Blackwater – Backwhen«Скажи мне, хризантема, почему // Ты ветерка весеннего не любишь? // Наверно, лучше замерзать одной // В холодный день осенний у ограды, // Чем с прочими цветами отцветать // И вместе засыхать под ярким солнцем?»; «Ответь мне, хризантема, почему // Ты не цвела при ветерке весеннем, // Когда ж деревья голы, небо мрачно, // Во всей красе раскрылся твой цветок? // Я знаю, в одиноком постоянстве // Ты можешь противостоять зиме!» «Бамбук в снегу» 1978, 190;169
10 лет и 3 месяца и 3 дня назад Китай/Тяньцзинь/ пост охраны на въезд в морской порт До отправки груза 2 часа 19 минут.
Изотермический фургон скрипнул колесами, продвигаясь вперёд на соседнее место, скрывшееся за серой металлической оградой машины, и был снова поставлен на ручник. Водитель, мужчина лет сорока с засаленными редкими волосами, потянул свои затёкшие от долгой поездки дряхлые конечности, насколько позволяло маленькое пространство кабины. Он обрушил свой кулак на примыкающую стенку фургона, которая находилась за сиденьями водителя и пассажира. Убедившись, что тишина всё ещё висела в воздухе трёх часов утра, мужчина кинул взгляд на табло. «121», – гласили мигающие рыжие полоски на электронном прямоугольнике, что висел на столбе рядом с охранной будкой. Столб медленно раскачивался от ночного ветра с моря. Мятая бумажка с похожим номером была всунута в паспорт водителя. Ночные очереди двигались намного быстрее, спасибо шевелениям «сонных мух», которым лень и зад свой от ободранного стула в будке отодрать. Настроение подпитывал и выглядывающий ночной пейзаж, состоящий из горизонта с кусочком моря, но красота резко обрывалась высокими небоскребами цветастых даже в ночной темноте контейнеров. В этом году апрель радовал своей погодой. В отличие от прошлого года, в этом было почти на пятьдесят процентов меньше дождей, но зато нешуточные ветра сносили несчастные деревья. Одно из таких водитель проклинал полпути до пункта назначения, чудом успев затормозить перед рухнувшим на трассу куском древесины. Не хватало ещё и за разбитый фургон рассчитываться. Сказано привести груз в сохранности – как два пальца обоссать. Машина, имевшая потрёпанный жизнью вид и самый физиологически неправдоподобный рисунок краба на двух ободранных бочинах, стояла на небольшой горке подъезднóй дороги прямо перед возвышающимся серым забором, заглушив двигатель. Высота ограждения доходила до крыши квадратной будки, куда был всунут мечтающий о долгом и сладком сне охранник, у его ноги, лениво подёргивая кончиком мохнатого хвоста, лежал служебный пёс. «122» Мужчина по имени Джеймс, как гласило водительское удостоверение, завёл двигатель и нервно заёрзал дрыщавой задницей по истёртому почти что до дыр сиденью. Впереди стоящая машина скрылась за автоматическим шлагбаумом, а маленькая пластмассовая фигурка гавайской девушки мерно покачивала бёдрами на передней пыльной панели прямо над местом бывшей магнитолы, вырванной с мясом. Ветер усилился и табло закачалось более усиленно. На лобовое стекло начал накрапывать начинающийся дождь, который грозился перерасти в ливень. Только этого не хватало. Ещё двенадцать часов назад Джеймс не мог и подумать, что так вовремя подвернувшаяся подработка сможет вывернуть его наизнанку со всех сторон. Трижды остановившись на прибрежном шоссе по пути к порту Тяньцзинь, его желудок со смачным привкусом желчи извёрг своё содержимое прямо под ноги, выпрыгнувшего из кабины водителя. Сплюнул, хлопнул по нагрудному карману, параноидально проверяя наличие чёрного блокнота с ленточкой-закладкой, и отправился дальше. Джеймс тогда пять минут утирал свой лоб, покрывшийся испариной. Ленточка-закладка с потрёпанным кончиком оставалась на одном и том же положенном ей месте – на странице тридцать два, где ровным почерком было выведено два имени, время и дата. Кончик страницы был согнут для