So Close — Olafur Arnalds
— Это так странно, — бледная полоска кожи, что некогда была скрыта обручальным кольцом, оказалась с трепетом оглажена, вызывая в душе омеги свирепую стонущую бурю. — С ума сойти. Сегодня было промозгло и дождливо, от чего суставы давали о себе знать тянущей болью. Полоска тусклого света, проникающая между светлыми гардинами, скользнула по бледному лицу мужчины, наполняя его тёмные шоколадные глаза цветами липового мёда. Райский омега раскрыл ткань шире, пробираясь к деревянному широкому подоконнику так, чтобы получше рассмотреть тихую улочку с рядом припаркованных машин на её противоположной стороне. Там, уже совершенно предсказуемо, стояла та самая, что почти каждый день появлялась на одном и том же месте, вызывая в душе Сокджина щимящую тоску. В то время, когда к двум тарелкам расставленных друг напротив друга за обеденным присоединились ещё две, расположившись по бокам, размером поменьше и с рисунками пышных пионов, маленькие птенцы, быстро привыкшие к новообретенной семье, обзавелись новой, удивительной для Сокджина, привычкой. Тогда Намджун, принявший на себя удвоенную ответственность, возвращался домой хоть и позднее обычного, но всё же всегда парковался у дома в определённом месте. Птенцы, словно в их маленьких телах был свой такой же маленький будильник, даже не смотря на часы, всегда в нужное время уже забирались с ногами на деревянный подоконник, припадая носами–кнопочками в любопытстве к запотевшему от горячего дыхания окну. Если это парковочное место оставалось пустым после нужного семье Ким времени, птенцы становились беспокойными, всё так же щебеча между собой на широком подоконнике, поглаживая зелёные листья растений в светлых керамических горшках. Они были подобно маленьким звонким щенкам, что преданно ждут своего хозяина на придверном коврике. Но сейчас Сокджин только вздохнул и задёрнул лёгкие гардины, с тоской отмечая пустой подоконник на котором не стояло ни единого цветочного горшка, лишь тонкий слой пыли обнимал собой углы. Хоть квартира и была пропитана серостью и тоской, она всё же медленно, но верно, вновь пропитывалась душами тех, кто отчаянно вил новое гнездо. Подушка на диване оказалась заботливо взбита, парочка каталогов из супермаркета, что случайно были принесены в одном пакете, теперь лежали в ровной стопке на кофейном столике, как и большой нераспечатанный конверт, который брать в руки райский омега всё ещё не решался. Закатав рукава голубого свитера, мужчина легонько похлопал себя по щекам, придавая лицу краски. Стоило взбодриться и порадовать одного тигрёнка какой–нибудь сладостью. Младший птенец уже второй час сидел за кухонным столом, вырисовывая на полях клетчатых листов замысловатые узоры найденными в квартире почти истонченными цветными карандашами. Этот ребёнок всегда имел своеобразные предпочтения в еде, и это было чертовски трогательно для одного измученного сердца. Пока другие дети были готовы лишиться чувств от ведёрка с шоколадным конфетами, Тэхён же мог уйти в эйфорию от ведёрка с марципаном, и завершить своё пиршество несколькими полосками лакрицы. Этот ребёнок — удивительное создание, как и его брат.Чимин.
