Compedes olim

— Как мы и договаривались, синьор Буччеллати, — человек средних лет, с худощавым телосложением и длинным телом протянул мужчине в белом костюме тоненькую книжечку в твердом переплете. Жилистые пальцы, явно не чурающиеся тяжелого труда, поспешно разжали табель успеваемости и вручили его капореджиме дона Джованны. Вкладыш с оценками, что с небывалой осторожностью огладил мужчина с каре, будто с помощью осязания пытаясь прочесть содержимое, был с официальной печатью частной школы и давал возможность поступления в престижный университет на любой вкус. Бруно не смог сдержать улыбку, проведя подушечками пальцев по шершавой поверхности аттестата с выгравированным гербом Италии в центре. — Спасибо вам. Я признателен… — Что вы, синьор Буччеллати! — Бруно поспешно перебили, однако сделали это максимально вежливо, с уважением наклонив корпус, силясь показать этим жестом, что произносить подобные речи из уст настолько уважаемого человека — самый настоящий моветон. — Это я должен вас благодарить! Если бы не вы, моя семья… Да что вы, нет, не продолжайте, для меня это так, пустяки. А это, пусть и не совсем законное, но праведное дело: дать возможность юному дарованию получить образование. Те ответы, которые вы прислали, получили заслуженные высокие баллы! Директор встрепенулся, понимая, что продолжает стоять в неудобном наклоне корпуса, осторожно поправил кашемировый галстук, и уселся на кожаное кресло, сложив руки на дубовый стол и опустив на них острый подбородок. Бруно успел неведомым образом убрать куда-то табель, не имея для этого ни широких карманов, ни объемной сумки, но директор, наученный жизнью, понимал, что лишние вопросы непременно приведут к проблемам, если иметь дело с преступной группировкой. Проведя ладонью по открытому журналу с оценками учеников, он широко улыбнулся, и Буччеллати невольно отметил, что эта широкая искренняя улыбка сразу же располагала к ее обладателю. Иногда, мафия умела удивлять в своих просьбах. — Бруно, дай посмотреть! Ну дай, а? — протягивая свои руки к капореджиме, Гирга искренне надеялся первым заполучить свой законный, предназначенный подарок, однако его не озвученные желания так и остались лишь его проблемой. Аттестат о законченном среднем образовании благополучно перехватил сидящий слева от Буччеллати Миста, привычно дразня Наранчу: он максимально вытягивал длинные руки, от чего парень, даже приподнявшись на стуле, никак не мог добраться до гангстера. — Ух, Миста, да харе, отдай! — злобно рявкал Гирга, начиная натурально вскипать от негодования за поведение товарища. Однако общее настроение за столом все еще было бодрым и радостным: каждый член семьи был предельно горд за Наранчу, пусть и показывал это в своей, своеобразной и предельно индивидуальной манере. Оглядываясь в прошлое, Гирга только теперь в полной мере осознал, что изъявил желание получить высшее образование совершенно внезапно, где-то с месяц думая лишь о жизненной насущности информации, о внутренним мире человека и о том, как лучше всего распоряжаться свободными минутами лени и праздности. Тогда они с Фуго, как обычно, безуспешно пытались обучиться математике, с бесконечными формулами, теоремами и мизерным количеством тех самых цифр, что практически пропали аж пять тем назад. Слово за словом, и Наранча, сначала совсем аккуратно и обтекаемо, а с каждым новым словом все увереннее и тверже, стал расспрашивать у Паннакотты про его студенческую жизнь. Ему действительно было интересно, какого это — жить со сверстниками, каждый день узнавать что-то новое, бояться провалить экзамены и кушать в столовой рядом с школьными друзьями. Правда Фуго тема совершенно не интриговала, он отвечал извилисто и холодно, мрачно разглядывая то свои ладони, то тетрадь Наранчи попеременно. Но все равно продолжал диалог, поддерживая интерес юного дарования своими, пусть и краткими, но содержательными ответами. Даже не сдерживал улыбку, видя, как горят фиалковые, большие и чистые глаза гангстера. В такие моменты не хотелось ни кричать, ни злиться. И он на мгновение обуздывал внутренних демонов. Правда, ровно до того момента, когда Наранча показал ему неправильное математическое решение, пример которого они разбирали целый час до этого. " — Ублюдок, как ты сдашь