***
Было странно ощущать даже некоторую благодарность к подопечному, из-за которого Оносэ уже третий раз за месяц покидал стены Фучу. Раньше у него не было столько предлогов для поездок «наружу», он почти не выходил за пределы тюремного комплекса, раскинувшегося на довольно большой охраняемой площади. Три-четыре раза в год он подавал служебную записку в администрацию и приезжал в Хадано, чтобы побыть с семьёй — на день рождения отца, матери, на Золотую неделю и на Рождество. А обычные выходные Джун тратил на тренажёры и общение со своим кругом и с младшими по званию коллегами, которые занимались вместе с ним по средам. Лавка кальянщика нашлась сразу, Иссэй очень понятно объяснил, как ехать и что сказать хозяину, чтобы тот не начал прикидываться простачком, у которого есть только разрешённые безобидные смеси и табак. То, что продавалось тайком, не являлось наркотиками, но, по традиции древних якудза, необходимые ритуалы соблюдались, чтобы не совсем легальные товары могли приобрести лишь избранные люди. — Добрый день, достопочтенный Нисидзука Осаму-сан, — вежливо кланяется офицер, подойдя близко к остеклённому прилавку. Разогнувшись, он задевает макушкой свисающий с потолка амулет от сглаза, улыбается уголками губ, чуть сдвигаясь в сторону, договаривает: — Говорят, вчера ночью Фудзи-сан курила трубку со смолой и принимала новых гостей в своём доме… Седые брови низкорослого старика приподнимаются чуть, когда он слышит условленную фразу — значит, кто-то из его постоянных клиентов воспользовался его разрешением привести в лавку нового покупателя необычных товаров. Лев-сан ощущает себя шпионом на тайной явке, помня инструкции Фуджисаки-сана, молчит, ожидая вердикта хозяина. — Кто же рассказал вам об этом, молодой господин? — наконец, произносит Нисидзука-сан — это означает требование назвать имя того, кто дал рекомендации. — Иссэй-сан поведал мне об этом, — спокойно докладывает надзиратель. Старший коллега предупредил, что особые клиенты используют только прозвища. — Ах, Иссэй-сан, — улыбка немного смягчает морщинистые черты лица кальянщика, но потом он снова возвращает себе невозмутимый вид. — Что ж, его словам можно доверять. Как мне будет позволено называть вас, молодой господин? — Пожалуйста, зовите меня Сисидза Кин, — Джун заранее придумал себе чуть изменённое прозвище и сейчас произнёс его, не задумываясь. — Очень рад знакомству, — чуть склоняет голову хозяин лавки. — Что желает приобрести молодой господин? — Мне нужен состав для кальяна… вызывающий кратковременное беспамятство. И антидот к нему, — твёрдо произносит офицер. И терпеливо ждёт, покуда хитрый старикан ритуально причитает насчёт вреда таких смесей для здоровья. Видя, что новенький покупатель даже не меняет позы и стоит абсолютно спокойно, Нисидзука-сан трагически вздыхает и просит немного подождать, а сам скрывается в недрах своей лавки. Джун хорошо слышит его шуршание, стук каких-то дверец или ящиков, а ещё тихое бормотание про «дурную молодёжь», у которой совсем нет тормозов, и здоровые на вид парни готовы травить себя чёрте чем. Впрочем, рекомендация Иссэя оказалась достаточно весомой, чтобы хозяин лавки исполнил требование нового клиента. — Вот, у меня есть немного готовой смеси, Сисидза-сан, — всё ещё скорбно покачивая головой, старик ставит перед покупателем плотно укупоренную склянку с ярлычком и фирменную коробочку с сухими компонентами. — Я подписал здесь: три капли на один го воды, не больше. — Потом на прилавке появляется обычный аптечный пузырёк с красными горошинами внутри. — Одну таблетку надо выпить, чтобы снять все негативные симптомы. Я очень прошу вас, юноша, не злоупотребляйте этой штукой… и держите таблетки под рукой, чтобы не забыть об их существовании. Мне будет крайне неприятно узнать, что… Иссэй-сан зря порекомендовал вам мою скромную лавку. — Не волнуйтесь за меня, Нисидзука-сан, — вежливо кланяется надзиратель. — Я буду строго следовать вашим рекомендациям и не стану злоупотреблять вашим доверием. Позвольте мне совершить ещё одну покупку в вашей чудесной лавке, пожалуйста. Хозяин чуть напрягся, но гость не стал больше запрашивать ничего нелегального. Купив немного любимой смеси для Фуджисаки-сана и пополнив свои запасы табака, чтобы красивый кальян не простаивал зря, Оносэ степенно раскланивается с лавочником и возвращается на территорию Фучу. Подробные инструкции по проносу «недозволенных товаров» он заранее получил от Ямады. Трёх часов свободного времени в день, когда можно читать, играть в настольные игры, писать письма на волю, разговаривать с соседями, более чем достаточно, когда твой сосед — болтливый рыжий эко-террорист. Но ужасно мало, когда это время проходит в кабинете твоего наставника — это Шинобу почувствовал очень быстро. Ему хотелось побыть рядом с Оносэ-саном подольше, поговорить с ним о Хадано, вспомнить какие-то общие знакомые места, например, бейсбольное поле, куда ходили заниматься обе школы — и пятая, и вторая. Или ещё что-нибудь. Ино не мог понять, что с ним происходит каждый раз, когда он видит краем глаза долговязую фигуру надзирателя, ждущего возле пропускной решётки, чтобы забрать своего подопечного для беседы. Сердце арестанта начинало биться сильнее, и ему приходилось дышать глубже, чтобы не выдать себя. И в тот вечер всё было, как обычно. Ямада, замыкавший поредевшую колонну узников, расходившихся по своим камерам, легонько хлопнул шедшего перед ним Иноуэ рукой по плечу — мол, топай к своему начальнику. И тот послушно шагнул в сторону Джуна, старательно отводя взгляд, чтобы не прожечь им его форменную куртку. — Вперёд, — привычно скомандовал Старший, обменявшись кивками с Шиньей. Топая знакомой дорогой, Шинобу размышлял, о чём ещё можно спросить наставника, чтобы не вызвать его неудовольствие… впрочем, первый час аудиенции он всё равно проводил в душевой. Расслабившись, тихонько мурлыкал себе под нос какую-то мелодию, наслаждаясь покоем и уединением, горячей водой и всё более жаркими фантазиями, которые посещали его лишь здесь. «Он не узнает… он ведь не умеет читать мысли… и не подглядывает за мной», — уговаривал себя заключённый, скользя руками по груди и бёдрам, прислонившись спиной к стенке душевой. Потом садился на приступку, ощущая, как волны возбуждения захлёстывают его тело, кусал губы, сдерживая невольные стоны, ласкал себя всё быстрее… а после ложился на дно кабинки, свернувшись калачиком, и сгорал от стыда, несмотря на льющуюся сверху воду. «Не буду больше. Нет. Всё, хватит. Он и так столько сделал для меня, а я тут… хулиганю…» — в который раз обещал себе Ино, отмывая душевую, но сам себе не верил. Тёплые улыбки Джуна, прикосновения его пальцев к левой руке и к ушам, то, как он держал за подбородок, заставляя смотреть в глаза, — эти воспоминания Шинобу хранил в самой глубине сердца. Он не осознавал, что всё это светится в его взгляде, когда он открыто смотрит на наставника, и тот мог видеть эти чувства так же ясно, как огонёк свечи сквозь прорези окошек глиняного домика. — Заходи, да. Садись, — привычно махнул рукой Оносэ, когда узник вернулся из ванной. — Ты ведь куришь, нэ? — Я… да, курил раньше по настроению. А здесь — нет, — Иноуэ никак не может заставить себя сесть в это большое кресло глубже, сперва примостился на краешке, как обычно, и сложил руки на коленях. — Что, и не тянет? — удивлённо поднял бровь Лев-сан. — Ано… у меня не сформировалась постоянная привычка, поэтому почти не тянет, — пожал плечами его подопечный. — Так, иногда ещё вспоминаю об этом… но редко. — Могу предложить кальян, — Джун кивнул на маленький столик, стоящий между двух кресел, на котором он поставил тот свой прошлогодний подарок. — От него вреда меньше, чем от сигарет, к тому же я купил недавно особую смесь для релаксации, там совсем немного табака… и привыкания не возникает, как мне