Compedes olim

Фуго задел за живое, вырывая из сознания Лемонэ все то, что тот старательно пытался скрыть, и обличая на свет истинную сущность юноши. Аксидо широко раскрыл глаза, стоило гангстеру упомянуть про отца. И сразу яростный блеск застыл в болотных радужках, и сразу маска спокойствия треснула на чужом обличии, кусочек за кусочком отслаиваясь от холодного, ничего не выражающего лица. — Как ты смеешь предлагать мне что-то подобное?! — взревел Аксидо, не выдерживая и вновь излишне повышая голос. Ему тотчас зажали холодной ладонью рот и грозно, почти угрожающе процедили: — Потому что ты, как никто другой, достоин знать правду. Я не стану выгораживать или оправдывать себя, не кричи, я предлагаю неплохой бартер. Всю жизнь жить, не зная истины, наверное, тяжело. Аксидо замер на месте, сжимая кулаки до побелевших костяшек. Зрачки беспокойно забегали по мокрой брусчатке, и остановились только тогда, когда на глаза попались новые лакированные ботинки Паннакоты. Фуго смог ввести парня в душевное смятение и взвить вихрь противоречивых мыслей, бурно проносившихся у него в голове. Фуго еле видно дернул бровью, понимая, что выбрал верную тактику и смог заинтересовать парня. Аксидо задумался. Был бы отказ окончательным решением — без промедления выпалил бы это в лицо ненавистного гангстера. Конечно же, Лемонэ не мог смирить гордость лишь по велению впереди стоящего парня, но вместо ядовитых слов решил тактично промолчать. Паннакотта подвернулся слишком удачно, чтобы отказываться от шанса спасти Наранчу из рук не сдержавшего слово мужчины. Любые условия сделки были нарушены, а терпеть такое неуважение к собственной персоне не входило в привычку Лемонэ. Искать других членов банды Гирги, уговаривать и объяснять всю ситуацию означало бы расточительно потратить время, которое можно было использовать для спасения однокурсника. — Наранча знает? — шепотом настолько вкрадчивым, будто кроме них двоих на пустой улочке находилась еще толпа подслушивающих, задал вопрос студент. — Знает что? — поосторожничал Фуго, напрягая мышцы шеи. — Твой секрет. Правду, которую ты хочешь мне сказать. Паннакотта глупо открыл рот, и будто со стороны услышал низкий, тихий скрип. Из груди гангстера вырвался какой-то невнятный звук и он моментально сжал губы в тонкую линию. — Не имею представления, причем тут Наранча, но если тебя это интересует, то даже он не знает всей правды. Удовлетворенный услышанным, Лемонэ странным образом успокоился, обуздал свой гнев и смиренно разжал кулаки. — Тогда мое желание простое… ты должен будешь обо всем признаться и Гирге тоже, — предугадывая вопрос Фуго, он выставил вперед ладонь и хмуро продолжил монолог, — я просто хочу, чтобы он… тоже смог для себя все решить. Рассудить, что ему нужно в этом мире. И чего он хочет дальше, ясно? Не знаю, что ты скрываешь, но… — У него руки тоже в крови, знаешь? Не обеляй его, не возвышай, он такой же член мафии, как и все другие, — с предупреждающими интонациями, вполголоса проговорил Паннакотта, о чем-то задумавшись. Аксидо нахмурился, нервно вздернул рукав пиджака и глянул на часы. — Не важно, мы просто так тратим драгоценное время. Я верю, что Наранча может исправиться. Он… не такой, как ты. Спорить с взвинченным подростком — себя не уважать. Фуго был согласен на любые условия, чтобы спасти своего товарища, пройти огонь и воду, если от него потребуется. Лемонэ мог надумать любые кровожадные подробности про убийство родного человека, и только Паннакотта знал правду целиком. Словно старая кинопленка, вставленная в шумящий проектор, давящие воспоминания раз за разом возвращали его на пару лет назад. Тогда мир разделился на «до» и «после». Фуго всеми силами старался смыть полученное клеймо, убрать всю информацию про прошлое, но любые лихорадочно предпринятые меры оказывались бесполезными: от пережитого единожды так просто не сбежать, оно всегда наступает на пятки, дышит