подстраховки. А на счету Джеймса уже лежала приличная сумма денег, которую мужчина, в свою очередь, уже мысленно спустил на выпивку несколько раз. «123» Фургон затрещал, завыл и вполне резво завёлся. Влажной от начинающегося волнения рукой Джеймс снял машину с ручника и медленно подъехал к белой черте на асфальте перед охранной будкой. Его очередь. – Паспорт, документы на машину, – громко пробасил охранник, со вздохом вставая и направляясь к фургону с уродскими нарисованными крабами. Краска с рисунка бы отколупалась, стоило только поддеть ногтем. У ног мужчины плелся пёс, в ночной темноте в животном можно было угадать овчарку. – Мне выходить? – Джеймс приоткрыл дверь машины. – Да, откройте и задние двери, мне нужно осмотреть содержимое перевозки. Ночную темноту разрезал свет от фонарика. Джеймс зажмурился, вздохнул и вытащил себя из кабины. Он потёр босую ступню в чёрных шлёпках о другую ногу. Очень хотелось сплюнуть. Водитель оглянулся, осматривая территорию на наличие камер, пожал плечами и смерил взглядом охранника, осматривающего в свою очередь кабину фургона, тот как раз открыл бардачок. – Чисто, – пробухтел работник. Природная стихия набирала силу, несколько раз угодив крупными дождевыми каплями точно в глаз водителю. Джеймс зябко поежился. Ветер был достаточно промозглый, а он был достаточно безмозглый, раз выбрал такую одежду. Как же хотел сплюнуть себе под ноги. Он чувствовал, что стоило отклонить эту работу и остаться в постели. По крайней мере он всего лишь посредник, это ведь не страшно, правда? – Двери фургона, пожалуйста. Мужчина поплёлся к задним дверям изотермической машины, подошвы его шлёпок звонко бились о потрескавшиеся пятки. Странное чувство беспокойства поселилось в центре живота рядом с пупком. Джеймс корил себя за то, что, будучи спросонья и с затуманенной деньгами головой, не подумал запомнить, с каким грузом ему предстоит работать. Сумма могла покрыть чуть ли не полугодовые расходы, включая больничные счета. Джеймс не думал долго, но теперь, пойди ситуация не по плану, ему придётся импровизировать, в чём собственно он необыкновенно плох. Водитель звякнул металлической заглушкой – ржавые по нижнему краю двери фургона со скрипом гостеприимно распахнулись. Охранник встал плечом к плечу Джеймса, запуская своего четвероного друга в фургон – теперь его время хорошенько поработать. Было достаточно рано, а точнее – поздно, честно говоря, работник порта еле держался на ногах. Он крепко зажмурился и после широко распахнул глаза, перелистнув предоставленные документы, и направил свет фонарика в глубину фургона. Стенки и потолок, покрытые отражающим материалом, весело заблестели. – Такая вонь, это пиздец, друг мой. Вы ехали с самого Пекина? – спросил охранник. – Вашими крабами я бы не рисковал даже дышать. Пространство фургона имело «двойную стену» у водительской кабины, которая скрывала за собой по-настоящему дорогостоящий груз. В потёмках не было возможности разглядеть уловку, да и уже достаточно сильный дождь играл только на руку. Только Джеймс оказался глупым и невнимательным посредником. «Королевские крабы нынче так востребованы», – подумал он тогда, беря заказ. Прикрывали ложную стенку груды полупустых коробок неясного содержания. Ребёнок за перегородкой дёрнулся от пробивающегося в расщелину света, словно очнувшись. Стенка была испещрена дырками от ржавчины и пробитых отверстий для пропуска воздуха. Как через решето, пробивался луч света, падая на грязное и бледное, покрытое липким потом лицо мальчика. Ребёнок, не теряя ни секунды, примкнул к стенке, жадно пытаясь разглядеть происходящее. Кусок материи больно тёр язык и дёсна, а узел давил на затылок. Голоса, это были голоса! Мальчик переместился, припадая к одному из отверстий носом и глубоко втягивая воздух. Где-то в хаосе из запахов можно было расслышать нотки моря. Тяжелые дождевые