Белая футболка и коричневые Тимберленды

Хосок подается вперед и берет Чимина за руку, сжимая в попытке поддержать. — Ты правда хочешь этого? Он удивлен, в слова просачивается неверие. Хосок всегда был открытой книгой, и сейчас он бледен, невооруженным глазом видно, какая, по его мнению, эта идея ужасная. — Да, — шепчет Чимин, потные ладони неприятно липнут к пачке документов — бумаг, которые вот-вот изменят его жизнь, полностью разрушат ее основу. — Но Чимин… — Хосок теряется и переводит взгляд на Тэхёна, ища поддержки. Тэхён не помогает — он тоже удивлен. Он стеклянным взглядом смотрит на кружку с кофе, и Чимина пугает то, насколько поникшим он выглядит. Чимин знал, что это известие взволнует его друзей, но до такой степени? На секунду он задумывается: наверное, именно так он и должен реагировать. Однако, откровенно говоря, он чувствует только бесконечную усталость. — Ребят, правда… это ничего не меняет. Тэхён бурно реагирует. Он вздергивает подбородок и агрессивно, почти злобно смотрит на Чимина, как будто тот его оскорбил. Они дружат со средней школы, и Тэхён никогда не смотрел на нет так. Чимин чувствует, как кровь стынет в жилах. Тэхён взрывается. — Как ты можешь так говорить? — Тэ… — Это всё меняет, — шипит Тэхён, и Хосок в недоумении моргает от того, насколько желчно это звучит. Чимин раздражается. — Я повторю еще раз: я хочу этого. Чонгук и я едва видим друг друга, а когда мы всё-таки видимся, обычно ссоримся. Я устал. Разве ты не должен хотя бы попытаться поддержать меня? Пожалуйста? Я не хочу ругаться и с тобой. Он чувствует, как глаза наполняются слезами, и стресс, скопившийся за последние несколько недель, придавливает его к полу. Он ужасно устал, правда. Тэхён сжимает пальцы в кулак и рвано выдыхает. Отводит взгляд. Чимину хочется куда-то деться от напряжения, которое повисает между ними. Тэхён не страдает агрессией, но сейчас он, похоже, прилагает все свои усилия, чтобы оставаться спокойным. — Не могу поверить, что ты просто сдаешься. Это задевает. Тэхён резок, и его слова ранят глубоко. Чимин чувствует, как сжимается сердце, и грудная клетка как будто уменьшается в размере. — Это нечестно, — выдавливает он, и Хосок снова сжимает его ладонь. — Чонгук тоже хочет этого. — Чонг… Чонгук? Чт… Ты, блять… блять, — Тэхён фыркает и отъезжает на стуле от столика, за которым они расположились в центре кафе, словно он больше ни секунды не может выносить общество Чимина. Он выглядит так, будто готов убивать; к счастью, никого рядом с ними нет. — Ты вообще слышишь себя? — Всмысле? — Чимин начинает сердиться. Он уже чувствует вину, а Тэхён своим поведением только ухудшает это чувство. Тэхён всегда всем сердцем поддерживал их отношениям. Он познакомил их друг с другом, помогал справляться с трудностями и разрешать конфликты. Они никогда не зашли бы так далеко, если бы не Тэхён. Но сейчас всё кончено и не может больше продолжаться, как раньше. — Чонгук пожертвует своей жизнью ради тебя. Он сделает абсолютно всё, стоит тебе попросить, — выплевывает Тэхён и ерошит свои волосы. Чимин сглатывает комок в горле, потому что он знает: это правда. Или по крайней мере было правдой. Они бы сделали всё друг для друга. Но сейчас это не так… они изменились. — Он сказал, что тоже хочет этого, — повторяет он, и это всё, о чем он может думать сейчас. Сердце в груди замирает, и та его часть, которая всё еще любит Чонгука, отвергает его слова. Тэхён качает головой. Зло хмыкает и встает из-за стола. — Окей, тогда разводитесь. Если он так сказал. В конце концов это твой выбор. — Он… Тэхён, пожалуйста, не уходи, — умоляет Чимин, но Тэхён перекидывает своё пальто через руку и в несколько быстрых шагов вылетает из кафе. Он в ярости. Чимину хочется закатить глаза, потому что его развод не имеет к Тэхёну никакого отношения, но не может — Тэхён его лучший друг, и ему очень важно то, что тот думает. — Может, стоит его догнать? — шёпотом говорит Хосок, и Чимин чувствует себя еще более виноватым. Хосок ненавидит конфликты и всеми силами старается их избегать. Чимин понимает, что Хоби держится исключительно ради него, и он не должен подвергать своего друга такому. Он ненавидит его расстраивать. — Я не знаю, — убитым тоном отвечает он и смотрит на Хосока влажнеющими глазами. Его муж ненавидит его, лучший друг — теперь тоже. Он хочет догнать Тэхёна, но что он может еще сказать? Это решение он принял не вчера и не позавчера. — Хён, ты… Что ты думаешь? Хосок открывает рот и тут же закрывает, колеблясь между мнениями. — Эм, ну… Я не знаю. Мне кажется, ты должен сделать так, как будет лучше лично тебе. Чимин вытирает глаза тыльной стороной ладони. — Я уже не знаю, как лучше. Боже, я правда не знаю. Мне никогда не было так сложно. Хосок как будто хочет что-то сказать, но сохраняет молчание. — Чиминни, познакомься с Чонгуком, — улыбается Тэхён и ободряюще хлопает Чимина по спине. На улице тепло. Первый день весны. — Привет, хён, — машет ему Чонгук и вежливо склоняет голову. Он младше, но при этом выше. У него острые и четкие черты лица, и он совсем не выглядит на девятнадцать лет. Чимин видел его раньше в кампусе университета — всегда популярный, в центре внимания, в окружении кучи друзей. Вокруг Чонгука витает атмосфера уверенности в себе, но не надменности или снисходительности; улыбаясь, он выглядит немного смущенным. Чимин не лучше. Он любит поболтать, но не с незнакомцами. Особенно с привлекательными и популярными. — Привет. Рад знакомству. — Я тоже… И между ними повисает неловкая тишина. Тэхён вздыхает. — Вау. Всё прошло неплохо. Чимин хмурится. — Возможно, всё прошло бы не так странно, если бы ты заранее сообщил, что хочешь нас познакомить? — Ой, — без капли смущения смеется Тэхён. Он поворачивается к Чонгуку, тот в замешательстве приподнимает бровь. — Понимаешь, тут такое дело. Чимин расстался со своим парнем и ноет уже несколько недель. Это не прикольно. И, эм, Чонгук — полная противоположность бывшего Чимина. Поэтому, может, вы двое сходите на свидание или типа того. Я хочу, чтобы мой лучший друг стал прежним. Понял? — Что? — восклицает Чимин, краснея. Почему он вообще дружит с Тэхёном? — Чонгук… не слушай его… — Конечно, — смеется Чонгук и кивает Чимину. — Давай сходим на свидание. Что. Чимин смешно округляет глаза. — Но… почему? — А почему нет? — Ну… Мы только познакомились! — С чего-то же нужно начинать, да? — улыбается Чонгук и берет его за руку, ухмылясь; куда-то исчезает всё смущение. Полная перемена в его настроении и поведении заставляет Чимина посмотреть на парня новым взглядом. Чимин сглатывает: Чонгук — воплощение красоты. Его глаза похожи на тлеющие угольки, челюсть словно высечена из камня, а волосы просто восхитительно небрежно растрепанны. У него широкие плечи, подтянутая фигура и глубокий, располагающий к себе голос. Такие, как Чимин — миниатюрные серые мышки, никогда не встречаются с такими, как Чонгук. Тэхён хлопает в ладоши и танцует на месте. — Видел? Я же сказал, что тебе будет лучше, Чиминни. Ты должен доверять мне. В тот день они правда идут на свидание. Вначале просто гуляют по улицам, разговаривая и узнавая друг друга, а затем останавливаются около игровых автоматов, и Чонгук буквально размазывает его в каждой игре. Чимин не чувствует себя на свидании, он как будто гуляет с другом, однако ему давно не было настолько весело. Они могли бы поцеловаться, но Чонгук отстранился, и Чимин был рад, что он это сделал. Купив немного уличной еды, они садятся на скамейку в парке и продолжают разговаривать. Чонгук оказывается очень открытым и интересным собеседником. Чимин расстался со своим бывшим парнем просто ужасно, поймав того на измене. Чимин не любил его, однако всё равно чувствовал себя