в спину. И в конце концов настигает. Пора было скинуть тяжкий груз с плеч и вновь ощутить, как прекрасно дышать полной грудью. Наранча поймет и не отвернется от него, не станет считать прокаженным, не отпрянет с отвращением на лице. Гирга это уже доказал, воспитав в себе и не потеряв по пути из слез, страха и ненависти столь нужные миру искренность и честность. И Паннакотта им гордился. Быстро вечерело. Последние закатные лучи солнца бросали розовый цвет на каменные стены из желтого кирпича, пока двое парней спешно пробегали узкие улочки Неаполя. Паннакотта цепким взглядом впивался в спину впередиидущего, пытаясь предугадать последующие действия и возможные уловки от временного напарника. Даже при том, что Лемонэ поделился планом победы, рассказал про ахиллесову пяту их общего врага, как Фуго мог на слово поверить в истинность этих утверждений? Аксидо его ненавидит самой лютой, ничем неприкрытой ненавистью, и Паннакотта не видел достаточной мотивации помогать неприятелю. Скорее всего, тот искренне желал его смерти и был бы явно не против, чтобы во время операции спасения роль непредвиденной жертвы взял на себя именно Фуго. О, нет, Паннакотта продумает каждые десять шагов наперед, чтобы не попасться на крючок, он спасет Наранчу и, по возможности, уничтожит каждую мину на взрывоопасном поле. Ликвидирует любую угрозу для стабильного будущего его семьи. Фуго знает цену мира внутри мафии, знал и свои обязанности перед доном. — Ты сказал, — вдруг заговорил он, замедляя шаг, — что он боится тепла. Именно поэтому нападения начались так поздно? Аксидо повторил за Паннакоттой и сбавил обороты, разворачивая корпус в сторону гангстера. Впервые за все время их совместной ходьбы он взглянул прямо в лицо юноши. — Да. Он вообще, любит поболтать, многое мне поведал между делом. До этого синьор Пепе, — Аксидо сам себя одернул, прикусил губу от уважительного тона, — он следил за вами. Фуго выгнул бровь и Лемонэ продолжил. — Еще ни разу не дравшийся, и получив свои силы одним из последних в вашей организации, он хотел проверить себя, что может. Пока было солнечно и жарко, его силы практически не работали, и он начал подозревать, что удача обошла его стороной. Он следил за вами, пытался проникнуть в дом, что-то сделать, но невидимость отнимала слишком много сил, давая незримость на пару коротких мгновений. Однако, чем холоднее становилось на улице, тем быстрее росла сила внутри мужчины. И когда он смог зайти в ваш дом, пусть на пару лишних минут, и совершить удар, он начал основательно готовиться к следующему этапу операции. — Почему он не дождался холода? Зимы? Почему решил напасть с осени? — Я думаю, это потому, что… Ему срочно нужен был компаньон. Он не имеет союзников, работает один и на износ. Он нуждался в таком человеке, которого можно было в кратчайшие сроки убедить присоединиться к себе. Если бы мы с Наранчей сдружились бы раньше, вряд ли я смог бы так легко… — слова застряли в горле. Слово «предать» было гадким, но лучше всего описывало то, что совершил Лемонэ. Фуго тактично перевел тему на более подходящую, заметив, что к прозрению юноша пришел не так давно: — Ты сказал, что Наранчу держат в заброшенном заводе по переработке мяса. Разумеется, никто не занимается отоплением старых зданий. Получается, у нас два запрета, которые нужно решить. Нельзя идти напрямую в логово врага, и нельзя позволить ему выйти на улицу в морозную ночь, слишком холодно. Нужна тщательная подготовка. — Для подготовки времени нет! — Ты прав. У нас нет времени для подготовки чего-то масштабного, но мы не можем сражаться с врагом в заведомо проигрышных условиях. Ни в помещении ни снаружи. Аксидо нахмурился на мгновение, скрестил руки на груди и сквозь плотно сжатые зубы спросил: — И что же ты предлагаешь? Где мы найдем тепло в такое время? Я не курю, кстати, зажигалки в карманах не ношу. Фуго не останавливался, шел вперед, обдумывая