Красотка

      Утро для Дазая всегда начинается одинаково. Первыми в офисе мафии появляются босс и его правая рука, поэтому подъём довольно ранний. Одевшись, он делает все остальные дела и идёт на кухню готовить завтрак.       Почему он всё делает сам? С его влиянием и доходом в доме, кажется, должна быть куча прислуги, но нет. Осаму настолько «помешан» на установленном им самим порядке, что никому и никогда не доверит уборку и готовку в своём доме. Эта причуда мафиози всегда всех удивляет и шокирует, а Дазай не видит в этом ничего страшного. Да и к тому же посторонние люди в доме никогда не приносили ему удовольствия.       Дазая никто не учил, как правильно жить. Он всегда был сам за себя и научился тоже всему сам. Отец отправил его в вольное плавание, как только привёл в мафию. Убивать его тоже никто не учил. На первом задании ему просто сунули в руки оружие и сказали: «Стреляй!» Вот и всё учение. Может ли он, хочет ли — всем было абсолютно безразлично.       Всё, что он умел и знал, целиком его собственная заслуга. Если бы не мафия, возможно, Осаму мог бы давно стать каким-нибудь известным человеком, а не просто ужасным и бессердечным мафиози, которого все боятся. Жалеет ли он об этом? Где-то глубоко внутри даже очень.       Сегодня какое-то особенное утро. Осаму прокручивает в голове вчерашний вечер. Почему-то его уже не так сильно напрягает общество своей жены. Её красота подкупает, а желание, как она вчера сама сказала, подружиться забавляет. Посуда помыта, что не удивляет, но почему-то делает приятно.       Приготовив завтрак и сев за стол, шатен смотрит в окно. Сегодня на удивление хорошая погода, и так не хочется никуда идти, а особенно на работу. Яркие лучи утреннего солнца уже во всю заливают бесконечное вольное пространство за окном. Сегодня мафиози это как-то совсем не радует, хотя он терпеть не может дождь и слякоть. День хороший, а на душе отчего-то плохо. Шатен переводит взгляд на руку, а точнее на палец, на котором поблёскивает кольцо. Мог ли он когда-то подумать, что оно будет надето при таких обстоятельствах. Всё это похоже на не смешной анекдот или шутку, которую сыграла сама жизнь.       За такими размышлениями он выпадает из реальности и на несколько секунд забывает про время и всё остальное тоже. Опомнившись, он быстро смотрит на часы и, на ходу надевая пиджак, выходит из дома.       Сегодняшнее утро начинается с собрания главных исполнителей. Это довольно скучное мероприятие, на котором обсуждаются направления развития организации, насущные проблемы, предстоящие переговоры с поставщиками оружия и всё в таком духе.       Дазай чаще всего даже не слушает речи исполнителей и босса. Он за столько лет работы в мафии знает всё даже лучше отца. Осаму изредка смотрит на них безразличным взглядом, всем своим видом показывая, что ему абсолютно всё равно. В кабинете сейчас лишь привычный полумрак; как и положено, по-рабочему грубый голос босса, различные посторонние шумы в виде скрипа стульев, шарканья ног по полу и скрежета чьей-то ручки по бумаге. Вопросы и доклады исполнителей заглушены мыслями в голове, и слышны лишь обрывки отдельных фраз. Мысли где-то очень далеко отсюда. О чём он думает, понять сложно, потому что в голове очень много всего. Дазай всё носит внутри, и это часто просится наружу, но он не привык жаловаться, делиться проблемами и тревогами. Он привык «исцелять» себя работой. Да, мафия въелась глубоко под кожу и уже не отпускает.       Возможно, Чуя вчера была права. Шатен боится себе признаться, но он и вправду когда-то хотел поделиться с кем-то всем, что накипело внутри.       «Слишком поздно…» — думает он и снова забывает о том, где и с кем находится.       — Дазай, сделай хотя бы вид, что слушаешь, — возвращает на землю голос отца.       Дазай медленно поднимает на него свой холодный взгляд. В его голове часто проносится риторический вопрос — почему так? Он бы, может, и хотел нормально общаться с отцом, но тот, кажется, сам не хочет этого.       — С чего вы взяли, босс, что я не слушаю? — слегка меняя положение на стуле, спрашивает шатен. Его совсем не беспокоит тот факт, что здесь сидят другие люди. Он никогда никого не стесняется, а все остальные уже давно привыкли, поэтому молчат, потупив взгляд куда-то вниз.       