преданным и использованным. Чонгук и правда был полной противоположностью. Бывший часто ленился, несмешно шутил и не очень любил выходить на улицу. Чонгук же постоянно всех подкалывал, обожал соревноваться и был звездой всех вечеринок и тусовок. Чонгук был очень милым и одной прогулкой словно вдохнул в Чимина новую жизнь. Чимин возвращается в общежитие с бабочками в животе, трепеща от расцветающей внутри него влюбленности. Его разум заполнен парнем в белой футболке и коричневых Тимберлендах. Его сосед по комнате, Хосок, спрашивает, почему Чимин в таком прекрасном настроении, и тот не может держать всё в себе. Однако Хосок отвечает с беспокойством: — Чон Чонгук? Первокурсник? — Да? — Будь осторожен с ним, Чиминни. Он ходит на свидания с каждым встречным, — говорит Хосок. — Оу. Влюбленность начинает увядать и умирает, когда он видит, как Чонгук страстно целуется с другим человеком на следующий день. Чимин разочарован, однако это разочарование быстро проходит. Тэхён отвечает, что не думал, что Чимин будет влюбляться. Он просто хотел вытащить его из общежития и заставить забыть своего бывшего. Чимин отвечает, что всё в порядке. Он просто поймал краш, который сразу же испарился. Он не только не расстроен, но и благодарен Чонгуку за то, что этим свиданием он помог ему полностью забыть расставание. Он почти не вспоминает о Чонгуке в течение семестра, пока они оба не оказываются на вечеринке, организованной второкурсником. Никто из них не знает этого человека, однако тусовка оказывается по-настоящему крутой. — Давно тебя не видел, — улыбается Чонгук, в уголках его глаз образуются морщинки. Он опирается о стену и засовывает ладонь в карман. Он полностью расслаблен и естественен в этой атмосфере, как будто он уже был на сотнях таких вечеринок — скорее всего, так и есть. — Забыл бывшего? — Едва могу вспомнить его имя, — дерзко отвечает Чимин. Он уже выпил несколько напитков, поэтому его немного ведет, и он чувствует себя безрассуднее, чем обычно. Чонгук облизывает губы. — Круто. А затем кладет ладонь Чимину на затылок и целует. Чимин встает и надевает куртку, застегивает молнию; вещь висит на нем мешком. Он сбросил слишком много за прошедшие недели. Из-за стресса и неизвестности любая мысль о еде заставляла его желудок сжаться. — Чимин, просто… просто подумай еще? — тоже поднимаясь, предлагает Хосок. Чимин знает — глубоко внутри Хосок полностью согласен с Тэхёном, однако он молчит. Чимину достаточно и того, что Хоби пытается быть понимающим. — Я думал об этом, кажется вечность. Я не могу спать или есть, или работать, — Чимин прижимает ладонь ко лбу, пытаясь прогнать зарождающуюся тупую боль, которая стала уже привычной. — Я больше ничего не могу сделать. Он чувствует себя полностью опустошенным, не спасает даже рутина. И когда он наконец-то ложится в кровать, мир вокруг начинает кружиться, но он не может заснуть и уйти от этого. — Хорошо, — вздыхает Хосок и притягивает Чимина к себе для крепкого объятия. Чимину это нужно сильнее, чем он мог представить. — Окей. Позвони мне, как закончишь? Завтра я пойду с тобой… Чтобы подать документы. Чимин думает, что он может справиться с документами сам, он хочет сделать это самостоятельно; однако, когда он берет бумаги в руки, они весят миллион тонн. Он задумывается, а правда ли он хочет сделать это, уничтожить восемь лет смеха, слез и безусловной любви… что ж, сейчас это всё бесполезно. Он не должен так думать, потому что этот опыт сделал из него того, человека, кем он является, как любит говорить Намджун. Однако неважно, какие слова использовать — смысл не изменится. Восемь лет в никуда. Просто в никуда. — Спасибо, хён, — шепчет Чимин Хосоку в плечо. — Спасибо. Он смотрит в пол, выходя из кафе, прощаясь с Хосоком на парковке. Чимин снимает блокировку с машины и падает на переднее сидение. Его покидают все силы, которые он не успел потратить, он чувствует себя онемевшим — и это просто ужасно. Он чувствует себя сломанным. Дрейфующим. Потерянным. Восемь лет — большой срок для отношений, особенно когда ты думал, что этот человек — любовь всей твоей жизни. И, наверное, Чонгук и был ею. Истории о величайшей любви часто трагичны. Такая любовь не всегда длится вечно, и, возможно, так и должно быть. Такая любовь всегда огромная и взрывная; и когда она горит, это волшебно, однако стоит ей затухнуть, и всё превращается в пепел — умирающие, едва теплящиеся воспоминания. Тем не менее в их случае любовь горела достаточно долго, и это тоже своего рода подвиг, не так ли? Однако Чимин не чувствует этого. Ему кажется, что он проиграл. Чимин откладывает документы на пассажирское сидение и внезапно ощущает прилив уверенности; он вставляет ключи в систему зажигания и заводит двигатель. В груди болит, пока он выезжает из парка, руки двигаются отдельно от мозга, когда он выруливает на дорогу к шикарным апартаментам, которые они купили после свадьбы. Придется решить, кто заберет их себе. Чимину они не нужны, вряд ли он сможет спокойно жить там; только не там, где каждый сантиметр пространства пропитан Чонгуком. И опять же, Чимин не думает, что сможет так просто оставить их. Мысль о том, что Чонгук может привести другого человека в квартиру, спать с ним или с ней на кровати, где они много раз занимались любовью, готовить на кухне, которую Чимин однажды залил, оставлять милые сообщения и дурацкие шутки на запотевшем после горячего душа зеркале в ванной, невыносима. Может, им стоит продать их и поделить выручку пополам. И снова Чимин не знает, сможет ли вынести то, что в их квартире поселятся другие люди, возможно, тоже пара, и начнут переписывать их воспоминания. Восемь лет прошло, и от них ничего не останется, как будто их и не существовало. Как будто эти восемь лет ничего не значили. Чонгук и Чимин. Всё. Закончится. Конец. Чимин останавливается, он чувствует себя больным. Это не из-за того, что им с Чонгуком придется расстаться, это из-за того, что восемь лет уйдут в никуда — до этого момента Чонгук был для него всем. Чимин в ужасе от изменений в его жизни, от того, что ему придется начать всё сначала… всегда был. Так он говорит себе. Он упирается лбом в руль и плачет. Они не начинают встречаться после вечеринки. Они гуляют вместе и целуются, но они не вместе. Они делают это не часто, время от времени, когда кому-то очень весело или, наоборот, слишком грустно, или когда они оказываются слишком близко и поцелуй получается естественнее, чем неловко отстраниться. Это весело. Чонгук замечательный, и у Чимина краш на него, однако он не собирается ничего с этим делать, не сейчас. Чонгук все еще ходит на свидания и бесстыдно флиртует с привлекательными парнями и девушками — он не ищет ничего серьезного. Все его встречи кратковременны и быстро стираются из памяти. Чимин, напротив, — константа. Неважно, как быстро Чонгук устает от других людей, ему никогда не скучно с Чимином. Он спит в его комнате в общежитии, невероятно громко орет песни Big Bang и пытается усидеть вдвоем на одном стуле, когда они смотрят аниме на стареньком, барахлящем ноутбуке Чимина. Чимину нравиться дружить с Чонгуком. Иногда ему хочется большего, однако ему достаточно настоящего. У Чонгука первого появляется желание стать чем-то большим. Их отношения начинают меняться, когда Чжебом предлагает Чимину сходить на концерт группы, которая нравится им обоим. Чжебом добрый, у него самая очаровательная в мире улыбка; он и Чимин дружат с начала учебы в университете. Чимин в восторге. Концерт проходит под открытым небом, и все кричат и аплодируют, и неуклюже танцуют, и в целом хорошо проводят время. — Тебе не кажется, что это свидание? — спрашивает он Чонгука, который развалился посреди кровати и копается в своем