сказали. Попробуй, не отказывайся. Если понравится, я потом прикуплю ещё. — Спасибо, Оносэ-сан, — склонил голову Шинобу, чувствуя, что отказываться совсем не хочет. Ему нужно было чем-то отвлечься, чтобы не думать всякие недозволенные вещи о своём красивом и добром наставнике. От маленького изящного кальяна с прозрачной колбой из бело-красного узорчатого стекла исходил приятный запах горячих углей, табака и чего-то ещё, узник поднёс к губам мундштук, всей кожей ощущая на себе пристальный взгляд офицера и пытаясь вспомнить, как правильно курить через эту штуку. Давно, в одном из общежитий сосед угощал его кальяном, поясняя правила пользования этим девайсом, поэтому Иноуэ сумел всё сделать правильно, затянулся и выдохнул приятный пряный дымок. Тело словно бы само расслабилось, сползло по гладкому кожзаму кресла вглубь, и следующую затяжку он сделал ещё легче. Джун, который сперва делал вид, будто занят какими-то бумагами, замер, наблюдая за Ино. Тот вдруг оплыл в кресле, чуть запрокинув назад голову, прислонился затылком к прохладной обивке, прикрыл глаза, улыбаясь своим мыслям… Влажные после душа волосы прилипли ко лбу, к шее, к вискам, и казалось, что этот парень утомлён вовсе не работой, а чем-то гораздо более приятным… Невольно сглотнув, надзиратель дождался пятой затяжки и, встав из-за стола, сам вынул мундштук из безвольных пальцев Шинобу. — Хватит на первый раз, — негромко сказал Оносэ, склонившись над ним, заглядывая в потемневшие глаза. — Ты меня слышишь? — Хай, — также тихо отозвался заключённый. — Приятная смесь… спасибо… — Хочешь спать? — Нет… — Отдыхай. Я хочу, чтобы ты отдохнул. И завтра ты не пойдёшь на работу, а останешься… на месте… — Как Суги-кун? — Да. — А если он спросит? — Он не спросит. — Хорошо… я постараюсь отдохнуть… Чувствуя, что поступает совершенно неправильно, Джун протянул руку и убрал прилипшую чёлку со лба Иноуэ… потом провёл пальцами по виску, коснулся мочки уха… убрал руку, увидев, как закрылись бездонные глаза подчинённого, а по его губам скользнула довольная улыбка. «Он забудет это. Состав подействует, и он ничего этого не вспомнит», — убеждал себя Лев-сан, но так и не предпринял ничего больше. «Сперва проверю. Надо убедиться в том, что смесь действует, как надо, и он не забудет собственное имя… или субординацию». Опустившись во второе кресло, он подтянул колени к подбородку, ощущая, как предательски горят скулы, и колотится сердце в груди. Он смотрел на полулежащего в соседнем кресле Ино, такого красивого, доступного, полностью зависимого от него… и ничего не мог сделать. Точнее, это въевшийся в мозг самоконтроль не позволял ему ничего большего, чем невинное прикосновение к лицу подопечного. Оносэ точно знал, что будет после того, как он отведёт его в камеру. Душевая кабинка, ставшая для них двоих общей, напомнит ему всё в мельчайших подробностях. Всё то, чего он не видел, но легко может представить себе: обнажённое худощавое тело, потоки воды, стекающие с плеч к бёдрам и ниже… «Какого тэнгу я думаю об этом, но ничего не делаю?» — злился на себя Джун, кусая губу. «Чем я хуже Шиньи? Почему запрещаю себе это, если никто не узнает?» И сам же себя успокаивал. «Шин-кун сделал свой выбор, а я — свой. Я не пойду на поводу своей похоти. Пусть фантазии остаются фантазиями, ведь настоящие отношения возможны лишь между равными по статусу. Тут Иссэй прав. А ненастоящие мне не нужны. Ино-кун не заслуживает такого с собой обращения, он не постельная игрушка для офицера охраны». Чтобы унять неприятное волнение в крови, Оносэ сам сделал одну осторожную затяжку из полупотухшего кальяна. Уже через минуту на душе стало так хорошо и спокойно, сердце забилось ровно, мысли перестали скакать, как кузнечики, тело расслабилось. Поставив ноги на пол, надзиратель глубоко вздохнул и тоже прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной и мерным дыханием Ино. «Забавно… выходит, это мне самому надо курить релаксант, чтоб не думать о недозволенных вещах, находясь рядом с подопечным?.. Ладно, сидеть так хорошо, но нельзя забывать о времени. Скоро отбой». Он позволил себе посидеть так ещё четверть часа, потом поднялся и достал аптечный пузырёк с красными горошинами внутри. Вытащив одну, вложил её в ладонь Шинобу, сжав его тёплые пальцы. — Держи. Не потеряй. Это антидот, противоядие. Выпей его перед сном, чтобы избежать негативных последствий. Хотя… лучше съешь сейчас, при мне. Молодец. Теперь идём. Старший опасался, что после кальяна заключённый будет слишком расслабленным, но тот двигался нормально, вполне контролируя своё тело, и спокойно дошёл до дверей камеры. Оказавшись внутри, сразу сел на помост и уставился на тусклую лампочку ночника под потолком. — Ты курил? — повёл чутким породистым носом Сугихара. Не дождавшись ответа, добавил: — Милое дело. Нэ, Ино-кун, ты спать собираешься или будешь сидеть так всю ночь? Кохай молчал, прислушиваясь к тихому гудению в своей голове. Это было похоже на шум ночного прибоя, когда вокруг всё кажется однообразно-чёрным, и только слабо светится полоса пены, а ещё рябит серебром лунная дорожка. — Закрывай глаза и ложись спать, Ино-тян, — шелест волн перекрыл мягкий голос рыжего, который пересел поближе и догадался сказать нужные слова, побуждающие к действию. Шинобу послушно сомкнул веки и лёг на бок, ощущая на себе ласковую ладонь сэмпая. — Хм… у Джуна, оказывается, есть весьма любопытный способ расслабиться, — пробормотал себе под нос Суги, вернувшись на свой футон. — Непонятно только, зачем он «окуривает» и без того безотказного парня? Что-то тут нечисто… Додумать эту мысль Ясухиро не успел — привыкший к тюремному распорядку организм быстро вырубился. Размеренность жизни, нарушенная было появлением подопечного Иноуэ и связанными с ним дополнительными обязанностями, снова возвращалась. Новые события становились привычными ритуалами, Джун перестал нервничать из-за еженедельного присутствия в своих комнатах арестанта, который теперь только мылся и курил релаксант, не задавая ненужных вопросов. Выяснив, что Шинобу в самом деле ничего не помнит из этих вечерних визитов, Оносэ иногда позволял себе посидеть с ним рядом, отдыхая душой в тишине. Да, они всё равно были разделены пропастью в социальном плане, но в такие моменты привычное одиночество не мучило офицера, он чувствовал, что даже в замутнённом состоянии Ино не забывает о нём, не погружается в свои мысли о прошлом. Надзиратель мог заниматься своими делами, мог сидеть в соседнем кресле, но взгляды и улыбки узника грели его, как огонёк свечи. «Завёл себе домашнего питомца», — хмыкал про себя Джун, в очередной раз бросая недописанный отчёт и садясь на подлокотник кресла, чтобы немного погладить отрастающие волосы Шинобу, влажные после душа. «Если бы не эта чудо-смесь, он бы уже извёлся на тему того, как меня благодарить. Да уж. А так — сидит спокойно, как кот под котацу, отдыхает. И мне спокойнее». В такие минуты Лев-сан позволял подчинённому прислоняться к себе, брать себя за руку, гладить длинные пальцы… и странное спокойствие снисходило на его душу, будто бы он сам накурился полулегального препарата из лавки старика Нисидзуки. Приходилось даже ставить таймер в наручные часы, чтобы не засидеться вот так допоздна — после отбоя нельзя было ходить по коридорам. Даже старшим надзирателям, если только не по очень уважительной причине. Утро очередного понедельника начинается для Оносэ скверно: заныл левый нижний «зуб мудрости», вылезший раньше прочих «восьмёрок». Несмотря на соблюдение норм личной гигиены, зуб этот решил, что его срок службы закончен, и подал, так сказать, в отставку. — Что с лицом, Джун-кун? — после обычной пятиминутки перед рабочим днём, Ямада ловит его за рукав куртки и пристально заглядывает в глаза. Избежать вопросов не удаётся — рядом моментально появляется Иссэй и взглядом