрестив руки на груди. — Ну, хочешь, я его приведу сюда? — чуть мягче продолжает уговоры Шинья. — Он что-то хотел тебе сказать… видимо, очень личное… — Нет! — рявкает Оносэ и тут же снова отворачивается. — Извини. Не хочу его видеть больше. И слышать о нём не хочу. Дай мне спокойно отдохнуть, Шин-кун. С завтрашнего дня я вычеркну пункт «Наставничество» из графика — и всё забуду, как дурной сон. — Не ожидал от тебя такого равнодушия, Оносэ-кун, — с деланным спокойствием отступается сэмпай. — Дело твоё, тебе с этим жить дальше. Оясуми. — Угу. Джун смотрит исподлобья на то, как его земляк подходит к двери и терпеливо ждёт, покуда хозяин кабинета нажмёт на кнопку на своём столе, чтобы открыть электронный замок. Потом дверь за ним защёлкивается тихонько, отсекая офицера от остального мира. Он медленно встаёт, подходит к креслу, в котором отдыхал Иноуэ обычно, с размаху садится и достаёт маленький кальян из-под стола. — Я забуду, это очень просто, — бормочет он, поджигая угольную таблетку и насыпая табачную смесь в чашечку. В последний момент спохватывается, достаёт оставшиеся горошины антидота и ставит в наручных часах будильник, а потом делает несколько затяжек подряд… Утро последнего понедельника проходит в дружеском молчании. Все слова были сказаны вчера, и сокамерники лишь поглядывают на своего друга, которому выпал счастливый билет, путёвка на волю, но в их глазах нет зависти, только искренние пожелания удачи. Ино неторопливо ест вместе со всеми, чувствуя, что понемногу рвутся связи, соединившие его с этими людьми — он ещё тут, с ними, но уже отсюда его поведут в другую сторону. Лязг железной двери. В свете коридора видна стройная фигура Фуджисаки, он готов скомандовать, но медлит несколько секунд, видя, как трое крепко обнимают напоследок четвёртого. — Иноуэ, на выход. Тот выходит, очень стараясь не оборачиваться и не шмыгать носом, и слышит за спиной грохот дверей и удаляющиеся шаги остальных. Иссэй негромко командует, куда сворачивать на развилках, вдвоём они выходят во внутренний двор и садятся в машину, разделённые решёткой. За неполных два часа поездки с помощью офицера Шинобу составляет короткий, насыщенный фактами рассказ о своём взаимодействии с Кинко Рё, ещё пару раз повторяет его, чтобы на выступлении в суде не запинаться и не забыть что-нибудь важное. — Не думай сейчас о своём оправдании, — без привычной холодности говорит Казунари, сидя совсем рядом, едва не прислоняясь плечом к плечу узника через решётку. — Ты просто свидетель преступной деятельности этого Рё. Кстати, его зовут Рёго, Иидзима Рёго, который в прошлый раз инсценировал свою смерть, чтобы скрыться от преследования полиции. Тебе ещё повезло, что он не стал повторяться в этот раз — какой-то парень погиб при пожаре в доме этого Иидзимы, и все решили, что это он и есть. — Да, я согласен с вами, — с какой-то светлой улыбкой кивает Иноуэ. — Мне очень повезло, что я попал в Фучу, познакомился с вами… и нашёл друзей там, где не ожидал. Разгадал загадку своих снов, освоил новую профессию… — Что за сны? — господин психолог аж оборачивается всем корпусом к арестанту, но тут их машина останавливается, и водитель сообщает, что они прибыли. На сей раз Шинобу хорошо запоминает происходящее вокруг, смотрит внимательно, замечает в дальних рядах своих братьев, с улыбкой кивает им. Потом разглядывает сидящего на скамье подсудимых Рё-куна, осунувшегося и потускневшего. Его глаза больше не бегают по сторонам, они уставлены в одну точку, и видно, что его несколько суток мучили бессонницей. Летняя тюремная роба с коротким рукавом не скрывает многочисленных татуировок, ровным слоем покрывающих его руки до запястий. Судебный процесс протекает по-деловому быстро, без лишних проволочек. Скорее всего, также было и на слушании дела самого Ино, просто тот был в некоторой прострации от недосыпа и ничего не запомнил. — Обвинение вызывает следующего свидетеля. Иноуэ Шинобу, подойдите, пожалуйста. Тот выходит в сопровождении офицера охраны, встаёт на указанное место и по молчаливой команде начинает свой рассказ. По рядам присутствующих прокатывается волна шепотков — всем очевидна невероятная схожесть двоих мужчин, и вовсе не зелёная роба роднит их внешность. Даже обвиняемый ненадолго выходит из ступора, смотрит на своего близнеца тяжёлым взглядом. — Я прошу уважаемых судей не применять дополнительного наказания к подсудимому Иидзиме Рёго за то, что он сделал против меня, — твёрдо произносит Шинобу в конце своей речи, и Фуджисаки в немом удивлении таращится на него — этого они не репетировали. — Спасибо за данные показания, Иноуэ-сан, суд учтёт ваше пожелание, — отвечает прокурор, с трудом сохраняя нейтральное выражение лица, и свидетель садится на место. — Ты… какой тэнгу тебя за язык тянул? — толкнув подчинённого локтем в бок, шипит Иссэй, присев рядом. — Что за самодеятельность? Тот лишь улыбается уголками губ, и надзиратель понимает, что не имеет власти наказать ослушника — очень скоро он станет свободен от правил тюрьмы Фучу. Как раз после выступления Ино прокурор вносит предложение немедленно отменить приговор для Иноуэ Шинобу в связи с тем, что вина Иидзимы Рёго доказана полностью. И судья не может отрицать очевидное, поэтому даёт разрешение на соответствующие поправки в том февральском деле. — Это займёт пару дней, — деловито шепчет Казунари бывшему узнику, — но ты не волнуйся, наши друзья проследят, чтобы всё было сделано правильно, и все обвинения с тебя сняли полностью. Нет смысла возвращать тебя в Фучу на это время, поэтому мы вышлем твои документы и вещи почтой на адрес твоих братьев. — Спасибо, Фуджисаки-сан, — Ино уже чувствует, что можно спокойно называть офицера по фамилии. — А я могу поговорить с… Рё-куном? — Зачем это? — выгибает ровную бровь сэмпай. — Мне очень надо, — спокойно отвечает Шинобу и умолкает, предоставляя психологу самому найти подходящую причину. Что-то для себя решив, тот кивает. — Хорошо, я скажу, когда можно будет подойти туда. Процесс заканчивается, адвокат делает только одну попытку смягчить приговор — неожиданная просьба свидетеля стала маленькой зацепкой для этого. Потом осуждённого поднимают на ноги, чтобы выслушал свой приговор, а после окончательных слов главного судьи к решётке проскальзывает Шинобу. Охранники дёргаются, чтобы оттеснить его, но видят, что рядом с ним старший по званию офицер, показывающий жестом, что всё под контролем. — Рё-кун, — негромко говорит Ино, и его близнец поднимает голову, чтобы хмуро посмотреть на него. — Поверь, я не держу на тебя зла. Да, ты очень сильно изменил мою жизнь, я словно бы попал в другой мир… и встретил там людей, о которых никогда не узнал бы, без твоего… вмешательства. Не сердись, пожалуйста, и не смотри на меня, как на врага. Не я твой враг, Рё-кун. Мне кажется, в тебе тоже есть что-то хорошее… и я надеюсь, что когда-нибудь ты и сам это поймёшь. Пусть твой путь к себе будет легче, чем мой. Прощай. Поклонившись, Иноуэ отворачивается и уходит в сторону выхода, не обращая внимания на реакцию тех, кто слышал эти слова. Уже у самых дверей его нагоняет Иссэй, уводит в подсобное помещение, чтобы он мог переодеться в нормальную одежду. Пакет с зелёной робой надзиратель забирает с собой. — Думаю, я буду прав, если скажу — до встречи, Иноуэ-кун, — всё ещё пребывая в некотором удивлении от поведения бывшего арестанта, говорит Фуджисаки. — Ты ведь наверняка будешь навещать своих соседей по камере, нэ? И мы с тобой тоже будем встречаться иногда. Хошино-сан говорил тебе, что у него в мастерской есть вакансия? — Да, он сказал, что никто не хочет возвращаться, чтобы работать в тюрьме. Я подумаю над этим вариантом, Фуджисаки-сан, но не могу обещать, что непременно вернусь. — Это, конечно, не моё дело, но нет ли ещё причин, по которым ты захочешь вернуться? — затаив лукавство в глазах, спрашивает сэмпай. — Вы правы, господин консультант, это не ваше дело, — с мягкой улыбкой отзывается Шинобу, чтобы офицер не обиделся. Тот понимающе кивает. — Ладно. До встречи, Иноуэ-кун, буду рад увидеть тебя снова — не в качестве заключённого, конечно же. — Постараюсь больше не влипать, — хмыкает Ино. Раскланивается с надзирателем и выходит в коридор, где его встречают братики, радостно тискают и уводят