вступительные?! " Этот крик вспомнился Гирге совершенно внезапно, и он вдруг оставил попытки забрать свой аттестат из рук гогочущего Мисты. Парень повернул голову в сторону круглого стола, где расположились остальные члены мафии, и с тоской во взгляде по очереди очертил лицо каждого сидевшего напротив. В голове четко вырисовывалась истина, которая давила на виски, заставляла голову гудеть и не позволяла эмоциям радости взять верх над простой аксиомой: он не сам сдал этот тест, не своими силами получил аттестат. Оценки на цветных страничках были не его заслугой, а заслугой мафии и крепких связей. И… Фуго, конечно же. — Гирга, ты чего?.. — Миста вдруг оставил тщетные попытки раздразнить парня и, преисполненный стыдом за то, что перегнул палку, расслабил кисть и опустил руку, отдавая документ в руки младшего товарища. Но подросток без особого энтузиазма забрал то, в чем больше не чувствовал ни собственного достоинства, ни своей заслуги, еще раз повел взглядом по всем собравшимся, и резко замотал головой. — Это… Не я сам сделал, да? Это не то, чем можно гордиться или радоваться. Все сидящие повернули головы в сторону Гирги, замолчали и стиснули зубы. Колени моментально стали ватными, пружинистыми и неустойчивыми, голова затряслась от сильного шума, а по лодыжкам повеяло жгучим холодом. В воздухе повисло напряжение, словно вот-вот первые раскаты грома сотрясут комнату. Для Наранчи испытывать такой позор было страшным делом, невыносимо тяжелым и мучительным, но мягкая ладонь, что почти невесомо легла на его плечо, моментально успокоило учащенное сердцебиение. — Наранча, — голос Буччеллати пронизывал до мурашек, заставлял слушать и, что важнее, услышать, — ты сам изъявил свое желание к учебе, не отступив от ожидающих тебя трудностей. Ты старательно готовишься, так что все будет хорошо. Фуго говорит, что у тебя большие успехи. Наранча наклонил голову куда-то в бок, чтобы никто не заметил, насколько он смущен, и что-то нечленораздельное пробормотал себе под нос, но ровно настолько тихо, чтобы разобрал каждый за круглым столом: — Но его самого тут нет… За их небольшим столиком многозначно переглянулись. Бруно уселся рядом с Аббаккио, с благодарностью принимая горячий капучино, и сочувственно выдохнул, понимая, что никто в этой части города не сможет поддержать его так же сильно, как его собственный наставник. — Фуго на задании, Наранча. Уверен, он был бы рад узнать, что у нас все получилось, — Миста пожал плечами и отломил десертной ложкой кусочек мягкого, кремового торта. — У него… — поправил друга Гирга, поднимая взгляд фиалковых глаз на белоснежный потолок. — Это его ответы, не мои. Тоска, что исходила от тона парня, пробрала даже вечно недовольного Леоне. Его безразличные до этого глаза не смотрели ни на кого с предельным вниманием, косясь на общую картину из-под опущенных ресниц, но сейчас он вперил внимательный взгляд на резко вытянутое лицо подростка. Становилось страшно неуютно, зябко, и даже теплый свет подвесного светильника не помогал избежать мерзкого чувства скованности. Наранча Гирга сжал кулаки, благодарно кивнул капореджиме, и направился прочь из их завсегдатого заведения, которое находилось в самом центре солнечного Неаполя, ведомый странными чувствами сидевшими глубоко внутри. Оставшаяся компания еще раз обменялась удивленными взглядами, но не выразила вслух ни толику своего недоумения, решаясь уважительно отнестись к переживаниям Наранчи. Лишь Аббаккио сильнее скосил брови к переносице, не понимая странную, неблагодарную манеру поведения младшего товарища. Стук в его комнату был грубо проигнорирован: Наранча громко слушал музыку в мониторных, увесистых наушниках, болтая ногами в воздухе, и что-то мирно чирикал в своем блокноте. Обложка записной книжки была ничем непримечательной, исписанной и обезображенной разного рода рисунками и кляксами, чаще с изображением огнестрела и его любимого Aerosmith. Но человек, побеспокоивший мальчика, не ушел, оставив тщетные попытки обратить внимание рассеянного парня на свою персону. Он еще пару громких, предупреждающих раз стукнул по деревянной двери смежной с ним комнаты, но ответа так и не последовало. В темноте едва слышно щелкнула ручка двери, а затем замок за долю секунды вырвало из общей конструкции, но