телефоне. Чимин ловил на себе слишком долгий взгляд Чжебома несколько раз, тот всегда слишком милый по отношению к нему и, возможно, раз или два они флиртовали. Чонгук поднимает взгляд. — А? — Концерт, — вздыхает Чимин и садится на кровать. — Я имею в виду, насколько я знаю, мы идем только вдвоем… Мне кажется, я могу ему нравиться чуть больше, чем друг? Чонгук отбрасывает телефон и, хмурясь, медленно садится. — Тебе он нравится? — Не в этом смысле, — бормочет Чимин. Это очень странно — говорить об отношениях с человеком, который нравится ему на самом деле. — Он не говорил, что это свидание, но… Я не хочу давать ему ложную надежду, что он мне небезразличен как парень. Выражение лица Чонгука смягчается. — А… Да. — Боже, как ты делаешь это так часто? — восклицает Чимин и кладет в карман кошелек, предварительно убедившись, что ему хватит денег на автобус и немного еды. Чонгук пожимает плечами и отводит взгляд. — Думаю, большинство понимает, что я не серьезен. Им просто хочется хорошо провести время. Я делаю им своего рода одолжение. — А, я понял, ты у нас добрый самаритянин, — смеется Чимин и обувается («Да», — кивает Чонгук.), наклоняясь, чтобы завязать шнурки. — Но я правда не хочу его обнадеживать. — Чимин заканчивает с одной ногой и переходит к другой. — Но с другой стороны, я могу просто себя накручивать. Чонгук улыбается. — М-м. Удачи, хён. — Увидимся, — Чимин встает и машет на прощание. — Запри дверь, когда будешь уходить, окей? — Да, — раздраженно отвечает Чонгук и падает на кровать, сминая постель, которую Чимин аккуратно заправил этим утром. Чимин проводит замечательный вечер с Чжебоном. Группа великолепна, и толпа заводит его; к концу концерта Чимин валится с ног от танцев, криков и движения. Чжебом провожает его до комнаты общежития, несмотря на то, что сам он живет на другом конце кампуса. Чимин открывает дверь и удивляется, когда понимает, что Чонгук все еще здесь — листает одну из его тетрадей, больше рассматривая картинки, чем читая. — Чонгук? — поднимает бровь Чимин. — Что ты здесь делаешь? Чимин ожидал увидеть Хосока, но пустая кровать говорит о том, что тот, скорее всего, остался ночевать у Тэхёна или Юнги. Чонгук бегло оглядывает Чимина, а затем переводит взгляд на Чжебома, чья ладонь лежит у него на пояснице. Чонгук откашливается и откладывает тетрадь в сторону. — Я потерялся во времени. Прости, хён. — Да ничего страшного, — Чимин не обращает внимания, потому что это не первый раз, когда Чонгук остается в его комнате до утра, потому что ему лень идти к себе. — Вы двое… вам нужна комната? — медленно спрашивает Чонгук. У него странный голос, не такой как обычно — угрожающий? ревнивый? нарывающийся на проблемы? Чимин слишком устал, чтобы делать из этого проблему. Чжебом смущенно кашляет, и Чимин вспыхивает. Какого хрена. Он же объяснил Чонгуку, что ему не нравится Чжебом, что за вопросы? — Н-нет, я уже ухожу, — Чжебом смущенно потирает шею. — Увидимся на лекции в понедельник, Чимин? Чимин улыбается. — Да. Спасибо за вечером. Было круто. Чжебом улыбается в ответ и машет на прощание. Чимин закрывает дверь и сбрасывает обувь, попутно доставая из карманов кошелек, телефон и мелочь. — Никогда так больше не делай, Чонгуки! — восклицает он, убедившись, что Чжебом отошел достаточно далеко. — Это стыдно! — Ну прости, вы пришли вместе, что мне нужно было думать? — хмыкает Чонгук, полностью довольный собой. — Разве ты не провожаешь своих знакомых до двери? — Только когда хочу забраться им в штаны. — Романтично, — Чимин кидает в него пижамную кофту, Чонгук ловит ее и бросает обратно. Чонгук прислоняется к изголовью кровати, наблюдая за тем, как Чимин снимает кольца и кладет их на тумбочку. — Так вы теперь вместе? Чимин качает головой. — Я сказал тебе, что это не так. — Ну, ты точно ему нравишься. Даже слепой заметил бы. Чимин хочет, чтобы Чонгук никогда не говорил этого — его слова могут поставить под угрозу дружбу с Чжебомом. — Тогда хорошо, что он не нравится мне. — Почему? — Потому что, — Чимин садится на кровать перед Чонгуком, — тогда мы больше не сможем целоваться и обниматься. Чонгук молча смотрит на него, и Чимин внезапно паникует — вдруг он перешёл черту. Однако Чонгук фыркает и притягивает его ближе. — Будет ужасно жаль. Чимин наклоняется за быстрым поцелуем, как они делают обычно, но Чонгук притягивает его ещё ближе и ведет языком по нижней губе. Чимин инстинктивно открывает рот, и Чонгук засовывает язык внутрь, прижимает к своему, обводит десну и нёбо. Лицо Чимина пылает от удивления и восторга, и он сжимает руки Чонгука — сильные и рельефные. Чимин смущенно отстраняется, когда издает неконтролируемый стон удовольствия. — Чонгук, какого хрена ты творишь? — шепчет Чимин, как будто их поцелуй — огромный секрет. Чонгук притворяется дурачком. — Что я делаю? — Поцелуй! Мы не… Мы никогда не делаем это! — Да, а почему, кстати? Мы могли бы. Еще немного — и бабочки в животе Чимина сойдут с ума. — Мы не можем. Это слишком… слишком… Интимно. Чимин не тот человек, которому подходят все эти «друзья с привилегиями». Даже с Чонгуком. Короткие поцелуи было легко контролировать, поэтому Чимин не возражал. Но это? Нет. Он и так знал, что следующие несколько дней будет сходить с ума. — Слишком что? — настаивает Чонгук. — Это просто… не о нас, — говорит Чимин, надеясь, что Чонгук просто оставит эту тему. — Не о нас? — Нет. Не о нас. Нет даже никаких «нас», — произносит Чимин, надеясь, что не звучит слишком драматично. Чонгук закусывает губу и нервно отводит взгляд. — А может быть? Чимин в недоумении моргает. Он не ожидал такого. — Что ты имеешь в виду? — А разве не понятно? — Но… Ты не встречаешься с людьми больше одного раза. Чонгук раздраженно вздыхает. — Они не нравятся мне так сильно, как ты. — В это тяжело верится, учитывая, что пару дней назад ты ходил на свидание, — бормочет Чимин, однако его сердце совершает невероятные гимнастические кульбиты в груди. Чонгук запинается. Несмотря на то, что говорят люди, Чонгук не шлюха. Он плейбой, но точно не шлюха. Он не спит со всеми, с кем ходит на свидания; он даже не целуется со всеми. — Я имею в виду, — вздыхает Чимин. — Мне не кажется, что я нравлюсь тебе настолько сильно. И… Я не хочу заканчивать нашу дружбу. Я не хочу быть одним из многих, Чонгук. Чонгук уныло выдыхает. — Но… Я не знаю… Я просто чувствовал себя странно, когда Чжебом смотрел на тебя. — Чонгук поднимается с кровати и хватает наушники. — Думаю, мне нужно вернуться к себе в комнату… Увидимся. — Хорошо, — отвечает Чимин, так будет лучше. Слишком неловко. — Пока. Ему тревожно, однако Чимин убеждает себя, что всё будет в порядке. Его небольшой краш становится сильнее после признания Чонгука (можно ли вообще считать это признанием?). Чимин ерошит волосы и идет в душ, надеясь, что он ничего не испортил. На следующий день всё возвращается на круги своя, они общаются как раньше, полностью игнорируя произошедшее. В тот день в университетской столовой Чимин наблюдает за тем, как Чонгук делает кое-что очень необычное. Девушка просит его номер телефона, и тот говорит «нет». Два месяца спустя Чонгук — все еще главная причина для сплетен в кампусе, но уже по другой причине. Он перестал ходить на свидания. Это обсуждается, как невероятное, ранее невиданное достижение. В начале третьего месяца он наконец-то берет кого-то за руку. И держит эту руку месяц спустя, и еще месяц спустя, и следующие восемь лет. Чимин вытирает остатки слез с лица, когда икота наконец-то прекращается и он перестает всхлипывать. Глаза покраснели и опухли, горло всё еще сдавлено судорогой. — Я смогу, — Чимин крепче сжимает руль, чувствуя на себе взгляды проезжающих мимо людей. Наверное, они задаются вопросом, что