к стоянке такси, не подпуская близко нескольких репортёров, которые хотели бы получить какие-нибудь эмоции от выпущенного на свободу необычного свидетеля. — Не сбылось твоё пророчество, Хиса-кун, — сидя в раздевалке после очередной тренировки, сокрушается Хошино. Приятная усталость в теле не мешает важному разговору по душам. — Это какое же? — Имай неспешно вытирается полотенцем, слегка массирует мышцы ног. — Ну, то, про возвращение Иноуэ ко мне в подмастерья. — Ано… наверное, мало времени прошло ещё, — пожимает плечами офицер. — Как же мало, когда почти три недели уже. По-моему, вполне достаточно, чтобы принять решение. К тому же… я думал… что он захочет вернуться… из-за него, — понизив голос, мастер кивает в сторону понуро сидящего на дальней скамейке Оносэ. — Ты не знаешь, может, они поссорились… ну, перед тем, как Ино-куна выпустили? Джун, кажется, с тех пор ни разу не улыбнулся… так странно это всё. — Это не наше дело, — жмёт плечами Хисаши. — Эти двое — большие мальчики, сами способны разобраться в своих делах. Но ты верно заметил: он в самом деле перестал улыбаться. И, кажется, потерял в весе за эти три недели. Непорядок. Я прослежу за ним на воскресной тренировке. Офицер должен быть в форме и в тонусе, чтобы хорошо выполнять свои обязанности. Лев-сан, не подозревая, что его обсуждают, хмуро созерцает свои руки, вяло удивляясь тому, что кожа на пальцах стала какой-то шершавой и сухой. Весы сегодня показали, что он не дотягивает до своей нормы килограммов пять или шесть, но это почему-то ничуть его не встревожило. И все прочие ощущения как-то притупились в последнее время. Вкус еды, запахи от кальяна и сигарет, боль от падений на татами — он так и не сумел вернуть себе условный титул, и за это время белый дзюдоги четырежды сменил владельца. Но и это обстоятельство нисколько его не огорчало. Тяжелее всего было возвращаться в свой кабинет. Он уже пробовал убирать то, что напоминало ему об Иноуэ: кальян и подсвечник-домик были спрятаны в стенной шкаф, кресло передвинуто к другой стене, а своей душевой он не пользовался неделю, отмываясь в общей купальне для охранников. Но день ото дня ему становилось только хуже. И офицер сдался — вытащил подсвечник, вставил в него нарочно сплющенную по краям свечку-таблетку и зажёг тонкий фитилёк. Долго-долго смотрел на трепетное пламя, положив подбородок на руки, чувствуя, как в голове становится пусто, мысли перестают мучить однообразием вопросов без ответов. Потом он унёс глиняный домик в спальню и, погасив свечу, крепко уснул без тяжёлых и грустных сновидений, преследовавших его все прошлые ночи. Вечерние медитации на огонь немного помогают, но днём тоска снова принимается грызть его душу. «Это пройдёт, пройдёт», — уговаривает себя Джун, вяло ковыряясь в тарелке за обедом. «Просто нужно немного времени. Ещё неделя-две, и всё наладится». Он очень старательно делает вид, что всё в порядке, и думает, что никто не замечает изменений, происходящих в нём. И не догадывается, что замечают-то все, просто считают, что это не их дело. Поэтому не вмешиваются. — Ис-сама, ты у нас самый опытный по части психологии, — без обиняков заговаривает Шинья, напросившись к старшему коллеге на чашку вечернего чая, — подскажи, пожалуйста, какой-нибудь умный психологический способ, чтоб излечить нашего общего друга от этой болезненной меланхолии. Не делай такие большие глазки, Дементор-сан, ты прекрасно понял, о ком я говорю. Я серьёзно. С Джуном происходит не пойми что, даже Хисаши начал беспокоиться, что это состояние скажется на его работе. — Да, я заметил, — пожимает плечами консультант. — Но что я могу поделать? От влюблённости есть кое-какие приёмчики, но они хороши в применении к подросткам пубертатного периода, а не ко взрослым состоявшимся мужчинам. К тому же ты сам знаешь, как тяжело наш Лев-сан воспринимает попытки его лечить. — Так ты тоже считаешь, что он влюбился? — задумчиво тянет Ямада, отпив вкусного чаю. — Угу. Причём, серьёзно. Не по-школьному. Этот бодхисатва сильно зацепил его… я бы даже сказал, "облучил" его своей аурой. Я прекрасно помню свои ощущения, когда сидел