Billie Eilish — The 30th
С самого утра солнце баловало собой, широкими мазками тёплых лучей ласкало расцветающие маковыми бутонами лица, в чьих глазах отражалось чистое голубое небо. Настроение тигрёнка не могло не радовать собой как самого юношу, так и папу, что вздохнул с явным облегчением. Сейчас, с лёгкостью крутя педали, велосипед с плетеной корзинкой проезжал по покрытым тонким слоем льда лужам, чья морозная плёнка приятно похрустывала, заставляя мурашки пробираться под тёплую ткань пальто. Рюкзак, удобно умостившийся в корзинке, звякнул висящими на молнии кармана брелоками. Наслаждаясь пустыми улицами дневного города, Тэхен и сам не заметил, как размышления с лёгкостью завледели его разумом, заставляя прикусывать мягкую нижнюю губу. Тот человек, что так часто, будто бы совершенно случайно, попадался на глаза, никак не хотел выходить из кудрявой головы. Даже ночью, когда сны были особенно спутанными, горячими и зыбкими, родное лицо смазывалось, приобретая черты того самого все ещё незнакомого темноволосого юноши. После таких яркий пробуждений приходилось нехотя вылезать из папиных объятий и заворачиваться в пуховое одеяло, в котором, потея от жара, тщетно пытаться усмирить пылающий узел, что скручивался глубокого внутри. Иногда, лёжа в горячей душистой ванне, тигрёнок проходился кончиками пальцев по твердеющей плоти, скрытой за облаками пены и толщей персиковой воды. Полотенце, лежащее на белоснежном бортике под кудрявой головой, медленно сбивалось, опускаясь кончиком в горячую воду. В такие моменты становилось по особенному душно, тигрёнок мог поклясться, что опаляющий собой пар был физически ощутим, ложась на мокрое лицо разгоряченной лаской. Блуждающий взгляд затуманенных лазурных глаз, на мгновение застывший на запотевшем зеркале, вернулся на покрасневшие от жара поднятые из воды ладони, наблюдая, как крупные капли с тихим звуком стекали вниз. Хлопнув мокрыми ресницами, юноша шумно выдохнул, опуская руки вновь под воду, чтобы широким движением огладлить собственное тело, чуть надавливая отросшими ногтями. Нога, все ещё покрытая пеной, оказалась закинута на белоснежный бортик, оставляя на светлом полу небольшую душистую лужицу. Тогда так хотелось просто отвлечься, прийти в себя и забыться. Мягкая кожа бёдер казалась по ощущениям словно бархатистой. Закусив губу, тигрёнок прогнулся в пояснице, стоило ласке вновь коснуться размашистым движением внутренней стороны бёдер, от чего омега лишь сильнее развёл ноги, упираясь коленкой в бортик. Двух рук казалось непозволительно мало, юноша хмурил аккуратные брови, дыша шумно и горячо, едва не хныча от недостатка внимания. Ленивые движения, сменяющиеся едва ощутимым прикосновением движения воды, играюче легко вытесняли собой любые образы под веками, позволяя насладиться незатейливым наслаждением. Но тигрёнок всегда мог похвастаться капризным и жадным нравом, всегда готовый хорошенько для этого постараться, как только правила игры примут все две стороны. Но сейчас, накрыв приоткрыте губы ладонью, омега чуть слышно хныкал, ерзая и подаваясь бёдрами в собственный кулак, чьи хаотичные движения изводили собой юное тело. Скользнув двумя пальцами в горячий плен рта, тигрёнок надавил на язык, проходясь подушечками по ровному ряду зубов. Чем дальше был разум юноши, тем сильнее закатывались лазурные глаза, а мысли дразнили сладкими воспоминаниями об одном светловолосом омеге, чьи медовые глаза исчезали в полумесяцах улыбок. Несдержанный стон заставил тигрёнка испуганно распахнуть глаза, слепо смотря перед собой, пока в теле зарождалась та самая мелкая предвкушающая дрожь, подпитанная распаленным разумом, пока тот, играя в злые игры, ловко баловал младшего Кима новым, ярким, абсолютно неожиданным образом того самого юного альфы, чей аромат был так удушающе прекрасен. Резко запрокинув голову и ударяясь макушкой о бортик ванны, омега протяжно