также требует ответа. — Ничего серьёзного, просто зуб заныл, — хмуро отзывается их младший коллега. — Сходи в обед в медсанчасть, — строго велит Фуджисаки, и Джун кивает, чтобы отвязаться. — Пусти, Выниматель душ, мне ещё топать в северный блок, — поведя плечом, он пытается избавиться от тонких пальцев сэмпая на своём плече — Шинья уже отпустил рукав, а этот всё ещё держит чуть выше локтя. — Дай слово офицера, что сходишь, — Казунари слишком хорошо изучил психологию этого «Царя зверей» и не отстаёт так просто. — Не дам, — озлившись, Оносэ вырывается резче. — Сегодня не пойду, в среду схожу, если не перестанет болеть. Всё, я сказал. Разворачивается и уходит очень быстрым шагом, чтобы успеть на построение северного блока, где расположен цех по сортировке и переработке мусора. Дежурные надзиратели, привыкшие видеть старшего по званию спокойным и сдержанным, перестают дежурно шутить и едва уворачиваются от его чересчур резких движений. «Наш Лев-сан сегодня не в духе», — по цепочке эта новость облетает северный блок и к вечеру распространяется по всему комплексу Фучу. Во время обеденного перерыва Джун забегает к себе, чтобы съесть пару таблеток анальгетика, но ближе к ночи противная ноющая боль возвращается, став ещё сильнее. Прикинув количество таблеток в блистере, офицер решается попробовать ту самую смесь для кальяна, предварительно выставив таймер в будильнике и поставив рядом пузырёк с антидотом. Релаксант действует достаточно долго, Оносэ с облегчением ложится спать, но утром вторника снова вынужден прибегнуть к таблеткам. — Джун? — во взгляде Иссэя явственно читается неодобрение, но он больше ничего не говорит вслух. — Я же сказал, в среду схожу, — ворчит кохай, ненадолго успокоенный анальгетиком. По вторникам он курирует западный блок, где расположен красильный цех, и охранники встречают его настороженной вежливостью, не рискуя подходить ближе положенного по уставу. Последняя таблетка из блистера не помогает вовсе, и ночь на среду Лев-сан проводит в тревожной полудрёме, не рискнув снова курить релаксант. Завтрак он игнорирует, потому что не может даже смотреть на еду, и первым делом отправляется в лазарет, к дежурному хирургу. — Ну что, будем лечить? — осмотрев пакостный зуб, спрашивает коренастый смуглый окинавец Оосава-сан, заранее зная ответ. — Нет! — не удержавшись, нервно рявкает старший надзиратель. — Выдирайте его, к ёкаям! — Как скажете, Оносэ-сан. Тогда сперва сделаем рентген, чтобы я мог понять, как глубоко и под каким углом у вас расположены корни этого зуба… и не сломал вам челюсть при его удалении. Бесстрашный канагавский хулиган бледнеет, глядя на очень сильные руки Оосавы, но тут приступ острой боли ввинчивается ему в висок, вырывая глухой стон сквозь плотно сжатые губы. Хирург не позволяет себе даже намёка на улыбку, поэтому остаётся невредимым и ведёт пациента в другой коридор, чтобы сделать снимок. Он уже несколько лет работает здесь и знает, что охранники чересчур мужественные парни, поэтому слишком долго терпят боль — до тех пор, покуда их не приведут насильно в зубоврачебный кабинет их друзья и коллеги. И ни в коем случае нельзя смеяться над ними, если они орут потом от малейшего прикосновения. А привязывать надзирателей к креслу, чтоб не дрались и не дёргались, увы, запрещено уставом тюрьмы. Последующие полчаса Джун почти не может вспомнить из-за оглушающей боли, которая мучила его, несмотря на несколько уколов анестетика. Проклятая «восьмёрка» была очень сложной и наотрез отказывалась покидать «насиженное гнездо» в челюстной кости. Но Оосава-сан и не таких уговаривал, поэтому сумел вытянуть зуб, не повредив челюсть. И оставил офицера отдыхать на кушетке в компании ледяного компресса. «Среда. Вечер. Ино», — почему-то именно эта мысль становится первой осознанной, пришедшей в опустошённую голову Старшего. «Тренировку я, наверное, пропущу… а как быть с ним? Делать вид, будто ничего не произошло? У него интуиция. Он почувствует. Но если не вызвать его сегодня, он будет переживать. А в четверг будет прожигать меня вопрошающим взглядом… или печально вздыхать над своей вертушкой. Тьфу ты. Ещё от еды откажется… с него станется. Ладно. Будем действовать по прежней схеме: только мыться и курить. Может, я с ним вместе сделаю пару затяжек, чтоб не так болело… ксооо…» — Оносэ-сан, как вы себя чувствуете? — выдёргивает его из задумчивого транса голос врача. — Можете сесть? Голова не кружится? — Тот послушно садится, отнимает от онемевшей челюсти полурастаявший компресс. — У вас сегодня выходной, я правильно понял? Это хорошо. Вам сегодня лучше отдохнуть от дел. Ещё минуточку, пожалуйста. Оосава хмур и чем-то весьма недоволен, приглушает свет в кабинете и зачем-то светит пациенту в глаза маленьким фонариком. Потом включает освещение и снова подходит ближе к заторможенному после обезболивания офицеру. — Встаньте, пожалуйста. Тошноты нет? Хм. Ну, ладно, можете идти к себе. И очень вас прошу, Оносэ-сан, если будет сильно болеть, пульсировать в виске — сообщите мне. Это может быть опасно при вашей работе, где нужна концентрация внимания и адекватная реакция на внешние сигналы. Я надеюсь на ваше благоразумие, Оносэ-сан, — хирург очень старательно подбирает слова, чтобы не обидеть мужество офицера охраны, но при этом донести до него мысль о неразумности его геройства в претерпевании сильной боли. Джун только кивает и угукает, не решаясь открыть рот. — Сегодня и завтра, пожалуйста, воздержитесь от силовых нагрузок и горячих ванн, а вечером пятницы я жду вас на осмотр, — строго произносит Оосава, решивший лично проконтролировать состояние пациента. — До встречи. — Мм, — кланяется надзиратель и выходит в коридор, где, по счастью, никого нет, чтобы увидеть его перекошенное бледное лицо. Если бы Сугихара не отсиживался по средам в камере и мог наблюдать за своим соседом на работе, то подивился бы тому, с каким рвением тот вкалывает и сколько делает ошибок в простейших движениях. Ямада, заметивший это, в прошлый раз даже подошёл к Шинобу и незаметно от остальных сжал его плечо пальцами в белой перчатке. — Иноуэ-сан, вы совершенно напрасно так переживаете, — шепнул он заключённому, который моментально смутился и опустил руки на колени, прикрытые фартуком. — В наших краях почти ничего не меняется, поверьте моему опыту. И сегодня будет так же, как неделю назад. Работайте в штатном режиме, пожалуйста, — не удержался от ухмылки Шинья и отошёл в сторонку снова. А сегодня он уже пожалел о своих словах. Заскочив в обед к коллеге-земляку и увидев, в каком он состоянии, Ямада потратил несколько минут, уговаривая друга отдохнуть от всех обязательств и не вызывать к себе подопечного. Однако же, тот не спешил соглашаться с доводами сэмпая. — Я посплю, пока оно не болит, — глухо бубнил Джун, стараясь поменьше двигать челюстью, — глядишь, к вечеру полегчает. И потом, у меня иная «программа реабилитации заключённых», чем у тебя, Шин-кун. Я не напрягаюсь. — Ну-ну. Хоть бы намекнул, чем вы тут занимаетесь! — хохотнул Ямада, но не стал требовать подробностей. — Ладно, поспи, горемычный ты наш. Пускай поскорее заживает. Наблюдая за тем, как работают узники на «глине», старший надзиратель даже прикидывал, не сможет ли он всё же отговорить высокорослого упрямца тем, что запрёт Иноуэ в камере и не позволит увести его потом? Но ссориться с другом из-за таких вещей Шинья не собирался, тем более, что у того был собственный ключ от камеры Восток-73-2. Увидев его в коридоре, Ямада лишь картинно закатил глаза, шагая позади всех, и покачал головой. Но ничего не сказал, легонько подтолкнув арестанта в сторону его наставника. Шинобу не поднимал головы, как положено, глядел только вперёд и вниз, поэтому не заметил ничего странного… и чуть вздрогнул, услышав непривычно глуховатый голос Оносэ. — Вперёд, — скомандовал он и зашагал