с ним рядом несколько часов — в машине, потом на заседании суда… — Фуджисаки пару секунд шевелит в воздухе пальцами, теребит воротник форменной куртки, пытаясь подыскать подходящие слова, потом качает головой. — Непередаваемо. Очень сложные аналогии, я не могу так просто их вербализировать. — Очень тепло и спокойно рядом с ним, словно бы под защитой ками, — уверенно кивает Шинья, далёкий от витиеватых слов. И видит, что сэмпай вполне согласен с этим определением. — Жаль, что Джун столько времени потратил на борьбу с самим собой. — Да, он никак не хочет признать факт того, что влюбился по-настоящему, что этот человек ему нужен. Он слишком гордый, наш Лев-сан. — Что же, нам остаётся лишь надеяться на чудо? — кривит губы в усмешке Шинья. — Ано… или сделать чудо самим. Съездить к Иноуэ и попросить его поговорить с Оносэ-куном. Хотя бы поговорить, — с нажимом добавляет Казунари, видя неодобрение в глазах коллеги. — Ты сам просил меня подсказать способ. Извини, но ничего другого я придумать не могу. Все лекари всех времён сходились в том, что подобное лечат подобным. Ну, или что-то вроде того. — Клин клином вышибать? Хм. Я подумаю. Если больше ничего не поможет… Нежданные каникулы Шинобу проводит с пользой и удовольствием. Он словно бы заново учится жить, воспринимать мир и людей вокруг. В уютном доме братьев для него освободили отдельную комнатку, но он, как и раньше, почти не сидит в четырёх стенах, а постоянно куда-нибудь уезжает погулять. Денег, заработанных на «глине» оказалось подозрительно много, но недостаточно для того, чтобы купить себе квартиру или дом. Впрочем, Ино и не планирует свою жизнь так далеко. Взяв напрокат хороший цифровой фотоаппарат, он целыми днями ездит по всей префектуре, чтобы запечатлеть места, памятные ему по работе курьером. С цифровиком оказалось удобно сразу же редактировать снимки, меняя светочувствительность или другой режим съёмки. Несколько дней он провёл в Хадано, выискивая знакомые адреса, потом даже съездил в Фудзиоку, чтобы найти родной дом Ацуши, посмотреть на улочки, где жили Имай и Хошино. Он до сих пор ощущает незримую связь с этими людьми и хотел бы навестить их, увидеть своих соседей по камере, обнять, услышать их голоса, показать им фотографии, распечатанные в хорошем ателье на бумаге, шире обычного формата. Мысли о Джуне не оставляют его, но интуиция говорит, что его бывший наставник ещё не готов к новой встрече. Поэтому Иноуэ медлит предпринимать какие-либо шаги в том направлении. А однажды ночью, где-то в конце первого месяца на воле, он видит важный сон. Будто бы Оносэ-сан попал за решётку в качестве подозреваемого, его почти не кормят и не дают спать, а Шинобу — его адвокат, который очень хочет оправдать невинно осуждённого. На следующий же день Ино принимает решение и сообщает об этом братьям. А те, почему-то, вовсе не удивляются и спокойно соглашаются отпустить старшего. — Мы так и знали, что ты не сможешь без него, — без обиняков говорит Кенджи. — Ещё когда общались с ним по поводу расследования, поняли, что у вас что-то происходит там, — добавляет Коджи. — И спал ты плохо в последние дни. — Звал его во сне, мы слышали. — Ты не думай, мы совсем не осуждаем тебя. — Он хороший человек, раз ты к нему так привязался. — И работа эта тебе подходит, и не важно, где она находится, правда же? — Но если что-то пойдёт не так, — сурово сдвигает брови Кои-кун, — ты всегда можешь вернуться сюда, к нам. Не нужно больше ютиться по общагам и «сотовым» отелям. — Приезжай к нам на праздники, ладно? — Обещаю, родные мои, — Шинобу крепко обнимает их. — Спасибо, что понимаете меня, как всегда. Не скучайте, пишите письма, я буду ждать. Собравшись, он в первое же воскресенье едет туда, откуда совсем недавно ушёл, благодаря усилиям Джуна и его друзей. В администрации тюрьмы весьма удивляются такому решению, но не препятствуют бывшему заключённому пройти собеседование у мастера. — Добрый день, Хошино-сан. Вас беспокоят из отдела кадров. Тут к вам пришёл наниматься… ано… некий Иноуэ, — неторопливо цедит в трубку рации кадровик, привыкший принимать на работу только охранников. Потом