застонал, безвольно утопая в воде все глубже, мелко содрогаясь всем телом. Едва обмякнув в остывающей воде, как юноша рывком сел, покачнувшись, стоило стуку в дверь ворваться в умиротворение душной ванной комнаты. – Тигрёнок, – послышался взволнованный и такой родной голос, – все в порядке? Ты так долго. Щеки Тэхена стремительно покрывались румянцем смущения, и омега прикусил щеку изнутри, пытаясь содержать расползающуюся широкую улыбку. Это было так чертовски смущающе, но так горячо… что останется маленьким грязным секретом. Тогда в груди становилось чуточку свободнее. В этот день солнце светило особенно ярко, омеге казалось, что даже это было слишком. Завернув за угол со бодрым переливом рулевого звонка, юноша тут же насупился, прищуриваясь. Там, мерцая одиноким тёмным призраком, к пешеходному переходу с красными огнями подходил широким шагом тот самый альфа, что вызвал в юной душе новую волну жгучего любопытства. Щемящая, подобно невралгии, радость от того, что этот маршрут как раз так чудесно совпадал с нужным омеге, заставила тигрёнока расцвести улыбкой. Тот аккуратно притормозил рядом с альфой, ловко спешиваясь и поправляя разошедшиеся полы мягкого пальто. Но, получив отстраненный взгляд, Тэхён тут же нахмурился, оглядевшись. Не было совершенно никого, кто мог бы быть причиной подобной недружелюбности. Осторожно коснувшись чужого плеча, омега вновь улыбнулся, сверкая чистой лазурью. – Привет, – сказал Тэхен, – не ожидал тебя тут увидеть. Так удивительно! Чонгук обреченно вздохнул, пряча руки в карманы, едва одаривая омегу ещё одним взглядом из-под челки. – Привет, Тэхен. – Ох, ты запомнил, – юноша светился подобно июльскому солнцу. Ладони, обхватывающие велосипедный руль чуть взмокли от волнения и смущения. Дернувшееся адамово яблоко пронзило мгновением тысячью острых кинжалов. Омега с усилием сглотнул. – На самом деле очень приятно. Да и неожиданная встреча тоже приятна. – Я бы не сказал, – буркнул Чонгук, ударяя пяткой об асфальт, шурша подошвой. – Что? – Говорю, что полностью согласен с тобой. Омега понятливо охнул, с улыбкой согласно закивав, от чего тёмные кудрявые локоны словно ожили, превращая подобие порядка в абсолютный хаос. Зелёный свет светофора ударил по глазам. Тигрёнок, всполошившись, поспешил за быстрыми шагами альфы, с некоторым трудом везя рядом с собой тяжелый велосипед, едва догоняя юношу. – Я хотел сказать, большое спасибо за шарф! – воскликнул он. – Так было неожиданно его снова увидеть. – Всегда пожалуйста. – Он мой любимый, – продолжал щебетать младший Ким утренней птицей, наконец-то оказавшись вне пешеходного перехода. – Я очень рад. – Чонгук вдруг остановился, и, развернувшись на пятках, сделал несколько шагов от пышущего жаром омеги. – Но мне нужно идти. – Ох, – юноша тут же поник, – конечно, да. Но у тебя все в порядке ведь, да? Я могу проводить тебя, если тебе это нужно. – А как же ещё может быть, если не в порядке? – с долей раздражения бросил тот. Круглые голубые были широко распахнуты, сверкая отблесками яркого солнца. – Чонгук, – прозвучало чуть тише, – ты чего, я же просто спросил. Альфа со свистом выдохнул, и, направляясь к ближайшей автобусной остановке, с обжигающей внутренности злостью оттолкнул плечом юношу со своего пути так, что тот едва не рухнул на собственный велосипед с плетеной корзинкой. Глупый. Непонятливый. Прилипала. – Зачем так грубо, болван, – в сердцах фыркнул тигрёнок, заставляя хмурого альфу вновь развернутся к нему, сверкая пронизывающим взглядом тёмных прищуренных глаз. – Прекрати меня преследовать, – едва не с шипением выплюнул тот. – Я ничего подобного не делаю, как ты себе это представляешь? – Просто не трогай меня, хорошо? Представь, что я чертово тухлое яйцо. – Чонгук, что за бред ты несешь? Я тебя даже толком не знаю, идиот. – Я просто прошу тебя не путаться у меня под ногами. Не знаю, чего ты добиваешься этим, но я не намерен это глотать. Если ты рассчитываешь на нашу истинность, я спешу тебя огорчить, я не занимаюсь подобной ерундой. – Послушай… – Это ты меня послушай. Просто отвали от меня, договорились? Смотря расширенным глазами на альфу перед собой, юноша не мог подобрать слов, закрывая и открывая рот, как выброшенная на берег рыба. – Не трогай меня и мою жизнь. – холодно проговорил Чонгук, – мне это не нужно.***
