Вера и Террор. Подлинная история "Черных драконов"

      Хмурый вечер, окрашенный усталостью, холодом и печалью, измотанные анархисты встречали уже в чайхане. Поселок, в который они пришли, выглядел не столь бедно и запущенно, хотя в той же мере пострадал от боевых действий. Желтоватые стены с узорчатым рельефом каменной кладки и округлые крыши глинобитных домов были светлыми и, казалось, сливались с небом. Их украшали лазуритово-синие и бирюзово-зеленые оконные рамы. Оранжевый песок вытоптанных дорог и улиц на окраинах сменялся тусклой, но весьма густой зеленью. Черными в спускающемся сумраке островами возвышались на отшибах пихтовые деревья. Здесь даже цеплялся за жизнь у подножия гор крохотный виноградник, хотя покрученные низкие лозы не изобиловали листвой. И все же в сравнении с пройденным маршрутом это селение было настоящим оазисом.       И теперь мужчины молча жевали горячий бараний кебаб и пили крепкий зелёный чай, сидя на удобных топчанах около позеленевшего медного самовара. Рядом помощник чайханщика разгонял плетеным опахалом теплый ароматный дым над жарящимся мясом. Деревянная терраса чайханы, завешенная яркими коврами и уставленная полочками с блестящей посудой, особое место среди которой было отведено сверкающему узорчатому чайнику, утопала в сизом дыму, но не столько от углей для кебаба, сколько из-за традиционных кальянов, за которыми коротали вечер местные мужчины. Анархисты последний раз курили что-то приличное на территории Китая, а в горном походе редко позволяли себе выкурить в кулак одну-другую самокрутку. Кэно и Джарек переглянулись, допивая чай. Главарь махнул рукой хозяину чайханы.       — Табак, — произнес Кэно, когда к нему подошел коренастый пуштун в массивном синем тюрбане, длинной ярко-синей рубашке под черным кожаным жилетом и с бело-зеленым платком шемах на плечах. — Хотим купить табак. И трубку.       — Это в дукане, — заулыбался во все зубы чайханщик и, чуть поклонившись, жестом пригласил мужчин следовать за ним.       Джарек и Кэно пошли за афганцем на другую сторону опустевшей пыльной улицы, в то время как Картер остался, чтобы доесть еще одну порцию кебаба.       Под ковровым навесом на столиках и полках из потертого и растрескавшегося, но с сохранившейся ручной резьбой дерева располагалось немыслимое обилие самых разных товаров. В дукане продавали хлеб и лепешки, твердый сыр и мягкий каймак, орехи и изюм, специи и табак, ткани и овчину, цветастые платки и халаты, шемахи и ботинки, кальяны и трубки, ножи и казаны, посуду и ковры и еще множество всего, что только может вообразить житель отдаленного горного селения. Чайханщик передал клиентов бодрому седому дукандору в белой куртке и сером паколе и поспешил вернуться к своим делам.       — Вещь… — с усмешкой протянул Джарек, присматриваясь к традиционной серебряной трубке с тончайшей витиеватой резьбой. — За такой трофей я бы поторговался.       — Не сейчас, — неожиданно остановил его Кэно и замер.       Джарек отследил его взгляд и все понял. Главарь наблюдал за вошедшим в дукан низким тощим афганцем в черном тюрбане, черно-зеленом шемахе, закрывающем нижнюю часть лица, и темных очках-авиаторах. На его узких плечах свободно висела линялая камуфляжная куртка, мешковатыми выглядели и потертые грубые штаны того же комплекта, заправленные в пыльные боевые ботинки. На одном плече мужчина нес полупустой рюкзак цвета хаки, на другом — автомат, приклад и цевье которого были обмотаны блестящей красной изолентой. На руках у афганца были тактические беспалые перчатки, с которыми его мозолистые пальцы с грязными ногтями казались длинными и тонкими, даже изящными. Мужчина в очках сделал вид, что присматривает себе обувь, но сам, видимо, скрытно изучал чужаков.       — Среднего роста, худощавый, в тюрбане и очках, лицо закрыто… Он?       — По идее да. Подойдем?       — Ну а чего тянуть?       Анархисты неспешно подошли к афганцу.       — Салам! Ты Рашид? — бросил Джарек на языке дари.       — А вы, собственно, кто? — спросил человек тихим и мягким голосом, но достаточно строго.       — Моджахеды, — ответил Кэно. — Друзья Шайтана из Пакистана. Нам нужно вооружение.       — Да, мое имя действительно Рашид и я продаю кое-что. Ждите, — не повышая голоса, приказал худощавый афганец в камуфляже и нырнул в низкую дверь в глубине дукана, спрятанную под коврами.       — Джарек, не находишь его странным? — проговорил Кэно, когда оружейник удалился. — Мне кажется, Рашид не тот, за кого себя выдает. Проследить бы за ним.       Джарек молча кивнул и вышел из дукана. Сначала нужно было уйти в сторону, из поля видимости дукандора. Дальше можно было лишь примерно прикинуть, куда мог пойти Рашид. Кэно пошел за дукан вдоль дувала. Рашид петлял узкими проулками между домами. Джарек и Кэно следили за ним из-за поворотов, держась на приличном расстоянии. Афганец осмотрелся — анархистам пришлось резко пригнуться. Тогда послышался скрип отворяющейся двери. Афганец вошел в дом, захлопнув двери за собой, и мужчины могли лишь примерно догадываться, в какой именно.       Кэно осторожно встал и метнулся короткими перебежками за угол постройки с поблекшим бирюзовым окном. Припав спиной к стене, он жестом подозвал друга.       — Посмотри, — сквозь зубы прошептал он. — Но только осторожно.       Джарек вцепился пальцами в деревянную раму, привстал и козырьком приставил ладонь ко лбу. Мутное стекло бликовало, но он смог разобрать происходящее.       — Какого дьявола! — находясь в крайнем потрясении, шепнул он.       Кэно прильнул к стеклу и чуть не упал. Афганец, пообещавший им вооружение, скинул верхнюю одежду, снял пестрый платок шемах, скрывавший пол-лица, черный тюрбан и темные очки. Их собеседник оказался девушкой девятнадцати-двадцати лет. Она положила на накрытую гобеленом лежанку рюкзак и автомат, достала из рюкзака пачку денег, пересчитала выручку и поспешно сунула ее в тайник за черно-красным настенным ковром. Потом она перешла к старинному деревянному столу у другой стены, завешенной таким же ярким ковром, и принялась разбирать какие-то бумаги. Ее молодое смуглое лицо было экзотически-прекрасным — у девушки были пронзительные светло-серые глаза с длинными густыми ресницами и черные волнистые волосы, выразительные скулы и широкие красные обветренные губы с парой-другой свежих трещин. Она нашла то, что искала, сложила листы пополам и кинула в рюкзак.       — Это и есть местный оружейный барон, черт возьми?! — возмутился Кэно. — Надо бы достойно встретить и поговорить с деткой.       — Да, ты был прав, что Рашид — вовсе не Рашид. Хорошо, что мы не поспорили на сто баксов.       — Тогда спорим на сто баксов, что я ее поцелую, и она ничего мне не сделает? — гордо и вызывающе произнес Кэно.       — Посмотрим-посмотрим… А в прочем, заметано!       Анархисты пожали друг другу руки, разбить было некому.       Девушка зашнуровала военные ботинки, накинула на плечи куртку и, откинув назад волосы, вновь надела тюрбан и очки. Тщательно закрыв лицо шемахом, она взвалила на плечо рюкзак и взяла в руки автомат. Отчаянная женщина, торгующая оружием в затерянном в горах кишлаке, осторожно вышла из дома и пошла обратно к дукану. Туда уже вернулись, спешно опережая ее, американские террористы.       — Не здесь, — ожидаемо объявил «Рашид», подходя к клиентам. — За мной.       Азартно переглядываясь, мужчины следовали за переодетой афганской женщиной через поселок, до скал, где между камней зиял чернеющий лаз – вход в тоннели-кяризы. Эти искусственные пещеры с давних времен служили кишлакам оросительной системой, а теперь душманы расширяли, дополняли их, чтобы использовать как тайную коммуникацию, места засад, базирования и даже складов. Девушка ловко пролезла в кяриз, что было для нее давно привычным делом, но в сырой темноте тоннеля что-то пошло не так. Она почувствовала, как кто-то рванул автомат из ее рук, но закричать не успела — чья-то шершавая, покрытая мозолями ладонь зажала ей рот. Ее силой поволокли вглубь системы кяризов. Женщина всегда знала, что ее дело связано с риском, у нее были выработаны ориентировочные приемы на случай нападения, но она не успела даже собраться с мыслями и достать кинжал, когда ситуация приняла новый оборот. Ее отпустили так же неожиданно, как и схватили. Нападавшие стояли возле нее, в то время как она оказалась спиной к стене — они намеревались не позволить ей уйти. Высокий бородатый человек сорвал с нее темные очки, тюрбан и платок, а потом щелкнул у ее лица зажигалкой.       — Здешние оружейники выглядят весьма странно… — задумчиво произнес он по-английски, всматриваясь в бесцветно-серые, лучистые глаза незнакомки.       Девушка выхватила из ножен на поясе тонкий кинжал чуру.       — Вы следили за мной?!       — А ты неплохо говоришь по-английски, детка, — улыбаясь, сказал Кэно. Джарек стоял слева от него и держал в руках отобранный автомат.       Девушка угрожающе замахнулась:       — Не смейте угрожать мне!       Кэно рассмеялся и провел рукой по ее волосам. Она отшатнулась и махнула кинжалом.       — А я тут поспорил со своим другом, — спокойно заговорил Кэно, — что я сейчас поцелую тебя, и ты мне ничего не сделаешь.       — Не дождешься!       Она попыталась ударить Кэно ногой в пах, но тот поставил блок и тут же схватил ее за ногу и прижал к холодной стене кяриза.       — А это, кстати, запрещенный прием, детка, — с укоризной заметил он. Девушка отчаянно пыталась вырваться из его крепких рук.       — Знаете, что с вами сделают за изнасилование?!       Кэно отпустил ее и немного отошел назад.       — А я тебя в постель не тяну. Детка, не надо говорить глупостей.       — Автомат отдай!       Девушка продолжала угрожать анархистам чурой, но Кэно повернулся к Джареку и отрицательно покачал головой, давая понять, что автомат не отдадут.       — Ага! Сейчас! И ты меня застрелишь! — поддержал его Джарек.       — Тогда плати деньги за автомат! Живо!       — Ишь ты, какая смелая! — с улыбкой восхитился Кэно. — С кинжалом против автомата идет.       Женщина, торгующая оружием, впервые оказалась в подобной ситуации. Она чувствовала себя загнанной в угол, не могла поверить, что просчиталась, осознавала неравенство сил, у нее начали сдавать нервы:       — Да что вам надо?! — отчаянно закричала она.       Кэно сделал жалостливое выражение лица:       — Оружие хотим купить… Так что насчет нашего спора с другом?       Он попытался вновь коснуться ее волос, черной змеей лежащих на смуглой щеке, но девушка тут же проткнула чурой его ладонь, пронзив мягкие ткани чуть ниже мизинца. Кэно отступил.       — Ты проспорил! — гневно произнесла она.       — Я так не думаю.       Кэно резко схватил ее за плечи, прижал к своей груди и раздвинул языком ее пересушенные губы. Девушка, знавшая, что стоило сделать, впала в непонятное для самой себя оцепенение. Она вскинула руку с чурой, готовясь нанести роковой удар в спину, но более не шевельнулась. Разум ее кричал, что она теряет, возможно, последний шанс вырваться из рук чужаков, у которых на уме было неведомо что, но своим телом она более не владела. В своих переживаниях она столкнулась с чем-то неведомым, чего никогда не испытывала прежде, чему не находила даже названия. Так как непознанному можно сопротивляться? Она разжала пальцы. Она перестала быть собой. Чура упала на землю, а руки девушки плавно легли на плечи Кэно. Ей на миг показалось, что прошла вечность, когда он все же прекратил крепко держать ее за худые плечи и мять ее губы своими. Готовое к бою сознание мгновенно вернулось в оставленное тело. Девушка резко отпрыгнула назад, с отвращением вытирая зардевшие губы рукавом.       — Отойди!       — Что такое? Боишься нас?       — Знаю, что у вас на уме…       — Было бы у нас что-то на уме, мы бы это уже сделали, детка, — усмехнувшись, проговорил Кэно и вновь жалостливо глянул в ее свинцово-серые глаза: — Нам бы действительно оружие купить.       — Так, знаете ли, переговоры не ведутся! — в полной растерянности крикнула она, пытаясь из последних сил удерживать уверенную позицию, хотя в душе уже чувствовала себя проигравшей. — Настоящее имя Шайтана из Пакистана?       — Харви Дуглас, — ответил Кэно. — Мой сослуживец, много чего могу рассказать о нем. Короче, пошли — поговорим по-человечески.       Воинственная женщина гневно метнула взгляд на Джарека.       — Автомат отдай! — уверенно приказала она.       Кэно кивнул.       — Как скажешь, лидер, — Джарек протянул девушке ее оружие. Она вырвала автомат из чужих рук и закинула его на плечо.       — Ладно, извини, «Рашид», — подавив смешок, обратился к ней Кэно и тут же заговорил серьезно: — Знаем, грубоватое вышло знакомство.       — Меня зовут Кира, — холодно бросила женщина, подняв чуру и убирая кинжал в ножны.       Она достала из рюкзака фонарь и осмотрелась в тоннелях. Сориентировавшись в кяризах, она вновь повела мужчин за собой. Они вышли из искусственных пещер на пустынное плато со следами кострищ, обложенных массивными почерневшими камнями. Над горами в бездонном небе сияли холодные звезды, так похожие на светло-серые пронзительные глаза на смуглом лице восточной женщины. Кира села по-турецки у кострища и убрала фонарь обратно в рюкзак. Стоило ей отвлечься на несколько секунд, Джарек с досадой протянул Кэно стодолларовую купюру. Главарь с улыбкой спрятал деньги в карман жилета.       — Значит, тебе двадцать — или сколько? — лет, а ты одеваешься в мужскую одежду, берешь автомат и идешь торговать оружием? — начал расспрашивать Кэно, присев на камень.       Джарек тем временем стал раскладывать костер.       — Эта война отобрала у меня всю семью, — отвечала Кира, опустив глаза. — В живых остались только я и мой брат Ахмед, и о том я узнала лишь год назад — куда его только не закидывал джихад. Сейчас он укрылся в другом, якобы пустующем кишлаке, недалеко отсюда, с небольшим отрядом. И до сих пор не знает о том, что я жива. Слава Аллаху.       Услышав про Ахмеда, Кэно насторожился. Не обязательно было даже сопоставлять факты – достаточно было вспомнить его ясные серые глаза.       — Твой брат, — осторожно спросил он, — он гордый человек, с шариатскими принципами?       — Он меня ни за что не поймет, никогда, — Кира закусила губу, непроизвольно трогая языком закровившую ранку.       — Но ты из образованных, значит, определенно не из этой дыры. Как же тебя, детка, занесло сюда и что заставило ввязаться в войну? — продолжил интересоваться Кэно, чтобы прервать молчание.       — Мой отец был оружейным бароном в Кундузе. Он был человеком с образованием и достаточно свободными нравами — сотрудничал с теми, кто готов был больше платить. Он общался с американцами с 1975 года, когда готовилось восстание в Панджшере. Тогда все пошло не по плану и могло очень плохо кончиться. Однако отец сумел избежать трибунала, отчасти благодаря тому, что был при солидных деньгах. Наша семья бежала в Файзабад, там он временно залег на дно, пока в 1979 не началась гражданская война. Тогда он возобновил бизнес, а мои старшие братья вступили в джихад. А дальше был ад… Война забирала их друг за другом — родителей, родственников, братьев. Пока нас не осталось лишь двое, как мы думали — Ахмед тогда пропал, без вести. Мы бежали в глушь, чтобы выжить. Благодаря отцу я владела грамотой, и к тому же знала английский, потому смогла продолжить его дело в 1984 году, представившись именем своего покойного брата — Рашида Тараки — который помог мне спастись здесь, такой ценой. На тот момент ему было восемнадцать, три года разницы…       — Я сейчас правильно понял — тебе тогда было всего пятнадцать лет?! — подал голос Джарек, который, кажется, был шокирован.       — Здесь даже маленькие дети умеют обращаться с оружием, — невозмутимо изрекла Кира. — А мне нужно было бороться за жизнь. Здесь не хорошо быть образованной женщиной, особенно когда все, даже твой брат, помогают повстанцам, ведь это священная война. В нее нельзя не вступить, в этот неудержимый горный поток можно лишь влиться, и за столько лет для меня стала родной стихия войны. После того, на что я пошла, чтобы выжить, у меня больше никогда не будет другой жизни. Верьте или нет — ваше дело. Но сейчас я держу этот кишлак.       — На плечах… — задумчиво добавил Кэно и замолчал. Его поразили решительные слова афганской женщины. Таких мужественных и гордых, преданных своим убеждениям людей днем с огнем не сыщешь. Может, он встретил Киру не просто так…       — Так почему ты так испугалась нас, детка? — решил сменить тему анархист.       — А вы сами подумайте. Схватили меня, и вообще…       — Да я хотел поговорить с тобой, но ведь иначе ты не выдала бы нам свою истинную личность. А ты вон, та еще загадка, не из простых…       — А зачем поспорил с другом, что поцелуешь меня?       Кэно улыбнулся.       — Просто захотел поцеловать тебя, детка. А что, понравилось?       Кира опустила глаза и прошептала:       — Да ничего… Можно догадаться, это мой первый поцелуй. Я жила с уверенностью, что его в моей жизни вообще никогда не будет! Ведь я уже четыре года не Кира, а Рашид, и была бы им дальше…       — Но целуешься ты страстно.       Кира смутилась и отвернулась. Ей никто никогда не должен был сказать этого! Она принесла эту сторону жизни в жертву, и в ее стране так было даже проще. А теперь пришел этот мужественный чужак с горящими глазами и сломал какую-то стену. Словно перевернулся мир. Она глубоко вздохнула и подняла светлые глаза к звездам. Хотелось утонуть в ночном небе, чтобы весь земной мир исчез, но девушка ничего не могла с собой поделать и очарованно слушала дыхание сидящего рядом террориста. Все молчали. Джарек клацнул зажигалкой и распалил костер.       — Так кто же вы? Расскажите о себе, — собравшись с мыслями, тихо попросила Кира, взглянув на озаренное огнем костра лицо Кэно.       — Американские анархисты, детка. Мы тоже мятежники — у нас джихад в мировых масштабах. Наш клан называется «Черный дракон». Наша цель — свобода или смерть! — Кэно подкинул в костер несколько сухих веток колючего кустарника. Пламя, потрескивая, взвилось ввысь. Искры обожгли его шершавые ладони.       — Так ведь анархия — это безвластие, а тебя, гляжу, называют лидером…       — Меня называют Кэно. А по сути, у нас свобода и авторитет, а иерархия – временная мера. Сейчас нам нужна армия, сама понимаешь. А так, вообще, главное — это жить на свободе, прожигать эту жизнь, а не ограниченно существовать. Вот знаешь, детка: вороны живут по триста лет, а жрут при этом падаль, а орел живет всего тридцать лет, но питается свежим мясом, с кровью. Мы — орлы.       Кира покачала головой:       — Ты за словом в карман не лезешь. Но… Орлы рождаются только в горах.       — Ишь ты, какая гордая, черт возьми! — Кэно ухмыльнулся. — Не уж то всерьез веришь в это, детка?       Кира понуро опустила глаза в землю:       — Мой отец так говорил. А я его все же уважаю.       Кэно положил руку ей на плечо:       — Да брось, детка, не обижайся. Я знаю, что значит уважение к наставнику.       Он достал из кармана жилета крест на черном шнурке.       — Память о человеке, который научил меня всему, что я должен был знать. Мне подарил — будто чувствовал, что завтра его убьют. С тех пор стараюсь все время носить.       — И веришь? Ты человек Писания?       — Это вон Джарек человек Писания. А я не признаю его религию о всепрощении. Всю жизнь я был последним безбожником, а этот крест был лишь напоминанием…       — И все же, есть у тебя какая-то вера или нет?       — Не знаю. Единственный мой идол — свобода, более я ничему не поклоняюсь. Сама решай, считать это религией или нет…       — Лучше спрячь крест. Увидит кто — убьет.       Кэно тяжело вздохнул и сжал кулак. Скрестив на груди руки, он молча стал смотреть в одну точку. В его глазах, как и в душе, клубилась горькая грусть.       — Где заночуете?       — Может быть, здесь. К тебе-то не напросимся — чувствует моя душа.       — Выбор ваш. Надеюсь, вы знаете, чего вам это может стоить.       — Детка, не учи нас жить. Иди домой, а то уже совсем стемнело. Завтра поговорим.       Кира надела очки и подняла с земли рюкзак. Накинув его на плечи, она вновь обмотала нижнюю часть лица черно-зеленым шемахом. Кира уже собиралась идти, но что-то заставило ее в последний момент развернуться и провести рукой по плечу Кэно.       — Утром у дукана. Надеюсь, я найду вас, — с болью и надеждой в голосе прошептала она и нырнула в темноту кяриза.       Мужчины молчали, уставившись на искрящее оранжевое пламя. Костер из последних сил сопротивлялся ночной тьме. Скалы черной крепостью обступали пристанище анархистов. Кэно достал нож и начал строгать какую-то сухую ветку. Джарек закурил помятую самокрутку.       — А эта Кира весьма ничего, — проговорил он, выдыхая дым в кулак. — Нам бы в клан ее…       — Тебя послушаешь — так выходит, что каждую молодую хорошенькую девку надо брать в клан! Невозможно с тобой разговаривать — у тебя же одни телки на уме!       — Я не о том. Неплохой союзник получился бы.       — Ну, об этом рано судить. Мы ее полчаса от силы знаем.       — А здесь время не такое, как у нас дома. Год за три идет.       Кэно вздохнул и запрокинул голову. Красные огни засверкали цепочкой у отдаленного ущелья. Завидев это, главарь тут же вскочил, сбросил кожаную жилетку и накрыл ею костер.       — Сарбазы! — сообщил он, лихорадочно затаптывая ногами огонь. — «Зеленые» трассерами сигналят…       Джарек только успел встать, понимая, что сбылись прогнозы покойного Беса, когда внезапно взрыв гранаты где-то совсем рядом заставил вздрогнуть массивные камни.       — Твою мать! Ложись! — заорал анархист, упав на землю и обхватив голову руками, когда вторая граната прилетела прямо на плато, раздробив скалу возле их кострища. Джарек чувствовал, как его оголенные предплечья рассекают острые осколки. На руках выступила свежая кровь.       У Кэно потемнело в глазах, что-то острое тяжелое и холодное врезалось в правую половину лица, глаза запорошило пылью и обрывками сухой травы. Время словно замедлилось — он чувствовал, как отколовшийся от скалы камень соскользнул с правой скулы, сдирая за собой кожу — его ребра были острее наточенного кинжала. Кэно стиснул зубы. Он подкошенно упал на землю и закрыл глаза.       Боль опрокинула его в темноту. Во мраке ему виделись серые стены холодного и сырого подвала. По этим стенам, по потолку, по полу — везде вокруг него собирались пауки, сотни, тысячи черных пауков…       — Нет! Я теряю сознание! Нет! Heaven can wait, heaven can wait, — повторил он мысленно, как молитву, собираясь с силами, превозмогая оглушение и боль. — Heaven can wait, heaven can wait ‘til another day…       Кэно с трудом раскрыл левый глаз. Пыль продолжала медленно оседать на его лицо, и глаз сильно болел и слезился. Анархист попытался вытереть с лица пот и грязь, обтер рукавом левую скулу и лоб, но к правой части лица невозможно было прикоснуться. Он почувствовал, что обломки скалы изранили его руки. Правую половину лица Кэно перестал ощущать вообще. Правого глаза больше не было.       Впереди себя он увидел размытый темный силуэт молодого человека в панаме с широкими полями, в горном камуфляже и со снаряженным рюкзаком на плечах. Боец нацелил на Кэно автомат.       — Сдохни, дух сраный! — прокричал по-русски солдат.       Рука Кэно сжала нож. Он попытался подняться, но тут же снова упал на землю, чувствуя, как по спине и пояснице расходится жгучая боль.       Палец солдата лег на курок, но вдруг он упал, как подкошенный, вскрикнув и схватившись рукой за шею. Из-за камня показался второй силуэт — бородатого человека в афганском берете.       — Кэно. Узнаешь меня? Я свой. Я Джарек.       Кэно, услышав эти слова, облегченно вздохнул и сплюнул в сторону отвратительно вязкую слюну. Джарек присел и протянул ему руку в тактической перчатке.       — Вставай, брат. Мы тут, по ходу, торчим, как дозорные…       — Чего ж эти мудаки зеленые свой фейерверк так поздно включили?! — сквозь стиснутые зубы прорычал Кэно.       — Чем могли… Да еще мы на окраину вылезли, повезло — мать их! — первыми гостей встретить!       В горах поднимался ветер. Он кружил, бил мужчин по лицам, по плечам, по спинам, точно хлыст, и даже мелкие раны давали о себе знать тупой пронизывающей болью. Чуть ниже плато прогремело еще несколько взрывов, насчет расстояния трудно было сориентироваться. Однако, когда внизу раздались гневные крики и очереди, стало ясно, что на окраине селения местные мужчины приняли бой. Джарек поднял автомат убитого советского солдата.       — Повезло тебе, что камень тебя только зацепил, — обратился он к Кэно. — А то приложило бы тебя — и ты уже нежилец…       Кэно не чувствовал ясности в уме, у него все плыло пред глазами. Джарек первый заметил Киру. Она махала рукой мужчинам, зовя их в кяриз.       Когда все трое укрылись в пещере, главарь смог опомниться. Он снял с пояса флягу, жадно хлебнул воды, остатки вылил на лицо. Боль стала союзником, заставляла сосредоточиться. Он ударил по плечу Джарека, чтобы тот прибавил ходу, потому что Кира заспешила к выходу из искусственной пещеры на краю кишлака.       — Аллах акбар! — крикнула она, грациозно, как дикая кошка, перепрыгнув с камня на камень. Кэно вскочил и кинулся за ней.       — Куда тебя несет, сукин ты сын?! — закричал ему Джарек.       — Война — дело профессионалов! — свирепо крикнул Кэно, вырвав из рук Киры автомат и кинувшись в бой. Джареку ничего не оставалось, кроме как следовать за ним.       Они вмешались, когда бой за кишлак был в самом разгаре. Слышались крики боли и матерщина на русском, дари, пушту и каких-то еще местных языках. Дым поднимался над несколькими разбитыми постройками на краю селения. Под горой догорал пущенный под откос БТР. Ветер гнал дым по кругу, застилая едкой пеленой глаза воинов, но Кэно, презрев собственное ранение, уверенно пошел в наступление и уже успел уложить пятерых бойцов. Джарек прикрывал его спину, столь же метко стреляя по врагам.       — Сколько еще с твоей стороны? — закричал ему главарь.       — Около восьми! Что у тебя?       — Десятеро! Выстоим!       — Выстоим! — крикнул Джарек в ответ, но его голос заглушала его собственная очередь. Он смог расстрелять двоих, но тут почувствовал резкую боль в левой ноге. Он отбежал, закрывая рукой огнестрельную рану.       — Че, мудак, больно?! — выкрикивал по-русски молодой небритый солдат в горной форме и поношенном тельнике. — Я тебе покажу, душман вонючий!       Джарек достал из патронташа на поясе метательное лезвие с тремя загнутыми остриями и швырнул его в бойца. Солдат упал. Цель была поражена идеально — лезвие пробило череп точно между глаз. Джарек схватил автомат и продолжил стрелять. Один из солдат кинулся вперед, целясь из-за камней в спину Кэно.       — Кэно! Сзади! — закричал Джарек, но взрыв очередной гранаты перекрыл его голос. В этот момент Кира, ловко и плавно, как пантера, передвигаясь по грудам битых камней, оказалась совсем рядом с бойцом, целившимся в спину анархиста. Она присела, буравя жгуче-ледяными глазами спину советского солдата. Парень почувствовал, как сзади на него давит чужой взгляд. Он не успел обернуться, как Кира в грациозном и диком прыжке всадила ему в шею чуру. Тем временем Кэно, после ожесточенной перестрелки из-за укрытий, наконец-то смог убить последнего врага.       — Че с ними стало, а! — психанул он, задумчиво оглядывая трупы солдат — таких заросших, усталых, огрубевших и совсем не похожих в своем возрасте на молодежь. — Со мной в их годы тоже так… Переломало. Но у меня какой-никакой был смысл, а у них, поди, и выбора не было. Интернациональный долг, мудаки!       — Да кто их вообще просил?! — услышал он выкрик Киры, полный гнева и ярости.       — Ну так видишь, чего власть творит, — попытался остудить ее пыл Кэно. — И оно везде одно дерьмо, детка. Все самое худшее случается из-за власти.       — Держу пари, — отозвался Джарек, сидя на камне и перетягивая шемахом рану на ноге, — скоро они уйдут. А свое участие в этой войне они будут помнить вечно — погубить жизнь тысяч двадцатилетних пацанов на чужой земле, на чужой войне!       — С чего взял, что шурави уйдут? — с укоризной спросила Кира, поставив руки на пояс.       — А спорим, что я пророк! — хитрые глаза Джарека сверкнули.       — Что ты мне заливаешь? — с презрение фыркнула Кира. — Какой ты к шайтану пророк?!       — С чего не веришь?       — Да просто потому, что ты бандит. И рожа у тебя бандитская…       — Это оскорбление или комплимент? — ехидно усмехнулся Джарек.       Кира гневно насупила брови:       — Это факт.       — Хочешь — верь, не хочешь — не верь, но я самый настоящий пророк… Будущее умею чувствовать. Ну, конечно, не сильно отдаленное, но все-таки.       Кира пристально вгляделась в его хитрые глаза:       — Отвечаешь за свои слова?       — Голову на отсечение даю! — Джарек провел большим пальцем по своей шее.       — А слабо сказать, что ждет меня в не столь отдаленном будущем?       Анархист задумался, но тут же на его лице появилась еще более лукавая улыбка, два золотых зуба ярко сверкнули в темноте.       — Тебя? Ты будешь одной из нас.       Кира едва заметно улыбнулась, но голос ее остался серьезным:       — Ну, смотри мне. Зарежу, если обманешь!       Ветер налетел еще более сильным порывом, Джарек в последнюю секунду успел поймать налету свой шерстяной берет. Кэно заслонил ладонью рану на лице, чувствуя, как частицы пыли и мелкие камешки, гонимые ветром, врезаются в руку.       — Идем ко мне! — крикнула Кира сквозь завывание ветра. — Сейчас начнется буря, и здесь вам ее не переждать. К тому же вы ранены. Ну же, вставайте быстрее! Мы должны успеть.       Кира шла вперед значительно быстрее, усталость Кэно ощутимо давала о себе знать, а Джарек заметно хромал. Впереди обозначились светлые стены постройки с блекло-бирюзовыми оконными рамами и покрытая старой коричневой краской деревянная дверь.       — Снимайте обувь и располагайтесь. Я сейчас.       Кира заперла дверь, стянула ботинки, не расшнуровывая, и зажгла закопченную керосиновую лампу. Анархисты вошли в комнаты с черно-красными коврами на стенах. Пол также был устлан коврами, более разнообразной расцветки. Джарек сел по-турецки на одну из узорчатых подушек возле низкой лежанки и сложил руки на груди. Кэно обессилено опустился на лежанку и кинул под голову такую же подушку. Он дышал хрипло и тяжело, иногда срывался на кашель. В отличие от Джарека, он не слышал, как за каменными стенами стонет неистовый ветер.       Кира принесла чайник и две металлические кружки.       — Хотите пить? Конечно, хотите.       Кэно собрал последние силы и приподнялся на лежанке. Холодный зеленый чай принес ему небольшое облегчение. Кира посоветовала ему снова лечь и больше не вставать.       — Потерпи немного, пока я промою рану и наложу повязку. Потом станет легче.       Но Кэно было все равно. За свою жизнь он привык практически к любой боли и уже мог не обращать на нее внимание. Не по-женски грубые, хоть и тонкие руки Киры, как оказалось, умело обращались не только с оружием, но и с комплектом оказания первой помощи. Повязка обеспечила покой раненому глазу Кэно, и теперь главарь мог расслабиться и отдохнуть.       — И часто здесь такие бури? — спросил он, стараясь отвлечься от своего ранения.       — Нередко в это время года. Но они обычно быстро проходят. Утром ветер совсем утихомирится. Вам нужно будет уехать. Я дам вам все, что нужно. Рана у тебя очень серьезная. Тебе должны помочь, и чем скорее, тем лучше.       — Да брось ты! Все будет хорошо!       — Нож у тебя красивый…       — Я их сам изготавливаю, детка. Это один из парных. Хочешь, махнемся на чуру? Хотя нет, бесплатно.       Он снял с пояса кожаный футляр с выбитым символом клана «Черный дракон» и протянул ей. Кира осторожно взяла нож:       — Точно? Так вот просто?       — Если можешь, принеси нам поесть, — устало попросил Кэно.       — Есть болани, но тоже холодные.       — Как твои глаза? — попытался пошутить Кэно, но Кира не услышала его слов. А когда она вернулась, он не захотел повторять эту весьма неловкую попытку.       — Эх, Кира! — проговорил он. — Увозить тебя надо отсюда, подальше от всего этого.       Девушка вскинула голову, словно пораженная громом. Стоило бы все взвесить… Но ей не хотелось взвешивать. Ей больше не хотелось жертвовать собой, впервые в жизни. Ей больше не хотелось оставаться одной в борьбе за собственную жизнь против всего окружения, которое никогда не поймет ее.       — Вы возьмете меня к себе? В клан «Черный дракон»? Если это серьезно, то мое оружие — ваше.       — Господи! Да тебе всего девятнадцать, а тебя тянет воевать? Правда? Ты же понимаешь, что у нас там жизнь не мед, там война считай, что против всего мира!       Ответ сорвался с ее обветренных губ раньше, чем она успела задуматься:       — Я хочу с вами, за вашу цель! Это мне важно!       — Что тебе важно, детка?       — «Свобода или смерть»! Я помогаю повстанцам здесь, воюю за их цели, а не за свои, и только так может существовать мой бизнес, а пока он у меня есть — я могу здесь жить. Я здраво это понимаю, и я не могу и представить, где была бы я сейчас, если бы не ввязалась в это, но я определенно бы страдала! Никто не знает правды о том, что я давно поддерживаю инициативы предоставления женщинам равных прав с мужчинами и запрета принудительных браков. Я познала вкус свободы, когда стала Рашидом, но долго ли я проживу так, когда кончится война?! Мне всегда хотелось быть вольной, быть собой, но разве здесь кто-то способен меня понять?! Может, я всю жизнь жду таких, как вы, а тут вдруг… вы сами меня нашли. Неужели у вас не возникает мысли, что все это не просто так?       Кэно на некоторое время задумался и с улыбкой сказал:       — Эх, умная ты, Кира! И красивая! Повезет тому, кто тебя в жены возьмет!       — Ну так берите, — тут же ответила она так, словно бросала вызов.       — Ну, тогда Джарека придется убить…       — Зачем?       — Иначе он меня убьет. Тоже глаз на тебя ведь положил.       — А у меня что, нет права выбора?       — А ты кого выберешь? — хитро улыбаясь, спросил Джарек.       — Кэно.       Она чувствовала в нем силу и хотела быть рядом с ним. С этой страстью бесполезно было бороться – она была так сладка, как чистый высокогорный воздух. И ее не останавливало ни то, что он террорист, ни то, что ему только что изувечили лицо, ни то, что он был намного старше ее… Ничего.       — Орлица нашла себе орла — отец бы это понял, — невольно подумала она.       Кэно же смотрел на страсть с грубой иронией, он не верил в пламенные чувства, но отчетливо видел в воинственной женщине решимость, независимость и бунтарский характер. Он смотрел, как Кира разглядывает выбитый рисунок на футляре его ножа. На нем были вычерчены силуэты двух драконов, а между ними кинжал, похожий на крест.       — Это наш герб, — гордо проговорил Кэно. — Хорошо запомни его. Теперь ты одна из нас.       — Вы так легко примите меня в клан? Кроме шуток?       — Я вижу в тебе надежного союзника, смелого, сильного духом, решительного, самоотверженного.       Кира с долей смущения опустила глаза. Ей не приходилось прежде слышать таких слов. Ни одной афганской женщине не приходилось.       — Да что ты. Я могу лишь завидовать твоему мужеству. Но что занесло тебя сюда?       — У нас здесь дело есть — надрать задницу старым врагам, — твердо заявил Кэно. — Завтра идем на рейд. Если у тебя остались дела здесь, решишь все вопросы завтра с утра?       Глаза Киры зажглись азартом от предвкушения встречи с «Черными драконами». Новая вольная жизнь пьяняще манила ее. Ведь в родной стране у нее больше не могло быть нормального будущего. Только увидев шанс на другую жизнь она осознала сполна, как сильно устала быть одной, самой за себя, доверять лишь себе и лишь на себя полагаться долгие, долгие и безрадостные годы. Кира готова была зубами вцепиться в шанс изменить это.       — Какие у меня могут быть дела? — сказала она.       Кэно взглянул ей прямо в глаза, заставляя ее заглянуть в собственную душу.       — Ты ведь держишь этот кишлак? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он. — Твой бизнес.       Кира взялась за голову.       — Вот шайтан, не по совести вышло! — сетовала она на себя. — Неожиданно так все это! Ну, ничего. Думаю, что есть – передам дукандору. Не пропадет. И найду с утра кого-то, кто письмо передаст Ахмеду, насчет «советов», чтоб он меня здесь уже не застал. Он почитает здешние законы. Если бы знал, чем я занималась все это время — убил бы… Он придет сюда со своими, объединится с теми моджахедами, кто остался. Уж они-то защитят кишлак… Они защитят.       — Ну, вот и хорошо. Поможешь нам достать машину?       — Машина есть.       — Это отлично. Джарек, найди нашего вечно голодного товарища, — приказал Кэно.       — А ничего, что у меня нога прострелена? — возмутился тот.       — Хрен с тобой, сам пойду.       Он встал, отряхнул одежду и направился к выходу.       — Стой! — закричала Кира. — Никто не выходит в такую бурю.       — Вот именно! А он шатается неизвестно где! Может, ему помощь нужна! Кто об этом будет думать?!       И, не дожидаясь ответа, он ушел.       Выйдя из дома, Кэно припал спиной к стене. Ветер бил наотмашь, неся с окраины гарь недавних пожарищ, а с ней и груды пыли, охапки высохшей травы и прочий мусор. Обжигающе-холодный и сухой поток воздуха затруднял дыхание. Анархист короткими перебежками двигался к чайхане, скрываясь за дувалами. На пустой, хоть и закрытой от бури соседними постройками террасе между топчанов он завидел Картера. Джефф лежал, не шевелясь, опустив голову на грудь.       — Картер! — хрипло выкрикнул Кэно, чувствуя боль в горле. Ответа не последовало.       — Картер! — прокричал он второй раз из последних сил. Тишина.       Закрыв голову руками и пригнувшись, Кэно бросился бежать через улицу. Ветер обжигал все тело, пытался сбить с ног, но главарь анархистов все же оказался рядом с товарищем. Кэно протер здоровый глаз от попавшей в него пыли. Но лица Джеффа под темно-коричневым паколем он все же не смог разглядеть.       — Картер! — схватив Джеффа за плечо, закричал главарь.       — Чего? — вяло пробормотал Джефф.       — Ты чего, спал здесь, что ли? — злобно закричал Кэно.       — Ну спал, и что тут такого? — невозмутимо ответил Джефф. — Ты знал, что здесь в кальян кладут забористый гашиш?       — Ну ты мудак! Я тебя урою, сукин ты сын! Пока мы рискуем жизнью здесь, он то жрет, то закидывается, то спит! Хорош союзничек! Чтоб тебя…       — Что у тебя с глазом? — испуганно спросил трезвеющий Джефф, глядя на окровавленную повязку.       — «Что с глазом»? Нет глаза! Или не видно?       Джефф медленно отполз назад:       — Э-э! Остынь! Хватит на меня орать!       — Действительно! Давно пора тебя убить! — прорычал Кэно. — Твое счастье, что я сейчас не в том настроении, чтобы кого-то убивать. Бурю переждем здесь, она скоро стихнет — ветер уже успокаивается.       Он отошел к стене и лег на ковер. И только теперь почувствовал, как многодневная усталость брала свое, как мысли проваливались в пропасть сна, а ноги становились чужими. Воющий ветер уже не столько действовал на нервы, сколько убаюкивал, и мужчина решил не противиться ощущениям измотанного тела и немного вздремнуть до рассвета.       С первыми лучами солнца Кэно очнулся ото сна. Он молча привел Джеффа к жилищу Киры, остановился у обложенного камнями колодца, набрал ведро воды. Утолив жажду, он окотил голову холодной водой. Усталость как рукой сняло, в мыслях снова почувствовалась ясность. Все, что произошло вчера, Кэно мог бы счесть каким-то кошмарным сном, если бы не увечья на правой стороне лица, дающие о себе знать непрерывной острой болью.       Кира встретила его у двери, показывая на джип «Симург», припаркованный за дувалом.       — Это осталось от «диких гусей», — сообщила она. — Я уже погрузила оружие, которое запросил Джарек — миномет, крупнокалиберный пулемет, ну, и автоматы. Боеприпасов достаточно. Радиостанция имеется, японская, связь держит на триста километров при любом рельефе. Еще есть две канистры бензина — должно хватить. Можем ехать, если все готово. Ты нашел своего соратника?       — А то! Обдолбался в чайхане, идиот. Ему несказанно повезло, что чайханщик еще его не вытурил под зад коленом.       Картер нерешительно вышел из-за дувала и направился в сторону лидера клана.       — Так в каком настроении сегодня наш большой папочка? — иронично спросил он. — Меня сегодня будут убивать?       — Если дашь повод — разумеется, буду! — бросил в ответ Кэно. — Все в твоих руках. Бесова карта у тебя?       — Ну я же не конченый ушлепок — даже обдолбаный увести никому ничего не позволю. Все, что было со мной — при мне. Ну, корме местных денег — тут моя лажа… А с красавицей можно познакомиться? — дерзко осведомился Джефф, уставившись на незнакомку в камуфляжном костюме и черно-зеленом шемахе.       Кира впилась в него жгуче-холодными глазами:       — Красавица занята! — резко ответила она.       — Кэно, скоро мы едем? — спросил Джарек, осторожно выйдя на порог. — Остался один болани, можно позавтракать. Лепешка холодная, но фарш вкусный.       — Как твоя нога? — поинтересовался главарь.       — На месте! — улыбаясь, отвечал товарищ. — Помощь мне была оказана, как подобает. Болит, конечно, сука. Но очень повезло, что пуля прошла навылет и не в крупный сосуд, слава Богу. Но Кира, конечно, за меня не переживала так, как за тебя — похоже, друг, ты попал!       — Что за тебя переживать? — фыркнула на него девушка. — В твоей ноге мозгов нет!       — Ой, а ты думаешь, у Кэно в голове мозги есть? Ты же видала, че этот гад творит!       Кэно усмехнулся. Так шутить мог только его лучший друг.       — Так что, едем? — игнорируя реплику Джарека, Кира кивнула на джип.       — Едем, детка, — решительно ответил Кэно. — Я за руль, ты сядешь рядом, будешь показывать дорогу. Джарек, Картер, вы сзади. Болани заверните во что-нибудь – в дороге дожую.       Анархисты сели в машину, главарь завел мотор. Езда по тонкому ухабистому серпантину требовала аккуратного вождения, так что в пути предстояло провести много времени. Скоро поселение осталось вдали, перед взором раскинулись склоны гор, а между ними зеленые равнины, покрытые густой растительностью и воронками от взрывов. Среди изумрудной зелени равнин то и дело возникали квадраты, залитые розово-алым цветом.       — Отчего поля красные? — поинтересовался Джарек. — Выращиваете чего?       — Это цветет мак, — отозвалась Кира, глядя в окно. — Здесь им засеяны огромные площади. Из него делают опиум. Основная прибыль страны.       — Вот, он-то нас сюда и привел, — задумчиво протянул анархист, злорадно усмехнувшись.       Наступило задумчивое молчание. Кэно сосредоточенно смотрел на пыльную горную дорогу, которая неистово петляла и подкидывала автомобиль на бесчисленных камнях и ухабах, но когда езда стала более-менее плавной, он вдруг затянул печальную местную песню, которую напевал пару дней назад на руинах крепости:       Даже не думай, что я буду твоим рабом,       Пусть у тебя и есть богатство и власть.       Даже если ты пронзишь мое сердце клинком,       Я не покорюсь тебе, знай.       Сегодня Новый День — все радуются, но не на моей земле.       Ибо разрушена моя страна.       Что случилось? К нам пришли волки — зачем?       За что отняли последний кусок хлеба у меня?       Почему стала для них добычей моя свободная земля?       Кира, пораженно впившаяся в него ясными глазами, опомнившись, подхватила мотив. Ее чистый голос разносился по горным хребтам и склонам мелодичным неторопливым напевом:       Почему стала для них добычей моя свободная земля?       Почему стала для них добычей моя свободная земля?       — Все хотел спросить, о чем эта песня? — заслушиваясь, обронил Картер.       — Потом как-нибудь сделаю тебе вольный перевод, — швырнул ему Кэно. Джефф понял, что таким образом его попросили заткнуться. Он закрыл глаза, слезящиеся от света солнца, и всецело отдался слушанию пленительного пения Киры:       Почему стала для них добычей моя свободная земля?       Почему стала для них добычей моя свободная земля?       — Откуда ты знаешь наш язык? — спросила она у Кэно, когда допела грустную песню.       — Я знаю очень много языков. Отчасти еще с армии, отчасти от соклановцев. В наших рядах есть выходцы со всего мира… Я еще пацаном был, когда у нас в клане был иранец, Саттар Назари. Тоже из-за разочарования во власти покинул родину, в 1961. Он после боев всегда затягивал эту песню. Так мы ее выучили. И смогли спеть, когда его провожали в последний путь. Эх, а я ведь тогда думал, что увижу его старость — железный был мужик! Но достойная смерть в бою — тоже награда. Так по-нашему.       Кира ничего не ответила.       — Здесь перевал, — сказал Картер, сверяясь с карандашными пометками на планшетной карте.       На склоне маячил покинутый, практически сравненный с землей кишлак. Кэно направил «Симург» к паре чудом сохранившихся домов. Анархисты оставили джип рядом с этими постройками в густой тени старых пихт. По одну сторону горной дороги они поставили миномет M224, по другую — крупнокалиберный пулемет ДШКМ. Каждый участник рейда вооружился автоматом Калашникова, Кира осталась вместе с Кэно у пулемета, миномет обслуживали Джарек и Джефф Картер. Теперь им оставалось только терпеливо ждать.       Небо затянулось тяжелыми тучами, на горы спускался холодный пронизывающий туман.       — Аллах покровительствует нам, — шепнула Кира.       — Конечно, у тебя и волос с головы не упадет без воли Аллаха! — усмехнулся Кэно. — Но туман действительно сослужит нам хорошую службу.       В тумане показались проблески фар.       — Идет колонна! — довольно проронил Кэно.       Анархисты начали стрелять по автоколонне. Как по плану, первой они расстреляли машину, шедшую впереди, что на узкой дороге намертво парализовало движение для всех. Вторым был уничтожен замыкающий автомобиль. Никто не мог понять, откуда шла основная стрельба — из пулемета или из миномета. Люди спешно покидали горящие машины и падали под перекрестным огнем автоматов. Когда все они полегли на землю, анархисты поспешили к колонне. Из выживших необходимо было выбить информацию. Кэно достал из рюкзака нож, составлявший пару подаренному Кире, и закрепил футляр на ремне. Афганец, который вел первую машину, успел спастись из горящего кузова, однако был очень тяжело ранен.       — Ну что, не хочешь исповедаться перед смертью?! — крикнул ему в лицо Кэно, ухватив раненого за грудки. — Имя?       — Рахим Ашери, — прохрипел афганец, глотая собственную вязкую кровь.       Кэно усмехнулся — им несказанно повезло. Он выхватил нож, приблизил блестящее лезвие к лицу Рахима Ашери и грозно, с каменным лицом спросил:       — Кто заказчик?!       — Пилигрим. Аарон Фьюри, — ответил афганец из последних сил. — Об одном прошу: похороните меня согласно моей вере…       Его голова бесчувственно упала набок, дыхание затихло, с губ сорвалось несколько крупных капель крови, и сухая земля мгновенно впитала их. Кэно бросил мертвое тело. Информация, данная Бесом, подтвердилась, и можно было не сомневаться в ее подлинности. С этим можно было возвращаться на родину, а там разыскать Аарона Фьюри и через него выйти на вожака врагов…       — Дайте теперь мне рацию! — приказал Кэно, направляясь к покинутому кишлаку, где остался «Симург».       — Вы его не похороните?! — с удивлением и даже возмущением спросила Кира, глядя на окровавленное тело Рахима Ашери.       — С чего бы?       — Он хоть и враг вам, но это вера! Кафиру не понять…       — Ну да, «кафиру не понять», — Кэно остановился, поставив руки на пояс, и плюнул на землю. — А то, что я друга своего похоронить нормально здесь не смог, это понять? Друга, с которым я такую мясобойню прошел! Того самого Шайтана из Пакистана! Это любой должен понять…       Кира вздохнула со смирением:       — Мир праху его. Я понимаю.       