с петель саму дверь не сорвало, она осталась безвольно висеть в воздухе, скрепя и покачиваясь из стороны в сторону. Полуночный гость, усмирив гнев, безмятежно вошел, зная, что комната не была закрыта ни на ключ, ни на защелку. Наранча не часто вспоминал про необходимость ограждать личное пространство, даже когда решался заняться непристойными вещами все в тех же наушниках. Фуго скривился от внезапных воспоминаниях об увиденном непотребстве, закрыл за собой испорченную дверь, и взглянул на лежащего подростка с толикой праведного уныния. Тот тихо подпевал себе под нос, вертя ручкой в воздухе, вырисовывая заковыристые зигзаги и кривые линии, и явно не догадывался о присутствии постороннего. Паннакотта раздраженно насупился, обогнул кровать и резко, настежь распахнул окно. Промозглый, осенний ветер сильными порывами проник в тесную комнату, потревожив длинные, гардинные занавески, и дотянулся невидимыми потоками до оголенных рук Наранчи, который лежал в домашней майке малинового цвета. Парень вздрогнул от резкой прохлады, от мириады мурашек, что пробежались по нагой коже, отодвинул с уха одну из воздушных мембран наушника и повернул голову в сторону застывшего Паннакотты. — А?! — Гиргу шарахнуло от неожиданных гостей в собственной комнате. Он подпрыгнул, потешно приземлился на зад и попятился, плюхаясь с кровати прямо на деревянный паркет, а заодно утягивая за собой одеяло и одну из пуховых подушек. Открытый блокнот завертелся в воздухе, зашелестел страничками, и с глухим стуком упал на противоположную сторону, прямиком к ногам Фуго. Ведомый искренним любопытством, он многозначительно выгнув бровь, наклонил корпус в направлении интересующей его вещички, и дотронулся пальцами до твердой обложки, поднимая голубую, записную книжку с пола. — Что это?.. — по мере внимательного листания и изучения исписанных странниц, с вопиющим количеством клякс и помарок, нахмуренные брови Паннакотты медленно поднимались кверху, а глаза удивленно расширялись. Все странички на половину заполненной книжечки были исписаны математическими примерами, какими-то цифрами, буквами и подсказками для себя же. Переписанные по нескольку раз правила из учебников, примеры оттуда же и попытки решить что-то самостоятельно. Провальные, однако. Наранча смущенно потер нос, зло насупившись, и резко вскочил, в два прыжка перепрыгнув кровать и потянувшись руками к Фуго. Только теперь Паннакотта зачем-то приметил взглядом чужие, короткие шорты, которые первыми в этой суматохе бросились в глаза. — А ну отдай! Тебя что, стучаться не учили? В лицо Наранчи впечаталась чужая ладонь, отодвигая назойливого подростка. — Я стучался. Надо тише слушать музыку. — Эй, если я не отвечал, это значит, что я никого не жду и не нужно вот так врываться ко мне! Но Фуго проигнорировал Гиргу, продолжая листать чужой блокнот без тени смущения на лице. Все же, он был его учителем, и имел право оценить успех в самостоятельном обучении парня. Ведь ни единой мысли даже не проскальзывало, что тот, наедине с собой, вообще мог быть занят чем-то подобным. Минимум — лежит совершенно без дела. Максимум — играет в игрушки на компьютере. — Неправильно, — жестоко отчеканил Фуго, переворачивая страничку за страничкой, — ошибка. Неправильно. Наранча весь сжался от этих слов, будто из уст маменьки услышал бранную речь. Вся его дерзость и уверенность в своей правоте по поводу личного пространства куда-то за раз ушла, уступая место тоске и жгучему стыду. — По-этому я тебе ничего не показывал! — Гирга гаркнул, наконец, резко вырывая из чужих рук изрисованный блокнот. Фуго угомонил в себе потоки резкой ярости, не ожидая от подростка подобной реакции, и взглянул на Наранчу уже спокойно, рассудительно. Старший не по возрасту, но по духу, он отошел от товарища, уселся на мятые простыни, и хлопнул по месту рядом с собой. Сжав кулаки, Гирга нехотя повиновался, занимая место рядышком. — Почему ничего мне не сказал? — после недолгого молчания спросил Паннакотта. Наранча взглянул на него с удивлением. — Ну, зачем тебе знать о моих неудачных попытках… — Нет, я про аттестат. Я думал, ты первым делом побежишь ко мне, хвастаться. Не знал, что я пришел почти сразу после тебя? Фуго кинул внимательный взгляд на Гиргу, который от напоминания об этой