— А как же ты? — Тигрёнок зарезал на своём стуле, вытаскивая из-под себя затекшие ноги и с наслаждением выпрямляя их, когда перед юношей опустилась бамбуковое блюдо с нарезанными фруктами и ломтиками марципанового батончика. — Я не буду без тебя. — Я возьму, но немножко, договорились? — одарив сына тёплой улыбкой, Сокджин легонько щёлкнул того по носу, опуская рядом с блюдом ещё и стакан с клубничным соком. Юный омега насупился, принципиально подставляя под стакан пробковую подставку, что небольшой башней стояла у центра стола. — Держи. Оставишь мне, а я пока разберусь с букетами. — Посиди со мной, — голубые глаза вмиг превратились в блестящие и круглые, как у трехмесячного котёнка. — Твои букеты никуда не денутся, их и так ставить некуда. — Они не мои, тигрёнок, — райский омега опустился на стул напротив, от чего тот глухо скрипнул. — Не я же их покупаю. Тэхён вновь забрался на свое место с ногами, прикусывая щеку изнутри. — Когда ты сегодня ходил в магазин, — тихо начал младший, — приходил курьер. Он передал мне конверт и небольшую корзинку цветов. — Я, пожалуй, отнесу несколько соседке. Надеюсь, она всё ещё живёт здесь, чудесная женщина. Скажу, что поклонник оказался слишком настойчивый, да? Или осталось после праздника, скажу, что у меня аллергия, а выбрасывать не хочется. Порадую хоть её, верно? — Ты открывал конверт? Сокджин передёрнул плечами, забирая из тарелки несколько ломтиков зелёного яблока, отправляя их в рот. — Папа, — Тигрёнок хмуро, словно маленькая грузовая туча, поддался вперёд, упираясь локтями в стол. Его голос переливался звоном колокольчиков. — Ты же понимаешь, что убегая от ситуации, ты не становишься от неё дальше. Давай всё обсудим, поговорим, найдём компромисс. Нельзя же вот так просто бросаться куда-то с головой, с того самого дня мы так и не говорили об этом, только какими-то урывками. Что ты, что отец, что Чимин. Это невыносимо. — Моё кольцо лежит в коробке в тумбочке, — со вздохом начал райский омега. — Я снял его, чтобы узнать, каково это. Тэхён медленно кивнул, с опаской и с некоторой неохотой поглядывая на бледную полоску на безымянном пальце родной руки. — Это твоё решение, — спокойно сказал он, — и я его поддержу. — Спасибо, булочка, — уголки пухлых губ дрогнули, уверенно ползя вверх. С минуту растирая собственные пальцы до красных полос, Сокджин вновь начал тихо, тут же потянувшись к сыну рукой, которую обхватили, слегка похлопывая по костяшкам. — Ты ведь у меня уже совсем взрослый, правда? Такой умный, замечательный, намного сообразительнее меня. — Нет, пап, ты — самый умный человек в моей жизни. Сокджин усмехнулся, хитро прищурившись. — А Чимин не обидится? — с полуулыбкой кивнув на яростное отрицание со стороны сына, Сокджин сжал сухую ладонь тигрёнка. — Тогда, я буду говорить с тобой на равных. Как со взрослым и умным человеком. — Я слушаю. — Я нежно благодарен за этот брак и за ту семью, что благодаря вам, двоим птенцам, была создана. Это навсегда останется в моем сердце самым лучшим моментом в моей жизни. Я был безгранично счастлив и слепо влюблён. — Слепо? — Да, — Сокджин кивнул, — и может быть… продолжаю быть таким? Я очень долго думал над тем, что произошло. И я прекрасно осознавал, с кем меня связывает судьба, стоило только узнать вашего отца чуть лучше. В то время мне казалось всё это чертовски романтичным, отдалённо напоминающим тот самый роман с Ромео и Джульеттой, который всегда с каким–то трепетом раскрытой книгой лежал перед нами, подростками. Знаешь, малыш, все эти рассветные запретные встречи, робкие поцелуи на пороге дома, неловкие первые свидания. Даже обещания о том, что отец никогда-никогда не найдёт нас, были абсолютной истиной, — старший омега мягко улыбнулся, опуская глаза. — Сейчас это всё кажется необыкновенной глупостью. Например… Ваш отец учил меня стрелять. Правда по банкам, но это было так потрясающе, что мои ладони были ужасно влажными