знакомой дорогой позади узника. Войдя в свой кабинет, он вдруг несильно сжал плечо Ино и негромко велел: — Не оборачивайся. Иди мыться. Твой час пошёл. Это было не так, как всегда, но бывший курьер не стал придавать особого значения маленькому нарушению ритуала, хотя ему понравилось то, как Джун снова прикоснулся к нему сам. Пусть даже через перчатку и утеплённую робу, зато на несколько мгновений Иноуэ смог почувствовать тепло его руки. И это снова привело его в приподнятое настроение, так что пришлось использовать душевую кабинку не только по прямому назначению. Намывшись, он тщательно выбрился и усмехнулся своему отражению. — Всё это так странно, тебе не кажется? — чуть слышно шепнул он, покусал губу и ответил: — Жаль, конечно, что я так мало помню теперь из наших встреч… но, судя по всему, его это устраивает и он не стремится возвращать ситуацию к исходной. Или делать что-то… новое для меня. Да, я сразу понял бы, если б что-то изменилось. — Сдвинув брови, Шинобу кивнул сам себе снова. — Для чего-то ему нужно, чтобы я не запоминал происходящее… чтобы я не знал о том, каким нежным он может быть со мной. Может, боится, что я перестану слушаться его, как Суги-кун — Ямаду-сана? Но ведь я не перестану. Я доверяю ему, я полностью в его власти, он должен чувствовать это и так. Может, попросить его не использовать эту смесь для кальяна? Мне так хочется помнить обо всём, что происходит в эти моменты, а не проводить «реставрацию» памяти медитациями… Ох, Ино, о чём ты только думаешь… да ещё и вслух. Кинув взгляд на будильник на полочке, заключённый поторопился вернуться в полумрак кабинета. Получил разрешение войти, глубоко вдохнул знакомый пряный запах дыма, подошёл ближе к столу, за которым сидел офицер, подперев голову рукой… и вдруг понял, что что-то не так. — Оносэ-сан, что с вами? — с искренним участием подался вперёд Иноуэ, забывшись, оказался слишком близко и натолкнулся на выставленную руку Старшего. — Сядь в кресло, — глухо, едва разжимая губы, приказал наставник, пытаясь оттолкнуть, но подопечный уже не смог повиноваться, почуяв неладное. — У вас что-то болит? Что случилось, Оносэ-сан? — сжав его кисть руками, продолжал допытываться Иноуэ. — Пожалуйста, позвольте мне помочь… — Я сказал — сядь! — рявкнул Джун и, охнув, схватился свободной рукой за левую щёку, на миг ослабив отпор. И сразу же ощутил тёплые пальцы на своих висках. Боль была злой, она вгрызлась в отошедшие от наркоза нервы и заставила офицера пригрозить ещё: — Иначе сядешь в карцер! — но потом приступ закончился — также неожиданно, как и начался. Лев-сан закрыл глаза и с долгим выдохом прислонился затылком к груди стоявшего позади его стула Шинобу. — Хорошо, Оносэ-сан… я согласен… я сяду в карцер со спокойной душой… только позвольте мне… немного помочь вам… я умею… у меня получалось раньше, — шептал Ино, ласково касаясь пальцами его головы в разных точках, то массируя кругами, то лишь притрагиваясь, то нажимая сильнее. И боль, ставшая едва ли не привычной за эти три дня, отступила, растворилась в этих прикосновениях… а когда чуткие пальцы осторожно помяли мочки ушей, Старший едва сдержал довольный стон — так это оказалось приятно. — Всё, хватит, — он с трудом заставил себя сесть ровно и произнести это, всё ещё опасаясь двигать челюстью. Повернулся вместе со стулом к узнику, который смиренно стоял, опустив голову и, видимо, был готов уже топать в карцер. Джун только и смог, что покачать головой. — Ты дважды ослушался прямого приказа… и я должен тебя наказать, — раздумчиво произнёс он, наконец. — Но карцер для этого не подходит. Впрочем, если такое непослушание произойдёт вновь, я буду вынужден прибегнуть и к этому способу. Будешь ещё так себя вести? — Никак нет, — отозвался бывший курьер, ещё ниже опустив голову. — Не забывай о субординации, Иноуэ-кун, — поднявшись, офицер мягко сжал его плечо. — Не зли меня почём зря. Спасибо тебе за помощь, но я и так не рассыпался бы. Я могу терпеть и более сильную боль. Так. Можешь сесть на своё место. Подождав, покуда узник примостится на самом краешке кресла, ставшего уже его обычным «насестом», Лев-сан сам подошёл к столику с потухшим кальяном. Подумал, посмотрел на часы, махнул рукой и плавно развалился на соседнем сиденье. — Ладно, не будем сегодня курить. Лучше расскажи, где ты научился так снимать боль? — Нигде не учился, Оносэ-сан, — пожал плечами Шинобу. — Первый раз мама заметила, что братики перестают плакать, если я начинал их гладить по головам. Я даже сам помню эти эпизоды, — он чуть расслабился, садясь поудобнее, глядя куда-то перед собой. — Мне казалось, что близнецы — это такие котята, которые громко пищат, чтобы их погладили. Мне самому-то было лет пять тогда. Но я после их рождения сразу стал взрослым, да. Старшим братом. Начал помогать маме возиться с ними, гулял, развлекал, как мог. Ано… я не запомнил, а мама кому-то рассказывала, как я однажды подошёл и стал гладить её по голове. У неё как раз она болела, а после моих прикосновений перестала. В другой раз она уже специально попросила меня… ну… помассировать ей виски и затылок… и у меня снова получилось унять её боль. Такие случаи происходили раз-два в год, а после того, как я пошёл в старшую школу, мама, видимо, стала стесняться просить меня о помощи. — Забывшись, арестант скинул шлёпанцы и подтянул колени к подбородку, чтобы обхватить их руками. — Я даже нарочно спрашивал её иногда, когда мне казалось, что она плохо себя чувствует… но она говорила, что всё нормально. Может… таблетки какие ей прописали… теперь-то уже не важно, конечно… Погрузившись в воспоминания, Ино умолк… а через минуту вдруг понял, что в кабинете слишком тихо. Обернулся к надзирателю и замер, забыв сделать выдох. Джун спал. Избавившись от боли, он моментально отрубился под негромкое повествование и теперь довольно крепко спал, полулёжа в кресле, вытянув вперёд длинные ноги и мерно посапывая. Справившись с непонятным волнением, заключённый осторожно спустил ноги вниз, поднялся и пересел на пол так, чтобы видеть время на наручных часах начальника. Он хорошо помнил, что ему нужно вернуться в камеру до отбоя, а для этого необходимо разбудить старшего надзирателя хотя бы минут за пятнадцать. Оставшиеся двадцать восемь минут Шинобу мог вдосталь любоваться красивым лицом Оносэ-сана, таким спокойным и умиротворённым сейчас, и думать обо всём и ни о чём. Мысли о карцере или ином наказании не пугали его, ради того, чтобы помочь наставнику, он был готов снова ослушаться прямого приказа… но потом решил, что не обязательно вот так идти напролом, заставляя офицера злиться. В памяти возник пример Сугихары, который по средам послушно делал вид, что встаёт, но потом снова закукливался в одеяло, ожидая завтрак. Последняя минута тишины истекла, и арестант осторожно коснулся пальцами тыльной стороны ладони надзирателя, погладил, несильно надавливая. Тот сонно приоткрыл глаза и удивлённо поморгал. — Время, Оносэ-сан. Скоро отбой. — Я что, уснул? — тот ошалело помотал головой, но тут же спохватился, что лучше так не делать. — Фигасе. Знаешь… может ты и не бодхисатва, но уж точно колдун, — криво ухмыльнулся Джун правой стороной рта. Потом вдруг протянул руку и провёл ладонью по плечу подопечного до локтя. — Спасибо тебе, Иноуэ-кун. Сейчас я чувствую себя гораздо лучше. Сам же смутился такой откровенности, поднялся на ноги, взял со стола перчатки и ключи, оправил форму, потом отпер дверь и спокойно велел: — Вперёд. Ино тоже поднялся с пола, сунул ноги в шлёпанцы и послушно зашагал знакомым коридором, смущённо глядя перед собой. — Нэ, господин психолог, — поймав того за рукав после планёрки в четверг, спрашивает Лев-сан, — сколько баллов ты дашь человеку, который умеет снимать боль руками? Фуджисаки проницательно щурится, догадываясь, о ком может вести речь Оносэ. — Что, он