склизкой, мерзкой теме весь сжался и покоребился. — А что там говорить? А что там хвататься? Это все не мои знания, не мой уровень. Ты же отвечал на эти вопросы. Паннакотта дернул бровью, еще раз метнув взгляд на сжатый в чужих руках блокнотик с самостоятельным изучением математики. — Ты… — голос Фуго дрогнул. Он занес руку над головой Наранчи, и тот, ожидая подзатыльника, напрягся, но вместо удара чужая ладонь легла на его темные волосы и взъерошила непослушные пряди. — Ты меня приятно удивил. Самостоятельное изучение — невероятно важная практика. Молодец, что занялся подобным. — Угу… — буркнул в ответ Наранча, опуская лицо, чтобы Фуго не видел смятение, творившееся на чужом лице. Паннакотта повел плечом, взглянув в сторону выключенного компьютера, и с удивлением приметил, что включенная лампа направлена в сторону отрытого учебника по алгебре. Начинать с таких высот, не освоив начальный уровень — абсолютно бесполезное занятие, но подросток, видимо, изо всех сил старался преуспеть в этом бессмысленном деле. — Та специальность, которую ты выбрал… — вдруг опять затеял диалог товарищ, махнув белесой челкой. — Тесно связана с математикой и точными науками. Скажи, в чем смысл? Гирга хлопнул глазами, уставившись вперед себя, в темноту, куда не добиралось тусклое свечение настольной лампы. Он долго не мог подобрать слов, сформулировать предложение и ответить на поставленный вопрос. Когда молчание начало напрягать, Фуго первым прервал ночную тишину: — И само твое внезапное желание учиться было… Неожиданным. Ты же знаешь, что в мафии образование не важно, мало кто оканчивал школу и тот же институт, занимаясь преступной деятельностью. Наранча громко цокнул, без каких-либо сил падая спиной на кровать. — А я — не все. И я не хочу на всю жизнь оставаться вечно наивным простофилей, над которым постоянно насмехаются. А специальность будет лишней мотивацией быстрее поумнеть! — Вот как, да?.. — Паннакотта задумчиво взглянул в потолок, и так же лег рядом с подростком. — Не забудь купить форму и письменные принадлежности. — Блин! Форма! — парень вновь вскочил, озабоченно фырча, будто прямо сейчас ломанется на улицу, покупать все то, что было озвучено ранее. Но чужая ладонь хлопнула его по плечу, заставляя успокоиться и вновь улечься на мятые простыни. — У тебя еще достаточно времени подготовиться. Отдохни пока, — голос Фуго успокаивал, манил к себе и заставлял расслабить напрягшиеся плечи. Гирга доверился этой интонации, закрыл глаза, чтобы свободно вздохнуть от пережитого и насладиться наступившим, пусть и временным, покоем. Страх, сковывающей сердце и туманящий разум, отступил, и существование его вновь стало ясным и тихим.  — Ах ты мелкий выродок, зачем спрашивать про то, какой я хочу чай, и заказывать мне совершенно противоположный?! — летящий в лицо Наранчи кипяток был отражен фаянсовой тарелкой, однако обжигающие капли все равно попали на смуглые пальцы, ошпарив кожу возле ногтей. — А-ай! — Гирга не смог удержать тарелку в раненных руках, и та, ударившись об керамическую плитку, звонко раскололась на миллион маленьких осколков. Но ярость уже затмила разум подростка, чтобы оставить все как есть: парень с быстротой, которой мог бы позавидовать древний ассасин, ухватил с пола самый большой из острых кусочков, сжал его в ладони и сделал выпад вперед. — Я что, виноват, что у них закончился черный чай?! Убью! Паннакотта выставил руки вперед, готовясь отражать ответную агрессию со стороны взбалмошного парня, но голос где-то сбоку заставил их обоих в одночасье прекратить попытки другоубийства: — Ведите себя адекватнее в общественном месте! — с нажимом, злобно отчеканил Буччеллати и оба напарника спустили на нет внезапный яростный порыв. Фуго хлопнул глазами, опустил взгляд чуть ниже, к темной макушке, и с сожалением схватил чужую обожженную ладонь, ласково погладив ее подушечками больших пальцев. — Прости, Наранча… Сильно болит? — Немного… — кивнул парень, поджимая губы. — Правда кончился чай, да? — Угу… — Ну ничего, в другом месте выпьем. Они переглянулись, улыбнулись друг другу, как каждый раз после вспыльчивых, совершенно несдержанных ссор, и пошли следом за Буччеллати. Капо успел извиниться перед официантами, предъявить им солидную сумму к чаевым и теперь смотрел