от волнения. Ваш отец был таким, о котором мечтает глупый подросток. Не таким, как все. Да ещё и истинным. Время шло, мы взрослели рука об руку, и наша красная нить становилась всё крепче. С каждым годом это становилось всё более естественно. Знаешь, тигрёнок, будто бы мы один единый организм. В наших головах не было даже мысли, что после выпуска, мы будем жить раздельно. Хотя, думаю, это было заветной мечтой вашего дедушки. — Он был против вас? — Абсолютно. — Он дурак! — Абсолютно, — Сокджин улыбнулся. — Но даже с ним мы были чем-то единым, одним и целым. Двигались вперёд, живя для друг друга и для наших мечт. Может, так работает истинность, но даже она не спасала от мелких ссор и недопонимание. Знаешь, если пара никогда не ругается, то к ним явно стоит присмотреться, здесь явно есть подвох. Тэхён хихикнул. — Идеального не существует. — Ты полностью прав, мой пирожок. Потом в нашей маленькой семье появились чудесные дети, которые связали нас ещё крепче. И это не был тот момент, когда ребёнок или собака обязуется собой скрепить трещащий по швам брак, это было совершенно иначе. Словно Вы должны были быть здесь. Я не могу это объяснить. Словно это правильно. А дальше всё стало одним фильмом, фотографиями в моем альбоме и на стенах, семейными праздниками, простудами, детскими секретами. Как если бы… как если бы мы были банкой с печеньем, что постепенно заполнилась до самого вверха. И сейчас, оглядываясь на нас, я понимаю, что это безумно страшно — взять и разбить эту чёртову банку с печеньем. Но только вот дело в другом, если эта банка раскалывается сама прямо на глазах, мне не хватит никакого скотча её скрепить. — Отец поступил глупо, но он раскаивается. — Милый. Его поступок… Я тоже виноват. Виноват в своей слепоте, вере, наивности. Если бы всё, тигрёнок, было так просто. — Просто поговорите, пап. Я уверен, что отец очень хочет этого. — А я просто хотел быть счастлив, иметь большую семью и дарить им всего себя. Я принимал Намджуна любым, сколько бы крови не было на его руках. Тогда, в день, когда он делал мне предложение, он дал мне обещание не окроплять наш дом кровью. Такое чистое и пылкое, что я попросту повёлся. Намджун сказал, что отказался от наследства, чему его отец только злорадствовал. Намджун сказал, что заберёт себе лишь бумажную часть работы, всякие мелочи, так почему бы и нет? Почему я должен был сказать «нет»? — Почему дедушка злорадствовал? — Он был против наших отношений, и уж тем более брака. Он грозился лишить своего сына всего наследства, влияния семьи, попросту отречься, если тот все же решится вступить в брак. Со мной. — Это глупо. — Ему нужна была другая партия, тигрёнок, и это нормально. Я всегда удивлялся, почему Намджун так мало взял от отца, но, видимо, я глубоко ошибался, — тяжёлое резкое молчание, прервалось силы вздохом. — Ты, наверное, думаешь, почему же истинные не почувствовали ложь? Думаю, что я прятал это в обычной тревоге, надеялся, что пройдёт само. Я глупый, тигрёнок, глупец погрязший в собственной любви. Истинность — это жестокая вещь. Может, где-то на самом краю сознания я и догадывался, что Намджун вернулся к своим обязанностям, может, я принял это, но это было предательством, которое я не могу простить. С каждым годом все становилось только хуже, банка покрывалась трещинами, Намджуна все больше поглощала работа, а дедушка… дедушка сходит с ума. А самое главное, из-за своей любви, я не увидел того самого поворота, куда все и свернуло. Туда, где пострадали мои дети. — Пап… — Намджун распоряжался жизнью Чимина, как ему вздумается, скрывая от меня, словно спрятанный десерт. Он пользовался моей доверчивостью. Как и Чимин. Сокджин резко поднялся, и прочистив горло, быстро задвинул стул, в один широкий шаг оказавшись у притихшего сына, даря ему лёгкий и нежный поцелуй в лохматую тёмную макушку. — Я займусь цветами, мой дорогой, — мягко и с нежностью сказал Сокджин, чуть