Denmark + Winter – Enjoy the Silence (Re:Imagined)
Застежка рюкзака издавала дребезжащие звуки каждый раз, стоило наехать колесом на камень побольше. День упирался солнцем в тёмную кудрявую макушку, согревая открытую обнаженную шею. Велосипедная линия, тянущаяся вдоль основной дороги, ластилась под напором рельефа, заставляя крутить педали с удвоенной силой, преодолевая очередной небольшой подъем. Ехать было не так далеко, чтобы запыхаться окончательно, но когда ворота за спиной наконец–то закрылись, а велосипед со звоном встретился с землёй, тигрёнок жадно вдыхал прохладный воздух, обжигая горло. Накинув на плечо рюкзак и поправив свое леопардовое пальто, юноша широким шагом направился к входной двери, чтобы вдавить пальцем дверной звонок. – Тигрёнок, – в распахнувшейся двери, вздрогнув от холодного воздухе, оказался совершенно заспанный омега. Тот приложил указательный палец к мягким ягодным губам. – Тише и проходи. Странная пружинистая походка, с которой младший выпрыгнул в дом, выдавала с потрохами нервирующее возбуждение, плескающееся где–то на дне желудка. Заполучив тёплый поцелуй покрытых бальзамов губ, Тэхён на мгновение спрятал брата в своих объятиях, пробегаясь подушечками пальцев по выступающим ребрам. – Ты надолго? – с хрипотцой в голосе поинтересовался растрепанный цыпленок. – Отец ещё спит в гостиной, успокоительные плохо влияют на нас. – Тебе ведь лучше? – Чимин, с неохотой покинув объятия, стоял напротив абсолютно прозрачный, взлохмаченный и очаровательно потерянный. Тигрёнок выпятил губы бантиком от резкого желания оставить чуть липкий след на спелой мягкой щечке. – Не знаю как по поводу улучшений, но я истосковался по тебе. Перерывы между нашими встречами какие–то бесконечные, – юноша, все же подарив старшему омеге один звонкий поцелуй, направился в кухню, поманив тигренка пухлым пальцем. – Раздевайся, а я пока сделаю чай. – С сахаром. Чимин мягко улыбнулся. – Конечно, я сделал булочки. Бросив рюкзак к ногам, тигрёнок принялся выбираться из мягкого пальто, кидая тот на непривычно худую вешалку и сбрасывая с ног ботинки, не утруждаясь поставить те как следует. Отражение в зеркале над комодом подарило ещё одну улыбку, и, поправив волосы, омега подцепил с пола рюкзак, направляясь к одной из своей целей. Заглянув на кухню, Тэхен издал тихое мяуканье, чтобы обратить на себя внимание сонного брата. – Можно подняться в нашу спальню? Мне нужно взять несколько тёплых кофт. Брови светловолосого юноши сложились домиком в недоумении. – Конечно. Почему ты спрашиваешь? – Я забеспокоился, может там спит отец, подумал, что он вряд–ли будет в своей спальне. – Теперь гостиная – его второй дом, – Чимин был сейчас таким мягким, что малые незаметные клыки словно чесались возиться в этот рисовый пирожок. Тэхен хлопнул длинными ресницами, быстро кивая. – Я быстро, одна нога тут, другая там. – Только аккуратно, прошу тебя. Знаю я твоё быстро, а потом на синяки дуй. Старший омега не злился, лишь упрекал с переполняющей его любовью. От лазурных глаз не укрылось и то, как брат словно бы светился изнутри и это не была вина солнечных лучшей, подсвечивающих светлые волосы нимбом, делая это существо нечто настолько невинным, насколько это возможно. Схватившись за угол стены, тигрёнок стянул своих ног надоевшие носки, сворачивая те комочком и пряча в карман рюкзака. Так явно было намного лучше. Путь от гостиной до спальни был преодолен стремительно и максимально аккуратно, только вот предательская