же делает этот странный человек, припарковавшийся около автобусной остановки. Сломалась машина? Проверяет направление? Смотрит в телефон? Приходит ли им в голову мысль, что мир Чимина разваливается на части и его осколки разлетаются вокруг, пока он не в силах их собрать? Его мир разваливается на части из-за ужасных слов, которые они выплеснули друг на друга — слишком честно, чтобы списать всё на разгоряченность от ссоры. Могут ли они представить, какового это — не мочь дышать, задыхаться от ненависти к себе и обстоятельствам, задаваться бесконечными «а что если» и представлять образы будущего? Могут ли они представить, какого это — чуствовать, будто ты идешь по земле, усеянной минами, и каждую секунду кровь в жилах стынет сильнее и сильнее; и прежде, чем ты узнаешь, что истекаешь кровью или оступаешься, это уже не будет иметь значения? Ты едва чувствуешь взрыв, который разрывает тело на части — ты уже проходил через это, и второй раз это кажется облегчением, почти благословением свыше. И ты оседаешь на пол — красивая, завораживающая катастрофа. Чимин издает жалкий звук, сжимающий горло, в груди становится тесно. Пульс зашкаливает, тело покрывается липким потом. У него паническая атака. Впервые Чимин испытал паническую атаку после того, как увидел, как автомобиль сбивает ребенка. Он стоял в небольшом магазинчике и задумчиво смотрел в окно, когда вдруг услышал крики пешеходов и визг шин. Ребенок врезался в лобовое стекло, а сам автомобиль снес фонарный столб. Водитель скончался на следующий день, ребенок проведет остаток жизни в инвалидном кресле. Любая жизнь прекрасна, но этот ребенок — Чимин даже не успел понять, мальчик это или девочка — напомнил его младшего брата, оставшегося в Бусане. Чимин онемел; он молча вышел на улицу, молча дошел до их старой квартиры и молча открыл дверь. Он не проронил ни слова, когда Чонгук поднял на него взгляд из-за кухонного стола, за которым он сидел, держа в руках кулинарную книгу и пытаясь понять разницу между «нарезкой» и «измельчением». И только сейчас, когда Чонгук поинтересовался, всё ли в порядке, Чимина захлестнул прилив эмоций, и он растворился в этом море из боли, сожалений и непонимания. Как же так? Чонгук молча и терпеливо усадил Чимина на стул. И держал его за руку, пока тот звонил младшему брату; мальчик очень удивился, когда Чимин спросил о его здоровье и внезапно напомнил, как важно смотреть по сторонам, когда переходишь дорогу. Чимин отстегивает ремень безопасности и трясущимися руками распахивает дверцу автомобиля. В легкие поступает свежий воздух, и это немного успокаивает. Он опирается на корпус машины, зажмуривается и старается прийти в себя. Чимин не знает, как долго он стоит в такой позе, может, минуту, может, две. Кто-то трогает его за плечо и спрашивает, всё ли в порядке; Чимин выдавливает улыбку. Незнакомец не знает, что его жизнь разваливается. А может, и знает. Возможно, они видят, что его сердце разбито. Возможно, люди замечают всё. Боль усиливается, когда Чимин понимает, что ждет. Чего-то. Кого-то. Он слышит голос — добрый, бодрый и успокаивающий. Он ждет, что длинные руки обнимут его за талию, на плечо опустится подбородок, ждет поцелуя в затылок. Однако ничего, естественно, не происходит. Чимин сглатывает — во рту пересохло. — Я смогу. Это должно кончиться. Он больше не может скакать на задних лапках вокруг Чонгука, пытаться предугадать его настроение и не обидеть. Он делал это шесть месяцев. Чонгук работает на износ — он всё время усталый и напряженный. Чимину кажется, что он раздражает Чона одним своим присутствием. Он даже не помнит, когда они последний раз целовались или сжимали друг друга в объятьях. Он не помнит, когда они ужинали вместе или смотрели фильм, или просто разговаривали. Он не помнит, когда Чонгук в последний раз смеялся или улыбался ему, писал дурацкие сообщения на запотевшем зеркале. Дело не только в Чонгуке. Чимину приходится ездить в командировки, их количество существенно увеличилось в этом году. Он стал часто выходить из себя из-за джет-лагов и сборов. Он огрызался, когда Чонгук просил его о чем-то, злился, когда Чонгук жаловался на его расписание, говорил отвратительные вещи. В его памяти — множество картин расстроенного Чонгука. Особенно он помнит выражение его лица, когда Чимин предложил развод — просто предложил. Тем не менее Чонгук вышел из себя. Никто из них не сказал: «мы справимся», «я всё еще люблю тебя». Они просто выплеснули друг на друга обвинения; просто свалили друг на друга вину за разваливающийся брак. Закончив кричать друг на друга, Чимин понял, что больше не может терпеть — а что он, собственно, терпел? За что ему держаться? За одинокие ночи в пустой квартире и мужа, который едва на него смотрит? — Я так больше не могу, Чонгук, — всхлипнул Чимин севшим от крика голосом. — Я не могу. Я схожу с ума. Мне нужен развод. Наш брак не работает. Чонгук опустил голову и сжал в кулак лежащую на кухонном столе ладонь. — Тогда давай разводиться. Чимин собрал сумку и уехал. Чонгук не пытался его остановить — наоборот, он, наверное, почувствовал облегчение, когда Чимин наконец-то ушел. Он вломился к Тэхёну в три утра. Друг стоял перед ним с полуоткрытыми глаза, удивленный и обескураженный. Чимин выглядел так, будто пережил бурю — бурю страданий и горя и свою безнадежную любовь к Чонгуку, и он почти полностью сметен обломками. — Тэ, — выдохнул он, и Тэхён без слов впустил его внутрь. Чимин всё объяснил на следующий день. Тэхён понятия не имел, насколько далеко всё зашло, — Чимин всегда старался преуменьшить их трудности. Но даже Тэхён не верил, что Чимин принял окончательное решение. В те времена, когда они еще просто встречались, они расставались из-за приступа ревности, но уже через неделю снова сходились, принимаясь ворковать как обычно. Но в этот раз, спустя две с половиной недели, никто не позвонил другому. Тэхён уговаривал Чимина позвонить или вернуться в квартиру — сделать хоть что-то. Чимин не мог. Вместе они свернули горы, однако это препятствие — развод, особенно при таких обстоятельствах — был им не под силу. Не было надежды даже на дружбу. У них никогда не было платонических отношений. Чимин садится обратно в машину и выруливает на дорогу. Он вот-вот потеряет Чон Чонгука. Потеряет своего мужа, нахального, вечно дразнящегося парня, студента, девятнадцатилетнего мальчика в белой футболке и коричневых Тимберлендах. Чимин вздыхает и склоняет голову, переворачивает блокнот и внутренне умирает, глядя на исписанную страницу. Ему уже не терпится покончить с университетом. Он хочет найти полноценную, хорошо оплачиваемую работу, начать покупать то, что ему нравится, и отсылать немного денег родителям. К сожалению, осталось последнее препятствие. Этот экзамен. — Тебе стоит отдохнуть, — предлагает Чонгук и передает Чимину стаканчик кофе; тот с благодарностью принимает его и делает глоток. И кривится. Кофе горький. Чонгук всегда берет простой с одним сахаром, а он любит с добавлением молока или сливок. — Это твой, — и ставит стаканчик обратно на стол. — Я знаю. Свой ты выпил полчаса назад, — отвечает Чонгук. Его рука обнимает Чимина за талию. Тот, как более легкий, сидит у него на бедре. Чонгук всегда жалуется, что после у него немеют бедра и тем не менее никогда не позволяет Чимину просто сесть рядом. Чимин наклоняется и вчитывается в конспект, старательно игнорируя легкие поцелуи Чонгука и его руку под рубашкой. — Я буду скучать, — бормочет Чонгук, его дыхание щекочет кожу. Чимин удивленно моргает. — О чем ты? Я не уезжаю из Сеула. — Чимин закусывает губу. Возможно, стоит спросить сейчас? Чонгук сжимает его талию. — Всё будет по-другому. — Всего лишь на год, потом ты тоже выпустишься. У