на парней так, как заботливая мама смотрит на нашкодивших детей: расстроенно, немного разозлено, но все еще с большой и искренней любовью. Шагая по людным улочкам, Буччеллати ориентировался по памяти, иногда останавливаясь возле чугунных, декоративных и совершенно старомодных столбов с расписными указателями для туристов: они втроем находились в самом центре Неаполя. Пройдя полосу зеленых насаждений вдоль улицы, наслаждаясь красотами открытого пространства, они обогнули аллею, завернули по заковыристой улочке и оказались на тесно застроенной площади. Квартал был с двух сторон обогнут плотно прижатыми друг к другу ряду одинаковых домов, среди которых в большинстве своем расположилась коммерция: от маленьких, обычных магазинов, до узких торговых центров в пять этажей. Бруно еще раз взглянул на знак, нависающий над его темной макушкой, и направился в самый торец улицы. Миновав еще пару поворотов, они, наконец, прибыли к месту назначения, и капо с чувством выполненного долга повернул голову к беседующим парням, смерив их таким взглядом, будто бы те без его внимания в одно мгновение могли самоуничтожиться. — Я могу вас тут покинуть? Без угрозы жизням? Наранча гордо выпятил грудь, хмыкая на реакцию их капо. — Мы кому угодно трепку зададим, о чем ты, Буччеллати! — Да я вас и имею в виду… — Бруно тихо вздохнул и взглянул на Фуго. Тот легко кивнул, показывая, что готов серьезно поработать. Конечно, миссия была пустяковая, но если они долго находились вдвоем, это неминуемо кончалось криками и разбитой утварью. Бруно это знал, Фуго это знал, Наранча же пытался перевести английскую вывеску напротив. Безуспешно. — Доверюсь вам и оставлю вас наедине, — наконец, решился Буччеллати. Резкий порыв ветра прилепил ему на лицо пару темных прядей, и он поспешил поправить аккуратное каре, глядя на мужчин с улыбкой, выражающей легкую степень недоверия и беспокойства. Когда капо пропал из вида, Паннакотта вздохнул, поворачивая голову в сторону отвлекшегося Гирги. Тот не отлипал от широкого и длинного окна магазина, разглядывая белые манекены в модной форме. — Ну почему ты сам не можешь пойти и выбрать себе нужный костюм?.. — вздохнул Фуго, вплотную подходя к раздвижным дверям. Наранча замычал что-то невнятное, резко выпрямился и пошел следом, неловко почесывая затылок. — Я ж в этом совсем не разбираюсь, а ты уже носил форму! Паннакотта раздраженно дернул бровью, скосив глаза на чужой макушке. — Это же совершенно не тот секретный опыт, который без подсказок не получить, Гирга! Это же просто одежда! Наранча остановился на середине зала, обставленного стендами с одеждой и облепленного разноуровневыми полочками со всех сторон. И поджал тонкие, сухие губы. — Я был бы рад твоему совету, понятно? Фуго округлил глаза, стоя спиной к подростку и моментально отказался от очередной попытки укорить замашки товарища. Действительно, что сложного помочь напарнику в таком плевом деле? — Хорошо, Наранча, давай примерим пару нарядов. Вообще, официальная и обязательная форма в Итальянских школах существует только до пятого класса, и представляет собой странные синие подобие халатов, однако некоторые заведения среднего и высшего образования все еще могут установить свои правила и дресскод в отношении одежды учеников. Наранча не мог идти в своей повседневной одежде в новое место, не получив выговор уже в первый же день по поводу безобразного внешнего вида. И именно поэтому Фуго нес в раздевалку старшего товарища четыре пиджака одного размера, отличавшийся цветом и фасоном. Бесцеремонно одернув занавеску примерочной, он услышал странный, смущенный вопль и вздернул бровь, опуская взгляд на Наранчу. — Чего кричишь, словно нагая дама? — Ты мог бы предупреждать меня, когда собираешься вломиться в следующий раз, ага? Я могу и вмазать нечаянно! — Наранча сложил губы в тонкую линию и поспешно забрал у Фуго все пиджаки, развешивая их один за другим на крючки. Но Паннакотта не уходил, разглядывая тельце напарника перед собой. Взгляд задержался на его животе в тот момент, когда он набрасывал на себя белую рубашку, и Фуго несдержанно втянул воздух через расширенные ноздри, качая головой. — Нет же, ты начинаешь неправильно застегивать, все сначала придется переделывать! Иди сюда, я помогу с пуговицами.