Мори несколько секунд укоризненно смотрит на сына, а затем складывает руки перед собой. Чем они действительно похожи, так это крайним безразличием и спокойствием. Чтобы босса вывести из себя, нужно сделать что-то запредельно глупое или идущее против системы. Он будет перерезать тебе горло и любезно улыбаться.       — Собрание окончено, все свободны, — спокойно говорит Мори и не отрывает взгляда от Дазая. Тот знает, что этот долгий взгляд означает, что ему нужно остаться, но намеренно игнорирует это и встаёт вместе со всеми.       Мори в свою очередь знает, что сын никогда не остановится, пока ему не скажешь об этом вслух. Он как бы специально провожает его взглядом почти до двери, а потом метко, как стрелой, преграждает выход одной фразой.       — Дазай, останься.       Осаму останавливается и, слегка закатив глаза, оборачивается. Он этого не хочет, но это стало похоже на инстинкт — отец приказывает, а он безукоризненно выполняет.       — Зачем? — уже не смотря на родителя, быстро отрезает он.       — Что значит зачем? — недовольно спрашивает Мори. — Ты сын мой. Тебе этой причины недостаточно?       Осаму усмехается. Ему правда смешно и хочется засмеяться в голос. Он никогда не знал отцовской любви и заботы.       — Странно, — с какой-то еле заметной тоской в голосе говорит шатен.       — Что странно? — всё так же спокойно и безразлично спрашивает босс мафии.       — Что ты ещё помнишь об этом.       Неужели слова Накахары так подействовали на мафиози? Ведь он, действительно, тоже человек, из какой бы стали и гранита ни состоял. Он живой, а это значит, что в любом случае что-то чувствует.       На пару минут повисла гробовая тишина, которая не нарушалась уже ничем, кроме еле слышного дыхания присутствующих здесь. Дазаю никогда не нравился кабинет отца. Полумрак и тёмные стены душат и давят. Запахи духов различных исполнителей смешались в один, настолько противный, что к горлу подступает тошнота. Шатен и так очень чувствителен к запахам, а здесь их всегда слишком много. Высокий потолок, панорамные окна, которые сейчас закрыты, делают кабинет каким-то нереально большим и даже бесконечным. Здесь вся суть мафии и её сухое и безжизненное сердце.       — Я всегда об этом помню, — контраст тона заметен сразу. В голове босса выключается режим «работа», и он перестаёт видеть в сыне только правую руку и главного исполнителя.       Осаму поднимает взгляд на отца и пытается понять, что это было.       — Хм, надо же… — все слова куда-то прячутся из виду, и шатен просто стоит и не знает, что ещё сказать.       — Подойди и сядь, я хочу с тобой поговорить, — глаза Дазая от такой фразы немного округляются. Нормальный разговор с отцом для него что-то на грани фантастики. Хотя это, скорее всего, совсем не то, о чём он думает, но всё же. Молча, он возвращается на своё место и садится.       — Как у вас двоих дела? — кажется, что с искренним участием спрашивает Мори.       — Интересный вопрос, — ухмыляется Дазай. — Тебе правду или приукрасить?       — Правду, — непоколебимости Мори нет предела.       — Нормально, — сам того не замечая, Осаму треплет кольцо на своём пальце. Эта привычка медленно входит в постоянную.       — И как я должен понимать, что это значит? — откидываясь в кресле и приложив палец к губам, спрашивает Огай.       — А вот как хочешь. Мы не любим друг друга, и я думаю, этим всё сказано, — увидев, что взгляд отца направлен на его палец, шатен быстро складывает руки друг на друга.       — Понятно… — на выдохе говорит Мори. — Как у тебя дела?       Дазай приподнимает бровь.       — Я что-то не пойму, ты заботливого родителя решил построить? — сказать хочется совсем не это, но вечная обида внутри говорит сама за себя.       Мори подаётся вперёд и слегка наклоняет голову в сторону, чтобы заглянуть сыну в глаза.       — Я понимаю, что обо мне, как об отце, можно сказать много чего плохого, но я всегда помню о тебе, и ты для меня важен, Дазай. Ты единственный, кто остался у меня в этой жизни.       