лестница все же заставила юношу несколько раз в спешке отступиться. Тёмная комната, встретившая в своих родные объятия тигренка, была точно такой же, как и все эти бесконечные дурацкие дни назад. Тот же сладкий аромат, разобранная постель, брошенная книга и лежащее на полу белье. С мгновение насладившись ощущением мягкого ковра под босыми ступнями, Тэхен рвано выдохнул, снимая с плеча рюкзак. Теперь было необходимо опуститься перед большим деревянным комодом и открыть последний ящик. Суета на светлой кухне отдалённо долетала до спальни, что озарил собой тусклый свет торшера. Сев на пятки, Тэхен насупился, рассматривая содержимое ящика. Его цель – полупустой блистер, который принёс больше плохого, чем хорошего. Эти таблетки тогда принёс Чимин, пихая в карман халата тигренка, пока тот расчесывал светлые волосы после горячей ванны, с отчаянным обещанием сделать так, чтобы они исчезли. Цыпленок знал об этих таблетках намного больше, воспользовавшись для своей работы только единожды. Тогда Хосок был неимоверно зол и на нерадивого ребёнка, пропитанного чужой кровью, но и на бесконечную светлую ткань платья, ставшей алой, что крутилось вихрем в стиральной машине. Тогда Хосок был неимоверно зол на стоящий в собственной квартире синтетический цветочный запах, оставляющий не только оскомину, но и чувство тошноты. Но тогда Хосок был неимоверно счастлив, видеть светловолосого омегу в своей постели. Такого живого, тёплого. В безопасности. Но тигренку об этом было знать совершенно не обязательно. Отложив стопку разнообразных тетрадей и альбомов, юноша принялся разбираться с большим количеством барахла, что было так дорого сердцу, и оказалось удобным место для хранения старых акварельных красок. Поставив на колени длинную продолговатую коробку, Тэхен аккуратно раскрыл ту, от чего несколько ванночек с краской упали на пол. Там, между цветными рядами был маленький свёрток из обычного пластикового канцелярского конверта туго обтянутого резинками и лентами, в него и был завернут тот самый проклятый небесами помятый блистер. Когда вещица оказалась зажата в ладони, юноша принялся рыться в собственном рюкзаке, чтобы найти своего розового пушистого кролика, служившего тигрёнку домом для разнообразной мелочи. Сумка сползла с острых коленок, падая на пол, пока омега, спрятав вещицу между карточками и прямоугольником зарядки, звякнул молнией кролика, содрогаясь всем телом от раздавшегося в тишине голоса: – Малыш? Голубые глаза лихорадочно забегали по комнате и юноша закопошился, оборачиваясь к стоящему в дверях мужчине. – Ох, отец! Ты напугал меня. – Что–то случилось? – Нет–нет, – быстро сунув кролика в глубину рюкзака, Тэхен поднялся с пола, выпрямляясь и улыбаясь ослепительно ярко. – Минни сказал, что ты спал, поэтому я пока забежал забрать несколько вещей, которые мне понадобились. Густые брови альфы сошлись на переносице, Намджун сонным взглядом рассматривал небольшой беспорядок и выдвинутый ящик с пепеброшенным через его бок полосатым носком и нижним бельем. – Тебе, – прочистив горло, продолжил мужчина, – нужна помощь прибраться? – Пап, тебе нужен отдых, а я сделаю все сам. Я спущусь через несколько минут, договорились? –Но твои краски, тигрёнок… Тэхен замахал руками, легко улыбаясь. – Брось! Я быстро, а ты лучше помоги Минни. Недоверчиво оглядев сына с ног до головы, растерянный мужчина послушно кивнул, все же делая робкую попытку пройти в детскую спальню, но, кивнув самому себе ещё раз, Намджун послушным лабрадором направился на первый этаж, оставляя Тэхена одного с гулко бьющимся у самого кадыка. Наспех накидав вещи обратно, тигрёнок захлопнул ящик, стирая ребром ладони выступившую влагу над верхней губой. Этими таблетками, деля те на четвертинки, братья изредко баловались под строгим, насколько это возможно на тот момент, контролем цыпленка. Это помогало исчезнуть, раствориться в совершенно другом, прекрасном