сжимая острое плечо младшего. — Спасибо, что выслушал. Юноша медленно поднял голову, с трудом разлепив словно сведенные в дрожи губы. — Что в том конверте? Райский омега передернул плечами, целуя вновь, но только крепче. — Пакет документов, которые передал мой юрист. Твой отец должен был их подписать. — И он подписал? — почти неслышно. — Я не открывал письмо, тигрёнок. Но даже, если нет, то он сделает это. Мне не нужны ни его деньги, ни дом, ни его содержание. Я знаю, что мои дети уже совершенно взрослые и не нуждаются в опеке, поэтому они вольны сами выбирать, где они хотят жить. А мне хватит и этой квартиры, она по праву моя. Была подарком моих родителей, — Сокджин улыбнулся. — Всё, что мне нужно — это забрать свои вещи, а за садом присмотрит и Чимин, думаю, ему понравится, он всегда был в него влюблён. Райский омега хлопнул ладонью об ладонь и выхватил из тарелки ломтик марципана, обхватывая тот губами. Слова так и рвались ранеными дикими животными из хрупкой груди тигрёнка, застревая в горле большим острым комом. Юноша не двигался, тускло наблюдая за удаляющейся спиной папы, что скрылась в коридоре, в то время как в собственной грудной клетке отчаянно не хватало воздуха. Квартира, что пахла цветочным садом, медленно, но верно наполняясь корзинами, коробками и просто букетами в бумажной обертке, что занимали собой большинство горизонтальных поверхностей. Несколько особенно раскидистых цветочных композиций стояли на полу, склоняя мясистые бутоны к полу. Намджун был в отчаянии, и Сокджин это понимал, прекрасно разделяя чувства того. Взяв пару последних совсем свежих букетов, райский омега, нацепив на голые ступни мягкие тапочки, насвистывая мелодию, направился из квартиры прямиком на лестничную клетку, чтобы одним уверенным движением нажать на дверной звонок напротив. Но там, стоило двери с тихим скрипом раскрыться, стояла вовсе не миниатюрная женщина средних лет, а мужчина, что был на голову выше самого Сокджина, от чего пришлось немедленно поднять глаза. — А где?.. — неловко начал омега, шурша упаковками цветов, переминаясь с ноги на ногу. — Вы ищите Сохён? Сокджин коротко кивнул, насупившись. — Да, извините, — тот замялся, — я, наверное, ошибся. — Всё в порядке, — лёгкий смех коснулся омежьего слуха, — не волнуйтесь. Сохён сейчас находится в отпуске, а я её старый друг, смотрю за её садом и парочкой рыбок. Так сказать, пока это и мой дом тоже. — Вот оно как, — Омега чуть несмело улыбнулся, ощущая предательское смущение, урчащим котом скручивающееся в самой глубине души. Перед ним был терпкий, как сухое вино, смуглый омега, имевший мягкие волны каштановых волос, а также роговую оправу очков на переносице. Когда локтя, скрытого рукавом голубого кашемирового свитером осторожно коснулись, Сокджин тут же оживился, слишком резко протягивая мужчине ароматные букеты. — Я просто подумал, знаете, у меня недавно было день рождения, и после праздника осталось много букетов, их совершенно некуда поставить, да и аллергия. Вот я и подумал, может, у Сохён найдётся местечко? — С радостью найдётся. Спасибо. Райский омега озарился внутренним светом, с облегчением выдыхая, засияв ещё ярче, и протягивая мужчине руку. — Меня зовут Сокджин, — сказал тот, — я тут совсем недавно, но надолго. — Донхён, — узкая тёплая ладонь легка в раскрытую ладонь до приятного правильно, от чего у Сокджина поднялся пылающий волной жар, затапливая желудок, грудь и совершенно бледное лицо, отчего тот поспешил отвести смущенный взгляд. — Мне очень приятно с Вами познакомиться. Может, зайдёте на чай? Я тут в совершенном одиночестве, хоть у Сохён и много книг. — Извините, — взволнованно заправив прядь волос за ухо, райский омега улыбнулся, — сейчас я должен дать отказ, я оставил сына одного, он будет беспокоиться. Думаю, вечером мы можем зайти к вам вдвоём, если Вы, конечно, не против. — Вон тот любопытный нос? — Донхён указал куда–то за плечо