От такой речи, наверное, обычный человек бы заплакал и бросился отцу на шею. Родители самое главное в жизни человека, они единственные, кто всегда помогут и поддержат тебя. Осаму же никогда не чувствовал, что у него есть папа. У него даже язык не повернётся назвать отца папой.       — Где же были эти слова лет семь назад? — слегка прикрыв глаза, спрашивает будто самого себя шатен. — Давай не будем сейчас делать друг другу больно и закончим этот разговор. Ты же не для этого меня остановил, я прав?       Огай и сам всё прекрасно понимает. Слишком много времени, событий и слов упущены. Его сын давно слился и потерялся в тёмных стенах мафии. Он пару секунд, молча, смотрит куда-то вниз.       — Вам нужно сходить в ресторан, — наконец говорит он и пытается что-то найти в ящике стола.       — Ах, да… Я же совсем забыл, что нам ещё нужно засветиться на публике, — саркастично отвечает Осаму.       — Да, нужно, — Мори, видимо, так и не нашёл то, что искал, поэтому по новой написал что-то на бумажке и протянул сыну. — Лучший ресторан города. Там всегда много важных людей, поэтому вы пойдёте именно туда. Здесь номер, позвони и закажи на вечер столик. Скажешь, что от меня, и всё сделают по высшему разряду.       Нехотя взяв записку, Дазай смотрит на отца.       — Ты мне даже ресторан самому не даёшь выбрать… — своё негодование шатен выдаёт лишь сжатыми кулаками, отчего костяшки его длинных пальцев немного побелели.       — Дазай, я… — начинает Мори, но не успевает договорить, потому что сын морщится и движением руки как бы останавливает его речь.       — Я знаю. Ты хочешь, как лучше, — Осаму разочарованно качает головой. — Слышал миллион раз… Что-то ещё или я могу идти?       — Прости меня, — неожиданно говорит Огай. — Я виноват, и не только перед тобой… Можешь идти, — он отворачивает голову в сторону и придерживает её рукой, облокотившись на ручку кресла. В голове начинают всплывать воспоминания, а давно мёртвое сердце обливаться кровью.       Только эти два человека понимают, о ком идёт речь. Тот, а точнее та, перед кем ещё виноват босс мафии, была слишком дорога обоим. Когда-то давно всё было по-другому…       Дазай ещё пару секунд сидит и молча смотрит в пустоту, а затем встаёт и уходит к себе. Воспоминания полностью занимают мысли, и на душе от этого становится невероятно паршиво.

***

      Чуя утром проснулась с мыслью о том, что, возможно, вся эта история немного странный, но подарок судьбы. Объяснить всё, что творится на душе, очень сложно. Какая-то необоснованная благодарность была внутри. Кому? Она и сама не понимает.       Не зная, почему, Накахара решила прибраться. Она искренне была удивлена тому, что Дазай сам делает уборку в таком большом доме. Откуда у него силы и время на это — загадка. Хотя сам Осаму тоже очень большая загадка.       Она прекрасно понимала, что делать уборку в доме человека, который любит свой порядок, опасно, но очень хотелось. Позавтракав, она принялась за работу.       Кухня и прихожая больших трудностей не доставили. Здесь всё было понятно и просто: протереть все открытые поверхности и помыть пол. Куда сложнее было с гостиной. Здесь всё было настолько хрупкое и красивое, что к чему-то прикасаться было даже немного страшно. Чуя не стала очень сильно увлекаться, но работу делала исправно.       Уборка иногда прерывалась на рассмотрение картин. Они были прекрасны. Авторы разных эпох и жанров восхищали. Здесь были пейзажи от морского до городского, несколько натюрмортов и даже абстракция. Девушка заметила, что даже картины в большинстве своём очень тёмные и холодные. Техники авторов были немного похожи: немного небрежные размашистые мазки, которые складываются в одно целостное полотно, состоящее из огромного количества оттенков. Рамы под состаренное золото, невероятно уместно дополняют и без того прекрасные репродукции. Одним словом, все вещи в этом доме полностью олицетворяют хозяина, его предпочтения и внутреннее состояние.       Закончив с первым этажом, она уже хотела подняться наверх, но вспомнила о рояле и вернулась к нему.       «Интересно, а он умеет на нём играть?» — думала Чуя, вытирая блестящую чёрную крышку.       Открыв её, она пробежалась пальцами по клавишам. Раздался приятный гулкий звук. Даже инструмент был похож на владельца. Чтобы получилась красивая мелодия, нужно лишь нажимать на правильные ноты.       