и идеальном мире, созданным только для двоих истерзанных душ. Когда рюкзак оказался брошен в прихожей, а его хозяин забрался на стул к дивно ароматному десерту, расположившегося на столе, все вдруг показалось совершенно иным миром, где можно было бы притвориться, словно ничего и не было вовсе. Будто бы цыпленок только оправился от сильной простуды, а отец… а отец просто по самой глупой случайности разбил любимый цветок одного очень милого райского омеги, вот от чего и был этот виноватый, поникший вид. Все могло быть так просто. Расплывшись в угловатой улыбке, юноша потянулся вперёд, чтобы взять родные ладони в свои собственные, поглаживая те большими пальцами, пока пар горячего чая щекотал самый кончик носа.***
Joji — Glimpse of Us
Sarah Cothran – As the World Caves In
– Ты кого-то ждёшь? – Чимин вновь улыбнулся, завозившись на своём месте, чтобы взглянуть на дверь. Едва не пролив содержимое кружки, альфа поставил ту на столик, отрицательно замотав головой. Он едва не поперхнулся остывшим чаем, когда острые коленки ударили по ладони, что намеревалась аккуратно спустить омежьи ноги со своих колен. Но воодушевленный юноша, извернувшись юлой, быстро вскочил на ноги, чуть ли не вприпрыжку направляясь в прихожую. – Отдыхай! – Воскликнул он. – Наверняка это курьер, ты говорил про какую–то доставку. Скинув гостевые тапочки, цыпленок выбежал в коридор, дергая телом в одном ему известном танце, и, повернувшись вокруг своей оси в один прыжок оказался у двери, с лёгкостью щёлкая замком. Расплывшись в улыбке, омега одарил юношу перед собой медовыми полумесяцами глаз. – Добрый день, – прощебетал Чимин, – чем я могу Вам помочь? – Мне? – нахмурившись, Чонгук отступил на несколько шагов назад, чтобы удостовериться в правильности номера их с дядей квартиры. – Ох, это ты, – пальцы изобразили на лице маску. – Прости, Чонгук, я не узнал тебя из–за этой вещицы. – Забавно. Пропустишь? Чимин проглотил весь воздух, плотно сжав губы и брезгливо отняв взмокшую ладонь от ручки. Желудок вдруг разом наполнился тяжёлыми камнями, грозясь опрокинуть свое содержимое к ногам, обтянутых белым хлопком носков. Но чем сильнее Чимин пытался отдышаться, чтобы выудить из себя хоть слово, тем сильнее тусклый, но такой невыносимый аромат въедался в слизистые. Чимин закашлялся, отступая назад с каждым сделанным навстречу альфой шагом. Когда дверь щёлкнула, юноша, подобравшись, кинулся прочь, но через несколько шагов оказался крепко схвачен большими ладонями. В непонимании рассматривая сцену перед собой, Чонгук в недовольстве раздул ноздри, чуть морщась. Розы. Розы. Блядские розы. – Что тут происходит? – спросил он. Выпутавшись из рук молчаливого мужчины, цыпленок отстранился, поджимая дрожащие губы. – Ничего, Минни заходил на чай, – сказал Юнги, осторожно сжимая чужое плечо, спрашивая у омеги уже тише. – Ты в порядке? Чимин шумно выдохнул, сохраняя молчания, лишь кидая нечитаемые взгляды на младшего альфу перед собой из-под растрепавшейся пшеничной чёлки. – Я не вовремя? – вновь подал голос Чон. – Брось. Нос младшего альфы хлюпнул и юноша поспешил достать из кармана черной куртки бумажный платок, чтобы промокнуть выступившую каплю крови, сжимая салфетку в кулак, оставляя дядю и гостя в правильном неведении. – Я тогда пойду, – Чон кивнул. – Сниму хотя бы обувь. Здесь не было прежнего уюта и было как-то излишне промозгло. Чонгук неприятно поежился, перед тем как наконец-то остаться в одиночестве прихожей, чтобы исчезнуть из–под испепеляющего взгляда медовых глаз, но юноша остановился, когда громкий и высокий голос разразился по комнате раскатом грома. Чимин невыносимо пах своим братом. – Это правда? – лицо омеги казалось в этот момент абсолютно кукольным: бледным, большеглазым, с пятном мягких припухших алых губ. Узкая грудная клетка юноши мерно вздымалась, Чимин едва обращал ванимания на прикосновения своего мужчины, выедая