его брови ползут вверх от удивления. — Да, Шинобу… вы его знаете? Ах, работал у вас, будучи заключённым… да, хорошо. Да-да, обязательно. — Убрав рацию, он совсем иначе смотрит на новенького, почти улыбается. — М-да, редкость для наших мест. Вы уж простите за недоверие, Иноуэ-сан, не каждый день к нам нанимаются на гончарное производство по собственной инициативе, а не через агентство по безработице. Пожалуйста, заполните эти бланки, Хошино-сан сейчас подойдёт. Вот здесь напишите «подмастерье первого разряда», мы берём вас на полный оклад без испытательного срока. Хидэхико не может скрыть своей радости по поводу возвращения бывшего работника уже в качестве вольнонаёмного. После оформления документов, он сам ведёт новенького в восточный блок, на ходу объясняя, как пользоваться карточкой для открывания электронных замков, куда вводить свой код доступа, и где оставить вещи до момента выделения личных жилых комнат. — Хошино-сан, а я могу сегодня увидеть… Оносэ-сана? — решается задать главный вопрос Ино и видит, как мрачнеет лицо сэмпая. — Наверное, можешь… я позвоню ему, если он у себя, то… Знаешь, — мастер даже останавливается в пустом коридоре и пристально смотрит на подчинённого, — Джун-кун плохо выглядит в последнее время, Имаи-сан уже поставил вопрос о понижении его в должности… или даже увольнении, если… — Что с ним? Он заболел? — всполошившись, Шинобу хватает Хошино за рукав. — Я должен его увидеть! — Я не врач, — с чуть заметной улыбкой в глазах серьёзным тоном отзывается Хидэ, — но мне кажется, что он сохнет от тоски. Наш Лев-сан скучает… по тебе, Ино-кун. С некоторым облегчением и надеждой в сердце он наблюдает, как стремительно краснеет его новенький подмастерье, потом достаёт свою рацию и набирает код. — Джун-кун? Привет, ты сейчас у себя? Не уходи минут пять ещё, ладно? Дело есть, — спокойно говорит он в трубку, но не объясняет, в чём это дело состоит. И заговорщицки подмигивает смущённому Иноуэ. — Идём. Ты очень нужен ему, как мне кажется. И не верь, если он будет пытаться доказать обратное. Оносэ сидит за столом босиком, в одной футболке и тонких форменных брюках и пытается составить внятный отчёт о причинах, по которым он хочет уволиться из охраны Фучу. Визит Хошино, как он думает, может помочь отвлечься ненадолго, иначе мысли о тупиковости ситуации, в которую он загнал сам себя, не дадут ему нормально сформулировать текст. Хидэхико не полицейский и не начальник, он не станет упрекать офицера в том, что тот одет не по уставу, принимая гостей, и волосы убраны в хвост кое-как. — Да-да, открываю, — бормочет Джун, услышав знакомый условный стук, нажимает на кнопку в столе. Трёт осунувшееся лицо ладонями, прогоняя сонливость, отнимает руки от лица… и едва сдерживает порыв потереть глаза ещё раз. — Ты?! — Добрый день, Оносэ-сан, — тепло улыбается Шинобу, кланяясь, с трудом удерживая себя на месте. Он сразу же видит, в каком состоянии его бывший наставник, как он похудел и поблёк от недосыпа и отсутствия аппетита, поэтому очень хочет поскорее помочь ему восстановиться, подпитать его своей энергией… но чувствует, что невежливо без лишних слов вешаться Джуну на шею. — Я так рад видеть вас снова. — Ты что тут делаешь? — оторопело переспрашивает Лев-сан, старательно отгоняя от себя мысли о галлюцинации. — Я пришёл, чтобы наняться в мастерскую к Хошино-сану, мне понравилось работать у него, — спокойно отвечает Иноуэ. — А ещё я очень хотел повидать своих друзей из 73ей камеры… и вас, Оносэ-сан. Забыв про свой неуставной вид, Джун вскакивает и огибает стол так стремительно, что кажется, будто он его перепрыгнул. Потом уже медленно подходит к бывшему узнику ближе, сжав от волнения кулаки и вглядываясь в знакомое до последней родинки лицо, в эти глаза, бездонные, как колодец Будды. — Если ты приехал сюда… потому что считаешь себя обязанным мне… то напрасно, — силясь удержаться в рамках приличий, отстранённо произносит надзиратель, глядя сверху вниз. — Ты ничего мне не должен. Своим досрочным освобождением ты обязан совсем другим людям. Он боится поверить в реальность происходящего, боится, что Ино привёл