омеги, где тут же закрылась дверь с глухим щелчком, от чего мужчина по доброму усмехнулся. — Я думал, это ваш младший брат, но никак не сын. Сокджин вспыхнул словно спичка, ощущая, как румянец упорно лезет под колючий воротник голубого свитера. — Глупости какие! — забурчал он, смущаясь под хитрым взглядом ещё сильнее. — Надумаете приходить, можете брать с собой и мужа. — У меня его нет, — выпалил омега. — Оу, — Донхён усмехнулся, кивнув, — тогда, до встречи? Можете приносить цветы сколько нужно, и… — мужчина вновь ярко улыбнулся. — Этот свитер вам очень идёт, Сокджин. Омега кивнул, не находясь с ответом, он потоптался на месте и кивнул ещё раз, выдавливая из себя тихую благодарностью. Прикосновение, оставшееся от рук соседа, когда тот мягко направил выпавшего из реальности омегу обратно, обжигало собой сильнее хлесткого удара ветви крапивы. Уже почти дойдя до своей двери, под смешок соседа райский омега был рывком втащен в собственную квартиру тонкими руками одного хмурого тигренка.***
Lana Del Rey — Doin' Time
Вид смущенного и явно сбитого с толку юноши забавлял собой райского омегу, что оставив юного альфу в прихожей, чтобы отлучиться на кухню на несколько мгновений. — Может, все же ты останешься на чай? — спросил Сокджин, ловко укладывая в стеклянный контейнер несколько кусочков яблочного пирога. — Я был бы очень счастлив, пирожок. — Извините, но в этот раз совсем никак, — альфа вздохнул, перекатываясь с пятки на носок.Evil, I've come to tell you that she's evil, most definitely
Сделав несколько шагов вперёд и заглянул за угол, чтобы убедиться, что мужчина всё ещё занят своим делом, Чонгук вернулся в прихожую, поведя носом за полупрозрачным шлейфом одурманивающего аромата. Его источником послужило мягкое пальто, висевшее на настенной вешалке. Воровато оглянувшись, юноша резко и пьяно прильнул к мягкой ткани, зарываясь в ту носом и едва не падая, глубоко вздыхая до жжения в лёгких. Аромат пробирался под кожу, заставляя глупо тереться о едва колючую ткань щекой подобно коту, сильнее прижимая к себе заветный свёрток. Едва слышно застонав от проявленный слабости и удовольствия, Чонгук тут же отпрянул, пошатнувшись, стоило шагам почти появится в прихожей. — Заждался? — Омега мягко улыбнулся, протягивая стеклянный контейнер — Держи, милый, раз ты не смог составить нам с тигренком сегодня компанию. — Что вы… — румянец коснулся щёк юноши, — совершенно не стоило. Зачем Вы так? — Со мной не спорят даже собственные дети. Смущённо взяв еду, Чонгук протянул омеге свёрток, улыбнувшись. — Это шарф, который Вы как-то давали мне, спасибо большое, он очень выручил меня. Брови мужчины удивлённо приподнялись. — Ты можешь оставить его себе, Гу. Чонгук отрицательно затряс головой, от чего его тёмные смольный волосы распушились ещё больше. — Прошу, возьмите его, он наверняка ещё понадобится Вашему сыну, а я и так в тепле. Спасибо Вам большое за заботу. Сокджин вздохнул, принимая свёрток и кивая. В груди омеги кольнуло от вида растреппаного альфы и тот, потянувшись, осторожно поправил тёмные волосы юноши, смахнув невидимые пылинки с плеч. Он выглядел уставшим. Именно уставшим. Разве так проводят свой отпуск? — У тебя ведь всё здесь хорошо? — осторожно поинтересовался Сокджин. Вскинув взгляд на мужчину, юноша потупился, сжимая контейнер. Чонгук жил у дяди под крылом достаточное количество времени, чтобы сильно истосковаться по родительской любви, поэтому, юноша был готов рухнуть в эти объятия и раскрыться, излиться историями, терзаниями и просто получить порцию омежьей нежной любви. Чонгук вновь хотел почувствовать себя тем самым хорошим мальчиком с поцелуем на пушистый челке.Evil, ornery, scandalous and evil, most definitely