них два года разницы, однако курс Чимина длится пять лет, тогда как Чонгук учится только четыре года. — Надеюсь, — шепчет Чонгук. Чимина всегда поражает, как быстро нахальная улыбка и дразнящий тон сменяются щенячьим выражением лица. Иногда ему кажется, что перед ним разные люди. Чонгук надувает губы и выуживает из кармана телефон, принимаясь играть в какую-то игру. Скорее всего, ту, где нужно нажимать на клавиши пианино. Чимин старается снова сосредоточиться на повторении материала, однако слова путаются у него в голове. — Чонгуки, — произносит он и дожидается хмыканья в ответ. — Ты… Не хочешь съехаться со мной в следующем году? Чонгук почти роняет телефон: тот выскальзывает из рук, но парень ловит его на лету и кладет на стол. А затем смотрит на Чимина широко раскрытыми глазами. — Правда? — Д-да. Квартира ближе к университету, там только одна спальня, но мы могли… ну… ты понял, — Чимин краснеет и опускает взгляд. — Только если ты хочешь. Можешь сказать «нет», я не обижусь. — Малыш, — игриво шепчет Чонгук, — ты любишь меня настолько сильно? — Какого черта ты несешь? — Чимин закатывает глаза. — Конечно, я люблю тебя. Чонгук улыбается ему так тепло и счастливо и светится, как солнышко. — Хватит смотреть. Ты согласен или нет? — Блять, да, — смеется Чонгук и целует его в щеку, затем в челюсть и уголок губ. — Ты уверен? Если это из-за того, что я говорил сегодня, забей, ладно? Мы найдем время для встреч. — Нет, я, эм, уже сделал запасной ключ для тебя. Мы встречаемся три года, наверное, пришло время, — тихо говорит Чимин, однако он доволен, просто невероятно доволен. — Квартира небольшая, но… — Всё будет хорошо, — улыбается Чонгук и притягивает Чимина ближе, прижимая к своей груди. — Я так сильно тебя люблю. — Я тоже тебя люблю. — Ну да, кто же меня не любит? — О боже. Заткнись и поцелуй меня, пока я не передумал. Следующие десять минут они страстно целуются, Чимин хватается за плечи Чонгука и поворачивается в его объятьях, углубляя поцелуй. Чонгук одной рукой держится за стол, а второй обхватывает талию Чимина под футболкой. Они полностью растворяются друг в друге, пока в читальный зал не заглядывает библиотекарша и яростно не стучит по подоконнику. Чимин смущенно склоняет голову в знак извинения, Чонгук же запрокидывает голову и смеется. Спустя несколько минут он с треском вылетает из библиотеки, и Чимин рад этому — теперь он может спокойно учиться, если игнорировать возбуждение, скопившееся внизу живота. День, в который они съезжаются, всё еще любимый у Чимина. Мебель привезли еще утром, и остаток дня они провели за распаковкой чемоданов. Немного поссорились из-за расстановки мебели и вещей. На новоселье приходят все друзья и приносят еду, понимая, что Чимин и Чонгук будут слишком уставшими, чтобы готовить. Тэхён и Хосок бегают по квартире, как два восторженных щенка с энергией пятилеток. Намджун и Юнги садятся за стол и о чем-то переговариваются с Чонгуком. Чимин и Сокджин разогревают еду и раскладывают ее по тарелкам. — Захватишь вино? — просит Сокджин и кивает в сторону бутылки, стоящей наверху шкафа, в каждой руке у него тарелки. Он выходит из кухни, не дав Чимину шанса возразить. Чимин проклинает свою генетику за маленький рост, затем дважды — Чонгука за то, что тот поставил бутылку так высоко, а затем себя за то, что сегодня плохо вел себя по отношению к Чону. Возможно, он сможет достать вино, если встанет на носочки и попробует потянуться; однако, как только он приступает к выполнению своего плана, спину простреливает болью, и Чимин морщится. — М-м, новый матрас. Нужно его опробовать, — торжественно заявил Чонгук с утра. Он выглядел как никогда сексуально, особенно когда собирал мебель в свободной майке, которая демонстрировала его бицепсы. Чимин как можно аккуратнее подходит к Чонгуку, сидящему с другой стороны кухонного стола. К счастью, Намджун и Юнги сидят к ним спиной. Чонгук удивленно поднимает брови, но встает и, засунув руки в карманы, подходит к Чимину. — Да, малыш? — Достань, пожалуйста, — Чимин указывает на бутылку. Чонгук следит взглядом за его рукой и прыскает в ладонь, его глаза светятся от удовольствия. Чимин толкает его. — Не смейся. Это ты виноват. — Почему я? — Ты поставил вино на шкаф и, — Чимин щурится и, убедившись, что рядом нет друзей, говорит: — И у меня болит спина. Чонгук невинно моргает. — От чего? — Я даже не собираюсь отвечать на твой вопрос, — хмыкает Чимин. — Просто достань. Чонгук легко достается бутылку и протягивает её Чимину, не упустив возможности дразняще подмигнуть. Чимин подавляет желание снова его ударить. Вместо этого он направляется к столу, Хосок и Тэхён наконец-то уселись и уже наполнили тарелки едой. Сокджин забирает у него вино и почему-то перестает улыбаться. — Всё хорошо? Ты хромаешь, — встревоженно спрашивает он. Тэхён давится своей едой, и Хосоку приходится закрыть его рот ладонью. Юнги не ведет и бровью. Чимин чувствует, что краснеет. — Я просто устал сегодня. — Ага, он устал, когда мы тестировали новую кровать, — бесстыдно замечает Чонгук. Он абсолютно спокойно берет палочки и начинает есть. Чимин в ужасе. Спустя полсекунды Намджун смеется и гордо хлопает Чонгука по спине, как будто тот его младший брат, Сокджин явно жалеет, что спросил, а Хосок и Тэхён притворно разочарованно качают головами. Юнги просто просит Чимина передать кимчи. — Вам нужно научиться себя контролировать, — с полным ртом бормочет Тэхён. — Даже когда вы просто целуетесь, мне кажется, что вы вот-вот наброситесь друг на друга и начнете это при мне. — Как пошло, Тэхён, — хмурится Чимин и пинает его под столом. Однако промахивается и вместо этого попадает в Юнги. — Прости, Юнги-хён. — Пошлые здесь только вы двое, — парирует Тэхён. — А, оставь их, — улыбается Хосок, но затем передумывает и начинает дразниться (по факту он достает только Чимина, потому что Чонгук почти полностью игнорирует его подколки). — Хотя, вот ты считаешь, что их поцелуи перед тобой — пошлость; а теперь представь, как чувствовал себя я, когда Чонгук прямо при мне начал расстегивать ремень. — Мы можем сменить тему? — восклицает Чимин, его лицо пылает от смущения. Остальные только смеются и продолжают вспоминать самые забавные, дурацкие и стыдные моменты, доходя до того, что составляют их список. Чонгук кладет руку на спинку стула Чимина и наклоняется. У него на губах гуляет нахальная, предвкушающая ухмылка, а глаза светятся от желания. Чимин знает это выражение лица слишком хорошо. — Ч-что ты делаешь? — Расширяю их список, — смеется Чонгук, а затем втягивает его в умопомрачительный поцелуй, из-за чего Чимину приходится вцепиться в его рубашку. — О боже, хватит. — Это мой мальчик. — Можно не надо. — Ребят, я пытаюсь есть. — Да передаст мне кто-то этот грёбаный кимчи? Вечером, когда друзья уходят, договорившись продолжить вечеринку у Хосока, а на следующий день у Тэхёна, Чимин падает на новую кровать лицом вниз и вдыхает запах чистого белья. Он перекатывается на спину и потягивается, слегка разводя ноги. Уставшее тело отдается приятной болью, и Чимин слегка стонет. Пижамная кофта, которая вообще-то принадлежит Чонгуку, задирается до ребер. Вокруг всё еще стоят горы нераспакованных коробок, но у них еще полно времени — каждый взял отпуск. Чимин лениво улыбается, думая о том, что теперь каждое утро он будет видеть красивое лицо Чонгука рядом с собой. Этот самый Чонгук стоит в дверном проеме и чистит зубы. Он замирает, оглядывая изгибы Чимина, и выдавливает сквозь зубную пасту: — Ты пытаешься меня поторопить? Чимин безошибочно узнает этот тон. От него его бедра напрягаются, а низ живота тяжелеет. Чимин переворачивается на бок и ухмыляется: — У меня получается? — Очень хорошо. — Тогда давай