сюда моральный долг, о котором они когда-то говорили… ещё в феврале, кажется… но слова Шинобу разбивают эти страхи. — Я вернулся к тебе, Джун, — просто говорит он, мягко улыбаясь. — Потому что там, на воле, я чувствовал себя одиноким и незащищённым. Потому что только рядом с тобой мне было хорошо и спокойно. Ты очень нужен мне. Потому что я люблю тебя, Джун… Последние слова он произносит, уткнувшись лицом в тонкую форменную футболку на груди Оносэ, который очень крепко прижал его к себе обеими руками. — Ино… мой… Ино… я не знал… что мне будет так плохо… я больше никуда не отпущу тебя, слышишь? — срывающимся голосом шепчет он, уткнувшись крупным носом в гладкие волосы милого. — Буду беречь тебя, моё сокровище… чтобы ты всегда улыбался и был счастлив. Прости, что не пришёл тогда попрощаться… Иноуэ понимает, что Джуну важно получить прощение за свои глупые поступки, за которые он сам себя успел съесть поедом. Отвечает тихонько, поглаживая его по спине: — Всё хорошо, я вовсе не сержусь, солнце моё. Мне так тепло, когда ты обнимаешь меня. Кажется… ты немного похудел за этот месяц, нэ? Плохо ел, плохо спал? — его руки самовольно проходятся по выпирающим позвонкам офицера, по торчащим рёбрам. Тот хмыкает и слегка дёргается от щекотки, но не отпускает Шинобу, вместе с ним садится в ближайшее кресло, пристраивая его боком на своих бёдрах. — Я знаю, что выгляжу неважно, не обращай внимания… думаю, это быстро пройдёт теперь, — прижав голову Ино к своему плечу, он гладит его по волосам, по рукам и спине так, как давно хотел сделать. — Теперь-то я не стану увольняться отсюда, раз ты вернулся. — Ано? Ты хотел уйти? Бросить насиженное место, друзей? — Да. Хиса-кун предложил мне на выбор — понижение в должности на время или увольнение… если я не возьму себя в руки. А я не мог, — Лев-сан уже успокаивается, начинает улыбаться, хотя всё ещё серьёзен, вспоминая недавние дни. — Мне везде мерещился ты… и во сне я всё пытался выломать прут у решётки, которая отделяла меня от тебя. Наверное, я впервые за всё время тут почувствовал себя по-настоящему в тюрьме. Как осуждённый. Захотелось вырваться на волю. Вот, подумал уже, что уйду, вернусь работать в Хадано, например. Там нет такой ответственности, как тут. Но теперь, конечно же, это не важно. Я добьюсь, чтобы тебе выделили комнаты рядом с моими. Сато-кун как раз переехал в соседний коридор, поближе к Иссэю… его кабинет и спальня свободны. — А мне нравилось мыться в твоей душевой, — лукаво улыбаясь, шепчет Иноуэ куда-то в шею милому, отчего у него начинает ещё чаще биться сердце. — И да, я вернулся потому, что мне было ужасно любопытно… что же ты делал со мной, когда я курил кальян? Расскажешь? — Не-а. Зачем рассказывать? Я лучше приглашу тебя переночевать в своей спальне… и покажу… — Не боишься, что твои коллеги не так поймут… эти визиты? — Хм… тебя привёл сюда Хидэ-кун, так? — Да. — Ну, значит, уже не о чем беспокоиться. Все всё поймут правильно, — хохотнув, Джун поудобнее перехватывает торс Шинобу, который замирает в предвкушении, сияющими глазами глядя в глаза любимого. А потом закрывает их, ощутив на своих губах его тёплые губы. Целоваться он, толком, не умеет, но с Джуном так приятно этому учиться, он уверенно ведёт, молча подсказывая, как лучше, его пальцы такие чуткие и властные, что невозможно даже помыслить о сопротивлении. Впрочем, Ино вовсе и не планировал сопротивляться, он точно так же хочет всего этого, и сам робко трогает горячую кожу Оносэ, с радостью ощущая, как это сильное тело дрожит и подаётся под его руками. Он глухо стонет в его рот, изливаясь на длинные пальцы, а потом помогает ему достичь разрядки, с удовольствием целуя широкие плечи и крепкую шею. — Ты… ты совсем себя замучил, родной мой, — отдыхая от первого впечатления, мурлычет Шинобу. — Я буду следить за твоим питанием… и сном… чтобы ты снова стал чемпионом в белом дзюдоги. — Ишь ты… следить он будет… а я тогда за тобой буду следить… например, в душевой, — довольно урчит в ответ Лев-сан, полулёжа в кресле и прижимая к себе разомлевшего любовника. Шевелиться не хочется совершенно, но голодное