Чонгук имел много того, что мог бы излить из себя. Помявшись с мгновение, юноша раскрыл обветренные губы, поднимая робкий взгляд. — Могу ли я… Я — альфа прочистил горло, — спросить Вашего совета? Это для моего друга. — Для твоего округа все что угодно, — Сокджин хитро подмигнул. — Рассказывай. Зуд прошёл по коже голове, заставляя ногтями поскрести чуть ниже затылка. Так всегда происходило, когда сильное беспокойство брало верх над рационально стороной разума юноши. Чонгук глубоко вздохнул, послушно опускаясь на пуф позади себя, следуя примеру Сокджина, что с осторожностью сел на большую коробку позади себя. — У моего друга… у меня, в смысле у друга, проблемы с неким родом отношений. — Я слушаю. — Ну… Дело в том, что мой друг… Мой друг решил, что ему не нужны отношения, ни в каком смысле. Нет, дружба и семья, конечно, важна, но… — Какие громкие заявления, пирожок, — Сокджин улыбнулся, — может, твой друг просто никогда не влюблялся? Я же правильно понимаю, что Вы с другом одногодки? Чонгук нервно закивал. — Вот видишь, просто время его любви ещё не пришло. Знаешь ли, Гу, не все получают свои первые поцелуи в средней или старшей школе. Так что, предлагаю твоему другу не делать поспешных выводов. — Но он чувствует, что это ему совершенно не нужно. — Хорошо, булочка. — Но что если это не нужно только ему? Что если появился тот, кто влюбился в него? Должен ли мой друг отказать такому человеку? Сокджин вздохнул. — Любовь — ненасилие, ты не должен заставлять себя любить кого-то. Но также любовь — это боль. Здесь нельзя ни для кого ничего подсластить. Если человек разлюбил, значит так и есть, любовь не терпит воздушных замков. Тоже самое, если человек не любит. Значит, он не полюбит, его нельзя влюбить в себя. — Но все незнакомцы не любят друг друга,The tension, it's getting hotter
— Нет, пирожок, — Сокджин с силой сжал пальцами свои розовые подушечки, стискивая, — это другое. Если людям суждено влюбиться, они почувствуют это друг в друге, чтобы при этом не происходило. — Как–то трудно, — протянул альфа. — Нет, милый, совсем не так. Что касается твоего друга, я думаю, ему стоит сказать своему воздыхателю все на чистоту. В любви никто не должен страдать и находиться в клетке. Тот человек ещё найдёт свою прекрасную любовь. Всем нам разбивают сердца в конце концов. Голова юноши опустилась и тот с задумчивый видом рассматривал носки своих ботинок с росыпью мелких царапин. Тишина повисла в узкой белой прихожей, но никак не надавливая на плечи своим весом. — Ваша сердце тоже было разбито? — робко поинтересовался Чонгук. Пухлые губы растянулись в печальной улыбке. Это было первое мгновение, когда в этом человеке Чонгук увидел его истинный возраст, со всей красотой маленьких морщинки вокруг тоскливых глаз, блестящие седые волоски в тёмной копне, едва заметные линии на лбу, стоило лишь заломить густые брови. Это все было как–то нереально, выдуманно, не ощутимо. Сокджин был все тот же, но одновременно и совершенно другим. Когда взгляд альфы коснулся длинных омежьих пальцев, его тело прошибло током и он вскочил, дёргаясь от внезапно открывающейся входной двери. — Папа!I'd like to hold her head underwater
Холодный воздух вихрем ворвался в тёплую квартиру, дразня мурашками под слоями одежды. Тэхён запыхался, аллея щеками. Его леопардовое пальто, под которым виднелась явно домашняя мятая футболка с пятнами зубной пасты, было расстегнуто, а красный берет, сорванный с взлохмаченной макушки, был зажат в руке, которой омега прижимал к себе бумажный пакет. Тигрёнок застопорился, неловко переступая порог, едва не заплетаясь в собственных длинных ногах. Любопытство сияющей лазури съедали Чонгука изнутри, заставляя краснеть не только скулами, но и шеей. Юноша прочистил горло, когда омега, заправив прядь кудрявых волос за аккуратно ушко, угловато улыбнулся. — Папа не говорил, что у нас будут гости, — сияя, сказал юноша. — Их и не будет, прошу меня извинить, нужно спешить, — Чонгук кивнул старшему омеге, что мягко приобнял сына за талию, — И большое спасибо за совет, я обязательно прислушался к нему. — Будь осторожен, милый. Когда