взглядом сердце того, кто стоял напротив. Плечи Чонгука устало опустились и тот со вздохом устало развернулся лицом к гостю. Залегшие тени под глазами делали его лицо изможденным. – На Рождество подарки приносят твои родители, – сказал он, – так что, да. Это действительно правда. – Что происходит? – подал голос Юнги, хмуро смотря вонзившую свои клыки в шеи друг друга пару. Старший альфа больше не решался прикоснуться, складывая руки на груди. В воздухе появилась заметная горькая нота. – Слушайте, даже если появились разногласия, мы ведь можем все обсудить. Люди должны говорить, иначе получится полное дерьмо. – Ради Бога, Юнни, – взмолился Чимин, чьё сердцебиение быстро набирало обороты, ударяя потоком крови по перепонкам. Юноша крепко сжал кулаки. – Просто помолчи с минуту. – Он прав. Не упоминай Бога. – Дети. Чимин взвизгнул, указывая пальцем с покрасневшей подушечкой на парня перед собой. – Это правда, черт тебя подери?! Чонгук кивнул, наблюдая как его ботинки оставляют на белом уголке ковра едва заметный след от подошвы. – Да, – ровно и тихо ответил он. Рот омеги исказился в невысказанном в возмущении, но губы сомкнулись вновь. Юноша чувствовал как к горлу подкатывается колючий комок. Его голос вдруг стал едва слышный. – Я услышал твой запах на нем, совершенно случайно, просто подал брату его пальто, – Чимин всхлипнул, срываясь. – Вот такая глупость эта связь, мы можем ощущать истинных друг друга, представляешь? Блядское проклятье! Чонгук поджал обветренные губы. – Черт! Тэхен он… Он такой домашний, такой доверчивый. Он наверняка даже не сразу и понял в чем дело. Почему, когда все стало налаживаться, сука, появился ты. – Минни, – мягко позвал Юнги. – Почему, Чонгук? – в рукав своего альфы крепко и отчаянно вцепился Чимин, с силой дергая за руку, как тряписную куклу. – Зачем ты его привёз? Зачем вы оба здесь, черт возьми?! Почему вы не даёте нам просто жить своей собственной жизнью? Младший альфа поднял чуть подрагивающие руки в примирительном жесте. – Послушай… – Я не хочу ничего слушать, меня это чертовски выводит из себя! Вас никто не просил сюда приезжать, а ты, – Минни рявкнул в сторону мужчины, тяжело дыша, – гребанный трус, который просто напросто сбежал! – Все не так, Минни. – Да мне плевать! – тонко вскричал омега. – Послушай… – Заткни свой гребанный блядский рот! – Минни, – тихо начал Юнги, – умерь свой пыл, ты хочешь диалога, но сам же не даёшь даже ответить. Чимин извернулся, ударяя альфу в плечи так, что тот отступил на шаг, рукой показывая младшему придержать свои слова при себе. – Да откуда тебе знать, черт возьми, что я хочу? Ты спрашивал меня, интересовался, посылал мне письма? Нет, конечно, нет! Ты просто вскружил мне голову детскими сказками, а мне то что, я что, встречал множества альф? – Омега вновь отчаянно рявкнул, сотрясая отчаянием воздух. – Да я их терпеть не могу. От вас только боль! Чтобы вы не сделали, это будет боль! Я терпеть Вас не могу всей своей жалкой душонкой! – Чимин, послушай. – Заткнись, заткнись, заткнись! – Юноша топнул ногой, указывая на младшего пальцем. – Блядство, на черта ты привёл этого ублюдка? – Чимин. – Зачем ты привёл его сюда, Юнги?! Что мы сделали тебе такое, за что ты так?! Звонкий крик омеги с пылающими слезами звенел в ушах, образом отпечатываясь под веками. – Не стоит нападать на Юнги, он не сделал ничего дурного. – Закрой свой рот, Чонгук, если тебе не известна ситуация. – Я поехал с ним по своему желанию, я не мог отпустить его сюда одного. – Да на кой блядский черт Вы вообще решили сюда, сука, вернуться?! – Чимин закричал, обжигая слизистую солёной влагой слез. – Да кто Вас, блядь, тут ждёт?! – Чимин! Возьми себя в руки! – воскликнул старший, в попытках забрать в обьятия самого дьявола. – Иди ко мне, сюда, ради Бога. – Ты блядский лжец Мин Юнги! – Он не сделал тебе ничего, чтобы так кричать, Чимин. Твои расшатанные