капли падали на крышу фургона, создавая громкий шум. Пёс встревоженно поднял голову. Животное переступило с лапы на лапу и тыкнулось влажным носом к дырке, что располагалась не более чем в сорока сантиметрах от пола в ложной стене. Хвост овчарки счастливо заболтался, а язык прошёл по кончику носа ребёнка, что чуть мог торчать. За перегородкой раздался сдавленный всхлип, но слезы так и не появились на сухих глазах. Тягучий морок никак не хотел покидать голову мальчика. Ребёнок попытался вытащить из-под себя ноги, но места оказалось слишком мало, чтобы вытянуть их. Коленки жгло противной болью, как и кожу на нежных стопах, а обуви не оказалось. Мальчик содрогался, как от сильного жара и тыкался головой в плечо, пытаясь утереть стекающую с подбородка слюну о ткань пижамной кофты. Сил не оставалось даже на дыхание. Пахло тухлой рыбой и чем-то похожим на аммиак. Джеймс откровенно начинал заводиться, нервно почёсывая смуглую шею. Он промок почти до нижнего белья. Мужчину начинала вся эта ситуация довольно сильно раздражать, да и времени все меньше, а этот медлительный полноватый охранник даже не собирался заканчивать осмотр, только надвинул козырёк от чёрной бейсболки на глаза. Водитель в позади стоящей машине закурил. «Блядство», – прозвучало там. – Банни, займись делом, – прикинули на собаку. «Чёрт», – подумал Джеймс, запрыгивая по ржавым ступенькам-подножкам в фургон. – Ты, псина блядская, – прошипел он, загораживая собой заинтересовавший животного объект. – Банни! Сэр, пожалуйста, отойдите! Мальчик отпрянул от перегородки и ссутулился. Всё тело сильно ломило, а ноги начинали дрожать от подступающей паники. Ребёнок попытался осмотреть маленькое узкое пространство вокруг себя и спокойно дышать. Но получалось через раз. Когда только очнувшись от громкого удара в стену, мальчику показалось, что его раскалывающаяся голова лежала на чем-то мягком и тёплом, детский организм попросту не мог понять, что происходит. Мальчик взвизгнул в тряпичный кляп и зажмурился от ощущений – босая ступня коснулась чего-то теперь уже прохладного, но мягкого. Мужские голоса за стенкой нарастали, срываясь на крик. Собака тяжёлыми лапами прыгнула на перегородку, раздался звонкий лязг. Дождь, казалось, мог пробить и так местами ржавую крышу фургона. Страх липкими лапами затягивал в свою бескрайнюю бездну. Почему он ничего не мог вспомнить? Попытавшись подняться на колени, пленник плюхнулся на жёсткий пол фургона, связанные руки за спиной по ощущениями до капель крови разрезало грубой верёвкой. Свет от фонарика скользнул снова, позволяя резкой вспышкой увидеть окружающее пространство. Детский вскрик оказался заглушен чужими голосами. Рядом, прямо на грязном и покрытом чем-то влажным полу, лежало тело ребёнка поменьше и явно младше самого пленника. На глазах младшего располагалась тряпичная повязка, его грудь мерно поднималась и опускалась. Мальчик хлопнул глазами, даже не пытаясь отвести взгляд. Он просто не мог перестать смотреть. Горячие слёзы скатились с покрытых пылью щёк. Царапину на скуле остро зажгло от влаги. Звуки за перегородкой снова приняли агрессивный характер, мальчик подполз к отверстию, смаргивая слёзы. Попытки разглядеть хоть что-то оказались тщетными – всё было заставлено белыми коробками, окутанными синим пластиком с различными эмблемами. Собака начинала суетиться всё больше, потираясь мохнатым боком о ложную стенку. В фургоне раздавался громкий скулеж животного. Джеймс, стоявший рядом, с агрессией стукнул ногой в хлиплую стенку, от чего, казалось, вся машина забренчала ещё больше. Его заебал этот цирк. Когда свет фонарика в последний раз лизнул лицо мальчика, ребёнок понял. Точка невозврата пройдена.No One Ever Called Me That – Dario Marianelli(OST Third Person)
9 лет и 10 месяцев и 1 день назад