за гостем захлопнулась дверь, Тэхён извернулся в руках, надувая губы ягодным бантиком. — Какое удивительное гостеприимство, тигрёнок, — со смешком сказал райский омега, забирая из рук сына покупки, — очень неожиданно. — Ничего не неожиданно! — юноша фыркнул. — Тебе нужно развеяться, пап, а то ты как свои же растения в теплице. Разве это дело? А гости тебе всегда нравились, да и кто с ест столько пирогов, сколько ты в последние дни делаешь. — Ты имеешь что–то против пирогов, Тэ–Тэ? — Нет! Просто я очень хочу чтобы ты был счастлив. Мы могли бы устроить целое чаепитие. — Конечно, — Сокджин улыбнулся, — правда, он у юнги красивый? Тигрёнок насупился. — Кто, пап? — Наш неожиданный гость. — Ну… — деловито протянул Тэхён, забираясь на кухонный стул перед омегой, что принялся разбираться покупки. Юноша помахал в воздухе рукой, принимая вид сосредоточенного эксперта. Тигрёнок цокнул. — Не могу утверждать за красоту, но мне кажется, сойдёт. — Сойдёт? — А ты что думал, пап? Внешность — дело тонкое, только у тебя дети очаровательно красивые, а всё потому что — гены.***
Lana Del Rey — Watercolor Eyes
Чимин любил, когда вечер наконец–то опускался на город, обволакивая того темнотой и светом жёлтых фонарей, в такие моменты мир сужался, становясь наконец–то чем–то подвластным. Чимин не любил день, ведь под открытым светом небом ты ощущался подобно песчинке, незаметной частичкой, в то время как мир вокруг вдруг расширился в разы, а облака становились слишком высокими. Чимин чувствовал себя ниоткуда взявшимся волоском, случайно попавшим на язык. Ушибы медленно заживали, напоминая о себе корочкой, да разноцветной полоской пластыря, даже бок не так сильно тянуло болью. Юноша, на чью светлую голову был натянут широкий капюшон лиловый толстовки, что скрывалась под объёмной курткой, пружинисто поднялся со скамьи, оставаясь стоять в жёлтом кругу света, не сводя взгляда со стеклянных дверей за которыми раздавались детские голоса. Нервозность зудела в подрагивающих кончиках пальцев, заставляя то и дело искать на парковке перед зданием знакомую машину. Когда из двухэтажного здания высыпалась явно измученная кучка детей, на пороге раскрытых стеклянных дверей появилась фигура, подсвечиваемая тёплым светом холла. Пухлые губы светловолосого омеги расцвели в широкой улыбке, ппричиняя лицу боль. Фигура, поправив спадающие лямки рюкзака и отдернув пальто, широким шагом направилась к своей целе. Стоило той замереть перед Чимин, как подобрался, но сразу же сдулся, едва не складываясь пополам от появившейся слабости. Он замахал вспотевшими ладонями, закрывая свое лицо в приступе глупого хихиканья. — Почему ты смеёшься, у меня ручка на лице? — озадаченно спросил Тэхён, рассматривая свои руки и принимаясь растирать скулы и щеки до ярких красных пятен. — Нужно было посмотреть хотя бы в зеркало, уф. Тонкие запястья, покрытые мелкими сухими пятнами, оказались охвачены пухлыми пальцами, что уложили чужие ладони на свои пылающие румянцем щёки. — Разве так ведут себя после долгой разлуки? — с улыбкой пожурил брата цыпленок. — Я… я вообще-то пытаюсь не пустить слезу. — О мой Бог. Тэхён безмерно скучал по этому смеху и полумесяцам кричащего счастья, он сам был готов стать тем самым истошным криком, что ещё долго бы ходил по холодном миру этим эхом. Большими пальцами огладив бархатную кожу щёк, все ещё испещренную корочками от ушибов, тигрёнок впитывая в себя весь свет от фонарей, собирая тот в светящийся образ, заполняя себя до самых краёв. Слов было настолько много, что те попросту застревали в горле комом, словно шерсть в глотке кота. С трепетной нежностью потеревшись холодным кончиком носа о такой же холодный нос брата, Чимин прильнул к родным сухим губам, оставляя на тех целомудренный поцелуй. Кончики пальцев, обхватывающие лицо цыпленка неумолимо дрожали, Тэхён едва стоял, не решаясь сказать что либо. Любое слово окажется звучать надломлено и