Compedes olim

— Нет же, выпрямись! Сильные пальцы сжали плечи с таким упорством, что глаза сами собой непроизвольно зажмурились, однако, дело свое выполнили на отлично и вынудили парня встать ровнее перед длинным зеркалом во всю стену. Гирга не любил мерить новые вещи, не любил тратить время на понимание, какой размер сядет на него идеально, а какой будет висеть, как растянутая на швабре тряпка. Некоторые вещи с одинаковым номерным значением на деле разнились в размерах и окончательно запутывали бедного Наранчу. Взглянув на свое отражение повнимательней, он недовольно насупился, но вновь не проронил ни слова против временной экзекуции. Он вообще занимался всем этим излишне торопливо, ведомый отчаянным желанием скорее покончить с утомительной примеркой. Он был одет, как называл это Фуго, в строгий ансамбль, в сочетание темно-синего пиджака и сине-зеленых, под цвет, классических брюк в шотландскую клетку. Весь изысканный образ облегал и стеснял движения, однако, заставил Фуго наконец удовлетворенно кивнуть и прекратить оценочно потирать подбородок. — Хм, неплохо. Совсем неплохо! Паннакотта воодушевленно вглядывался в отражающую поверхность, будто на собственноручно выгравированную фигуру из хрусталя и мрамора, и сам не заметил, как в попытках получше разглядеть получившееся благолепие, нагнулся над самым ухом Гирги. Тот отреагировал на этот жест мгновенно, с неловким бурчанием уворачиваясь от горячего дыхания Паннакотты. Собственное отражение больше глаз не радовало. — В чем дело, Наранча? Тебе не нравится? — Фуго удивленно хлопнул глазами, пытаясь придумать, как придать парню уверенности в непривычном образе. — Мне кажется, темные цвета выгодно подчеркивают твои глаза. Хорошее сочетание. Угольно-черные витки волос подпружинили в такт движению головы, и Наранча решительно пересилил внезапное чувство смущения, которое засело в грудной клетке и безжалостно давило на быстро бьющееся сердце. Он медленно, словно нехотя, поднял голову к зеркальной поверхности, теперь с нескрываемым интересом вглядываясь в собственное отражение. Фуго не наврал: благодаря плотной ткани, пиджак выгодно подчеркивал достоинства его фигуры, а приятная текстура выглядело дорого и изысканно. Зрачки его были сужены от яркого света примерочных ламп, а широко раскрытые глаза блестели, словно по ту сторону радужки отсвечивали граненные аметисты. — Нет, мне… Нравится. — Хм, а как по ощущению? Нигде не жмет? — Фуго помял чужие плечи, разгладил твидовую ткань, и еще раз кинул оценочный взор на зеркальное отражение. Ответом ему служил молчаливый кивок головы и внимательный взгляд фиалковых глаз. Такое безмолвие соратника выводило из себя и одновременно с этим заставляло взглянуть на ситуацию под другим углом, взглянуть с нового ракурса, изменяя привычно сложенный образ в голове. Это только на первый взгляд проблема казалась пустяковой, да и то, с высоты тех знаний, которые уже были у Фуго за пазухой, но из таких пустяков и складывался жизненный опыт, и не стоило этого забывать. Вступить в коллектив сверстников, никак не связанных с преступным миром, оказаться в той среде, в которой никогда не был. Теперь это звучало серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Нормальные друзья, временно-нормальная жизнь, если повезет. Та среда, в которой и должен расти каждый уважающий себя подросток. Неужели, Наранча настолько переживает из-за смены обстановки? Вспомнить бы самому, какая была атмосфера, когда он только поступал в университет. Какое-то гадкое чувство заскреблось в душе, чувство совершенной ошибки и стыда, которое грызло изнутри со времен студенчества. Рядом с тем мерзким, отвратительным преподавателем, он… Гангстер вздрогнул. Участившееся дыхание помешало сразу осознать, как сильно он стиснул чужие плечи, как на его лице вздулись костяные желваки, а пот заблистал на висках, и Фуго обессилено выдохнул, стараясь придать собственному выражению лица больше невозмутимости. Паннакотта в зеркале отыскал глазами привычный силуэт, ниже его на полголовы, и собственное отражение внезапно улыбнулось ласковой, совершенно