Достаточно сложно понять и проникнуться искренней любовью к растительному миру: душистым травам, цветам, величественным деревьями, в чей прохладной тени хочется исчезнуть. Эта любовь похожа на взаимоотношения детей и оливок. Подростков и джаза. А от растительного мира ожидаешь только коварного жука под тканью льняных шорт. Пока не вырастешь – не поймёшь. Говорят, все люди делятся на три типа: первые – находят свою отдушину в выращивании цветов, а о людях, у которых благоухают красочные орхидеи и пышные розы, можно говорить со вздохом зависти и восхищения. Вторые – люди древесных растений и трав, их почитают владельцы изумрудных крон, но, как бы велика и искренни не была любовь этих людей, в их душах цветы всегда заканчивали свой путь увяданием. Третьи – аллергики или просто странные личности. Их Джин искренне не понимал. Небольшая кухонька, что с виду походила на декорации дома из английского детективного сериала (а омега их любил и уважал), заливалась солнечным утренним светом. Ни одно растение не осталось без ласки теплых лучей солнца. На подоконнике квадратного окна, обрамленного плющами и традесканциями в висячих кашпо, которые подрагивали листьями от небольшого сквозняка, стояла пузатая керамическая ваза. Это была любовь с первого взгляда, речь, конечно, здесь не только об альфе, но и об упомянутой пузатой вазе. Она выглядела так, будто изготавливалась дома трепетными руками старого мастера, что вкладывал частичку души в свои произведения. Сосуд был покрыт белой глазурью и расписан толстой кистью, краской цвета бушующего моря. В вазе, сливаясь с лучами солнца, стояли три желтых*** хризантемы**. И ещё две золотистые**** – в середине букета. Ещё одной отрадой для омеги была кулинария. Будь то приготовление малютки под названием «меренга»***** или запеченный лосось. Это была любовь, что заставляла его сердце трепетать. Здесь удавалось отвлечься и по-своему отдохнуть, душа не чувствовала тревоги. Казалось, можно было сузить мир до взбивания белка. Но ещё больше он любил видеть улыбку того, для кого он мог готовить. Хотелось приносить людям счастье. Отдавать частичку своего тепла. Джин – омега, что пах свежестью райского сада в цвету, как раз дорезал соломкой половину морковки, когда телефон трелью оповестил о новом сообщении. От кого: bigbro Я сожру своего следующего пациента, если ты не ускоришься. Джин фыркнул и энергичнее стал покачивать бёдрами в такт играющей музыке, доставая из кармана красного фартука (на этом аксессуаре готовки с оборками красовалось очаровательное вышитое вручную спелое яблоко, омега на мизинцах пообещал ни при каких обстоятельствах не раскрывать этот талант своего альфы) стикеры в форме сердечка и ручку. Немного поразмыслив и потыкав колпачок ручки в пухлые губы, он размашистым почерком вывел на одном из сердечек: «Не подавись ❤️», – гласила подпись. Джин оторвал бумажку и шлепнул её на контейнер с едой, который сразу же отправился в хлопковый мешочек с завязками. «Этот говнюк никогда не научится заботиться о себе», – пронеслось в голове омеги. Несмотря на идеалистическую картину утра, с самого пробуждения на душе скреблись шипящие кошки. Но после того, как омега закрыл за мужем, что отправился на работу, входную дверь, казалось, беспокойство полностью накрывало большим пуховым одеялом. Этот день обладал чувством мечущегося дикого зверя в клетке. Как бы ты ни старался отвлечься, это не отпускало и с течением дня только сильнее расцветало. Что же должно пойти не так? Совершив свои незамысловатые утренние ежедневные процедуры, омега уже стоял полностью собранный, и на этот раз даже в одинаковых носках (его муж ужасно нудил, увидев разношерстные носки супруга, но сейчас бы он гордился). «Нужно обязательно написать об этом Джуну», – отметил вслух райский омега, влезая в ботинки из мягкой кожи. Джин ещё раз проверил квартиру перед выходом, повинуясь порыву, выдернул все электрические приборы из