нервы – исключительно твоя проблема, не стоит перекладывать её на кого–то другого. – Что ты сказал, Чон? – ядовито процедил цыпленок под шипение старшего. – Прости, я глупый, не расслышал твою пламенную речь. – Я лишь сказал, закрыть свой рот, Чимин, если ситуация тебе не известна. – Чонгук, прекрати, – с мольбы в голосе тщетно возвал Юнги. – На твоих губах это капли молока или же ты успел развлечься? Мин готов был закричать. – Мы сами вправе решать как распоряжаться собственным временем и желанием, Ким, и спрашивать твоего разрешения никто не намерен. – Пошёл ты толстый и кривой грязный член. Чонгук широко улыбнулся. – Посоветуешь, какой лучше? Звонкую тишину разрезала собой оглушительная пощёчина, окрасившая щеку младшего альфы отчетливым следом маленькой ладони. Чимин взвизгнул, когда его кисть оказалась в грубом плену сильных пальцев, а рука оказалась умело схвачена и заведена за узкую взмокшую спину. Чонгук тряхнул волосами, с солёной жгучей пеленой наблюдая в звенящей тишине как дверь в соседнюю комнату щёлкнула замком, пока по ту сторону на неё не обрушился ощутимый удар. Юнги обернулся на своего ребёнка, смотря будто бы сквозь него с гримасой боли. – Гу, тебе сейчас лучше уйти, – мерно проговорил он. – Я не сделал ничего предосудительного. – Твой блядский грязный рот просит кусок мыла, парень. – Ты сейчас защищаешь его, этого избалованного идиота? – Вы оба полные идиоты, Гу. Что ты, что он. Вы дети? Нет. Так какого черта? Все что Чимин говорил в мой адрес, это только мои проблемы. Ноздри младшего альфы раздулись и Чонгук, сморгнув непрошенные слезы, с силой заправил волосы назад, пропуская их меж тонких пальцев, дергая за самые кончики. Воздуха отчаянно не хватало. – Он бросался на нас как сошедший с ума. – А ты, – Юнги усмехнулся, – что, самый нормальный у нас? Чонгук, если ты врешь себе, постарайся делать это лучше. – Со мной разберётся его брат, если я не ошибаюсь, именно его я истинный. К сожалению. – Громкие заявления. А что сказал на это Тэхен? Не успев открыть рта, Чонгук был прерван холодным взглядом дяди. – Ты умный парень, Чонгук, а ведёшь себя, когда захлестывают эмоции, как ребёнок. Ты думаешь, Тэхену нужен такой человек? Который был готов порвать его собственного брата? – Этот человек говорил оскорбления в твой адрес, дядя, это неприемлемо. – И он был прав, Чонгук. – Не прав! – горячо выпали альфа. – Полный бред, даже тупице понятно! – Возьми любую пачку из морозилки для своего лица, Чонгук, и, пожалуйста, навести Сокси, наверняка он уже заскучал без нас. – Дядя, послушай… – Напиши мне, как доедешь, – Юнги отвернулся к сотрясающей ударами двери, – или же я позвоню сам. А ты знаешь, что в таком случае будет, верно? Чонгук слабо кивнул, нехотя все же отходя назад на негнущихся ногах, не смея оторвать взгляд от пола. Когда входная дверь захлопнулась, Юнги с трудом проглатил вязкий ком, наблюдая, как в дверном полотне образуются большие трещины. Чимин устал, все с большими промежутками он обрушивал удары своего тела на дверь, не в силах вынести объятия четырёх давящих стен. По ту сторону стояла тишина, и светловолосый юноша, лишившись воздуха, без сил рухнул вещью на пол, со злостью сжимая в разбитых кулаках подол своей кофты. Он был в ярости, обиде и в целом хаосе из чувств, изнывал плачем и стонами как рождённый на свет младенец. Комната, на первый взгляд, оказалась чьей–то спальней, что пришлось кстати. Стоило лёгким вновь наполниться сладким кислородом, как злость закипела в цыпленке новой порцией бурлящей ярости, и тот, с трудом поднявшись на подрагивающие ноги, с рычанием и болью обрушился на тот робкий порядок, что соблюдал хозяин. Блокноты, книги, содержимое тумбочки и комода, вещи на вешалке, постельное белье и несчастное кресло получали незаслуженные удары. Листки взмывали вихрем в воздух кружась снегопадом, первым снегом ложась на истерзанные гневом вещи. Чимин