урчание в животах обоих заставляет их рассмеяться и разомкнуть объятия. — Скоро обед, как я мог забыть, — смущённо прячется в одежду Иноуэ, тайком принюхиваясь к себе — не слишком ли вспотел, хулиганя с Джуном? Тот уже по-быстрому привёл себя в порядок, даже аккуратно собрал волосы в хвост и ждёт, покуда оденется новенький подмастерье. — Прикинь, я всё ещё живу по тюремному расписанию… — Понимаю, да. От этого, говорят, сложно отойти потом. Придирчиво осмотрев милого, он ещё раз легонько целует его в губы и уже спокойнее командует на выход — совсем не так, как раньше, а почти ласково. Показывает дорогу в столовую, помогает сделать заказ на раздаче и подводит к столу, где обедают офицеры и Хошино. Судя по их довольным лицам, они уже все в курсе, что Оносэ не станет увольняться. И готовы принять бывшего арестанта в свой круг — так, как принял его сам Джун. — Думаю, нет смысла представлять вам этого человека, друзья мои, — сияя кривозубой улыбкой, произносит он. — Я очень рад тому, что он будет работать здесь, в мастерской Хидэ-куна, и тренироваться вместе со всеми в зале. И прошу вас не вспоминать о том, что он был здесь раньше в другом статусе и по другим причинам. — Нэ, Джун, мы и сами догадались бы, — улыбается Ямада, поднявшийся на ноги вместе со всеми, чтобы поприветствовать новичка. — Я тоже очень рад видеть тебя среди нас, Ино-кун. Можешь звать меня по имени. — Спасибо, Шинья-кун. Я часто с теплом вспоминал всех вас и буду счастлив работать рядом, — кланяется тот, потом садится вместе со всеми за стол. За едой мужчины привычно молчат, но Шинобу ловит на себе лукавые, любопытные и дружеские взгляды офицеров, отчего смущённо прячет глаза и улыбается. Он очень доволен тем, с каким аппетитом ест Лев-сан, взявший себе ещё добавки — и его коллеги тоже понимают, что это верный признак выздоровления... — А можно мне навестить друзей сегодня? — присев на короткий диванчик после осмотра нового жилья, спрашивает Иноуэ, которого уже окончательно оформили по документам и разместили в бывших комнатах Сато. Джун, тут же притянувший его к себе, молчит с полминуты, потом картинно вздыхает. — Ладно, я всё равно сейчас на закрытую тренировку пойду… так что могу оставить тебя на пару часов в той камере. Чтоб не сбежал. Они смеются, целуясь и игриво тиская друг дружку, потом надзиратель ведёт его знакомым коридором, по пути заскочив к себе, чтобы взять запасной ключ от 73ей. Глухой скрежет замка, лязг открывающейся двери. Ино со странной смесью чувств шагает за порог, улыбаясь всё шире при виде вытянувшихся лиц троих. Конечно же, они видят, что он цивильно одет, а значит, вернулся сюда не в качестве осуждённого, но первое впечатление было именно таким. — Ино-тяяяян! — первым реагирует Рюичи, бросаясь ему на шею, невзирая на то, что Оносэ всё ещё здесь, наблюдает за ними с довольной ухмылкой. — Ладно, не буду вам мешать, — произносит он, неторопливо закрывая дверь снаружи. — Через пару часов заберу его, смотрите, не очень-то мните мой подарок на день рождения! Мужчины смеются, подходя ближе и крепко обнимая друга. Даже стеснительный Ацуши открыто проявляет свою радость, а уж рыжий Суги дольше всех не может отлипнуть от Шинобу. — Я знал, знал, что ты вернёшься! — твердит он, ласково тыча в него пальцем. — Ты ведь насовсем вернулся — к нему? — спрашивает в лоб и радуется смущению младшего. — Я буду работать у Хошино-сана теперь… наверное, надолго, да, — не отвечая прямо на вопрос, Ино чуть склоняет голову на бок. — Так что мы будем видеться почти каждый день. А по средам и воскресеньям я смогу приходить к вам сюда. Вот, я привёз фотографии, хочу показать вам места, которые мне нравятся. Я же работал курьером, ездил везде… и хотел купить фотоаппарат, чтобы сохранять на память красивые уголки префектуры. Но всё откладывал… и сделал это только теперь, выйдя из тюрьмы, — усевшись между Сугихарой и Сакураем, он достаёт из пакета большой фотоальбом с крупными отпечатками снимков. Кавамура пристраивается позади него, чуть приобняв за талию, смотрит через плечо, щекоча его ухо своими волосами. — Ой, это же… это же моя улица! — ахает