в самом деле это умеет? — Ага, — кохай всё ещё опасается широко открывать рот, но уже не выглядит таким больным, как в прошлые дни. — На себе проверил. Ты меня знаешь, я не склонен верить во всякие такие чудеса… но вот, вчера пришлось немного подкорректировать свои убеждения. Ямада и Имай подходят ближе, Сато, видя такой интерес сэмпаев, тоже приостанавливается у дверей кабинета. Иссэй понимает, что не сможет уйти от ответа и картинно закатывает глаза. — Ладно, убедил. Твой Иноуэ — бодхисатва, ты доволен? — Нет, — внезапно хмурится Джун. — Не доволен. Потому что он не мой. И потому, что такие люди, как он, не должны сидеть в тюрьме. — Наберись терпения, Лев-сан, — негромко, но убедительно роняет Хисаши. — Мы же сказали, что поможем тебе в этом деле. Рано или поздно, наши друзья найдут того оборотня, и Иноуэ-сан будет оправдан. Всё, планёрка окончена, марш на дежурство. Он выпроваживает коллег из своего кабинета, а сам остаётся, поскольку по четвергам у него выходной. Будучи уверенным в том, что сегодня снова выйдет на работу, Шинобу привычно одевался под недоумённым взглядом соседа. — Ты разве сегодня не выходной? — не выдержав, спросил рыжий. — Не знаю. Вчера всё пошло не так, как обычно, может быть, меня тоже вызовут. — Поссорились, — криво ухмыльнулся Сугихара. — Не угадал, — безучастно отозвался Ино и сел завтракать. Он очень старался не думать сейчас о своём наставнике, но как не думать о нём, если он через четверть часа отопрёт дверь камеры и поведёт цепочку узников в мастерскую. Ясухиро недоверчиво покачал головой, но не стал больше спрашивать. Он уже понял, что, несмотря на эмоциональную открытость, о некоторых вещах Шинобу предпочитает не говорить вовсе. Завтрак закончился, посуду забрали, и дверь камеры широко распахнулась, являя старшего надзирателя, освещённого ярким светом коридора. — Сугихара. — Я. — На выход, — скомандовал Оносэ, потом посмотрел в лицо напряжённо ждущему Иноуэ и одними губами велел: «Отдыхай», — тепло улыбнувшись глазами. Потом запер дверь, оставив подопечного при свете ночника. Легко сказать — отдыхай. Организм, привыкший к бодрствованию в это время суток, засыпать не хотел, бывший курьер, повздыхав, устроился в сиддхасане и постарался сосредоточиться на воспоминаниях о прошлых вечерах, проведённых в полубеспамятстве. Как ни странно, но во время медитации кое-что из забытого возвращалось, поэтому Иноуэ знал о некоторых словах и поступках Джуна, которые тот хотел бы скрыть. Однако, сегодня все мысли постоянно возвращались к событиям вчерашнего вечера. «Я ослушался его приказа… хотя сам был уверен в том, что всегда буду послушным. Наверное… если бы такое произошло в самом начале… моего срока… я бы вернулся в кресло и сделал бы только одну попытку предложить свою помощь. Значит ли это, что я… что мне теперь не безразлично, что происходит с моим начальником? Ано… думаю, да. Если бы такое произошло с Ямадой-саном или с Хошино-саном, я бы не полез вот так, напролом, наперекор приказу. Я бы огорчился, но оставил их разбираться со своими проблемами самостоятельно. С Джуном же я больше не могу быть беспристрастным. И не могу врать себе, что воспринимаю его только как наставника, — иначе откуда бы взялись эти фантазии в душевой?.. А ещё мои сны… это из-за них мне кажется, будто бы я знаком с ним давным-давно. Он столько сделал для меня… но не в этом причина. Я чувствую, я знаю, что он делает это вовсе не потому, что так велел устав или долг полицейского. И именно это притягивает меня к нему ещё сильнее. И он тоже тянется ко мне, прикасается так ласково, когда думает, что я не вспомню потом… Почему тогда он не хочет последовать примеру Ямады и Суги? Он ведь сам тогда сказал, что я красивый… значит, ценит не только женскую красоту. Ох… как много ненужных мыслей всегда, когда остаюсь один…» Четыре часа пролетели быстро, голодное урчание в животе напомнило арестанту о том, что скоро принесут обед. Он привычно соскочил с деревянного настила и присел на тёплый пол перед узкой щелью люка. Уже через несколько минут ощутил, что за дверью кто-то остановился. Вспыхнул верхний свет, щёлкнула задвижка, и люк открылся, чтобы можно было передать поднос с едой. Шинобу ловко взял его, поставил на край помоста и невольно улыбнулся, увидев среди обычных плошек с едой маленькую коробочку с вагаси. «Надо будет спросить вечером у Суги-куна, давали ли на обед сладкое?» — подумал Ино, но потом отказался от этой идеи. «Он сразу догадается, почему я спросил. Да и сам я могу уже понять, что эти сладости не из нашей столовой. Их бы тогда положили на тарелочку. Ох, Джун…» Времени на еду было немного, поэтому пришлось отвлечься от посторонних мыслей и быстрее работать палочками, чтобы оставить несколько минут на разглядывание содержимого коробочки. Набор вагаси был скромным, но радовал глаз, особенно приятно удивил Шинобу кусочек полупрозрачного ёкана с зелёным чаем. Очень хотелось растянуть нежданное удовольствие на подольше, но интуиция подсказывала узнику, что времени почти не осталось. Покончив с обедом, Иноуэ аккуратно сложил глиняные пиалки друг в друга и, едва открылся люк, просунул в него поднос, успев заметить длинные пальцы в белых перчатках. Узкая щель закрылась, и в камере стало темно — Оносэ-сан снова выключил лампу. Ночник и маленькое окно под потолком почти не давали света, и сытый постоялец решительно завалился на свой футон, чтобы попробовать подремать. От сладостей во рту остался приятный привкус, Шинобу с довольной улыбкой обнимал подушку, невольно думая всякие глупости про дальнейшее развитие отношений с наставником. Сам же одёргивал себя, но в полудрёме мысли никак не хотели течь в ином направлении. Резкое скрежетание ключа в замке заставило арестанта вздрогнуть и инстинктивно укрыться с головой, чтобы не привлекать лишнего внимания к себе. Кто-то вошёл, и дверь закрылась, но без привычного лязганья и грохота. — Можешь вылезать, Иноуэ-кун, — глухо прозвучал голос Джуна. Не веря своим глазам, подчинённый слез с настила и послушно вытянулся в струнку перед офицером. Даже в этой полутьме было заметно, что Лев-сан нервничает и вообще выглядит не очень хорошо. Дальнейшие его слова лишь подтвердили это. Он осторожно присел на край спального помоста и махнул рукой. — Садись. Я… не очень хорошо себя чувствую, а мне нужно работать, как обычно, — с трудом подбирая слова, начал Старший. — Наверное, мне помог бы короткий дневной сон… но челюсть всё ещё побаливает, поэтому сам я уснуть не смогу… а снова травиться таблетками не хочу. Ты… поможешь мне, Иноуэ-кун? — Я готов, Оносэ-сан, — просто отозвался бывший курьер, стараясь не улыбаться сочувственно при виде понурого и смущённого начальства. — Дай мне слово, что не сбежишь, пока я сплю, — повернул к нему лицо Джун, и было ясно, что этот момент тревожит его больше всего остального. — Я не могу запереть дверь изнутри… — Оносэ-сан, — мягко ответил Ино и позволил себе осторожно прикоснуться к его руке через гладкую ткань перчатки, — я никуда не сбегу, обещаю. Я буду рядом, чтобы охранять ваш сон… и я всё равно не знаю дороги. — Хорошо. Я доверяю тебе, — почти как на тренировке произнёс наставник и коротким кивком обозначил поклон. Потом снял перчатки и сунул их в карманы. — Я ни за что не предам вашего доверия, — искренне улыбнулся Шинобу, кланяясь сидя, и переместился за спину сидящего надзирателя, встав на настил коленями. — Вы будете спать в куртке? — пряча улыбку, первым делом спросил он. Лев-сан покачал головой и привычно вжикнул молнией, потом повёл широкими плечами, избавляясь от верхней части формы, отложил её в сторону, оставшись в тёплой синей футболке с длинными рукавами и маленьким логотипом Фучу на груди. — И в обуви? Джун хмыкнул более явно, но решил, видимо, что не хочет спать на голых досках без матраса, а ложиться на чужой