непривычно заботливой улыбкой. Он коснулся тонкими пальцами темных прядей волос и опять погладил острый контур плеч, ненароком задевая тонкую шею, где едва заметно вздрагивала вздутая венка. — Не переживай, все будет хорошо. Если что, я непременно тебя защищу от любых неприятностей. Только говори, обязательно говори, если что-то будет тебя беспокоить. Наранча, казалось, смутился. Он медленно, задумчиво кивнул на просьбу Фуго, улыбнулся, и хотел было что-то сказать, но голос с другой стороны шторок заставил его оборвать благодарную речь: — Прошу прощение, но раздевалки рассчитаны на пользование одним человеком! Наранча не боялся настолько, чтобы люди вокруг него столь преувеличенно беспокоились за его эмоциональное состояние. В особенности, естественно, выделялся Буччеллати, с его нравоучительными речами и горячей поддержкой, но не только капореджиме проявил снисходительность к товарищу. Миста умерил градус издевок, Аббаккио вдумчивее подбирал слова, и даже Джованна, что был слишком занят для их, «мирских» дел, нашел время пожелать Гирге удачи от своего необъятного сердца. Подросток соврал бы, сказав, что ему было неприятно внимание соратников, но чувство неловкости перекрывало даже желание поехидничать. Та прописная истина, которая внезапно возникла в его голове настолько ясно, настолько четко, будто кто-то произнес это вслух прямо над его ухом, ошеломляла: какая же крепкая и дружная семья окружала его. Даже за вечными подколами, ссорами и разбитыми тарелками, не могла скрыться та теплота, которой его старательно одаривали и поддерживали. Он последний раз перед выходом поправил пиджак, и замер перед зеркалом, представляя, как будто за ним стоит, как с утра, Фуго, держит его за плечи и подбадривает в присущей ему одному, воодушевляющей манере. Наранча несдержанно растянул губы в улыбке, и отвел взгляд от зеркала так, будто Паннакотта действительно стоял где-то за пределами рамок отраженной поверхности и все видел. И смущение, и красные щеки, и глупую, благодатную улыбку. Неужели, это он попросил всех как следует постараться и с пониманием отнестись к его ситуации? Это… Было приятно. Было раннее утро. Птицы сонно приветствовали новый день, щебеча из гнезд на ветках деревьев, воздух еще не прогрелся и оставался неприветливым и по-осеннему холодным, трава мокрой, покрытой мелкими капельками росы, улица пустой. Все студенты и школьники уже давно заняли свои места в аудиториях и кабинетах, и Гирга, облаченный в форму с кожаным рюкзаком за спиной, выглядел словно белая ворона среди взрослых офисных клерков, спешащих на работу. Только шелест увядших листьев, гонимых осенним ветром, звучал на каменных, узких улочках. Наранча медленно шел по извилистой дороге, выложенной плоскими прямоугольными брусками одинаковой формы, и время от времени поправлял лямку рюкзака на плече. Учебный год в итальянских университетах был разделен на два семестра, и в середине октября уже во всю проводились занятия. На пару дней его любезно отстранили от всех заданий, связанных с преступным миром. Сначала Гирга справедливо возмутился, даже не помышляя о том, чтобы отлынивать от мафиозных дел, однако друзья убедили его о необходимости чем-то пожертвовать хотя бы первое время, чтобы сконцентрироваться на учебе. Иначе вся эта затея изначально не имела смысла. «И сейчас все на заданиях, ну конечно же! Сражаются со стандами, подвергают себя опасности и без меня!» Миг — и фиалковые глаза гангстера словно приоткрыли душу, озаряемую багровым пламенем злости от несправедливости, но он продолжал неспешно идти вперед. Нет, парень не повернет назад. Пусть даже он ощущает себя временной обузой для семьи… Но ведь они действительно так не думают? Как же сложно дышать. Сложно думать о том, что он один, и что абсолютно не знает, что сейчас делать. Вдруг ветер всколыхнул его волосы, холодком прошелся по позвоночнику, и Гирга замер, глядя вперед. Пару желтых листьев вихрем пронеслись под ногами, и, гонимые невидимыми потоками, устремились вперед, будто показывая Наранче истинный путь, будто давая подсказку. Бесконечно вдаль