сэмпай, от волнения забывшись и ткнув пальцем в очередную страницу. — Ты… ты нарочно ездил в Гумму, Ино-кун? — Да, Ацу-кун. Мне было очень интересно посмотреть на места, о которых ты нам рассказывал. А это, узнаёшь? — Ано… кажется, это как раз дом Хошино-сана. Да, точно. А это — та самая табачная лавка, где жила семья Имай. Как здорово! Словно бы побывал дома, — невольно шмыгнув носом, Ацуши отворачивается, чтобы не показать заблестевших глаз. Шинобу легонько гладит его по плечу и переворачивает страницу. — А, это же мой прежний дом! — радостно вопит Рюичи, крепче стискивая друга руками. — Ино-тян, ты такой хороший! Я всегда это знал, но сегодня… ох, ты не представляешь, как это приятно, после стольких лет, прожитых вне дома… и что особенно важно — это сделал для нас ты, наше солнышко! Не удержавшись, он звонко целует младшего в ухо, отчего тот смущённо смеётся и пытается почесать ухо о своё плечо. — А мой дом где? — нетерпеливо ёрзает Ясухиро и тянется перевернуть страницу. Потом долго смотрит на утопающий в зелени дом своих родителей и на второй кадр рядом — скромный дом своей сестры, где она сама сидит на пороге и, кажется, что-то читает. — Ты… Ино-тян… пожалуйста, оставь этот снимок у Шин-куна, я… мне хочется его видеть… регулярно. Спасибо тебе, ты настоящий бодхисатва. И не спорь со старшими. Он ещё крепче обнимает друга и долго не отпускает, чтобы успеть унять душащие его слезы. — Если надзиратели разрешат, я оставлю вам все три снимка, — мягко говорит Иноуэ, осторожно поглаживая рыжего по волосам, недавно снова остриженным коротко, но не меняющим свой цвет, благодаря заботе Ямады-сана. — Твоя сестра очень милая и красивая, согласилась попозировать мне, когда узнала, кто я такой. Она, оказывается, откуда-то слышала обо мне, — лукаво улыбается он, чтобы Суги отвлёкся от своих переживаний. — Я очень рад, друзья, что вам нравятся мои фотографии. А ты споёшь для меня ту песню про море, Рю-тян? — Обязательно, Ино-тян. Оставшийся час они поют — также дружно, как раньше, и только возвращение старшего надзирателя прерывает этот концерт. — Иноуэ, на выход, — тепло улыбнувшись, он подманивает его к себе рукой. — Ну как, они не слишком тебя достали? Ты всё ещё хочешь к ним приходить? Все улыбаются этой шутке, а Сугихара отмечает про себя, что Оносэ выглядит уже гораздо лучше, чем на дежурстве в четверг. Это особенно заметно, когда он широко и искренне улыбается. — Очень хочу. Я так рад их всех снова видеть. Оясуми, друзья, увидимся завтра, на работе, — Ино машет им рукой, выйдя за порог. Тяжёлая дверь снова разделяет их, но теперь Шинобу не чувствует себя отрезанным навсегда. И ещё лучше ощущает изменения в своей жизни, когда Лев-сан обнимает его за плечи, шагая рядом, а не позади, как обычно. В знакомую дверь кабинета Иноуэ входит первым. Она тихо щёлкает электронным замком, и Оносэ сразу же обнимает милого со спины, утыкается львиным носом в шею, жадно вдыхает его запах. — Я так скучал… постоянно думал о тебе… это хуже пытки бессонницей… Широкие горячие ладони по-хозяйски пробираются под ткань тонкой футболки, шарят там, заставляя окрепшее за этот месяц тело сладостно вздрагивать. — Хочу тебя, Джун… я доверяю тебе… и готов… — Тогда иди мыться… — Уже иду… — Почему же ты всё ещё здесь? — Потому что ты меня держишь… — А если я отпущу тебя… ты пойдёшь мыться? Или полезешь с поцелуями? Мрр? — Мыться… я ещё после того раза чувствую себя грязным. — А если я буду смотреть… как ты моешься? — Смотри… мне не привыкать. — Я буду смотреть так, что тебе будет жарко… даже под холодным душем… — Обожаю… когда на меня смотришь ты… Через две недели, освоившись в новом статусе, Шинобу присутствует в ресторане, на дне рождения своего любимого надзирателя, которое очень удачно выпало на воскресенье. И там знакомится со следователями Хигучи, с долговязым полукровкой Ройду, с компьютерным гением Хаямой по прозвищу «пианист». А вечером следующего дня, наконец, рассказывает Джуну о своих странных снах и о людях, которых видел там задолго до реального знакомства. ======================== THE END =================================