на ходу план действия. Ему хватит. Хватит и пяти минут, чтобы придумать что-то настолько простое, что обойдет все возможные уловки. — Огонь, — будничной интонацией проговорил Фуго, пуская изо рта в морозный воздух клубы пара, — что же еще производит так много тепла? Конечно же, огонь. Одноэтажное кирпичное строение быстро распространит жар. — Но ведь завод старый, заброшенный, ты еще помнишь? Или ты планируешь потратить лишнего времени на поиски бензина? — Верно мыслишь. Завод старый. Если он старый, то скорее всего грязный. И там будет легковоспламеняющийся мусор. Позволь объяснить, пока мы идем. Гниль выделяет метан, который, в свою очередь, взрывоопасен. Если здание заброшено, велик шанс, что там могут собираться компании подростков, или бездомные люди искать пристанище для ночлега. А где люди — там и мусор. Любые животные отходы вроде кожуры картофеля, мяса и булочек гниют. Но для нормального разложения нужен свет и черви. Чем больше кучка мусора, тем лучше для нас. То что внутри, внутренний мусор, он не перегнивает, а остается лежать. В связи с этим он выделяет метан, горючий газ. Кстати, именно поэтому на свалках опасно работать. Аксидо задумчиво причмокнул, соглашаясь, что в этом есть смысл. Однако, беспристрастное, холодное лицо не выдало ни толику удивления. Позволять Фуго увидеть восхищение на его лице было для Аксидо равносильно позорному клейму. Но ни слова против он не сказал, лишь ядовито отметил: — На словах все просто. А как на деле? Вряд ли тебя там будет ждать кучка мусора из мяса. Да и что потом? Он же легко выйдет наружу, не будет ждать разгорания. Фуго потер подбородок, сощурив красноватые глаза, а сам для себя осторожно отметил, что у него уже заготовлено пару запасных планов. — Это моя забота. У нас есть третий человек в команде, не знающий о нашей стратегии. Отталкиваться будем по ситуации. — А что на счет твоей способности? У тебя она есть? Она сильнее, чем у врага? — Нет… нет, пока в здании Наранча, я не могу использовать свои силы. Каждый вздох давался с большим трудом, резал горло битым стеклом. Время застыло на месте, и Гирга уже не понимал, сколько бежал кругами по темным этажам, то вверх, то вниз, пока не нашел пристанище между двух старых, скрипучих машин, где его любезно закрыли в тени холодные металлические конструкции. Он безостановочно смотрел на радар, видел точку, которая приближалась, но не находила его. И даже зная местоположение врага, каждый шорох теперь казался той ловушкой, в которую Гирга мог попасться. Первым делом Пепе загородил выход, когда Наранча двинулся с места. Сделавшись легким, словно пушинка, он в мгновение ока оказался перед дверью. Металл вокруг начал будто расплавляться, растекаться под необычной силой его станда. Он также замуровал поочередно окна и вынудил Гиргу бежать куда глаза глядят. У него был план с крышей, хороший план, как казалось на первый взгляд. Но беда заключалась в том, что единственная лестница, которую удалось приметить, не внушала доверия. Ветхая, с обваленными перилами, она пугающе поскрипывая, держась лишь на одной петельке. Вес парня та не выдержит, обвалится моментально. Он это понял, стоило схватиться за поручень. Тут же единственная опора лестницы начинала агрессивно гудеть, а обшарпанные стены вокруг дребезжать, грозясь обвалиться. Все усложняло еще и высота потолка: около пяти метров, до такого не допрыгнуть самостоятельно, а таскать что-то в брошенных цехах значило лишний раз обозначить свое местоположение. По крайней мере на первый взгляд ничего легкого и малогабаритного, что могло позволить Гирге залезть наверх, он не видел. Поэтому сейчас он прятался, судорожно обдумывая в голове, как поступить. Аксидо действительно подсказал ему значимую вещь: от тепла каким-то образом станд врага ослабевает. Так, металл, нагретый пулями, сумел поразить его прямо в цель, пусть и не на полную силу, а когда приходилось стрелять