тянулся забор из сваренных металлоконструкций. На его рамы были наварены литые детали в форме листьев и винограда, образуя причудливый, но несомненно притягивающий взгляд узор. А еще дальше находился проходной пункт с широкими, полукруглыми воротами и будкой охранника. Рядом с ними стоял человек с белоснежными волосами и красным пиджаком, который время от времени одергивал рукав, чтобы взглянуть на наручные часы. Подросток внезапно почувствовал, что холод от мерзлого утра исчез, как по волшебству, а страх неизвестного прошел. Внезапно он ускорил шаг, постепенно переходя с пружинистой походки на бег. И вот, через какой-то неуловимый миг, Гирга уже летел вперед, возбужденно размахивая руками. — Фуго, Фуго! — кричал Наранча, привлекая внимание впереди стоящего. В груди разлилось приятное тепло от чужого взгляда, направленного в его сторону, от улыбки, светящейся для него, и от осознания, что кто-то все же пришел его проводить в первый учебный день, пришел проведать, как он. Паннакотта прокряхтел от крепких объятий сильного подростка и вдруг нахмурился, за плечи отстраняя парня от себя. — Возьми себя в руки, Наранча! — требовательно попросил Фуго, и моментально сменил гнев на милость, стоило приметить, как аккуратно зализаны назад чужие волосы. — Да… Конечно. Я полностью спокоен и собран, — Гирга хлопнул себя по груди, заставив Фуго фыркнуть от смеха, и взглянул на светловолосого парня с интересом, — И все же, что ты тут делаешь? Ты разве не должен быть на задании? — Выполнил раньше, чем планировал, — потер нос Паннакотта и кивнул в сторону открытых ворот. Охранник смотрел на них с прищуром, поправляя темную фуражку, которая смотрелась на пару размеров меньше на его округлом лице. — Пойдем, Наранча. Провожу тебя до класса. — Это…обязательно? Точнее, я, конечно, не против, но…— парень засеменил следом за высоким гангстером с идеальной осанкой, поправляя черный, кожаный рюкзак. Когда оба забрались по бетонным ступенькам фасада старого здания, Фуго открыл дверь, первым делом осматривая коридор. — Мне просто нужно побеседовать с твоим преподавателем. Я тут ненадолго. Наранча решил не задавать лишних вопросов: он тряхнул головой, отбрасывая неуместные фантазии о причинах тайных переговоров с его преподавателями, выгнул бровь, и незамедлительно двинулся следом за Фуго. Старые стены престижного здания были недавно отремонтированы, но все еще выдавали возраст университета. Величественные проемы, широкие окна, высокие потолки вскружили Гирге голову и он вертел шеей, словно в музее разглядывая впечатляющие полотна с изображением девы Марии на стенах. Их следы гулким эхом отражались от стен и пола большого, круглого и абсолютно пустого зала, и Наранча на время ощутил себя участником бальной процессии. Фуго окликнул его, когда Гирга вновь перевел свое рассеянное внимание на красную люстру над головой, увешенную хрусталем, и они поспешили перейти из этого старинного сектора с помощью лестницы наверх. Блуждая по этому многоуровневому лабиринту, Гирга с ужасом осознал, что один, скорее всего, никогда бы не смог найти нужное место среди бесчисленных развилок в корпуса на четырех широких этажах. Но Фуго чувствовал себя, словно рыба в воде, и безошибочно заворачивал в новые и новые повороты, твердо шагая вперед, уверенной, скользящей походкой. Они прошли дальше по коридору и оба, как по команде, остановились у кабинета, на двери которого ярко блистала железная табличка с номером «306». Паннакотта, сравнив что-то с распечатанной бумажкой в руке, шепнул неразборчиво себе под нос, и взглянул на Гиргу. — Да, это здесь. Наранча, тут находится твой класс по расписанию. Гирга кивнул, медленно и задумчиво, еще раз поправил лямку рюкзака, и замер на месте, неуверенный, как себя вести дальше. — Постучись и зайди, все знают, что ты должен прийти, — подсказал Фуго, сделав шаг назад. Наранча тут же встрепенулся, ясно вообразив, в каком смысле преподаватели могут его знать. Как члена мафиозной организации, который находится тут только благодаря крепким связям с преступным миром, верно? Его заслуги в этом нет, с