заканчивай и выеби меня, малыш, — Чимин облизывает губы и снова перекатывается на спину, задирая кофту еще сильнее и разводя ноги. Чимин не часто матерится, однако для таких моментов он всегда готов сделать исключение. В сочетании с щепоткой ласки это всегда дает нужный эффект. Чонгук мгновенно разворачивается на пятках, и Чимин слышит быстрые шаги и звон щетки, которую бросили в стаканчик. Затем Чонгук приглушает свет и возвращается в спальню, глядя на него нечитаемым взглядом. Черт, похоже, завтра Чимин не встанет с кровати. Чимин приезжает в квартиру; здание, которое когда-то заставляло его сердце восторженно замирать от чувства причастности, где его всегда ждали и целовали на пороге с мальчишеской улыбкой, сейчас кажется тюрьмой. Тюрьмой, в которой заперты счастливые воспоминания, а ключ от них утерян где-то прошлом. Чимину страшно — вдруг, зайдя во внутрь, он тоже превратится в заложника. Он берет себя в руки и выходит из машины, однако руки начинают предательски трястись. Он не знает, от предвкушения — наконец-то он сможет избавиться от опостылевшего брака — или от ужаса. Часть его надеется, что это не ужас. Чимин заходит внутрь, направляется к лифту и поднимается на нужный этаж, выходит в коридор. Серая дверь одновременно манит и отталкивает, он сосредотачивается на том, как под искусственным светом блестит металлическая ручка. Чимин сглатывает и идет вперед. Ему вспоминаются все те разы, когда он шел по этом коридору, к этой двери. В день переезда, в день свадьбы, когда они шли к ней и держались за руки, восторженно хихикая, когда кто-то из них вставил ключ в замочную скважину и повернул с тихим кликом — звуком нового начала. В день, когда Чимин устроил Чонгуку сюрприз, вернувшись из командировки на две недели раньше: младший сидел на диване и смотрел какой-то сериал, открыв рот, когда Чимин подкрался, чтобы напугать его. Он едва не получил в челюсть — Чонгук решил, что к ним пробрался вор. В день, когда Чимин не мог оторваться от Чонгука — тот подстригся ради своей новой работы, и разделенные пряди, открывавшие лоб, делали его просто преступно горячим. Чонгук прижал его к стене прямо в коридоре, и Чимину оставалось только надеяться, что никто не выйдет из квартиры. В день, когда Чимин вернулся домой из ужасной рабочей поездки, и Чонгук отчужденно прошел мимо него, не сказав даже «с возвращением». Чимин глубоко вздыхает; документы мнутся от того, как сильно он их сжимает. Он как будто цепляется за соломинку, и в то же время эта соломинка вот-вот уничтожит его. Не важно, насколько сильно ему нужен этот развод, Чимин знает: ему еще очень долго будет больно. Он просто надеется, что сможет собрать себя по частям, склеить распадающийся мир снова, и, может быть, однажды трещины исчезнут. Хуже такой жизни не бывает, говорит он себе. Ничего не может быть хуже, чем постоянные ссоры, напряженные взгляды и всё больше разрастающаяся между ними дистанция. Он должен отпустить Чонгука, он слишком устал. И возможно, Чонгук уже отпустил его. Он справится. Металлическая ручка двери немного охлаждает ладонь. Чимин не знает, чего ожидать. Он не видел Чонгука почти три недели, и, несмотря на то, что они расставались и на дольший срок, эти недели ощущались как месяцы. Он замирает, гадая, стоит ли постучать, но тут же качает головой. Он всё ещё живет здесь, и стучать было бы… слишком неправильно. Как будто он незнакомец. Нервничая и ощущая, как замирает сердце, Чимин медленно открывает дверь. Закусывает губу — так сильно, что на мгновение ему кажется, что он чувствует вкус крови. — Чонгук? — зовет он. Имя Чонгука приятно произносить, даже при таких обстоятельствах. Кухня выглядит точно так же, как в день, когда он уехал: в раковине стоят несколько грязных кружек. Включен телевизор, однако звук убавлен настолько, что кажется, словно это белый шум на фоне. Галстук Чонгука перекинут через спинку стула, другой валяется около дивана — он всегда оставляет их повсюду, забывая, как много стоят эти вещи. Однако в целом квартира выглядит нормально: прибрано, аккуратно. От этого Чимин нервничает еще сильнее и слегка расстраивается. К тому же, к итак большому коктейлю чувств примешивается вина — часть его желала видеть Чонгука страдающим. Ему хорошо и без меня. Чимин хочется заплакать от того, как это нечестно. Он едва заставлял себя что-то делать, за месяц у него случилось две панических атаки, он почти забыл о том, что такое сон, сильно похудел, и даже его начальник заставил взять Чимина небольшой отпуск. — Чонгук! — на этот раз громче зовет Чимин, ненавидя себя за то, насколько потерянно звучит его голос. Скорее бы подписать документы и убраться подальше от этого места. Эта квартира погружает его в счастливое прошлое, в котором они обнимались на диване, танцевали в гостиной, красили черную стену в темно-синий, разбрызгивая краску друг на друга и на пол — потом они просто купили ковер на пол, чтобы скрыть их маленькую тайну. Чимин цепляется за воспоминания, не желая терять их. Шаги. Чонгук наконец-то показывается, спускаясь по лестнице, его губы сжаты в тонкую линию. На нем черная, доверху застегнутая рубашка, и Чимин знает, что ее ткань гладкая, мягкая и очень приятная на ощупь. Он сам носил ее бесчисленное количество раз, ленясь достать свою собственную одежду; он обожал носить эту рубашку и одинаково любил, когда ее надевал Чонгук. Чонгук не причесан, однако его волосы идеально обрамляют уши, а в сочетании с отлично сидящими черными джинсами он, стройный и высокий, выглядит сошедшим с обложки модного журнала. Чимин кладет документы на стол. Он должен это сделать. Чонгук стоит прямо перед ним, и Чимин не может поднять взгляд. Он боится, что будет жалеть, боится увидеть, как сильно он навредил Чонгуку, или, наоборот, насколько тому всё равно. — Я уже… подписал, — шепчет Чимин и чувствует, как замирает Чонгук. Воздух между ними почти звенит от напряжения, и не то чтобы Чимину это было незнакомо. Он — незваный гость, пришедший в чужой дом. Чонгук облокачивается на стол и читает документы — глаза скользят вдоль строчек. Чимину хочется спросишь, как у него дела, сильно ли грузят на работе, говорил ли он с Тэхёном, однако слова застывают на кончике языка. Он чувствует себя не в своей тарелке. Они на новой для себя территории, и Чимин не знает правил. Не в силах сдерживаться, он скользит взглядом по изгибу плеч Чонгука, его шее, длинному предплечью, серебряному ободку на пальце. Его собственное кольцо внезапно становится меньше, как будто не хочет, чтобы его снимали. На кольцах выгравирована дата их свадьбы и инициалы — JK и JM. Ему жаль, что кольцо придется снять. Внезапно его накрывает осознание: всё кончено. Всё правда кончено. И Чимина затапливает волна эмоций. Одна часть его благодарна, другая же изнывает от горя. Последние несколько недель слились в единый расплывчатый фон, нереальный, похожий на сон — похоже, до этого момента он и не просыпался. Он возвращается к реальности, когда Чонгук выжидающе смотрит на него; Чимин понимает, что тот что-то говорил. — Эм, прости? — в замешательстве переспрашивает он. Они смотрят друг другу в глаза, и Чимин никогда не видел Чонгука таким бесстрастным. — У тебя есть ручка? Несмотря на то, что у него точно нет ручки, Чимин все равно проверяет карманы. Под взглядом Чонгука он краснеет и потеет; пошарив по карманам, оглядывает комнату. В углу кухонной стойки должны быть ручки и записная книжка. Однако квартира выглядит так, будто Чимина не было здесь года три. — Н-нет… эх… — Сейчас найду, — выпрямляется Чонгук и оглядывает стойку, тут же выуживая откуда-то черную ручку. Щелкает ей и касается бумаги. Чимин не в состоянии смотреть. Холодная хватка сжимает его