Научиться играть на клавишных было давней мечтой рыжеволосой. Музыка для неё была чем-то недосягаемым. Где бы она ни пыталась ей заняться, всегда что-то случалось и мечта оставалась лишь мечтой.       Чуя немного постояла у инструмента и, закрыв крышку, пошла наверх.       Гостевые комнаты были закрыты, а в комнату Дазая она, естественно, не пойдёт, поэтому, прибрав свою комнату, она пошла в рабочий кабинет шатена.       Уборка заняла огромное количество времени, и сил уже тоже порядком не осталось. Несмотря на это, Чуя собрала силы в кулак и начала разбирать небольшой бумажный беспорядок на столе. Дазай просил ничего не брать и не смотреть, и Чуя не нарушала этого запрета. Всё, что она брала, тут же возвращалось на место, только уже в аккуратно сложенном виде.       Рыжеволосая взяла последнюю стопку бумаг, чтобы протереть пыль, но из середины выпала фотография. На ней был портрет какой-то женщины. Чуе почему-то показалось, что Дазай похож на неё. Такие же тёмные волосы, острые скулы и тонкие губы. Никаких надписей, которые могли бы объяснить, кто это, не было. Накахара невольно забылась и, сев в кресло, рассматривала фотографию.       — Я вроде бы просил тебя ничего не трогать, — от неожиданности Чуя вздрогнула и вскочила с места. Прислонившись к косяку, Дазай стоял и смотрел на неё. Вроде бы он должен сейчас злиться, но сказано это было спокойно и почему-то немного грустно.       — Прости, пожалуйста, я не специально. Я просто прибиралась и… — начала оправдываться Чуя, но Дазай остановил её.       — Я верю, успокойся, — он сегодня и вправду был какой-то ещё более печальный и холодный.       Голубоглазая снова посмотрела на фото и замялась в желании спросить.       — Дазай… Кто эта женщина? — она мягко прикоснулась пальцами к фотографии.       Осаму всё это время стоял, смотря в пол. Немного ослабив галстук, он скрестил руки на груди. Это ещё одно его лицо. Это не было похоже на злость или раздражение. Это, скорее, была скорбь.       — Это моя мать, — он развернулся и уже хотел уйти к себе, но Чуя остановила его.       — Подожди, — Накахара подошла и встала за его спиной. — Прости, пожалуйста, я не хотела сделать тебе больно, — она протянула ладонь, в желании положить её на плечо шатена, но одёрнула себя.       Дазай просто стоял и молчал. А что, собственно, сейчас можно было сказать?       — Может, расскажешь? — робко спросила Чуя.       — Нет, — быстро ответил мафиози — Спасибо, что прибралась. Мы сегодня идём в ресторан, — он посмотрел на часы. — У тебя полтора часа на подготовку.       — Вот так ни с того ни с сего? — удивлённо спрашивает девушка, но Дазай уже ушёл и захлопнул дверь в свою комнату.       Выбора никто не предоставил, поэтому Чуя быстро доделала уборку и пошла собираться.

***

      Чуть меньше чем через полтора часа Дазай стоял внизу и ждал Чую. На нём был надет костюм приятного тёмно-синего цвета с таким же синим галстуком.       Сегодня был какой-то слишком грустный день, поэтому он был полностью погружён в себя. Пока не появилась Накахара, всё лежало где-то в самых потаённых уголках сознания и не делало так больно, а сейчас…       Его размышления прервал стук каблуков по лестнице. Он поднял голову и немного обомлел. Длинное, до самого пола, платье с разрезом от колена. Верх платья был закрытый, поэтому рыжие волосы были аккуратно подняты наверх в причёску. Немного косметики и украшений, и идеальный образ готов. Чему он действительно был удивлён, так это тому, что платье рыжеволосой тоже было синее.       — Это просто совпадение или ты следила за мной? — с лёгкой усмешкой спрашивает шатен.       — Нет, я просто люблю синий цвет, — с таким же удивлением и улыбкой на лице отвечает рыжеволосая.       — Я тоже, — Дазай еле заметно улыбнулся одними только уголками губ. — Что ж, можем ехать?       — Да, можем, — она спустилась вниз, придерживая подол платья.       Они вместе пошли к машине. Настроения у Дазая явно не было, но Чуя чувствовала какую-то вину за собой. Они сели в машину, и, отъехав от дома в полной тишине, она всё-таки решила попытаться поговорить и извиниться.       — Дазай, прости меня, я не должна была без твоего разрешения… — извинялась Чуя, опустив глаза вниз.       И снова тишина. Одна рука Осаму лежит на руле, а второй он облокотился на дверь. Взгляд его сосредоточен на дороге, но мысли опять же далеко.       — Мне было пять лет… — тихо начинает он. — У неё было больное сердце. В тот день они сильно поругались, и отец ушёл… Она заперлась в комнате и очень долго плакала, а потом… — он замолчал. Боль явно отражалась на его ранее безэмоциональном лице.       В голове у Чуи сейчас было много всего, и одна мысль перебивала другую.       — Дазай, давай развернёмся и не поедем никуда. Я скажу Мори-сану, что у меня разболелась голова и нам пришлось остаться, — сказала она, посмотрев на шатена.       — Нет, — качая головой, говорит Осаму. — Всё нормально. Вообще зря я тебе это сказал, забудь. Жалеть и утешать меня не надо.       Дальше вплоть до самого ресторана они ехали в тишине. Так «топить» свои чувства внутри надо ещё поучиться. Чуя сейчас почему-то подумала о том, что они похожи. Несмотря на то, что у Дазая есть отец, родительской любви он тоже давно не знает. В мафию шатен попал тоже не по собственной воле, и выбора ему тоже никто не предоставил.       День был слишком тяжёлым, но Осаму привык игнорировать душевные переживания. Он привык делать всё, что он сам не хочет делать. Должен, обязан, и никак иначе.       Оба не заметили, как приехали на место. Дазай молча вышел и открыл Чуе дверь. Заблокировав машину, он согнул руку в локте и посмотрел на девушку.       — Ты сейчас серьёзно? — округлив глаза, спрашивает рыжеволосая.       — А похоже, что я шучу? — настойчиво протягивая руку, отвечает шатен. — Мы муж и жена, поэтому так нужно. Расслабься и улыбнись.       Чуя молча берёт Осаму под руку и слегка улыбается. Она понимает, что это театр, а они оба актёры, поэтому нужно просто принять этот факт.       Самый дорогой и престижный ресторан города — место поистине шикарное. Огромное здание, залитое светом не менее огромных хрустальных люстр. Здесь собирается вся элита города. Накахара боится сейчас только одного — встретить нежелаемых знакомых. Не секрет, что сюда ходят богатые дяденьки, которые совсем не прочь изменить жёнам или просто развлечься с молодой девочкой на одну ночь. Она и сама здесь не раз была.       Как только они пришли и Дазай сказал про заказанный столик, их сразу проводили на место. Многие люди здоровались с мафиози, но руки он не пожал никому. На Чую все смотрели с интересом и шептались за их спинами.       Когда они сели, им почти сразу принесли меню. Голубоглазая чувствовала себя совсем не комфортно из-за огромного количества взглядов в свою сторону.       — Ты можешь успокоиться? — не отрываясь от рассмотрения меню, спросил шатен.       — Не могу. Эти взгляды… Они во мне сейчас дыру прожгут, — взяв своё меню, пытается отвлечься Накахара.       — Пусть смотрят, — откладывая папку в сторону, говорит Осаму и смотрит на девушку. — К нам никто не подойдёт, не переживай.       Не сказать, что Чую успокоили слова Дазая, но она попыталась отпустить все мысли.       Они заказали несколько блюд и бутылку вина. Ожидание было недолгим, потому что, опять же, все понимали, кто пришёл, и приоритет был в сторону мафии.       — Я всё время забываю сказать, — вспоминает в разгар ужина Чуя. — У тебя очень красивый сад.       — Спасибо, — сухо отвечает шатен. Подобные места очень сильно не нравились шатену, а особенно люди вокруг.       — Тоже сам или всё-таки есть садовник? — пытается разговорить и отвлечь шатена от всего вокруг Накахара.       — Всё-таки есть. Меня иногда сутками дома не бывает, поэтому иначе никак, — уже менее сухо отвечает мафиози, запивая изысканные блюда вином.       Чуя хотела спросить про рояль, но у шатена зазвонил телефон. Он посмотрел на экран и вздохнул.       — Я на минутку, — извинился он и, встав, отошёл в другую часть ресторан.       Накахара особо уже не волновалась и расслабилась. Поскольку Осаму даже здесь умудрился выбрать уединённое место, все люди были поодаль от их стола.       — Надо же, какая встреча! — услышала она за своей спиной и невольно вздрогнула.       