тем же успехом он мог получить диплом, не учась вовсе. Купить, не тратя времени и сил на буффонаду. Парень вдруг разозлился на самого себя, на то, что ни в жизнь не смог бы получить аттестат самостоятельно… Наранча обязан доказать каждому сомневающемуся, на что он способен. Он резко открыл дверь, и сделал уверенный шаг. Лучи восходящего солнца осветили его лицо из широких, квадратных окон. Около двадцати пар глаз внимательно взглянули на новоприбывшего, а на задних партах моментально зашептались. Гирга хлопнул фиалковыми глазами, уже не так уверенно перевел взгляд на преподавателя, и замер на месте, стараясь не дышать. Усатый мужчина с небольшой залысиной поправил круглые очки. Отойдя от белой доски, он положил маркер на деревянный стол, разгладил складки черного пиджака на своем худощавом теле, и взглянул на выход, где об косяк двери облокотился Фуго, скрестив руки на груди в ожидании. — Так… Думаю, для начала, нужно представиться. Как тебя зовут, мальчик? — Наранча Гирга. — Отлично. Познакомься с группой, выбери себе свободное место, а я через пару минут подойду… Преподаватель спешно покинул аудиторию, оставляя Наранчу одиноко стоять посередине широкого помещения с белым, высоким потолком, и стенами с невыразительным абрисом, изображающим карту их города. На смуглом лице застыло выражение полной беспомощности. С трех рядов парт на него внимательно смотрели, разглядывали, оценивали, и Гирге это совершенно не нравилось. Тишина в кабинете быстро сошла на нет: стоило парню сделать шаг вперед, как напряженная атмосфера вмиг разрядилась, не оставляя после себя даже легкого шлейфа негатива. Шепот вскоре перешел на тихий говор с отдаленной от учебы тематикой и локальным юмором. Плечи Наранчи расслабленно опустились, спина стала мягкой и ровной, и он принялся осторожно разглядывать возможные свободные места в кабинете. — Эй! Гирга, верно? — его кто-то позвал сбоку, и Наранча спешно повернул голову к зовущему. На предпоследней парте, возле окна, в его сторону махал рукой парень, с огненно-рыжей, пышной шевелюрой. Одна прядь так и норовила упасть на болотного цвета глаза, заставляя того заученным жестом поправлять непослушные волосы. Из того что за короткий срок успел приметить Наранча — почти все лицо однокурсника было покрыто мелкой россыпью веснушек, а возле губ и над левой бровью красовались две темные родинки. Он единственный в классе не имел соседа по парте, хотя в пол-оборота к нему был повернут сидящий впереди смуглый брюнет, так что нельзя было назвать яркого незнакомца одиночкой или изгоем. Наранча махнул башкой, понимая, что зря думает о таких вещах по отношению к незнакомцам, но Фуго часто напоминал и предупреждал, что учебные заведения — жестокие места, и нужно всегда правильно себя вести, чтобы не рухнуть по подростковой иерархической ступени вниз. Правда, Бруно, что слушал этот разговор, поспешил Наранчу утешить, что университет место более терпимое ко всему: школьники растут и мозги уже встают на места. Второй человек, что совсем бесцеремонно разглядывал новенького, выглядел хмуро и необщительно, в противовес рыжему, лохматому парню. — Присаживайся, — бросил брюнет, размяв рукой квадратную челюсть. Гирга кивнул, с прищуром аккуратно усаживаясь на деревянный стул, будто ожидая подвоха в любой момент. Как же непривычно было без ножа… — Меня зовут Аксидо Лемонэ, — сосед по парте дружелюбно приподнял уголки полных губ и подпер щеку рукой, окидывая беззаботным взором Гиргу. — Обычно новички к нам не присоединяются в середине месяца, слишком сложно сюда попасть… — вдруг прошептал высокий брюнет, нахмурив густые брови. — Ты необычный человек, да? Ты… Гирга весь сжался. Лоб покрылся неприятной, липкой испариной. В ожидании продолжения подросток задержал дыхание, боясь, что его так легко раскрыли. — Ты из богатых, да? — тон брюнета сменился на восторженно-удивленный. — Мое имя Пенне Тараллини. Приятно познакомиться. Моментально Гирга почувствовал, как его брови сами собой медленно ползут вверх, как губы раскрываются в безмолвном удивлении. Он-то, да богатый? — Д… Да, богат! — Наранча