сердце, которому словно тяжело продолжать биться. Чонгук правда подписывает. Но ведь это то, чего он хочет, не так ли? Чимин неосознанно впивается ногтями в ладони и, когда Чонгук переворачивает страницу, кажется, что небольшая часть его умирает. Чимину кажется, что до этого он ходил по битому стеклу и теперь осколки наконец впиваются в ступни. Каждый раз, когда Чонгук ставит подпись, быстро и уверенно, на его коже появляется новый шрам. Чимин истекает кровью. Он не знает, что ему делать. — Готово, — произносит Чонгук удивительно мягко и ласково. Чимин забирает документы, и те кажутся ему тяжелее, чем раньше, потому что сейчас он держит в руках их нарушенные обещания, их будущее, превратившееся в мусор, осколки их любви. Они навечно заключены в каракулях Чимина, в острых линиях подписи Чонгука. Их отношения распадаются, как пунктирная линия; они отказались не только от брака, но и от дружбы, доверия, ленивых воскресных дней и длинных зимних вечеров, нытья их друзей о том, что они достали обжиматься, и того, как Чимин любил прятать пылающее лицо на плече у своего мужа. Чонгук должен был быть его вечностью. А сейчас они прощаются. Чимин прижимает документы к груди слишком крепко, потому что если они упадут к его ногам и рассыпятся по комнате, он не знает, сможет ли заставить себя их поднять. Ему хочется что-то сказать: извиниться или поблагодарить за все те разы, когда Чонгук дарил ему свою силы и любовь, слушал его страхи, однако Чимин поднимает, что не сможет произнести это вслух. Не сейчас. Может, завтра. Или через пару дней. Чимин разворачивается на каблуках и натыкается на фотографию его и Тэхёна, висящую на стене. Это их выпускной, на заднем фоне Хосок разговаривает со своей сестрой и виднеется кусок головы Юнги. Тэхён и Чимин обнимают друг друга, а Чонгук их фотографирует. Тэхён улыбается своей фирменной «прямоугольной» улыбкой, показывая зубы, и Чимин чувствует что-то вроде безразличия. — Ты этого хочешь? — вырывает у него прежде, чем он может прикусить язык. Он не в силах посмотреть Чонгуку в глаза, однако знает, что застал того врасплох. Пауза. — Ты этого хочешь? Чимин не знает. Он думает, что да. Но разве должно ему быть так больно? Разве должен он чувствовать себя умирающим изнутри? — Да. — Тогда и я хочу. Чимин едва удерживает от того, чтобы развернуться и найти ответ самому, разобрать на звуки его голос, докопаться до правды, однако вместо этого он уходит. Открывает дверь и, когда он готов уйти окончательно, оставив позади их квартиру, мужа, который был любовью всей его жизни, и все их совместные воспоминания, Чонгук снова подает голос. — Береги себя, хён. И это говорит не теперешний Чонгук, а девятнадцатилетний мальчик, который отказывался ради Чимина от свиданий с красивыми незнакомцами, врывался посреди ночи в его комнату, чтобы рассказать о новой песни Big Bang, посмотреть аниме и наконец заснуть в комнате общежития. Мальчик, в которого Чимин так сильно влюбился. Чимин хочет ответить: «ты тоже», но не может. Он боится, что скажет что-то лишнее. Вместо ответа он кивает и угукает, надеясь, что этого будет достаточно. И когда он закрывает дверь, накатывает раскаяние. Слова Чонгука отравляют его мозг, пока он идет к лифту. «Ты этого хочешь? «Да.» «Тогда и я хочу.» Чимин вытирает глаза рукавом рубашки. Тогда и я хочу. Почему он ответил именно так? Почему он составил предложение таким образом? Колючие лозы обвивают его тело, шипы вонзаются в кожу, и когда-то красивые цветущие розы скукоживаются и умирают. Вся вода ушла на то, чтобы потушить пожар между ними. Яркие, горячие языки пламени постепенно умирают, и над угольками поднимается дымок сожаления. Чимину холодно без этого пламени. Тогда и я хочу. Отрешенный голос Чонгука эхом отдается в ушах. «Чонгук пожертвует своей жизнью ради тебя. Он сделает абсолютно всё, стоит тебе попросить» Чимин останавливается. Он не может больше идти. Каждый шаг превращается в агонию. Ты этого хочешь? Да. Чимин рывком распахивает дверь так, что та бьется о стену. Чонгук удивленно моргает. Он сидит за столом, опустив голову на руки. Щеки блестят от слез. — Что ты имеешь в виду? — восклицает Чимин сдавленным тоном — он тоже находится на грани слез. Он ненавидит, когда Чонгук плачет, потому что тот делает это нечасто. Чимин, наверное, сможет пересчитать по пальцам все разы. Чонгук в замешательстве смотрит на него. Он медленно встает, и Чимин наконец-то замечает его усталость. Кожа Чонгука бледная и посеревшая, под глазами залегли темные круги. Чимин замечает красные полоски над челюстью — Чонгук всегда расчесывает это место, когда нервничает. — Что ты имеешь в виду под «тогда и я хочу»? — задыхается Чимин. И если честно, он уже сложил два и два, но ему нужно подтверждение от Чонгука. Ему нужно услышать это лично от Чонгука. Его муж — он всё еще его муж — опускает взгляд. — То, что ты подумал. Этого недостаточно. На глаза накатывают слезы. — Я не могу, Чонгук. Я так больше не могу. Я так устал. Чонгук хмурится и взмахивает рукой. — И что это, блять, значит? — он повышает голос. В последние несколько месяцев он стал часто выходить из себя. Чимин готовится защищаться. — Что именно? — Ты постоянно говоришь, как ты устал, но от чего? — огрызается Чонгук, на лбу у него вздувается вена, а голос крепнет. — Устал от меня? От нашего брака? От совместной жизни? От чего? От ссор, от одиночества, собирается сказать Чимин. Однако это только то, что лежит на поверхности. Все их проблемы зарыты глубже, однако Чимин не хочет копать так сильно. — Я не знаю, — тихо произносит он. Боже, какой же он жалкий. Чонгук горько смеется. — Не знаешь? То есть ты не знаешь, но при этом хочешь… — Он прерывается, отводит взгляд и напрягает челюсть. Чонгук уязвлен. Он закрывает глаза и прижимает ладони ко лбу, прежде, чем взглянуть на Чимина. — Ты просто сдался. Слышать такое от Чонгука хуже в тысячи раз. Если слова Тэхёна ранят глубоко, Чонгук его размазывает. — Даже не смей, Чонгук, — шипит Чимин, его голос дрожит от ярости. Он удивлен, что до сих пор не бьется в истерике. — Не смей перекладывать вину на меня, ты не дал мне ни одной причины бороться. — Не дал? — оторопело отвечает тот. — Это ты попросил развод! — Ты не оставил мне выбора! — Именно из-за тебя всё случилось. Ты свалил на несколько недель и только вчера написал мне, что придешь за моей гребаной подписью, — безжалостно парирует Чонгук. — Ты даже не предложил поговорить. Ты просто хотел сдаться. Чимин не хочет разводиться. Но они ходят кругами, продолжая обвинять друг друга и не желая признавать ошибки. Каждое слово, словно пуля, прошивает его насквозь, как масло, однако Чонгук прав — Чимин сдался. Нескончаемые перелеты, хлопающие двери, постоянное избегание проблем — Чимин решил, что с него хватит. Он сложил руки и признал поражение. Ему больше ничего не оставалось. Чонгук ждет его ответа, может, ждет, что Чимин бросит ему в лицо порцию обвинений, однако Чонгук не замечает одного — белый флаг давно вывешен. И Чимин просто концентрируется на его последнем вопросе. Ты постоянно говоришь, что устал, но от чего? Чимин знает ответ. Он устал от невозможности обнять Чонгука, получить ответные объятья, от невозможности смеяться, делиться улыбками и дурачиться вместе. Он устал от бесконечных перелетом и расстояния между ними, устал чувствовать себя виноватым по возвращении домой, устал отменять планы и нарушать обещания. Он устал от попыток вести себя как пара, от ощущения, что он пустое место для своего мужа. Он устал скучать по Чонгуку. Как же сильно он скучает. Однако, возможно, он припозднился со своими выводами, потому что Чонгук смотрит на него так, будто ненавидит всем сердцем. И кто будет винить его? Чимин заставил