завыл, хватаясь за тонкое дерево каркаса стеллажа, чтобы обрушить его к своим же ногам, извергая из него россыпь некогда мирно хранящихся вещей. Омега, ударяя пятками по деревянному полу, решительно направился вновь к своей целе, чтобы с кипящей адским котлом гневом и отчаянием обрушить удары не только кулаков, но и ступней, отзываются вспышками острой боли. Напор юного цыпленка настолько сочился предательской обидой, что дверь, с лёгкостью выскочив из замка, полотно обняла собой ногу юноши в разбитом полотне, зажимая ту острыми деревянными осколками. Под разносящиеся раскатом глубокое омежье рычание, нога оказалась остервенело вырвана назад, одаривался осколки алыми проблесками капель. Иной мир, открывшийся перед мужчиной, стоило только поднять взгляд разьяренное на существо перед ним, сводил с ума. Что делать, если ты по вкусу, как Рай? Юнги не боялся ни его, ни проклятий, лившихся изобилием из ягодного рта, ни ударов, ни колких слов сказанные в пылу. Мужчина, забрав в собственные руки брыкающегося дьяволом юношу, в мгновение оказался рухнувшим в центр всего хаоса с кружащимися в воздухе над головой маленькими частичками пуха, словно перьями из вырванных нежных крыльев. Не было слышно даже шипения от впивающихся в колени осколков. В объятиях, мелко дрожа, был он, что смотрел с такой жгучей ненавистью, обжигая, подобно молодому огню. Чимин давился воздухом, слезами и собственными словами, не выпуская чужую кофту из собственных рук, пока его волосы мягко перебирали, даря ласковые поглаживания, приговаривая. Его тело было таким горячим, что приносило собой боль. – Я так хочу к папе, – юноша болезненно застонал, разом бессильно опадая в руках мужчины, словно лишаясь чувств. – Я очень хочу к папе. – Все хорошо, Минни. Я рядом, весь мир рядом с нами. – Я так скучаю по папе, – Чимин протяжно всхлипнул, срываясь на скулеж. Его лицо покрывалось алыми пятнами от того, что ладони с силой проводили собой по мягкой коже, задевая ту ногтями, стоило лишь высвободиться из сильных родных рук. – Я знаю, что он совсем рядом, что он тут. Папа сейчас наверняка готовит чёртов обед… ужин… Для кого-то, верно? Папа всегда ворчит, когда делает это. Всегда говорит, что ему никто не помогает в его доме. В нашем доме. Но это совсем не так, я клянусь своей жизнью. Папа… Папа всегда говорит, что ничего не надо, хотя мы всегда сидим рядом. Папа такой болван. Я хочу к нему, в его руки, мне так нужно в папе, мне так нужно к нему… Юнги прижал голову омеги к своему плечу, словно младенца. – Ты скучаешь по нему так сильно? – Дыхание Юнги было горячим, оно ополяло чужую макушку, превращаясь в мурашки, прячущиеся под воротом кофты, забираясь под кожу. Голос альфы приносил облегчение, словно избавляя собой от чувств, позволяя утонуть в эфире, захлебнувшись. Юнги. – Минни, все же хорошо. – Я так люблю папу, – Чимин громко застонал, заикаясь и теряя звуки, как яблоки из переполнение корзинки. – Я так хочу быть сейчас с ним. Так хочу. Брови мужчины сошлись на переносице, а его дыхание участилось. Сильнее сжав пальцами хрупкое тело, он убаюкивал юношу в своих руках. – Папа ждёт тебя дома, Минни. Вдуг, словно по щелчку пальцев, Чимин затих, выпрямляясь в руках, смотря осоловелым совенком на мужчину перед собой. Его губы беззвучно двигались, а икота зарождалась глубоко внутри, Чимин был не здесь, далеко за пределами этих стен, но не рук. – Он ждёт меня? – юноша расцвел в яркой живой улыбке, словно бутон ладанника, встретевшего долгожданное солнце. Цыпленок посмотрел остекленевшим тусклым мёдом мимо мужчины на изломанную дверь, медленно моргая, от чего на румяных щеках от длинных ресниц рассыпались капли слез. – Отец так по нему тоскует, Юнни. Ресницы альфы затрепетали, а веки оказались крепко зажмуренными, пока в его руках все так же мелко дрожало маленькое тело, на чьей белой хлопковой ткани носка расплывалось алое пятно.