розеток, закинул холщовую сумку на плечо и выдохнул. Мало ли что. Немного помявшись, омега обошёл все ещё раз, подёргав ручки окон, чтобы убедится, точно ли он всё закрыл. Это была небольшая, но светлая и даже просторная, квартира. Здесь имелся светлого цвета старый пол с паркетной доской, который всегда оказывался скрипучим предателем, стены отделанные белой декоративной штукатуркой и шерстяные узорчатые ковры. Джин очень гордился своим маленьким семейным гнёздышком. А какой любовью он проникся к деревянными подоконниками из светлого дерева и деревянными оконными рамами в тон, можно говорить бесконечно. Римские шторы к ним омега подбирал, будто от этого зависела жизнь, если не его, то определённо – Вселенной. Собравшись с мыслями и силами, молодой омега схватил ключи от дома и машины с керамической тарелки для мелочей, стоящей на узком комоде в прихожей, вихрем вылетел из квартиры, сопровождая своё действие громким хлопком входной двери. Декоративные длинные перья, что стояли в высокой вазе около комода, боязно задрожали от такого напора. Юноша, чьи темные волосы подвивались нежными завитушками, никогда не любил больницы, от них у него мурашки табунами бегали по спине и бокам, а колени предательски подкашивались. Сколько он себя помнил, то всегда был сверхчувствительным и эмоциональным ребёнком, даже было какое-то умное слово, когда ты можешь проецировать боль других на себе. Но оно никогда не задерживалось в голове омеги. Немного потоптавшись перед безлюдным входом и покрепче прижав к себе сумку с обедом для брата, Джин широкими шагами направился в здание приёмного покоя больницы, где собственно и работал его брат. Раздвижные двери гостеприимно расступились, пропуская вперёд. Это было недавно отстроенное небольшое здание, которое находилось чуть ли не в пригороде. В редкие дни здесь происходило что-то более серьёзное, чем вывих головки бедра у соседки старушки. В некоторых коридорах ещё чувствовался запах краски. Пройдя к стойке регистратуры, омега остановился, ища взглядом знакомую фигуру. Джин расплылся в улыбке, когда увидел знакомых девушек, что работали за стойкой, и поздоровался. Можно сказать, что последнее рождество подарило ему много новых знакомств в этом коллективе. Он часто бывал здесь, потому что один засранец, с кем райскому омеге посчастливилось иметь братские узы, после окончания университета всю свою жизнь проводил на работе, иногда не успевая даже нормально поспать пару часов между сменами. Этот альфа, что был старшим братом, частенько просил занести обед, потому что для него самого это было непостижимой мукой. Домашняя стряпня – самая душевная, как говорится. Омеге было в радость. Иногда Джин заглядывал на несколько минут, чтобы передать коробку со свежеиспеченным печеньем и порадовать дежурящих медиков. Омега был достаточно общительный и скромным, но не без чёрта, поэтому он обзавёлся хорошими знакомыми в рождественскую вечеринку, что устраивал коллектив брата в прошлом году. Его любили. Ну и брата – чуть-чуть. – Лили! – Джин тронул за локоть подошедшую к стойке девушку-бету, которая отдавала некоторые карты. Лили была хорошей знакомой, третий стакан пунша тогда сотворил чудеса. Райский до сих пор поражался её умению появляться из ниоткуда. – Джинни! – Лили засияла. – Если ты ищешь Мингю, то он сейчас освободится и пойдёт. Не успев и рта открыть, Джин крупно вздрогнул и оглянулся к выходу, услышав вой сирены спецавтомобиля, омега явно не ожидал такого расклада действий. Он прижался к стене, попытавшись слиться с ней, пропуская девушку, чтобы не мешать разыгрывающему здесь эпизоду из тех медицинских сериалов, которыми он вместе с супругом баловался по вечерам. Происходящее вокруг больше походило на какой-то сумбур, и не в силах сориентироваться в происходящем, омега зацепился взглядом за лицо человека, который в отвратительном виде