его пережить хаос только чтобы захотеть вернуть прошлое. Которого не осталось. Слишком поздно. Это нечестно по отношению к Чонгуку. Чимин сдался. Он проиграл. У Чимина перехватывает дыхание, пульс ускоряется, и тело начинает непроизвольно дрожать. Глаза расширяются, и он тянется к горлу. Документы рассыпаются по полу. Выражение лица Чонгука сменяется со злости на беспокойство, и он оказывается перед Чимином, даже не взглянув на бумаги. — Ох, блять, Чимин. Чимин, дыши. Всё хорошо. Мне жаль. Чимин не хочет, чтобы тот извинялся. Чимин тонет, он слишком слаб, чтобы выплыть на поверхность, а Чонгук застрял на берегу, наблюдая за тем, как он барахтается в воде. — Чимин, послушай меня, успокойся, — громко и спокойно говорит Чонгук. Он обнимает Чимина и опускается на колени, утягивая его с собой. Чимин глубоко вдыхает и выдыхает, вцепившись в Чонгука, как много раз раньше, и эти объятья слишком родные и обещающие спокойствие и безопасность. — Дыши, ты в порядке. Я с тобой. Я с тобой. Чимин всхлипывает, как ребенок. Он не сможет отпустить Чонгука даже под страхом смерти. Чонгук прижимается губами к его виску, как много раз раньше, продолжая стискивать его в объятьях. Чимин думает, заметит ли Чонгук, насколько сильно он похудел, и чувствует себя эгоистом — Чонгук может начаться винить себя. — Я люблю тебя, — внезапно бормочет Чонгук куда-то ему в волосы. Время останавливается. Чимин замирает, словно покрываясь тонким слоем льда. — Я люблю тебя, — повторяет Чонгук; его тоже трясет. Чимин чувствует, как его рубашка мокнет от слез. — И я знаю, что должен сказать: всё в порядке, если ты не любишь меня, я понимаю. Но черт, я не могу, я, блять, так сильно люблю тебя… — Чонгук отстраняется, чтобы посмотреть на Чимина. Его ресницы блестят от слез. — И я хочу, чтобы ты сказать, что ты тоже любишь меня, — умоляет он. — Пожалуйста. Чимин, должно быть, выглядит как недоразумение. Его горло сковал спазм, и он не знает, сможет ли что-то выдавить из себя. Однако он подавил так много слов сегодня и сейчас должен произнести самые важные. Чонгук выглядит еще уязвимее, чем когда делал ему предложение. Его голос ломается и дрожит, однако это не имеет значения. — Ты любовь всей моей жизни, Чон Чонгук. Они остаются на полу, просто сжимая друг друга в объятьях, соскучившись по касаниям, стараясь по кирпичикам собрать их отношения. А затем Чонгук произносит слова, которых Чимин ждал так долго — причину остаться. — Мы со всем справимся. И наконец-то этого достаточно. — Чон Чонгук, берешь ли ты в мужья Пак Чимина? Клянешься ли ты ценить вашу дружбу, любить его сегодня, завтра и оставшуюся вечность? Клянешься ли доверять и доверяться ему, смеяться с ним, плакать с ним? Клянешься ли ты быть с ним в горе и в счастье, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока жизнь не разлучит вас? Чонгук выглядит потрясно. Он вполне мог бы сойти за модель в этом дорогом смокинге. Он выдержан в простом, классическом стиле и прекрасно дополняется белой рубашкой и галстуком. Чимин закусывает губу и встречается с ним глазами. Чонгук тепло ему улыбается. — Клянусь. Чимин едва не начинает перекатываться с носка на пятку, настолько он счастлив. Священник поворачивает к Чимину и спрашивает его тоже самое. «Клянусь» вылетает изо рта в ту же секунду, как тот замолкает. Священник улыбается его восторгу. Чонгук делает шаг вперед, кладет руку Чимину на затылок и соединяет их губы, как и во время первого поцелуя. Чимин обнимает его за шею и наклоняется, углубляя поцелуй. — Кхм, властью, данной мне, объявляю вас супругами. Можете поцеловаться, — выпаливает священник, однако гости уже давно поднялись на ноги и аплодируют. Сокджин записывает церемонию на камеру, Тэхён замечает на фоне: — Вау, даже священник не может оторвать их друг от друга. Они выбрасывают документы о разводе в мусорную корзину и разговаривают ночь напролет, прерываясь только на поцелуи и извинения, скрытые покровом темноты. Чимин ни на секунду не отпускает руку Чонгука, завороженно глядя на их кольца рядом друг с другом. Он снова вспоминает, каково это — знать, что Чонгук любит, видеть, как он смотрит, будто перед ним самый красивый человек в мире, ощущать дыхание Чонгука на своей коже, его слова на губах; вспоминает, какого это — быть безусловно счастливым, и он знает, что никогда не смог бы потерять это. Он знает, и он благодарен. Благодарен, что все-таки не смог. Чимин обнимает Чонгука и притягивает того ближе под одеялом, улыбаясь, когда чувствует поцелуй в затылок. Пламя, которое, как он думал, едва теплилось между ними, разгорается с новой силой. — Нужно будет позвонить Тэхёну завтра, — шепчет Чимин Чонгуку в шею, наслаждаясь запахом ментолового шампуня. — Он очень зол на меня. — На меня тоже, — отвечает Чонгук и сжимает ладонь Чимина. — Он позвонил и… попросил меня не подписывать ничего. Сказал, что это не сделает тебя счастливым, сказал не соглашаться. Чимин чувствует боль в груди. Его лучший друг всегда хотел только лучшего для него. — Нужно как-то отблагодарить его. Мы слишком многим ему обязаны. Чонгук согласно хмыкает и целует Чимина в лоб. Его ладонь перемещается на ребра, и Чимин напрягается. Еще до того, как Чонгук открывает рот, он знает, о чем тот спросит. — Ты похудел? — Немного, — бормочет Чимин. Чонгук притягивает его ближе в немом извинении. Чимин целует его в покрасневшее место над челюстью, безмолвно говоря: «всё хорошо». Они засыпают вместе ближе к рассвету, и Чимин просыпается после полудня. Чонгук всё ещё спит, его голова лежит у Чимина на груди. Чимин наконец-то чувствует себя отдохнувшим. Чимин находит новую работу — теперь ему не нужно ездить в командировки так часто, большинство времени он работает из дома. Иногда ему приходится уезжать, однако значительно реже, чем раньше. Чонгук соглашается урезать свои рабочие часы и часто берет выходные. Возвращаться к семейной жизни сложнее, чем им казалось, но они справляются. Любить Чонгука всегда было легко, это жизнь подбрасывала им трудности. А Чимин не представлял жизни без него. Когда Чимин выходит из душа, комната наполнена паром; он оборачивает полотенце вокруг бедер и пишет «Люблю тебя» на запотевшем зеркале. Спустя полчаса Чонгук пишет «Я тоже люблю себя» чуть ниже, но затем, когда Чимин это замечает, исправляет «себя» на «тебя». Он глупо, но совершенно очаровательно смеется. Тэхён бросает трубку сразу после того, как они сообщают ему новости, успев только сказать, что не будет разговаривать с ними. Однако на следующий день врывается к ним в квартиру с остальными друзьями и толкает каждого в плечо. Не сильно, однако Чимин и Чонгук точно усваивают, что он хочет им сказать. — Вы два долбоеба, — Тэхён машет головой и падает на диван. — Такие долбоебы, но идеальные друг для друга долбоебы. Чимин выглядывает из окна, наблюдая за тем, как мама ведет в школу двоих детей. Они с Чонгуком говорили об усыновлении или удочерении, однако решили, что пока не время. Может, в следующем году они почувствуют, что готовы стать родителями. — Окей, я уже готов, — говорит Чонгук, но затем останавливается и поднимает ладонь. — Подожди, я забыл телефон, — и снова исчезает в спальне. Чимин закатывает глаза. Чонгук появляется через несколько секунд, в одной руке он держит телефон, а в другой ключи от машины. — Всё, сейчас точно готов. — Ну наконец-то, — вздыхает Чимин, однако он ни капли не раздражен. — Если мы снова опоздаем, Юнги заставит нас платить за ужин, и, поверь мне, он нарочно выберет самое дорогое блюдо в меню. — Знаю, знаю, — улыбается Чонгук, и его улыбка напоминает Чимину о первом дне весны, о том самом дне, когда он влюбился в девятнадцатилетнего мальчика в белой футболке и коричневых Тимберлендах.