в упор прямиком из пулемета, пуля не успевала нагреться в полете до такой температуры, чтобы нанести видимый урон. Но как найти в складском помещении лишнюю канистру с бензином? Как разжечь огонь одними подручными средствами? Все мысли прервал голос, раздавшийся в темноте. — Наверное, тебе интересно, чем мне насолил ты или твои друзья? Гирга нахмурился. Неужели, тому взбрело в голову поговорить? Как бы то ни было, выбора слушать или нет у него не было, он должен был внимательно следить за движениями соперника, и громкий голос служил еще одним ориентиром для определения местоположения врага. Тем временем Пепе продолжил, преспокойно играясь с висящими на цепях, ржавыми крюками. Указательным пальцем он поддевал одно из звеньев цепи и раскачивал ее из стороны в сторону. — Ты, наверное, даже не помнишь таких имен, но с моими друзьями вы встречались. Знакомы ли тебе имена Сале и Цуккеро? Не утруждай себя, они давно мертвы. Ничего страшного, я все понимаю, мафия не полицейский участок, в нашей профессии главное точно не человечность. Они сами виноваты, обманувшись легкой наживой. Мне было все равно. Но вот что выбесило окончательно… Голос внезапно оказался ближе, чем до этого. Будто тот взлетел в воздухе и приземлился в паре метров от Наранчи. — Так это смена устоев нового дона! Поразительно, как этот мелкий крысеныш быстро подмял все под себя, разоряя семьи одну за другой. Мои территории были отданы Буччеллати, как подручному, а мне самому связали руки новыми правилами и ограничили в возможности заработать! Знаешь, если я не придумаю, как выгоднее продать твою жизнь, пожалуй, стоит просто убить тебя. Наранча глядел в пол, спрятав светящийся в темноте радар, и задержал дыхание, пытаясь не проронить ни единого звука. А про себя неустанно продумывал, что бы на его месте сделал Фуго, как бы он повел себя. Конечно же, юноша мог придумать что-нибудь в два счета. Из обрывков догадок и маленьких узелков из гипотез и предположений связал бы воедино четкий план, просчитал бы каждый промах и на три хода вперед продумал бы собственные действия. Что же мог такой простак, как Наранча? От злобы и бессилия хотелось рвать и метать, хотелось пойти напролом и будь что будет. Но мысли о том, что он являлся единственной преградой на пути к его друзьям, семье, не давала сдаться. Заставляла удерживать в голове образ команды, а сердцу приказывало биться, напоминая, что он еще жив. И пока оно билось, разнося кровь по венам, юноша будет бороться до последнего вздоха. Любыми методами. Мужчина затих, кажется, тоже прислушиваясь, и Гирга решил сделать ход конем первым. Переведя дух, он вновь собрался с силами. Aerosmith был готов действовать, выполнять приказы, и он чувствовал это, ощущал, как станд, подобно хозяину, приобрел второе дыхание. Теперь важно подгадать нужный момент. Взгляд медленно пополз вниз, на быстро растущую по полу тень, с широкими плечами и тонкой талией. Тень. То, на что не падают световые лучи. Значит, не невидим, значит, вышел к нему без скрывающих тело маневров. И дыхание у него на редкость запыхавшееся, стало быть, он тратит много сил на уход в тень. А следовательно, есть шанс, что сейчас Пепе будет, как на ладони, и не сможет еще какое-то время использовать главную из способностей собственного, пугающе сильного станда. Надо действовать, пока силы вновь не вернулись к неприятелю, попытаться застать врасплох, вымотать еще сильнее! Беспрерывно следить за радаром, пока в тебя летят острые иглы — Наранча не сможет. Гирга вскочил на ноги, в то же мгновение выдавая себя и делая укрытие более бесполезным. Понимая в тактике чуть больше, чем ничего, Наранча смог понять и принять, что рассчитывать лишь на станд, не зная тонкости ведения боя с новым противником, было глупо и необдуманно. Больше подобную ошибку юноша совершать не планировал. Он наклонил корпус лишь на мгновение и зачерпнул с пола рассыпанную когда-то