футон в ботинках было бы натуральным свинством. Едва скинув обувь, он ощутил тёплые ладони Иноуэ на своих плечах — тот решил сперва погладить и помять их, чтобы помочь офицеру расслабиться. — Пожалуйста, Оносэ-сан, сделайте глубокий вдох… и выдох, — попросил заключённый. — Вот, уже лучше, а то вы как каменный… можно снять это? — он дотронулся до резинки, стягивающей густую гриву тюремщика в хвост. Тот привычным движением протянул руку и сам стащил её, сунув в карман брюк. — Спасибо. Так будет удобнее, правда. — У меня есть где-то… около сорока минут, — глянув на светящиеся в темноте стрелки часов, глухо произнёс Старший. — Я поставил будильник. — Этого достаточно, уверяю вас. Я очень хочу, чтобы вам стало легче. Закрыв глаза, Джун снова, как вчера, выдохнул поглубже и прислонился затылком к груди подчинённого, чуткие пальцы которого осторожно массировали кожу головы и ласково перебирали гладкие волосы, отросшие уже пониже лопаток. Надоевшая боль в левой половине лица уходила прочь, её заменяли эти уверенные и плавные прикосновения, приносящие приятное опустошение в поток мыслей. Шинобу с трудом верил в происходящее, но доверял своему осязанию — сейчас он мог свободно гладить этого красивого мужчину по голове и плечам, помогая ему успокоиться и настроиться на сон. Да, нельзя было позволить себе что-то более откровенное, как в тех фантазиях, но арестант и без того был счастлив, что имеет возможность помочь дорогому наставнику. — Ложитесь сюда, как вам удобнее, как вы привыкли засыпать, — тихонько шепнул ему на ухо Ино, ощутив, что тот начал понемногу заваливаться назад, теряя контроль над телом. Оносэ сонно вздохнул и послушно перелёг на футон подопечного, вытянувшись на спине, чувствуя блаженную полудрёму, от которой глаза не хотели открываться. Он ещё успел почувствовать, как его укрывают одеялом, но сил протестовать уже не было — он очень быстро вырубился, восполняя недосып прошлых ночей. Узник несколько минут прислушивался к его дыханию, а потом, уверившись в том, что Джун крепко спит, лёг рядом с ним прямо на деревянном настиле, свернувшись калачиком и прижавшись пылающим лбом к его плечу, обтянутому плотной футболкой. «Так хорошо рядом с ним… так спокойно… даже когда просто вижу его, то чувствую себя защищённым. Наверное, я никогда не узнал бы, что такое возможно… если бы не попал в тюрьму. Мои ками привели меня сюда, потому что человек, возле которого я отогреваюсь душой, работает в таком месте… а вовсе не потому, что я плохой и заслужил тридцать лет наказания. Но… неужели он все тридцать лет будет соблюдать жёсткую дистанцию? Ох… нельзя думать об этом… нельзя. Я и так в его власти, и если он решит воспользоваться этим обстоятельством, то сделает это… а сам я не имею права навязываться ему. Нет, ни в коем случае. Он начальник, он лучше знает, что нужно, а что нет. Он сам решит, если захочет что-то изменить. А мне и так хорошо. Зачем что-то менять?» Когда в наручных часах запищал будильник, Оносэ не услышал его из-за толстого одеяла. Шинобу показалось, что эти сорок минут пролетели, как сорок секунд, так хотелось лежать рядышком дальше, но он послушно сел, чтобы осторожно разбудить офицера, не спровоцировав приступ боли. — Джун, — чуть слышно шепнул Иноуэ, проведя кончиками пальцев по его правой щеке, а потом спохватился, что назвал его по имени и исправился. — Оносэ-сан, проснитесь, пожалуйста… вам пора… Лев-сан медленно возвращался в реальность — совсем не так, как привык вскакивать утром по будильнику. Поэтому он успел почувствовать пальцы подчинённого на своей щеке, но ничего не сказал по этому поводу. Открыл глаза, вздохнул поглубже и сел, откинув одеяло, чтобы гибко потянуться. — Мм… ано… похоже, я в самом деле отдохнул, — с некоторым удивлением в голосе сообщил он, не поворачиваясь к арестанту. Первым делом достал из кармана резинку и привычными скупыми движениями забрал волосы в хвост. — Мне даже приснился сон, будто бы… хм… неважно. Тут он умолк, передумав рассказывать свой сон подопечному. Спустив ноги на пол, нагнулся, чтобы перешнуровать ботинки, взял свою форменную куртку, накинул и резким движением застегнул молнию, но ощущение пристального взгляда в спину не исчезло. Тогда надзиратель поднялся на ноги, подождал, покуда Шинобу тоже встанет, как положено, обернулся и внимательно посмотрел в его лицо. — Спасибо, Иноуэ-кун, ты очень помог мне, и у меня ничего не болит сейчас, — мягко признался Оносэ и коротко поклонился. — Единственное, что меня ещё беспокоит — это твоё вчерашнее непослушание. Ты должен понять, что любое моё слово для тебя равносильно приказу — и повиноваться немедленно. Даже если тебе кажется, что… происходит что-то неправильное. Если я не запрещаю тебе говорить, ты можешь сообщать мне что-то, предлагать свою помощь. Но не так, как вчера. Ты понял? — Так точно! — по уставу откликнулся Ино. — И ещё раз. Обещай мне, что всегда будешь послушным. — Обещаю, Оносэ-сан, — лукавая мысль, проскочившая внезапно в голове, заставила узника покраснеть, но он продолжал смотреть прямо перед собой, чувствуя, как пылают скулы и кончики ушей. — Тогда я не стану применять к тебе наказание за вчерашний инцидент, — Старший, похоже, не заметил этого в полумраке камеры. — Отдыхай, Иноуэ-кун, я считаю, ты вполне заслуживаешь дополнительный выходной. Поэтому можешь даже лежать, пока тут никого нет. Не прощаюсь, — хмыкнул офицер и, натянув перчатки, вышел за дверь, с обычным грохотом закрыв её за собой. Оставшись наедине с собой, Шинобу ещё несколько секунд стоял, чувствуя себя странно, а потом рыбкой нырнул в постель, закутавшись в одеяло с головой, чтобы ощутить слабый запах чужого тела, впитавшийся в ткань за эти полчаса. «Боги… что я делаю», — попытался он остановить себя, но возбуждение лишь усилилось, и руки самовольно проникли под свободный полукомбез, чтобы приласкать поднявшийся орган. Яркие воспоминания прошедших суток подливали масла в огонь, и арестант с тихим стоном облегчения излился на свои пальцы, после чего высунул голову из-под одеяла, чтобы отдышаться. «Я так с ума сойду… причём, очень быстро», — вдруг осознал Ино. «Уж лучше этот релаксант, чем неуместные фантазии об офицере охраны». Ему казалось, что он очень твёрдо всё решил, но на ужин ему снова принесли коробочку с вагаси — другим набором, чем в обед, однако там был ещё один кусочек зелёного ёкана. И в сердце опять всколыхнулись противоречивые чувства. «Он знает, что я люблю ёкан с зелёным чаем, это не совпадение. Неужели, нарочно где-то заказал, чтобы угостить меня?» Заключённому неоткуда было знать, что в центральном административном здании есть специальный магазин, где можно купить угощение для передачи тем, кто отбывает наказание в тюрьме. В этой же лавочке его младшие братья покупали вкусняшки для него, потому что на территорию Фучу нельзя проносить свою еду. Ясухиро, вернувшийся через четверть часа после ужина, чутко повёл носом, но ничем не выдал, что догадался, чем тут сегодня занимался его сосед. Гораздо больше его удивляло то, что Шинобу не делал ничего такого в прошлые разы.* * *