потер кончик носа, никогда в жизни не стремясь к роскоши и богатству. Ложь вырвалась из его рта быстрее, чем он обдумывал последствия, к которым вранье могло привести. Фуго бы не одобрил, точно бы не одобрил подобного наплевательского поведения. Когда в аудиторию зашел преподаватель, все голоса моментально затихли, и студенты, как один, мигом повернулись к длинному мужчине. Он протер лоб тряпочкой, спрятал хлопковую ткань в карман пиджака, и украдкой взглянул на Наранчу. — Пока у нас лекция, Аксидо, раз уж вы уже успели познакомиться, почему бы тебе не провести новичку экскурсию по зданию? Тут очень запутанная планировка, это было бы полезно. Лемонэ вздохнул, нехотя поднялся с места, и с ухмылкой подмигнул Гирге. — Провести экскурсию, чтобы легально прогулять пару? — он пожал плечами. — Конечно, синьор. Я с радостью. Несколько человек с завистью вперили в их спины хмурые взгляды, а Наранча все еще непонимающе шел вперед. Не понимал он следующее: нормальная ли эта практика, или ему так повезло? — А ты довольно молчалив для богатого человека, ты в курсе? Наранча сдвинул брови, пытаясь вспомнить хотя бы один пример, когда деньги развязывали человеку язык, но кроме взяток ничего вспомнить не мог. Причина предельно ясная и понятная: среди его друзей не было человека, который с детства окружал себя золотом и шелками. Ни Леоне, что хотел посвятить свою жизнь службе народу, ни Бруно, что жил на берегу моря в семье обычного рыбака, ни Джорно и уж точно ни Миста. Один Фуго никогда не рассказывал Гирге напрямую о своем детстве, и знал подросток о нем лишь то, что тот учился в престижном университете, а затем, благодаря особому стечению обстоятельств, оказался на улице. «Ну, престижный университет, потому что Фуго умный, да? Не обязательно богатый… Звучит логично.» Наранча вдруг вздрогнул, понимая, что совершенно не слушает нового знакомого, и перевел взгляд на Аксидо с кривой улыбкой. — Я просто впервые в подобном месте, — честно ответил Гирга, пожимая плечами, — не знаю, как себя вести и что делать. — А? Серьезно? — подросток остановился рядом с лестницей, и довольно резко повернулся к нему на опорной ноге, вторую оторвав от паркета, и попытался скрыть свою озабоченность хотя бы ради приличия. Гирга помнил, что говорил Фуго, и заготовлено ответил: — Ну, у меня было домашнее обучение в основном… Из-за здоровья. — Здоровья? Выглядишь вполне з… — Аксидо прикусил язык, что-то прикинув в голове, и в тот же момент махнул рукой. — А, не бери в голову. Не должен это расспрашивать, понимаю. А тот человек, твой брат? — Просто друг. Фуго сам меня решил проводить, если что, я ничего не просил… — зачем-то начал оправдываться Гирга, чувствуя неловкость, что человек, младше его на год, провожал его в университет. — Фуго, значит… Они продолжали свое небольшое путешествие по старым академическим проемам и комнатам, окольными путями обходя этаж за этажом. Почти каждый широкий коридор был украшен полуколоннами и пилястрами у граней, а сложные формы и обилие украшений напоминали, скорее, музей, а не учебное заведение. Гирга первое время смотрел внимательно, с большой долей интереса, но вскоре вся ненужная мишура перед глазами начала отвлекать. Особенно картины с изображением богоматери никак не вязались с университетом, а редкие распятия на стенах вводили в окончательный ступор. Наранча никогда не был истинно верующим человеком. В Италии сложно придерживаться нейтральной позиции, и многие из его окружения соблюдали некоторые католические обряды: так, например, он часто наблюдал, как тот же Миста иногда молился перед едой, объясняя это детскими привычками, от которых он не мог избавится. — Нас ждет столовая еще, готов? — не замечая немного понурого настроения его протеже, спросил Аксидо, на что получил слабый, но вполне утвердительный кивок головы. Этого было достаточно, чтобы схватить Гиргу за загорелую ладонь и потянуть за собой в сторону буфета. Наранча не противился, однако на редкость оторопел от подобного, неестественного дружелюбия от малознакомого человека, по инерции двигаясь по пятам. Когда