давно пригоршню земли, прошедшую через года, а возможно, века, и видевшую, наверное, многое. Глупая несуразная мысль промелькнула в голове. Есть ли станды, говорящие с давно минувшим временем?.. Пепе развернул туловище в сторону метнувшегося парня. Его распирало от желания обмолвиться еще парочкой едких фраз, но следующий маневр моментально отбил мысль поразглагольствовать: Наранча с размаху бросил в лицо противника мелкий, рыхлый песок, и частички зарезали карие глаза, заставляя того согнуться в три погибели. — Мелкий… Выродок! — голос мужчины впервые приобрел истерические нотки, и Гирга не смог отказать в удовольствии хмыкнуть под нос, замахиваясь кулаком. Секундная забава сменилась быстрым и расчетливым ударом под дых. Кулак встретил твердый пресс, пожалуй, слишком твердый для человека из плоти и крови. Наранча своевременно сообразил, что Пепе может точечно перенаправлять силу в определенные части тела, распределяя область изменения, и отскочил, потирая ушибленные костяшки. — Глупец, какой же ты глупец, зря сотрясаешь воздух! Я убью сначала тебя, а затем и семью твою всю вырежу! Вовремя Наранча отпрянул назад: вокруг Пепе уже начали появляться острые иглы, направленные в разные стороны. Он наобум воткнул их в землю вокруг себя, и обломки некогда красивой, кремовой плитки, взлетели ввысь. Пепе с нажимом протирал опущенные веки от колющих частиц песка, а когда ясному взору больше ничего не препятствовало, Наранча почувствовал ту неумолимую энергию, которая струилась вокруг него, и как пространство вокруг в момент наполнилось мощными искрящимися дугами. Ярость противника осязалась, она оседала в легких, и мешала дышать. Но Гирга не мог позволить себе стоять на месте: он сделал усилие над собой и махнул рукой, разрезая тяжелый воздух. — Aerosmith! — в ту же секунду самолет взметнулся вверх, беря разгон с плеч юноши. Череда последующих выстрелов была немедленно отбита: Пепе вновь стал прочнее обсидиана. Но в этот раз Наранча не прекратил на этом атаку, он что-то быстро смекнул в голове, и рванул к противоположному концу комнаты, на выход. Пепе скрипнул зубами, хмыкнул, и не теряя ни секунды, вспорхнул над полом, словно был не тяжелее маленькой ласточки, и ломанулся следом. Дистанция между ними быстро сокращалась, еще немного, и Наранча будет в зоне поражения станда врага. — Ну уж нет! Не позволю тебе так легко выйти, мелюзга! Убью, уничтожу! Наранча зацепил рукой звенья ржавой цепи и с силой дернул назад, давая размаху достаточной инерции, чтобы крюк, сделав полукруг, направился прямиком во врага. Тот замедлился на мгновение, выставил ладонь, покрытую серебристым отблеском, вперед и отбил старую загибину. Став тяжелее, ноги Пепе грузно соприкоснулись с землей. Он замедлился, пытаясь не показывать, как тяжело ему дышится, но Гирга не остановился. Наранча не мог позволить недругу взять передышку, и как только тот совершил еще одну попытку ускориться, вновь принялся закидывать мужчину раскачивающимися цепями. Липкий пот струится по спине, словно был второй кожей, которую хотелось быстрее смыть. Но Гирга старался выкинуть подобные мысли в разгар сражения из головы — наконец за долгое время он согрелся. « И ведь не только я!..» — развернув голову, парень победоносно хмыкнул, как только увидел, что силы едва теплятся в идущем Пепе, и он падает на колени, тяжело дыша. Губы Гирги сами собой изогнулись в полуулыбку. — Ты думаешь… — враг подал голос, с шипением гадюки начиная гоготать, — победил меня, согрев? Наранча попятился. И вновь вкус победы преждевременно расслабил напряженные мышцы, и нега усталости успела растечься волнами по телу. Пот моментально охолодел, нагоняя тревоги в мысли. — Только ты не учел, куда бежал… Пепе медленно поднялся на ноги, отходя в бок, к жужжащей работающей коробке. Наранча искоса смотрел, как облокачивается мужчина на работающий охладитель, как в воздухе вновь нарастает чудовищная