Время в тюрьме подчиняется недельному циклу, день расписан по часам, но сами узники не знают минут, измеряя время количеством сделанной работы. Нет здесь и времён года, есть лишь ощущение жары или холода и ещё — дни, когда зимнюю робу меняют на летнюю и выдают тонкое одеяло взамен тяжёлого и тёплого. Когда в камеру Восток-73-2 подселили Ацу-куна, он сам с трудом смог вычислить, какое нынче число. — Скоро начнутся дожди, — вздохнул Иноуэ, но больше не поднимал эту тему, постаравшись запомнить дату и от неё отсчитывать дни в дальнейшем, чтобы не мучиться сомнениями. Только время ускользало, дни были похожи друг на друга, как его братья-близнецы, которых сам он различал по голосам. Лишь в очередной раз вернувшись после работы в камеру, он вдруг понимает, что сегодня среда, а наставник не забрал его после ужина, как обычно. И Сугихара, проспавший полдня «дома», удивлённо воззрился на вошедшего соседа. — Ты чего вдруг здесь? Сегодня же твой день, — озадаченно почесав нос, рыжий щурится с пониманием. — Всё-таки, что-то у вас произошло в тот раз. Двое тех, кто не в курсе тайных договоров с надзирателями, с недоумением переводят взгляд с одного на другого, пока Сакураи не задаёт вопрос. — Что-то не так, Ино-кун? — он подходит ближе к потерянному сокамернику, который сел возле стены и перестал шевелиться. За него отвечает Ясухиро. — По средам его вызывают к начальству. Так положено. Тебя, наверное, будут вызывать по четвергам, когда у Имаи-сана выходной. Но сегодня, как видишь, его не вызвали никуда… вот он и переживает. Ино-кун, не накручивай себя, ну, — просит он кохая, подсаживаясь рядом. — Может, у него срочное дело… или его тоже вызвали к начальству. С чего ты взял, что это — из-за тебя? Суги обнимает Шинобу за плечи, легонько тормошит, чувствуя, как тот оттаивает и понемногу возвращается в реальность. Вдвоём с Рюичи они усаживают Иноуэ на тёплое дерево помоста, обнимают с двух сторон, слушая его едва слышный шёпот. — Я ведь обычно ничего не помню… только сны… я мог что-то сделать в тот раз… что-то не то… мне почему-то было так плохо, что даже таблетка не сразу помогла… — Не надо переживать, Ино-кун, — рассудительно повторяет Ясу. — Если не сегодня — то он обязательно вызовет тебя в воскресенье, тогда и спросишь, что произошло. — Сегодня, кстати, дожди начались, — внезапно произносит Ацуши, и все поворачиваются к нему. — Откуда вдруг такая уверенность? — удивляется рыжий, который уже отвык глазеть по сторонам. — Утром долго было темно за окнами… и ещё быстрее стемнело — чуть ли не после обеда. Видимо, тучи плотные, — пояснил более наблюдательный сэмпай. — Эх… жаль… гулять теперь не будут выпускать, — вздыхает Кавамура и чуть теснее прижимается к грустному Шинобу сбоку, будто бы пытаясь его согреть. И в этот момент внезапно громко щёлкает ключ в замке. Арестанты мигом соскакивают на пол, занимая свои места напротив коек, и вытягиваются по стойке смирно, а в камеру вступает хмурый Оносэ. — Что здесь происходит? — холодно осведомляется он, глядя на Сугихару и Кавамуру. — Ино-куну было плохо, — без тени эмоций в голосе отзывается Ясухиро, глядя перед собой. — Мы его утешали. Ничего больше, господин старший надзиратель. — Плохо? — взгляд офицера беспокойно перескакивает на бледное лицо подопечного, прячущего взгляд, но голос всё также строг. — По какой причине? — Не могу знать, господин старший надзиратель! — бодро рапортует рыжий нахал, не моргнув глазом. Джуну хочется выругаться, но он не может позволить себе проявить слабость при подчинённых. В кои-то веки он смог застать этих «невинных» в недозволенных уставом положениях и едва не взбесился, ощутив дикую ревность, но… если Ино-куну было так плохо, что он… позволил обнимать себя сразу двоим… — Иноуэ! — Я. — На выход. — Хай. Дверь с грохотом закрывается, двое молча идут по коридорам, входят в знакомый кабинет, электронный замок привычно сигналит о том, что выход блокирован. — Оносэ-сан, — едва слышно произносит Шинобу, глядя в спину наставника… и вдруг опускается на колени, склоняясь в позе покорности. — Прошу, скажите мне, в чём я провинился перед вами? Джун с удивлением оборачивается… и понимает, что не может всерьёз сердиться на это чудо. Ну, подумаешь, дружеские обнимашки. В самом деле, эти двое ничего предосудительного не делали, а сам Ино и вовсе безучастно сидел, понурившись. Вот и всё. — Почему ты решил, что именно провинился передо мной? — Лев-сан возвращается чуть назад и присаживается рядом на корточки. — Я, — растерянно моргает заключённый сперва, но потом объясняет. — Я ничего не могу вспомнить из вечера прошлой среды, всё как в тумане. Мне было плохо, хуже, чем в прошлые разы, я даже забыл выпить таблетку сразу, вспомнил лишь утром… А сегодня вы… не забрали меня после ужина… и я испугался… что мог чем-то обидеть вас. Мне вдруг стало тяжело дышать, — он, наконец, решается поднять взгляд повыше. — Ребята обеспокоились, стали меня тормошить… и уговаривать не переживать. А я так погрузился в себя, что не заметил вашего прихода. — В каком смысле «не заметил»? — дёргает бровью Оносэ, нутром чувствуя, что тут какой-то подвох. — Ано, — спохватившись, что проболтался, Шинобу вдруг густо краснеет и снова прячет взгляд. — Дело в том, что я иногда… интуитивно чувствую… ваше присутствие рядом… даже когда вы ещё за дверью камеры. — Вот как? — удивлённо тянет Джун, с трудом скрывая довольную улыбку. Ему отчего-то приятно знать, что есть на свете человек, который настолько сильно к нему привязан… и вовсе не из-за своего статуса подчинённого. Поднявшись на ноги, он договаривает: — Ну, что ж… я отвечу на твой вопрос… если ты встанешь и успокоишься. Где-то с минуту он ждёт, глядя на Иноуэ, который старается дышать ровно, но его сердце предательски трепыхается в груди, поэтому он не сразу может взять себя в руки. — То, что ты ничего не помнишь о своих действиях — нормально. Я нарочно выбрал эту смесь для кальяна, зная о таком побочном эффекте. Возможно, ты в прошлый раз выкурил слишком много, к тому же забыл про антидот, поэтому тот не подействовал, как надо. Если не считать этого маленького нарушения, ты ничем не вызвал моего неудовольствия, но ввиду ухудшения твоего общего самочувствия, я считаю нужным приостановить действие нашего договора. Сегодня курить не будешь и завтра выйдешь на работу, как обычно, — Старший говорит ровным тоном и внимательно следит за малейшими изменениями в лице подопечного, который неожиданно радостно улыбается, будто бы начальник исполнил его самое заветное желание. — Впрочем, у меня есть другой сюрприз для тебя. Надеюсь, что тебе будет приятно. Идём. Посмотрев на часы, он берёт с собой какой-то непрозрачный пакет и выходит в пустой коридор вместе с узником. Ино шагает впереди, послушно подчиняясь негромким командам: «Направо. Прямо. Стой. Вниз. Налево». Наконец, они останавливаются у знакомой уже двери на первом этаже, ведущей в прогулочный двор восточного блока. Шинобу верит и не верит в происходящее, когда Оносэ вынимает из пакета красный дождевик и короткие резиновые сапоги. — Надевай. Застёгивайся. Встань тут, — велит он, а сам заворачивается с головы до ног в пятнистый маскировочный армейский плащ. Потом достаёт свою рацию и набирает телефон дежурного. — Хай, это Оносэ, код 12-835. Хочу прогуляться полчасика во дворе. Ага, искупаться решил. Нет, свет не включайте, я не заблужусь. Темнота — друг молодёжи, да. Спасибо. Слышен звук разблокировки дверей, тюремщик толкает тяжёлую створку наружу, на секунду замирает в проёме, пропуская заключённого так, чтобы датчик посчитал их за одного человека. Иноуэ глубоко вдыхает мокрый чёрный воздух и, не дожидаясь команды, шагает из-под короткого козырька в дождь. — Можешь пройти пару кругов по двору, — едва слышен за шумом ливня голос надзирателя, который остаётся стоять под навесом, а смутный силуэт Шинобу моментально растворяется в чернильной темноте. Офицер внезапно ощущает, как иррациональный страх проникает в него, заставляя внутренности скручиваться в спазме. Это дико, но ему на секунду кажется, что вот сейчас его подопечный в самом деле растает в пелене дождя… и его душа освободится от оков плоти, чтобы выпорхнуть на волю. Джун заполошно дёргается, пытаясь одновременно схватить рацию и табельное оружие, его руки судорожно путаются в плаще, но тут Ино возвращается, словно бы соткавшись из невидимых дождевых струй. Его прохладная ладонь накрывает горячее запястье Старшего, а голос, ставший ещё более низким, зовёт: — Пойдём со мной. Пожалуйста. Пойдём. И тот шагает вперёд, в последний момент успевая