Only you are left

Обида душит Уильяма где то чуть выше третьего позвонка шеи. Ему совсем неприятно, до боли душно и плохо от мысли о том, что он для Ламаника, даже стелясь у его ног ковриком - всё равно не значит ничего. Его маленькая беда и трагедия сбежала в лес, ведь наверное даже не вспомнила о нём. Уилл будет ничем, пока не принесёт Ламанику доводы, причины жить - это то, что ему нужно было сделать в первую очередь. Стимулировать сердцебиение, разогнать по венам кровь - всё можно, но не каждый перелом срастётся правильно...может стоит сначала его приладить? Сделать так, чтобы все шестерёнки заработали и встали на место, ведь иначе, о, иначе Уилл потеряет свою самую дорогую "проблему", что сейчас лежит укутанная тёплой тканью, точно так, как демон его положил - без мысли, без признака, лишь с тихим пульсом. Без сознания. Химера пробирается сквозь мягкий полумрак, от окна к кровати - шаг, шаг. И миновав эфемерный разворот снова тихими шагами к окну - ему кажется, что мысли отстают от тела, оседают где то на полу, остаются там. Ему кажется, что в ожидании, бросая взгляды на причины, но не достаточно цепко - он теряет себя. Уильям уже давно крутится вокруг пострадавшего, столь давно, что говоря о "вчера", он говорит и о "завтра", а может всё это - один долгий день, ведь кто сказал этому миру, что "завтра" может что то изменить? Он не хотел всего этого! Уильяму хочется сбежать, поджавши хвост, но сейчас он понимает не только то, что бежать некуда - он вдобавок ясно осознаёт, что бежать не от кого. Он добил юношу, потерянного в себе, этой липкой цветочной жижей, ложными мечтами, сладким ядом. Он хочет ударить себя его рукой, но понимает, что молчание и поступки Ламаника и есть этот удар под дых. Химера знает, что ошибся, когда недооценил горе выбитого из колеи юноши, знает, что Ламаник даже близко не так прост, чтобы игнорировать его проблемы. Тихий кашель заставляет Уилла дрогнуть и развернуться, так резко тряхнув головой, что ресницы ловят на себя пряди длинной, кудрявой чёлки. Он случайно задевает тёмную, закрытую штору, и мягкий, малиново-рыжий свет заката падает на красные от нездорового жара щёки Глифула, что сквозь прищур тяжёлых век с удивительным, для его положения недовольством смотрит на голубоволосого. Жертва отбушевавшего шторма, сражённая каплями дождя в грудь - он смотрел на Уилла как человек, который искренне не понимает, что тут происходит, и самое главное - зачем. Мотивы Сайфера ему действительно неясны, хотя сознание ещё и не настолько прояснилось, чтобы употреблять это слово по отношению к Ламанику. Ах, если бы можно было как то сгладить гнев несостоявшегося самоубийцы - ведь когда Уилл подходит ближе, смиренным жестом садится на самый краешек кровати - Ламаник беззвучно шипит, смотрит так, что в этот взгляд не вмещается всего отвращения - но тонет в объятиях Уилла в виду своей слабости. Потому что просто не может оттолкнуть его от себя, а Уилл понимает - человек не хочет быть тут, в руках демона, а значит Уильям ничем не лучше других химер. А значит дабы не сделать из Глифула игрушку, нужно его отпустить. Но Уилл не хочет. Его вредность капризно топнула ножкой, и смахнув слёзы указала - я хочу так, и никак иначе. Выполняй. Задыхаясь тихим всхлипом, горя в котором определённо больше, чем гнева в синих глазах визави - бесконечно больше, он слабыми руками обнимает своего человека, наверное давит на жалость - кто бы кого жалел. А ещё понимает, что выглядит ничтожно, понимает, что должен заговорить, но прячет лицо в плече Ламаника, ощущая его жар, понимая, что должен помочь. И резко отрывает себя от своих принципов, с каплями слёз и эфемерной, белой крови - отстраняется, и заглядывает в мутные глаза. - Ламаник, выслушай меня... - обращение на "ты" режет слух, и заставляет сбиться, позорно заикнуться. А ещё во взгляде мученика Уильям читает совсем другую причину горя - юноша не собирается слушать ничего из тирад демона про потерю близкого человека - причина не в Монике. Уилл врёт себе, но знает, что человек просто боится оставаться наедине с ним, с Уильямом Сайфером. Боится, по какой то своей причине, боится того же, чего и сейчас, замерев в чужих объятиях. - Ты хотел бы от меня избавиться... - тихо начинает химера, пугаясь своего голоса, и жмурясь на секунду, чтобы собраться с мыслями. - Или от себя. - чуть чётче поясняет Уилл, будто сам себе рассказывает, ведь... - Ты делаешь с собой ужасные вещи. - говорит "ты" и смотрит в глаза - да, ты, маленький ребёнок - можно истолковать его слова - ты и никто иной, ты сам себе враг - но по щекам Уилла лишь вновь холодная вода. Слёзы согреваются уже касаясь их, кажется, жар заразителен. - И это... - дрожащим от слёз голосом демон обидчиво, отчаянно выдаёт, показывая, что оскаленый в безысходности острый клык - высшая степень его, маленького котёнка, гнева. - Это ужасно - это страшнее, чем смерть. Ты не заслужил это. Хватит. - Слишком громко для усталого, изнурённого злыми помыслами бури Ламаника - тот качает головой, и слабым движением, столь несильно - что и ребёнок надавил бы сильнее - отстраняет Уилла от себя. Голубоглазому хватает прикосновения, чтобы понять, что он перестарался. Демон в страхе замирает, всё знает - всё понял. - А ты видел смерть? - подаёт голос пострадавший, лукавит глазами, да так невесело, что впору и слезами захлебнуться - но Уилл дышит ровно. Химера не знает, что на такое отвечать - он вообще в последнее время замечает, что ничего не знает. - Я не хочу видеть твою... - сглатывает Сайфер, - смерть. - он поднимает такие грустные, такие потрясающие глаза на Глифула, и видит, что тот, кажется, смягчился. - ведь я так люблю... - жмуриться демон, признавая свою слабость окончательно - к чёрту, к чёрту всё, думает, наверное - ему всё простительно. - Тебя. - ставит точку, но всё равно, как малое дитя - не может остановиться на этом, продолжает. - Живого тебя, Ламаник. - смотрит с отчаянием, понимая что не смог пошатнуть равнодушие Глифула - тот смотрит всё также, измучено-зло, может чуть каплю - снисходительно. - Не видел. - тихо сипит человек в его руках, подытоживая бесполезный разговор, кажется, хочет усмехнуться - были бы силы. Конечно, как такое наивное создание, как Уилл, могло видеть смерть? А может видело слишком близко, потому и боится?