мощь чужой энергии, и молчал. Молчал, выжидая. Он скособочил плечи, прислушиваясь к каждому новому шороху в ужасающей тьме, но не отступал, не бежал прочь даже тогда, когда мужчина победоносно и радостно захохотал. — Я думаю, ты успел выдохнуться, Наранча Гирга. Как жаль, ведь я, напротив, набрался сил,  — распрямив широкие плечи, Пепе повернул голову в сторону широкой ладони, и рука, на мгновение заискрившаяся алмазным сиянием, исчезла, будто испарилась в воздухе, — готовься к пр… Наранча хмыкнул, прерывая едкие речи врага. Хмык повторился, затем еще раз, пока не перерос в задорный смех. Бодрящий звук отскакивал от бетонных стен, множился и возвращался в многократном объеме. — Что… что смешного? — казалось, Пепе впервые пребывал в таком замешательстве. Он напрягся, злобно скрипнул зубами, и приготовился показать веселому подростку всю свою мощь. — Просто ты проиграл, — Наранча, наконец, смахнул слезу с краешка глаза, звучно хрустнул шеей и выставил руку вперед. Aerosmith взлетел, и тарахтения работающего мотора снова раздались в помещении. — Что… Идиот, ты не сможешь меня… Но осознание запоздало дошло до Пепе, он, кажется, все понял и принял свою судьбу без возможности поменять ход событий и выйти сухим из воды. Самолет летел атаковать не его, нет, все пули вновь пролетели мимо. Одна за другой, железные снаряды вырывались из пулеметов, попадая в электронику, замыкая два потенциала. Никакая защита не сработает при таком количестве постороннего материала. Карие глаза в страхе расширились, и в ту же секунду мощный, убийственный разряд тока прошелся по всему телу мужчины, скрючивая мышцы и сжигая мясо. Человек издал последний, пищащий звук, короткое замыкание вырубило пробки, старые лампочки, одна за другой, погасли, и напряженные спазмом мышцы врага разжались. Черная дымка имела слащавый запах горелого мяса, от дурмана которого тошнило и хотелось вывернуть желудок наизнанку. Наранча присел на недержащих коленках и с мычанием затряс головой из стороны в сторону, в поисках успокоения. Этот бой его вымотал, заставил подумать, но ведь в итоге он… справился, да? Гирга позволил себе сесть ягодицами на бетонный пол, открыть рот, и, наконец, как следует отдышаться. От чувств хотелось разрыдаться и раскатисто рассмеяться одновременно, хотелось дать буре эмоций вырваться наружу, заполонить пространство и поглотить с головой. На короткое мгновение раствориться в ярких ощущениях и выкинуть все лишнее из черепной коробки. Фуго ведь будет им гордится? Наранче же удалось в итоге всех спасти, додуматься до наилучшего исхода?.. Он закрыл глаза, вскинул голову к самому потолку и почувствовал, как каждая клеточка тела наполняется усталостью, а в мышцы заливается свинец. Эйфория быстро сошла на нет, оставляя после себя гнетущий измор. Невнятное шуршание со стороны предполагаемого трупа вывело юношу из тяжелых дум, коими успела наполнится шумная голова. Еле слышное мычание вырвалось из глотки лежащего Пепе, и Гирга моментально вскочил на трясущихся ногах, не веря своим глазам. Все тело врага было покрыто небольшими пластинами, из-под которых сочилась кровь, и в чужие истощенные мышцы ворвались новые силы. Неужели, это еще не конец?.. Запах гари усилился, вновь ударил в ноздри, заставляя прищуриться и невольно сморщить нос. Гирга готов был продолжить драку, готов был истратить последнюю энергию ради победы, но тело отказывалось соглашаться с планами хозяина. Пепе полз к нему, выставляя вперед руки со вздувшейся и лопнувшей кожей. Миллионы игл застыло в воздухе, и Наранча понимал — этот удар он не переживет, они проткнут сердце, заставят в последний раз судорожно вздохнуть и упасть навзничь, с мертветским блеском во взгляде. Гангстер выставил ладони вперед, даже понимая, что это не поможет, просто потому что не привык сдаваться так легко, как и его названный враг. Пораженный чужой волей к жизни, Гирга не сразу