они добрались до двух широких дверей, которые выделялись резными декоративными вставками, и сочетали в себе пастельную гамму с теплыми коричневыми оттенками и растительными мотивами в орнаменте, Аксидо с нажимом открыл одну из них, и Наранче предстало взгляду огромное помещение. В отличии от коридора, это место отдавало новизной, недавним ремонтом и совершенно не резало глаза. При отделке был использован один тон краски, одинаковая, сдержанная лепнина под потолком, способ ее раскладки, и общая светлая цветовая гамма мебели. — А, новичок? — кто-то со спины почтительно дотронулся до плеча Наранчи, заставляя его рефлекторно-резко повернуться и поднять взгляд на подошедшего. Сзади стоял полноватый человек в синем костюме, с доброй улыбкой и маленькими, карими глазами с еле заметной сеточкой морщин под ними. Гирга заинтересованно моргнул пару раз, пытаясь быстро прикинуть, с какой толикой уважения стоит обращаться к преподавателю, к человеку, рангом выше тебя. — Наранча Гирга, — представился он, как учили. — Очень приятно, я — Сальсичча Ди Манзо, преподаватель точных технических наук, — в ответ бросил мужчина и хмыкнул, — Первый день, да? Наш университет славится своими выпускниками, ты не пожалеешь, что вступил к нам. Наверное, слышал про Арминико Лафузи? Я лично курировал его выпускную работу! Так что при должном усердии, я уверен, из тебя выйдет прекрасный специалист! Гиргу позабавило бахвальство со стороны взрослого преподавателя, и следующий провокационный вопрос выстрелил из рта совсем бессознательно: — И он, ну, ваш университет, всем так хорош, как вы говорите? Мужчина вдруг стал серьезным, и Наранче показалось, что того могло разозлить подстрекательство юного студента, однако помрачнел он от тяжелых дум, которые вдруг нависли на широких плечах. — Пожалуй, университет действительно скрывает пару темных тайн. Рядом стоящий Аксидо вдруг скрипнул зубами, и быстро встрял в диалог: — Но в остальном, университет один из престижнейших в этой стране. Преподаватель встрепенулся, согласно кивнул, и с радостью свернул с неудобной темы, улыбаясь Наранче. — Было приятно познакомится, надеюсь на нашу скорую встречу. Наранча без сил ввалился в комнату, кидая полупустой рюкзак рядом с односпальной кроватью. Голова кружилась и пульсировала, и, сжав виски ладонями, он затряс темной шевелюрой в попытках унять гудящую боль. Кроме смущающего разговора в конце экскурсии, университет показался ему вполне обыденным и нормальным, а Аксидо в итоге он посчитал приятным и дружелюбным человеком, с которым был бы не против разделить парту. В его жизни было мало спокойствия, и он готов был попробовать насладиться прелестями безмятежного существования. Однако, как долго? И нужна ли ему беззаботная, размеренная жизнь на самом деле, или он только и делал, что грезил возможностью показать Фуго, что он может самостоятельно получить образование, после стольких лет обучения от старшего товарища? «Но где же тут самостоятельность?..» Наранча прошел вперед, кинул усталый, расфокусированный взгляд на письменный стол, и обомлел. Все еще дымящийся бифштекс с мягким картофельным пюре лежал в фаянсовой тарелке, а рядом, согласно всем правилам этикета, на сложенной салфетке разместились вилка и нож. Когда голодный и бессильный Гирга подошел чуть ближе, на глаза попалась небольшая записка, с аккуратным почерком Паннакотты, который Наранча отличил бы из тысячи других. «Ты хорошо потрудился, теперь отдохни.» Гирга вздохнул, почесал макушку, и с радостной улыбкой принялся ужинать, запивая все прохладной минеральной водой. Усталость только сильнее надавила на тело, как только с порцией мяса было покончено, и возникшие мысли отнести тарелку вниз вызывали желание скривить лицо и оставить всю работу на завтрашнего себя. Веки постепенно начали закрываться, а Гирга думал лишь об одном: как странно, что практически ничего не делая физически изматывающее, он настолько сильно вымотался. Может, виной был новый опыт, а быть может что-то еще, но он точно не желал обмусоливать подобные темы наедине с собой. Все же, завтра рано вставать.