лежал на проносящихся мимо носилках на колёсах. Любопытство взыграло в душе юноши, который даже не поморщился от увиденного, а только заинтересованно вскинул аккуратные брови. Он точно где-то видел этого человека. Пропустив спешащую бригаду врачей, которые громко переговаривались между собой и облепили каталку с пациентом с обеих сторон, омега скользнул к стойке регистратуры и оставил там цель своего визита. Джин понадеялся, что всё-таки готовил не зря. Обернувшись, чтобы уйти, райский увидел двоих детей. Они, словно воробьи после драки на жёрдочке, сидели на неудобных металлических стульях стоящих вдоль стены около входа. Омега ещё в самом начале, как только распахнулись двери приёмного покоя, заприметил, как они пришли следом, держась за руки с парамедиками. Это вызывало беспокойство, дети казались невредимы. Малыш, что повыше, охватил руками другого, прижимая его к себе. Просторный холл погряз в тишине, а сами дети источали пугающее спокойствие. Оглянувшись и убедившись, что никто не собирается заняться этими птенцами, омега широким шагом направился к местам для посетителей. Воспоминание о том мужчине легко коснулось разума юноши. – Привет, – Джин сел перед детьми на корточки, от чего колени тихо щёлкнули. Он снял с плеча холщовую сумку и положил рядом с собой на кафельный пол. – Это был ваш папа? Дети с отрешёнными осунувшимися личиками взирали на взрослого почти что сверху вниз. Мальчик помладше сфокусировал свой взгляд на взрослом омеге, но не предпринял попыток разлепить сухие потрескавшиеся губы, чтобы что-то сказать, только начал болтать ногами. – Отец? – ещё раз попытал счастье омега, с трудом проглотив слюну. О господи, эти глаза. С громким скрипом в голове Джина крутились шестерёнки, ситуация выходила до смешного сюрреалистичной. Подождав с минуту хоть какой-то реакции, омега достал телефон и покрутил его в руках, не решаясь позвонить своей паре или проверить новостные сводки. У омеги складывалось впечатление, что он где-то точно уже видел эти детские лица, что-то связанное с делами мужа. Может быть, он видел их на пакетах 3,2% молока******. Джин вздохнул, ещё раз обернувшись и убедившись, что всё вокруг безлюдно, за исключением фигуры брата с недоуменным лицом, что торчало из кабинета, табличку которого нельзя было разглядеть. Омега подмигнул мужчине и решил выполнить свою самую безумную идею, что только появлялась в его голове. Он развернулся к детям и, досчитав мысленно до десяти, сказал: – Хотите конфетку? У меня полно таких, – омега вытащил два небольших шоколадных батончика из большой сумки и протянул лакомство детям на раскрытой ладони. – Я не кусаюсь, я хороший. Он чувствовал, что обязан сделать это, чего бы это ему не стоило. Малыш, что до этого жался к боку своего старшего брата, смерил незнакомца подозрительным взглядом, и осторожно забрал предложенное лакомство, за что сразу же получил не сильный, но явно ощутимый, тычок локтём под рёбра. – Скажи спасибо, Тэ, – прошептал старший мальчик. – Спасибо, – в убедительность своих слов младший кивнул. Джин улыбнулся. Малыш спрятал лакомство в карман куртки и сильнее прижался к брату. Дети выглядели не очень ухоженно, но и не очень плохо. Это были две маленькие омежки, хоть они были ещё слишком маленькие для проявления запаха, но некоторые нотки всё же прослеживались. – Меня зовут Джином, я омега так же, как и вы, – добродушно улыбаясь, он осторожно коснулся локтей мальчиков, медленно поглаживая. – Хотите кушать? Я могу вас покормить. Два птенца встрепенулись, удивившись, и в детских глазах заблестел неподдельный интерес, а животы издали звук самого большого во всем мире кита.***