сообразил, что в воздухе уж слишком много черного дыма, а человеческое тело не может пахнуть настолько химически и тошнотворно. Горело что-то, и далеко от места, где он находился. — Нет… слишком… горячо. Голос мужчины превратился в бессвязный щебет, он таял на глазах, не имея возможности собрать всю волю в кулак и продолжить бой, хотя карие глаза до последнего издыхания яростно горели адским, всепоглощающим и неусмиренным пламенем. Вскоре даже этот блеск покинул радужки, и взгляд потерял живую ясность, превращаясь в самый пугающий — неживой, тот самый, который Наранча уже примеривал в мыслях на собственном лице. Гирга продолжал тяжело дышать, понимая, что в помещении становится невыносимо душно, и воздуха не хватает для лишнего вздоха: ноздри отказывались пропускать его в легкие. Пот градом стекал со спины, с висков парня, застилая глаза, а ватные ноги не поднимали, подгибались под тяжестью уставшего тела. Он уже терял сознание, когда в отголосках разума услышал Его голос. Даже соображая на половину, он всегда знал, чей это тембр, чьи взволнованные нотки колыхнули пространство. И пусть это были галлюцинации, Наранча был счастлив погибнуть, в последний раз слушая того, с кем настолько сроднился… — Он надышался гарью! — рявкнули сбоку, заставляя зажмуриться от резковатости тона. — Он измотан и ранен, дай ему время прийти в себя, — мягкие руки погладили его лицо, обвели скулы, затем приподняли голову за затылок, и холодная влага окропила щеки. Гирга вздохнул полной грудью, наконец, пробужденный. Веки приподнялись с большим трудом, — в глаза будто швырнули горсть песка, — а горечь во рту скопилась тяжелым комком вместе с вязкой слюной, которую он поспешил сплюнуть. Ему помогли усесться на холодный пол, и дали время окончательно очухаться, оглядеться. Когда расфокусированный взгляд восстановил способность ясно видеть, Наранча разглядел бутылку с водой в руках Фуго, самого Фуго, и рядом, что странно, Аксидо. — Осторожно! Он предатель! — в один момент заголосил Наранча, хотя из горла вырывались одни хриплые звуки. Лемонэ скривился, но колко не ответил, лишь стыдливо отвел взгляд и попытался сохранить максимально нейтральное выражение лица. — Да… Но он помог тебя найти, — успокоил его Паннакотта, однако безэмоциональные нотки подсказывали Гирге, что тот тоже не питает высоких чувств к студенту, — поразительно, — обратившись уже к гангстеру, выдохнул Фуго, — что ты справился один. Это впечатляет, Наранча! Я видел труп, обожженный. Ты обо всем сам догадался. Наранча потер кончик носа, явно смущенный, но в сердцах громко возмущался, что Фуго, очевидно, принижает собственные заслуги. В конце-концов, без него, кто знает, что случилось бы в том здании с бездыханным телом Гирги. Да и о причинах внезапно усилившегося запаха гари Наранча догадался. Фуго что-то поджог, разогрел воздух и тем самым ослабил врага, а значит, в итоге лавры от победы они могли равнозначно поделить между собой. Ну, или шестьдесят на сорок. За…раны и ушибы. — Не просто так я поплелся сюда, не забывай, — выдохнув через силу, напомнил о чем-то Аксидо, и только сейчас Фуго удивленно приподнял брови. — Дай ему оклематься хотя бы… — Эй, у меня пары завтра, мне что, сидеть тут полночи? Гирга непонимающе хлопнул глазами, кажется, совсем запутавшийся, о чем говорят ребята возле него. Аксидо воспринял остро слова Фуго о своем отце. Кричал, обвинял во лжи и рвался с кулаками на юношу, которому заведомо проигрывал в силе. Обида, которая засела в груди, никуда не исчезла, но переросла из ненависти к одному человеку, казалось, к самому себе. Наранча не вмешивался, молча слушал, и с сочувствием смотрел на Лемонэ, который весомый отрезок жизни существовал во лжи и обмане. Хоть иллюзии о праведности и святости родственника Аксидо создал сам, Наранча не смел винить его за это. Кто не будет обелять близкого сердцу человека, даже если весь мир говорит тебе обратное, а