свободной рукой накинуть капюшон. Пальцы Шинобу быстро отогреваются, когда Оносэ сам сжимает их в ладони, забыв обо всём. Сейчас он совершенно спокоен и не боится ничего: ни мистических ужасов, возникших было в его сознании; ни того, что их могут увидеть тут вдвоём; ни того, что его авторитет надзирателя вдруг упадёт и арестант выйдет из повиновения. Глаза понемногу привыкают видеть в темноте, чуть разреженной дальними огнями сигнальных фонарей, дождевой залп стихает, и становится слышно тихое бормотание узника, который всё это время, оказывается, что-то говорил. — Дождь смывает с моей души всё плохое, что в ней было… и я чувствую себя другим… но есть что-то, что неизменно во мне… поэтому мне не страшно гулять под дождём. Я знаю, что останусь самим собой… просто стану чище и лучше… хотя бы немного. И ты не бойся. Я не смогу уйти от тебя… потому что не хочу уходить. Даже если со мной что-нибудь случится… я поселюсь в том домике, что стоит у тебя на столе… и буду смотреть через окошко, как ты работаешь. А если поставишь его в спальне, то я буду сторожить твои сны… и отгонять злых духов, чтобы не приносили кошмаров. Мне уже почти не жаль того, что я оказался здесь. Раньше я так расстраивался и даже злился… но потом понял, что мои ками привели меня к тебе самой короткой дорогой из тех, что оставались… и ты сам выбрал меня, чтобы защищать. Потому что ты сильный и бесстрашный, а я… я просто хочу быть рядом с тобой… чтобы тебе было тепло. Чтобы ты не чувствовал себя одиноким… Джун слушал, не в силах прервать этот поток сознания, чувствуя, как он размывает его самоконтроль и эмоциональную защиту, словно штормовые волны, стирающие стены и башни песчаной крепости. Но страха не было. Был только этот приятный голос, тепло от крепкого пожатия рук и ночной дождь, шумно барабанящий по капюшону. Слов тоже не было, поэтому Оносэ так ничего и не ответил на это признание. Впрочем, Иноуэ, кажется, и не ждал этого. Он умолк сам за несколько секунд до того, как они вернулись под козырёк крыльца. Двое молча постояли там, ожидая, пока вода немного стечёт с плащей, смывая с бетона следы форменных ботинок и резиновых сапог. Потом наставник чуть сильнее сжал пальцы Шинобу и отпустил его руку, чтобы позвонить. — Хай. Это Оносэ, код 12-835. Откройте дверь во двор, пожалуйста, я уже нагулялся. Да, отличная погодка, весьма помогает освежиться после духоты кабинета. Спасибо, спокойного дежурства. Пройдя через дверь, двое переодеваются, аккуратно складывая плащи и сапоги в пакет, потом возвращаются в кабинет. — Можешь идти мыться, у тебя ещё есть 45 минут. Весь обратный путь Джун старательно воссоздавал свою эмоциональную броню, заново примеряя на себя маску бесстрастия, но все усилия идут прахом от одного этого бездонного взгляда, о котором метко сказал тогда Сато-кун. — Спасибо, Оносэ-сан. Иноуэ кланяется и уходит в душевую, а его начальник ещё некоторое время стоит столбом посреди своего кабинета, с трудом усмиряя буйство противоречивых чувств, которые больше не хотят умещаться в прежние строгие рамки. Осознав это, он вдруг подходит к стене и с размаху бьёт в неё кулаком. Боль отрезвляет, эмоции снова уступают место рассудку, и надзиратель с некоторым удивлением смотрит на чуть заметную вмятину в окрашенном бетоне, потом оценивает тяжесть собственных повреждений. Костяшки, привыкшие лупить тяжёлый мешок с песком, немного сбиты, и кровь едва сочится сквозь светлую кожу, но пальцы двигаются нормально, значит, ничего страшного. Пошарив в столе, офицер достаёт полупустой баллончик жидкого медицинского клея, встряхивает и распыляет состав на руку, краем уха прислушиваясь к шуму воды из ванной. «Однако, я весьма вовремя «соскочил», — думает Оносэ, пробуя спокойно анализировать происходящее. «Даже хорошо, что есть благовидный предлог, и можно больше не использовать кальян. Всё равно ни к чему хорошему это не привело бы. Жаль только, что он-то не умеет держать свои эмоции в кулаке — мне придётся искать другой способ соблюдать необходимую дистанцию». Он сжимает пальцы, проверяя, хорошо ли присох клей. «Завтра, конечно, поболит, но это не смертельно. Телесную боль гораздо легче терпеть. А насчёт одиночества он не прав… я ведь не одинок. У меня есть друзья и коллеги, с которыми мне приятно общаться и которым я доверяю. У меня есть семья, и я могу в любой день приехать домой, и мне будут рады. Зачем тратить эмоции на парня, который всё равно скоро уйдёт отсюда — я сам делаю всё, чтобы это произошло. Значит, необходимо уже сейчас принимать превентивные меры, увеличивать дистанцию понемногу. Зачем? Чтобы не было потом больно. Ксо. Почему мне должно быть больно?!» — возмущённо спрашивает сам себя Джун и едва не повторяет удар кулаком, но в последний момент замирает. Взгляд его цепляется за маленький домик с прогоревшей до дна свечкой внутри. «Я поселюсь в том домике, что стоит у тебя на столе…» — всплывают в памяти слова узника. — Нет, Ино-кун, — шепчет Старший в тишине кабинета. — Когда я доведу это дело до конца, ты выйдешь на волю. И поселишься в доме своих братьев на станции Накаяма района Мидори. Они хорошие надёжные ребята, присмотрят за тобой. А я, пожалуй, не буду так больше рисковать. Обойдусь без наставничества. Слишком много хлопот с этими «невинными душами». В отличие от своего начальника, Шинобу вовсе не терзается сомнениями. Душа его, омытая летним дождём, чиста и спокойна, он очень рад тому, что смог выговориться, наконец. Даже если Джун его не услышал из-за дождя, пускай он ничего не ответил — всё равно, стало гораздо легче дышать. Тепло его ладони было настоящим, он не оттолкнул подчинённого, не заставил опять соблюдать субординацию… и интуиция говорила о том, что всё в порядке. Пусть даже они не могут быть вместе, как Сугихара с Ямадой, слишком многое разделяет их сейчас. Как-нибудь потом… за тридцать лет многое может произойти. — Можно войти? — привычно постучавшись, спрашивает Ино, потом заходит и несколько секунд ждёт, покуда надзиратель возьмёт ключи и оправит форму. Они идут двумя коридорами, минуя решётку, останавливаются перед обитой железом дверью, на табличке которой теперь написаны четыре фамилии, Оносэ достаёт из кармана свой дубликат ключей… и вдруг кладёт тяжёлую руку в белой перчатке на плечо арестанта, послушно стоящего лицом к стене. — Постарайся не пялиться на меня завтра, это невежливо… и наказуемо. — Хай, — отзывается бывший курьер и тихонько добавляет: — Даже в карцере я буду думать о вас, Оносэ-сан. Тот лишь молча качает головой и отпирает дверь, предварительно убедившись через глазок, что все обитатели 73-ей камеры сидят на своих местах. Ему неоткуда знать, что эти «невинные души» так хорошо себя ведут лишь в отсутствие Иноуэ, способного их предостеречь. Когда четвёртый узник оказывается внутри, офицер командует отбой, запирает дверь и выключает свет в камере. — Ты опять с мокрой головой, — хихикает в темноте рыжий террорист, а Рюичи, протянув руку, трогает волосы соседа, чтобы убедиться в этом. — Ага… под дождём гулял, — хмыкает Шинобу. — Ужасный ливень, меня чуть не смыло в канализацию. Но Оносэ-сан расценил это, как попытку к бегству, и вернул меня обратно в камеру. — Смотри-ка ты, он шутит! — восхищённо шепчет Сугихара. — Вы там что, помирились? — Да никто и не ссорился, что за намёки? — спокойно улыбается младший, давно уже не реагирующий на подковырки Ясухиро. — Всё в порядке. Просто больше не буду прогуливать работу. Мне скучно тут сидеть без вас, и я попросился обратно. — М-да, — судя по голосу, рыжий весьма озадачен. — В жизни бы не поверил, что кто-то может отказаться от выходного… но ты у нас чудо чудное, поэтому я не удивляюсь. Оясуми. — Оясуми, — вразнобой отзываются трое, а Кавамура с полминуты молча гладит Иноуэ по плечу через тонкое одеяло, чувствуя, что тот чем-то ужасно взволнован.