Около получаса спустя омега уже был на полпути своего безумного плана, мча на Вольво через виадук. Шины издавали неприятный резкий звук, наезжая на железные стыки дороги. Джин взглянул в зеркало заднего вида, где были усажены со всей заботой и пристёгнуты двоё детей. Они не выглядели слишком маленькими и не казались недостаточно взрослыми. Малыш постарше – так решил омега – тихо сопел на плече младшего. Райский прочистил горло и, стараясь не потревожить сон, спросил. – Сколько вам лет? – омега включил поворотник, который зашёлся равномерным щёлкающим звуком. На повороте собиралась пробка. «Вечно так», – подумал Джин. – Мне шесть, – сказал бодрствующий ребёнок, но его глаза сонно слипались; малыш упирался подошвами ботинок в спинку пассажирского кресла, но взрослого омегу это ничуть не злило, даже умиляло, – а моему брату десять. В салоне машины повисла тишина, пробка никак не хотела двигаться. Пожевав щеку, ребёнок добавил: – Меня зовут Тэхёном, но обычно меня зовут «Тэ», – маленький омега кивнул самому себе, – а моего брата – Чимин. Он очень серьёзный. Джин снова расплылся в светлой улыбке. Муж его убьёт. – А что мы будем кушать? – раздалось сзади.***
Квартира встретила новых жителей уютом, старший помог детям снять обувь и куртки, поморщившись. Господи, он обязан купить этим детям нормальную одежду, это просто невозможно. Пока маленькие омежки мыли руки в ванной комнате на быстро соображённой подставке из ящика, Джин взглянул на себя в зеркало. На лбу его отражения горела неоновая надпись: «Во что ты ввязался, милый?» «И носки купить тоже», – отметил про себя омега, метнув взгляд на короткие, не по размеру и с разными рисунками детские носки, которые явно не принадлежали к одной паре. Почему-то чувство тревоги начинало угасать, но Джин не мог найти этому рациональное объяснение. В его доме чужие дети. Которых он… Похитил? Взяв с открытой полки чистое махровое полотенце для рук, он намочил кусочек ткани под тёплой струей воды. Шумно выдохнув через нос, старший начал со всей трепетностью стирать следы от пыли с лиц детей. Ему так же потребовалось время на обработку незначительных царапин. После сытного ужина дети были в срочном порядке снова отправлены в ванную комнату. Стрелка часов медленно ползла к цифре 19, а райский все ещё не придумал более-менее нормального оправдания для своего поступка. Скоро должен вернуться муж, а фразы «я так чувствую, дорогой, это мой внутренний голос» явно будет недостаточно. В который раз за вечер вздохнув полной грудью, омега начал приготавливать ванну, решив искупать сразу обоих птенцов. Сейчас же они напоминали омеге попугайчиков-неразлучников. Только один с детским синим в красное сердечко пластырем на щеке, у другого же красовался жёлтый пластырь с птенчиком на лбу. Дети выглядели вполне довольны жизнью. Но за всё их новое знакомство не произнесли и больше трёх десятков слов. Старший же только поблагодарил за еду, храня молчание или переговариваясь только с братом. Они не пуганы. Джин, открыв флакон с ванильной пеной для ванны, вылил добрую половину содержимого. В конце всех действий, он проверил ладонью температуру воды, и, оставшись довольным, развернулся к малышам. Зеркало уже полностью запотело. Дети тихо переговаривались, подпирая собой косяки двери ванной комнаты. Они не отпускали ладошек друг друга. – Молодые люди, – обратился к ним омега, – я доверяю вам принятие ванны, как взрослым молодым мужчинам, поэтому, пожалуйста, пройдите. Райский отошёл к дверям, пропуская детей внутрь. – Полотенца повешены на деревянную стойку, я постучу, когда вам нужно будет закругляться. Как только за омегами закрылась дверь, юноша прислонился к деревянному полотну спиной и сполз вниз, садясь на пол и прижимая к себе колени. Он с силой растёр руками лицо. Сегодня придётся пропустить вечерний просмотр сериала. Джин приподнял рукав кашемирового лонгслива и посмотрел на часы. Оправдания все ещё не было. Омега давно так не подрывался, казалось, ему даже вступило в спину. Он со всех ног рванул в прихожую, почти поскользнувшись носками о