слишком высоко, тигрёнок был уверен, что обязательно подавится воздухом, заглатывая тот слишком жадно. — Если ты будешь плакать — заплачу и я, — вновь с улыбкой произнёс Чимин, не обращая ни малейшего внимания на жизнь за пределами жёлтого круга света фонаря, в котором было так правильно находиться, держа в своих руках нечто большее, чем просто человеческое тепло. — Ты скажешь мне «привет», драгоценный? Быстрые кивки едва не одарили и цыпленка ударом, на что светловолосый юноша лишь с теплотой рассмеялся, обхватив брата за шею в долгожданном объятие. Капюшон, закрывавший от всего мира, казалось, сузил тот до единой точки. Неразборчивые слова, что тонули в ломком голосе тигренка, были с лёгкостью пойманы ягодными мягкими губами, дарившие поцелуи, что с каждым разом становились лишь глубже, как и пальцы, вцепившиеся с каждым мгновением все сильнее и болезненнее. Когда велосипед с плетёной корзинкой затормозил у безлюдной автобусной остановки, цыпленок с трудом оторвал свою щеку от тёплого места на плече брата, с виной разглядывая на слегка разошедшиеся швы на чужой пальто от слишком сильной хватки пухлых пальцев. Весь путь Чимин едва ли раскрыл глаза, жмурясь сейчас от слишком яркого света вечернего города. — Ты уверен, что не хочешь, чтобы я довёз тебя? — Тэхён взглянул на брата через плечо. — Тут несколько километров всего-то до дома. Да и мне будет спокойней. Чимин ласково улыбнулся, даря трепетный поцелуй взлохмаченной кудрявой макушке брата. — Ты хочешь увидеться с отцом? — лукаво спросил старший. Звонок на руле звякнул, взмокшие от волнения ладони тигренка издали странный звук, соскользнув с руля. — Он дома? — Отец не отпускает меня от себя, и даже встречает у ворот. — Но он… — темноволосый юноша взглянул из–за плеча, — в порядке, правда? — Он очень скучает, милый, иногда мне кажется, что отец умеет скулить подобно собаке. — Я хотел услышать кое-что другое, Минни. — Его груз так велик, что отец не может подняться с колен. Тэхён вздохнул, звуки редких проезжающих машин укутывали подобно одеялу. — Вы оба виноваты, — тихо добавил тигрёнок, — по самые уши. Поставь себя на место папы или меня, правда, это отвратительно? — Тэ-Тэ, нам нужно поговорить обо всем, всем вместе. Велосипед дернулся и темноволосый юноша прочистил горло. — Мы с папой ещё не готовы. Чимин закивал, подобно болванчику, шумно выдыхая. Тот встрепенулся, забираясь ладонями в большой карман куртки, чтобы выудить небольшую квадратную коробку белого цвета, охваченную красной атласной лентой. Чимин помялся с мгновение, прежде чем протянуть ту удивлённому брату. — Это Вам двоим от нас с отцом, — на ягодных губах плясала робкая улыбка. — Это из вашей любимой кондитерской, то, от чего вы оба без ума. Пожалуйста, прими это. Пришлось извернуться до боли в теле, чтобы не только забрать коробочку из подрагивающим пальцев, но и взглянуть на юношу. Никто не допускал мысли просто напросто слезть с велосипеда, ведь для этого придётся расстаться, и тепло тел исчезнет. — Спасибо, милый, — Тигрёнок сверкнул светящийся в вечернем свете голубой лазурью. — Только не говорим папе, что это от нас, ладно? Мы хотим, чтобы он насладится подарком, а не отдал на растерзание мусорном ящику в худшем варианте. Скажи папе, что ты сел не на тот автобус и случайно оказался возле магазинчика, ладно? Я и отец хотим чтобы он просто насладится подарком со спокойной душой. — У меня велосипед, Минни. Чимин глубоко вдохнул, всплеснув руками. — Дороги тоже можно перепутать, светофоры, свои планы! Что угодно. Прошу тебя. — Спасибо. Быстро прощание оказалось быстрым мазком поцелуя на бархатной щеке Тэхёна, которую тот касался кончиками пальцев весь обратный путь, глупо расплываясь в угловатой улыбке на красных светофорах. Ветер, словно заразившись настроем румяного омеги, с удовольствием игрался с кончиком ленты подарка, что лежал в раскрытом рюкзаке в плетеной корзинке на руле.