Вернувшись к джипу, Джарек занялся рацией, настраивая частоту. Покончив с настройками, он передал микрофон главарю. Тот низким голосом затянул знакомый мотив:       Даже не думай, что я буду твоим рабом,       Пусть у тебя и есть богатство и власть.       Даже если ты пронзишь мое сердце клинком,       Я не покорюсь тебе, знай…       Сперва никакого ответа по каналу связи не поступило, но через минуту бодрый мужской голос ответил, скорее сбивчиво проговорив, а не напевая текст:       Сегодня Новый День — все радуются, но не на моей земле.       Ибо разрушена моя страна.       Что случилось? К нам пришли волки — зачем?       За что отняли последний кусок хлеба у меня?       Кэно удовлетворенно вдохнул полной грудью и ответил:       Почему стала для них добычей моя свободная земля?       — Опять эта песня? — не смогла молча скрывать удивление Кира.       Джарек усмехнулся:       — Это наш пароль здесь. Чтоб не привлечь внимания.       Из радиостанции звучал восторженный голос Призрака:       — Паук, наконец-то! То есть, прием, я Скорпион! Сделано дело? Все живы?       — Информация при встрече, Скорпион. Вытаскивай нас.       Кэно передал байкеру координаты и объявил конец связи. Теперь оставалось только ждать, и он наконец-то позволил себе перекусить холодной лепешкой с бараньим фаршем.       Вдалеке послышался шум пропеллера. Он приближался медленно, и в тумане не скоро обозначился темный силуэт вертолета. Он начал снижение над погибшей автоколонной, и на его борту стала различима эмблема Международного Красного Креста.       — Куда мы держим путь? — поинтересовалась Кира.       — Обратно через Китай нам нельзя, когда мы подожгли задницу тамошней мафии. Полетим на Пакистан, вроде как на базу МКК в Пешаваре. Но на самом деле оттуда будем ехать на Индию. Потом перелет нелегальным рейсом в Манилу. А там уже нас примут на борт судна южноамериканские пираты. С ними до родных берегов, оттуда в Детройт. В Детройте у нас секретная база. Вот такой маршрут, детка. Хода хафез, Афганистан!       Кира с щемящей печалью обвела взглядом широко распахнутых ясных глаз утопающие в тумане горы. Сердце ее трепетало от мыслей о предстоящей новой жизни с «Черными драконами», но решительно прощаться с родиной… Это была неизбежная трудность. Эту нить проще разрезать быстро.       На борту вертолета стоял высокий человек, одетый в черное. Он помахал руками, подзывая боевых товарищей. Девушка застыла, опустив голову, словно в почтении перед исполинами-скалами в белых снежных шапках и накидках из свинцового тумана — вечными стражами гордого Востока. А потом вдруг, сжав кулаки, сорвалась с места, обгоняя молчаливых мужчин, и одновременно с их лидером села в вертолет.       Полет проходил в молчании. Призрак сосредоточенно пилотировал «вертушку», ни о чем не расспрашивая утомленных боем товарищей. Картер решил вздремнуть, Джарек, как вдохновленный живописец, любовался пейзажами внизу, Кира с замиранием сердца наблюдала, как Кэно от нечего делать перебрасывает в руке сверкающий резным лезвием нож. Клинок трепетал и порхал, как ночной мотылек, танцующий в воздухе перед манящим пламенем. Кира изучила взглядом руки анархиста — его ладони были небывало грубы, покрыты шрамами и давнишними толстыми мозолями и еще свежими мелкими ранами, но ловкость этих грубых мужских рук и четкость каждого движения поражала до глубины души. Если, по распространенному мнению, можно было вечно смотреть на две вещи — огонь и воду, — то к ним добавилась теперь третья — нож в руках Кэно. * * *       После долгого суматошного пути практически без остановок и отдыха, грязные, вымотанные, пропахшие потом, изнуренные жарой, тряской на пыльных бездорожьях, отсутствием нормального сна, голодом и жаждой анархисты в порту солнечной Манилы взошли на борт корабля современных пиратов. На нагретой солнцем просоленной палубе пахло рыбой и пивом. Прибывших странников встретили двое членов экипажа: длинноногая белокурая девица в кожаных штанах, кедах и обтягивающей белой футболке и высокий темнокожий бразилец с беспорядочными непослушными черными кудрями, одетый в ветровку камуфляжного цвета, протертую везде, где только можно, джинсы, старые кроссовки и перчатки с обрезанными пальцами. За ними вышел, чтобы возглавить «делегацию», седовласый капитан с несколько простодушным взглядом. Он носил потертую черную кожаную куртку поверх темно-бордового спортивного костюма.       — Рад видеть тебя, Кэно! — с улыбкой крикнул капитан.       — Здорово, Биннак! — ответил анархист, кивком приветствуя пирата.       Он твердо пожал руку капитана, после мужчины крепко обнялись.       — Это Биннак, капитан корабля, — представил Кэно соратникам старого друга, а затем указал на женщину в белой футболке: — А это Джола.       — Вас ждет свежая жареная рыба и холодное пиво, — уведомила гостей Джола, поправляя светлые, растрепанные морским бризом волосы.       Кэно указал на высокого бразильца — мужчина приветливо улыбался, сверкнув белыми зубами:       — Это Хесус, он же Сельдяной Король.       — Рыба есть такая, — пояснил Хесус, — серебристая, вытянутая, как ремень, рыба с красными плавниками. Один из плавников образует… ну… типа, корону на голове.       — Они плавают в косяках сельди, — продолжил Кэно его объяснение, — а Хесус по молодости ходил на рыболовецком судне, удил эту самую сельдь. Но признаваться не любит. Ну, как вы тут? — поинтересовался он делами пиратов.       — Да никак! — отмахнулся Хесус.       — Совсем? — недопонял анархист. — Отступные-то получили за своих заложников?       — Нет, — посмеиваясь, покачал головой Сельдяной Король.       — И почему же?       Бразилец отвел глаза в сторону и стыдливо, но в то же время сдерживая смех, ответил:       — Это оказались контрабандисты…       Анархисты расхохотались.       — Вы даете, сука! — качая головой, продолжал безудержно хрипло смеяться Кэно. — Взять в заложники контрабандистов! Конечно, за них вам бабки хрен кто даст — их там вообще не должно было быть! Нечего сказать, потешили старину!       Хесус тоже рассмеялся, припоминая эту донельзя нелепую и абсурдную историю.       Кэно вновь обрел серьезность и встретился взглядом с капитаном. Тот сразу понял — что-то произошло.       — Мне нужно переговорить с тобой, кэп, — обратился лидер «Черных Драконов» к Биннаку.       — Ну, сейчас твои люди пойдут приводить себя в порядок и обедать — а мы пока поговорим, — согласился Биннак.       Джола и Сельдяной Король провели анархистов в каюты, шумно расспрашивая о том, что они видели, что пережили в чужой стране. Когда их настойчивые крики затихли, Кэно положил на плечо Биннака тяжелую ладонь и сообщил безрадостную новость:       — Значится так, старина. Твой сын Кибрал погиб в Афганистане.       Капитан сбросил чужую руку со своего плеча и отвернулся, на его шее резко качнулась толстая серебряная цепь. Он молчал. Кэно мельком взглянул на него — Биннак смотрел вдаль невозмутимым холодным взглядом, но по загорелой скуле катилась слеза.       — Как это случилось? — наконец, смог выговорить Биннак.       — Да как? — развел руками Кэно. — По его собственной вине. Я предостерег… Но ему ж надо было выпендриться! Душманы засунули ему в рот автомат и расстреляли.       — «Выпендриться»… Да, он всегда был таким. Но знал же, что за страна!       — Да что там говорить?! Двоих людей потеряли в этом рейде!       — Кто второй? — сочувственно спросил капитан.       — Бес, наш информатор. И мой старый друг… Идиотская и бессмысленная смерть — гюрза, мать ее! — Кэно с возмущением харкнул за борт. — Да я тоже хорош. Поперся туда, решил молодость вспомнить — теперь вот без глаза остался. Мать моя женщина!       Биннак покосился на окровавленную и грязную повязку на лице анархиста, которую давно не помешало бы сменить.       — В Германию тебе надо ехать, Кэно, — посоветовал капитан. — К этому доктору Генриху Вайнеру. Он-то тебе поможет.       — Да брось, Биннак, — махнул рукой Кэно, — там уже ничего невозможно сделать.       — Так Вайнер же никогда не говорит: «Невозможно», — настойчиво продолжил убеждать его пират. — Он-то в свое время тебя на ноги поставил, когда все говорили: «Ничего невозможно сделать».       — Тогда, старина, все было намного проще… Да что с этим париться? Это не смертельно. Можно жить и с одним глазом…       Биннак положил руку на плечо Кэно и предложил ему пройти за остальными:       — Давай выпьем — помянем моего сына и твоего соратника…       Анархист резко развернулся и грозно зыркнул на него, будто выстрелил:       — Старик, пить нужно за живых, а мертвых оставь в покое, — сердито приказал он. — Мы-то живы.       — А ты все дальше будешь воевать за свою анархию? — поинтересовался пират.       — За нее родимую! — Кэно горестно приподнял брови и усмехнулся. — Я помру за нее!       Биннак глядел на него с тревогой.       — Помереть всегда успеешь, а пожить?       Террорист свысока посмотрел на него, как на ненормального.       — Опять ты за свое, кэп?! — он снисходительно покачал головой. — Ты же бандит, грабитель и вымогатель, а так простодушен! Пойми, старина, мне нравится моя жизнь!       — Как знаешь, — согласился Биннак. — Главное, чтоб жалеть ни о чем не пришлось…       Кэно не принял его слова во внимание. Его задумчивый взгляд скользил по линии горизонта, где гладь океана сливалась с безоблачным небом. Такое спокойствие и пустота навевали скуку и тоску…       — Черт с тобой, кэп! — плюнул на беседу Кэно. — Пойду к своим.       — Не торопись, Кэно, — задержал его тот. — Есть к тебе просьба.       — Что за просьба, Биннак?       — Не говори Джоле о смерти Кибрала, пожалуйста, — шепнул капитан на ухо лидера «Черных драконов».       Кэно глянул на него с безразличием, на его загорелом потном лице читалась только усталость.       — Это тебе решать, старик, что говорить своей дочери. Я пошел.       — Ты смотри нас не забывай! — крикнул пират вдогонку террористу.       Кэно обернулся. Он утомленно улыбался.       — Ага! Забудешь тут вас, после всего! — бросил он. — Удачи, кэп!       Биннак махнул ему вслед рукой и уставился на спокойную бирюзово-синюю воду. * * *       Через пару месяцев после переезда в США Кира перестала волком смотреть на окружающих. Она становилась более открытой для эмоций и словно спешила впитывать новую жизнь. Вскоре девушка стала полноценным членом клана «Черный дракон», и Кэно взялся лично обучать ее рукопашному и ножевому бою. В честь этого события она украсила свое плечо черно-красной татуировкой в виде герба клана. Кире давно нравилось это цветовое сочетание. После вступления в ряды анархистов она обыкновенно носила черные военные ботинки, красные брюки, черный кожаный топ и красную жилетку. Одежда прекрасно подчеркивала ее фигуру — девушка всегда была стройной и даже худощавой, с тонкими запястьями и изящными ключицами, небольшой аккуратной грудью и гибкой талией, а рельеф мышц, становящийся от регулярных тренировок все выразительнее, только украшал ее, уподобляя бронзовой статуе амазонки. Любой, кто встречался с Кирой взглядом, ощущал, какая страстно-пламенная душа жила в этом дисциплинированном теле. А чтобы менее походить на женщину с Ближнего Востока, девушка перекрасила волосы в красновато-рыжий цвет.       Осенью Джарек все-таки уболтал главаря смотаться в Германию к Генриху Вайнеру — хирургу с мировым именем.       — Ты знаешь, я никогда не говорю: «Невозможно», — еще раз повторил ему Генрих. — Только на разработки уйдет не один год.       — Я никуда не спешу, — отвечал Кэно.       Вожаку оставалось только покорно ждать.       Февраль 1989 года выдался по-весеннему теплым. Ясным вечером Кэно сидел на крыше заброшенной детройсткой электростанции, служившей штабом «Черным драконам», и беспечно смотрел на закат. Кира была рядом и неспешно пила из запотевшей бутылки холодную колу. Она пристально вглядывалась в его лицо, и он почувствовал ее навязчивый взгляд.       — Что, не нравятся шрамы? — спросил он.       Теперь Кэно носил на правом глазу черную повязку, из-под которой расходились глубокие, пугающего вида рубцы, уродующие правую половину лица. Но Кира была другого мнения:       — Отчего же? Тебе идет. Ты на пирата похож.       Кэно горестно улыбнулся:       — Вот так, сбылась мечта стать пиратом! Да вообще, анархисты и пираты — братья по духу. Любовь к свободе! Некоторые думают, что и ножи у меня похожи на пиратские…       — Чего ты хочешь?       — В жизни — создать анархическое государство. Конкретно сейчас — есть.       Кира ненадолго ушла и принесла тарелку плова. Анархист достал из-за пояса нож и приступил к ужину. Кира наблюдала за ним с каким-то угнетением и тоской.       — Будем ругаться с тобой, Кэно, — проронила она.       — Почему это вдруг?       — С ножа ешь — значит, драчливая натура.       — Да ладно, детка, я с детства еще так привык. Хотя, отрицать не буду — драться я люблю. Но с тобой драться больше не буду — мне и одного раза хватило, — он усмехнулся, потирая Т-образный шрам на ребре ладони, оставленный чурой.       Кира грустно взглянула вдаль.       — Просто странно как-то: у меня на родине плов руками едят.       Кэно поднял на нее взгляд, их глаза встретились. Анархист сразу понял по ее печальному отчужденному взору — она не избежала противоречивой тоски по родине. Воинственный, живущий традициями предков Афганистан, красивый и суровый, властный, но родной… Он навсегда остался далеко, Кира уже не вернется назад. Никогда.       — Все же… Скажи, детка, а почему ты воевала на стороне моджахедов, кроме того, что только так ты могла выжить? Ты знала, что с ними у тебя тоже нет будущего, но когда мы сражались за кишлак, твоя ненависть к "советам" была такой искренней…       — Это была война за мой дом, за людей, которые помогали мне выживать. И разве коммунистам было бы до меня дело, приди они хозяйничать на наших землях? И что мои проблемы против проблем целой страны?! Чужакам там не место, не говоря уже о том, чтоб нести туда свои порядки!       — И ты жертвовала собой…       — Да, я приносила жертву стране, которая никогда этого не оценит. Но я не могу осуждать людей за их непросвещенность, за то, что они не видели и не знают, как можно жить иначе. И пусть после войны… пусть однажды меня ждала бы смерть по законам шариата за то, что я делала — я приняла бы ее без сожаления и раскаяния, но с гордостью за то, как именно я прошла джихад, — Кира сложила руки и взглянула с надеждой в небеса, — Аллах, храни мой народ!       Кэно взглянул на нее с восхищением и уважением.       — Свобода, пусть даже ценой жизни. Это я и хотел услышать. Знаешь, детка, говорят, что из Афганистана ушел последний советский солдат. Из твоей страны официально вывели войска!       Лицо Киры озарила натянутая улыбка, но в холодных серых глазах оставалось уныние.       — Спасибо за эту новость. Может, теперь все будет хорошо.       — Все будет хорошо, если будешь в это верить, детка. Как говорил Че Гевара, «до победы — всегда»!       Он поставил тарелку на серые кирпичи и прижал Киру к себе. Кровавый закат отражался в их усталых глазах. На его груди сверкал серебряный крест, а на ней ветер трепал красную футболку с гербом Афганистана. Где-то на Ближнем Востоке над горами и мечетями, как всегда, кружили орлы. Реяли орлы и над горными хребтами и прериями Северной Америки. Птицы разных видов, но одного рода, отличные внешне, но имеющие один образ жизни. И два человека на крыше заброшенной электростанции — американец австралийского происхождения и афганская девушка, атеист и последовательница ислама — были подобны им. Их объединяли характер, идея и вера в заветную свободу. «До победы — всегда»! На этой священной войне они теперь всегда будут вместе.