То, чего Чуя так боялась, случилось. Невольно по телу пробежала волна мурашек, а в глазах встала картина совсем ещё свежих и крайне неприятных воспоминаний. Она даже боялась повернуться, в надежде, что тот уйдёт, но не тут-то было. Мужчина подошёл ближе и сел рядом с девушкой.       — Чуя, ты ли это? — слащаво спросил довольно молодой мужчина в дорогом костюме. Его лицо озаряла довольная улыбка.       — Нет, вы обознались, — слегка отодвинувшись от него, с неприязнью сказала Чуя, отворачивая лицо в сторону.       — Нет, дорогая, тебя я узнаю из тысячи, — он грубо пододвинул её вместе со стулом к себе. — Что-то я давно тебя не видел на работе. Куда это ты делась? Без тебя совсем там некого выбирать стало, — он приобнял её за талию и прикоснулся к локону рыжих волос, который свисал сбоку.       — Что вы себе позволяете? — спрашивала рыжеволосая, всячески убирая его руки и осматриваясь вокруг в поисках Дазая.       — Может быть, ты сбежала? Что, решила уйти в индивидуальное предпринимательство? — он никак не реагировал на всяческие отмашки девушки и лишь сильнее пододвигал её к себе. — А может быть, ты на сегодня освободишься для меня?       Их столик стоял за довольно широкой колонной. Дазай поговорил по телефону быстро и, вернувшись, слышал весь этот разговор, стоя за ней. На последних словах он не выдержал и вышел.       — Что здесь происходит? — спросил Осаму с прежними непоколебимостью и безразличием, когда увидел всю эту картину.       — Дазай… — начала Чуя, но договорить ей не дали.       — Ох, какая жалость, значит, ты всё-таки занята, Чуя-тян, — он наконец оставляет девушку и подходит к шатену. — Может быть, мы сможем договориться?       Дазай оглядывается по сторонам и, не увидев чужих взглядов, с силой даёт кулаком подошедшему по животу. Накахара вздрагивает. Таким она Осаму ещё не видела.       Мужчина слегка сгибается от боли, но Дазай ловко «расправляет» его, взяв за галстук.       — Значит так, — шепчет сквозь зубы мафиози на ухо мужчине. — Чуя-тян, как ты выразился, занята уже неделю как, она моя жена. Если ты где-нибудь ляпнешь хоть слово про то, что видел её здесь… — он незаметно отодвинул полу пиджака и показал оружие. — …найду и вынесу мозги. Понял?       — Да… кто ты такой… вообще? — пытаясь нормально продохнуть, спрашивает мужчина.       — Мафия тебе о чём-нибудь говорит? — смотря по сторонам и не ослабляя хватки, спрашивает Дазай.       Глаза мужчины округляются, и он судорожно кивает головой.       — Я… всё понял.       Осаму не без отвращения отпускает его и провожает разъярённым взглядом.       — Чуя, мы уходим, — вдруг говорит шатен. — Иди к машине, я сейчас.       Рыжеволосая сейчас была под большим впечатлением от всего случившегося и не сразу даже поняла, что сказал Осаму. Лишь увидев его ожидающий взгляд на себе, она встала и пошла к выходу.       Через пару минут после того, как Чуя пришла к машине, вышел и Дазай. Вот сейчас он был зол. Все его движения и даже немного мимика говорили об этом. Он разблокировал автомобиль и открыл девушке дверь, а затем сел сам.       Чуе было снова стыдно. Да, именно так. Перед Дазаем ей почему-то было просто невыносимо стыдно. Она даже боялась сейчас что-либо ему говорить.       — Дазай… Мне так стыдно, прости… — отвернув немного покрасневшее лицо, сказала она.       — Я сейчас отвезу тебя домой, а сам уеду, — холод в голосе снова слышен был отчётливо. У них только наступило шаткое перемирие, а тут такое…       Что-то сейчас спрашивать было бессмысленно, поэтому Чуя решила промолчать.       Ехали они очень быстро, видимо из-за того, что шатена вызвали на работу. Времени было уже много, поэтому на улице стемнело. Небо было усеяно звёздами, а воздух был холодный, отчего изо рта шёл пар.       Подъехав к дому, Дазай дал девушке небольшую связку ключей.       — Когда вернёшься? — тихо спросила она.       — Не знаю, — отвернув голову в другую сторону, ответил ей шатен.       Накахара молча вышла и, отойдя к дому, проводила печальным взглядом машину. На душе было очень неприятно, отчего даже в дом идти не хотелось. Если бы не ночная прохлада, то она бы ещё долго стояла в нерешительности войти, но сделать это всё-таки пришлось.