паркет, где несколько секунд назад раздался звон ключей. В одном Джин был уверен – дети чисты, переодеты и укутаны в шерстяные пледы, а самое главное – полностью увлечены происходящим действием мультика на экране планшета. – Что с тобой? – спросил пришедший альфа, стаскивая свои ботинки за задники. – Пообещай мне, что ты не будешь злиться. Я точно помню, что мы давали клятву в вечной любви, – запыхавшийся Джин машинально расставил руки, пытаясь спрятать то, что находилось за его спиной. Он забыл закрыть дверь. Тянуть кота за яйца при таких обстоятельствах омега не видел смысла. – Ты что, принёс кота? – мужчина вздёрнул брови. – Это… – помялся Джин. – Немного больше, чем кот. – Щенка? – Ещё немного больше. Джун стянул свою верхнюю одежду и повесил её, начиная хмуриться. Он сделал несколько шагов на своего омегу, от чего тот попятился, и словно стал меньше. – Джинни, дорогой, что это? – процедил сквозь зубы альфа, наступая увереннее и быстрее. – Ты обещал не злиться на меня! Не прошло и пары секунд, как омега оказался отодвинут от дверного проёма, что так рьяно охранял. Альфа с глазами, размера которых истинный никогда раньше у него не видел, взирал с высоты своего роста вниз на двух мальчишек, что больше походили на коконы. Они сидели, прижавшись друг к другу на свежезаправленной постели, подогнув ноги под себя. Дети оторвались от просмотра мультика лишь на пару секунд, чтобы осмотреть громкого незнакомца. Один из маленьких омежек, который представился Тэхёном, прочистил горло. – Здравствуйте, – сказал он, серьёзно сведя густые бровки на переносице. – Добрый вечер, – запоздало ответил опешивший альфа тихим голосом и добавил: – Извините, что помешал. Джун мягко закрыл дверь комнаты, вперив разгневанный взгляд в своего мужа, который, казалось был одного цвета с декоративной отделкой стен в их доме. – Это не похоже на грёбанных котят или хотя бы щенят. Ты похитил детей, Джин? – как можно тише взревел альфа. – Почему остальным достаются истинные, таскающие котов и хомяков?.. А ты, блять, детей?! – Вот именно, что детей! – взвизгнул омега. – Не смей ругаться в доме при детях, болван! – «Болван» это тоже ругательство, ты, кусок непостижимости, что ты устроил здесь, омежья дева Мария? – тыкнул пальцем в грудь супруга альфа. Казалось, у него сейчас дым повалит из ушей. – Мне так сказал внутренний голос, между прочим, – Джин поставил руки в бока, приняв оборонительную позу, – я их спас! – в чувствах прошептал омега. – Ты хоть знаешь, что это за дети? Я-то знаю, а ты? – уже спокойнее произнёс Джун. Его взгляд смягчился. Если расхлёбывать, то вместе, как говорится. Истинных не выбирают. Дверь с тихим скрипом приоткрылась и показалась детская макушка. – Тэ? – спросил тут же притихший омега. – А можно тёплого молока, пожалуйста? – спросил мальчишка. – Два стакана. Маленький омежка взглянул по очереди на каждого взрослого своими пронзительными голубыми, похожими на лазурь, глазами, обрамлёнными длинными густым ресницами. – Без пенки, – кивнул альфа. _______________________ *Chrysanthemum (лат.) – Хризантема, сем. Астровые, может выступать как символ стойкости, неподвластности обстоятельствам. **На языке цветов хризантема – олицетворяет власть и благородство, а также искренность и открытость. *** Желтый цвет – отвращения, ненависти. ****Золотистый цвет – символ радости и солнца. *****Мере`нга – французское пирожное из запечённых взбитых яичных белков и сахара. ******В некоторых странах на упаковках молока печатают объявления о пропажи людей. Объясняется это тем, что молоко пьют все, значит фотографии пропавших увидит каждый второй. Согласно восточной легенде, хризантемы появились на свет благодаря дракону. Он, пытаясь украсть у людей солнце, схватил его в свои лапы. Но небесное светило сильно обожгло зверя, и он разорвал его на куски. Каждый из них стал прекрасным цветком.