Драбблы

— Я смеюсь каждый вечер, мне забавно от всего этого, — Кокичи гордо поднимает подбородок и смеётся-смеётся, смех его трещит, звенит в ушах. — Ты рыдаешь каждую ночь, тебе страшно и мерзко, — тихо добавляет она, поджимая колени к себе. — Что ты несёшь? — смятение его видно за километр, он сжимает платок в руке, который снял зачем то. Непроизвольно представляешь, как эта ткань сомкнется вокруг твоей шеи и переломает, иначе жить в этой школе не получится, нужно ожидать от каждого одноклассника угрозы. — Замолкни, я запросто смогу убить тебя! — Не сможешь, — обвинять его во лжи будет глупо. Он скажет, что горд своим званием лжеца и посмеется надменно, словно ты не соображаешь. И конечно же, сделав так, солжет. — Я Верховный Лидер Зла и лучший ученик этой школы, думаешь не смогу?! — так недовольно-недовольно, что глаза сами по себе закатываются. — Тогда почему ты считаешь себя худшим? — и дело в том, что доказывать друг другу можете часами. Ночь эта, если кто-то из нас не остановится, будет долгой. Заметив, что он захотел добавить что-то, вероятно, очень громкое, тут же перебиваешь. — Ладно-ладно. Хватит. Так зачем, говоришь, ты пришёл в мою комнату ночью? Смотрит на тебя как на недоразвитую, словно ответ настолько на поверхности лежит, что не заметить его может только осел. — Ты такая глупая, <Т/И>-чан! — да ну, тогда пошёл бы к Абсолютному Детективу, пускай он разгадывает твои загадки, она то тут причём. — Конечно же затем, чтобы принять душ у тебя, в моем лампочка не горит! Она бы даже поверила, но какой идиот принимает душ в два ночи? Нет, он может делать подобное, значит, правда пришёл за этим? — Эм, дать тебе полотенце? — она встает с кровати, но тут же тяжело вздыхает, увидев его довольно лицо. Ну конечно. — Глупая! Поверила в такую очевидную ложь! Она сейчас треснет его. Схватить его за руку и повалить на кровать, тут же упиваясь неподдельным его испугом, усаживаясь с верху, было самым глупым решением. — Ты тяжёлая! Что ты, черт возьми, делаешь такое, извращенка? — странно, что не кричит, а лишь громко говорит, возмущается. Замолкает тут же, как касаешься руками его шеи и маска лжи опадает. Ему страшно, более того, он в ужасе. — Тише — Сайхара-чан знает, что я с тобой — Самая глупая твоя ложь, он не знает и ему плевать. Вскоре тебе приходится уже держать его за щеки обеими руками, пока он захлебывается слезами, несомненно, вину чувствуешь. В классе, где он готов пожертвовать всем, утопая во лжи ради «друзей», его просто ненавидят. Знает это, потому и боится, что те, кем он дорожит, раскроют ему череп, а потом и умрут на суде, потому что Саихара-чан точно сможет раскрыть и его убийство, приведя бывшего одноклассника к казни, поражающей своей индивидуальностью. — Прикрыть ложью это ты уже не сможешь, — тихо шепчешь, стирая его слезы, наблюдая за своим помутневшим в его глазах силуэтом. Понять, что он там хочет тебе сказать, невозможно. У него истерика. Слышишь лишь «боюсь», «убьют», «надоело». Все и без этого понятно. Довела ребенка. — Да не убьёт тебя никто, я защищу тебя любой ценой Тебе показалось, что он не услышал, хоть и рыдает как можно тише, но глаза в неверии поднял. Но, кажется, его каким то образом это успокоило. — Ты сейчас захлебнешься в своих соплях, — невзначай говоришь ты, когда на твоих коленях разворачивается целая драма из эмоций. От негодования, старания вернуть назад свою гадкую улыбку до обычной усталости, которая всегда следует после выплеска эмоций. — Замолчи, <Т/И>-чан. — И меня ещё выпачкаешь — Какая же ты гадкая — Ты свое лицо то сейчас видел? Поверь, там не лучше — Заткнись — Не а