доказательства кричат о виновности оного? За секунду простить за предательство юноша не мог, но он действительно понял ту мотивацию, которой руководствовался подросток. И от сердца заметно отлегло. Под конец тирады Аксидо замолчал, горечно задумался, и медленно побрел домой, понурый и печальный, а на следующий день и в последующую неделю не появлялся в стенах университета. Поговаривали, подросток не выходил из дома, отказавшись на время от социальной жизни. Об этом Гирге рассказали после, когда он сам полностью оклемался и вернулся к учебе и когда вопросы о безопасности сами собой отпали. Вся дружная команда тщательно и дотошно расспрашивала их с Фуго, в итоге придя к выводу о необходимости наказать двоих за нарушение субординации, за секреты и тайны от семьи. Пару отстранили от заданий на неопределенный срок, и обида за несправедливость в этот раз не съедала грудь: панибратски разделять муки недееспособности оказалось намного легче. Но Бруно все равно, когда остальные ушли спать и не могли подслушать капореджиме, постучался в его двери, зашел, как полагает, по всем принятым нормам этикета, и тихо в ночи произнес заветное: — Ты молодец. Я горжусь тобой. Потому что Гирга, пусть и необдуманно, но действовал в угоду семье, ее безопасности. Защищал самое ценное и дорогое. А тактическое обдумывание обязательно придет с опытом. По крайней мере, Наранча этого не забудет, будет бережно, как зеницу ока, хранить воспоминания о горькой пробе сил. Урок, который он получил, был ценен, и юноша был рад, что за ошибки не пришлось платить десятикратно. Главное, не повторять их в дальнейшем. Он дописал последнюю букву в тетради и поставил жирную точку, начиная поочередно складывать письменные принадлежности в кожаный рюкзак и собираться домой. По-хорошему, нужно будет зайти к Аксидо, занести ему домашнее задание, не оставлять в одиночестве. Пусть тот уже третий день говорит, что ему ничего не надо, и изо рта выливаются лишь ядовитые пожелание убраться к чертям, но Наранча видел тот блеск нетерпения и радостного ожидания в чужих глазах. Ведь после громогласных напоминаний о том, что они не друзья, он шел заваривать чайник и приглашал Гиргу на чашечку вкуснейшего чая. И в мусорке можно было увидеть смятые странички старых газет. Думая об этом, Гирга не мог удержать эмоций, не мог прогнать из головы образ яркого подростка, и счастливая улыбка сама собой расплывалась на лице. Он искренне верил, что Аксидо справится. А что на счет его жизни?.. Ветер подул в лицо, когда Наранча счастливо перескакивал через ступеньки, будто заботливо оберегая, не давая взять разгон и упасть на голый асфальт. Гирге не было холодно или грустно, на щеках играл красочный румянец, а ноги сами несли его все дальше, к знакомой белой макушке. Фуго скосил брови к переносице, делая вид, что зол на опоздание, но Наранча знал, что это все напускное. Они целую неделю обходились без ссор, и юноша был уверен, это далеко не рекорд. — Как дела? — бросил привычный вопрос Панни, но вместо ответа, как и день, как и два назад, его крепко обняли, приподнимая над землей. Как же могут быть дела, когда вокруг все спокойно, когда семья преуспевает в делах, а сам он твердо стоит на пути к своей цели о высшем образовании? Фуго принял это, как доказательство того, что все более чем прекрасно, хмыкнул, и потрепал парня по темным волосам. Кажется, теперь все точно будет хорошо. Оковы прошлого, крепко стискивающие в тиски, не дающие сделать ни единого вдоха, наконец, спали. У Фуго, которого приняли без лишних слов, кого обняли, внушили, наконец, невиновность, и обещали быть рядом. У Наранчи, который никогда не был уверен в себе, но которого похвалили и за сообразительность, и за отвагу, и в сердцах обязательно гордились, наконец искренне веря в будущие достижения. И даже у Аксидо, который со временем, сломав розовые очки, обязательно взглянет на мир под другим углом.