Семейная "идиллия"

      Удар линейкой по бледному запястью. Ещё один, и ещё. Ди старается оставить лицо бесстрастным и не морщиться от боли, ведь тогда дедушка Густав придёт в ещё большую ярость и тогда гематомами на запястье дело не кончится. Запястье прожигает болью, рука слегка подрагивает, не желая слушаться своего владельца. - Ты такой же, как твой отец. Такой же ничтожный и жалкий, недоношенный червяк, - голос Густава спокоен, ровен, лишь нажим говорит о злости и пренебрежении. - Хорошо, дедушка, - отзывается эхом Ди. Глаза у него пустые, будто мертвые, не выражают ни боли, ни страха, лишь скуку. Вселенскую скуку. Неважно, насколько хорошо ты будешь выполнять поручения, конец один. Так стоит ли дергаться лишний раз? Обидно лишь за отца. Этот старый хрыч папе и в подмётки не годится, не удивительно, что папа ушёл из этого места. - Иди к себе. Чтобы я не видел тебя до утра, - наконец, экзекуция кончается. Но Ди всё равно. Правда всё равно, в душе лишь пустота, такая оглушающая, что хочется сесть на корточки и уши руками закрыть. Но нельзя. Это слабость, а слабым быть недопустимо.       Блондин идёт в свою комнату, как вдруг видит, что соседняя дверь немного приоткрывается. Парень озирается по сторонам, на его лице теперь отражается испуг - и быстро шагает в комнату, запирая дверь за собой. В помещении темно, даже шторы задёрнуты. - Хэви? - зовёт парень почти жалобно, протягивая руку, чтобы хоть немного ориентироваться, пока глаза привыкают к темноте. За руку его осторожно берут и проводят к кровати.       Ди идёт беспрекословно, доверяя брату. Это рыжее солнышко - единственное, что осталось хорошего в его жизни. И он не сломается. Он выдержит. Ради Хэви. Братья садятся на кровать, и младший тянется к ночнику. - Хэви... - полузадушенно звучит голос старшего, когда он видит многочисленные кровоподтёки на лице и руках младшего брата. Ди чувствует, как горькие чувства плещутся через край. Злость одолевает рассудок. Нет уж! Его бить, калечить, унижать - сколько угодно, он не сломается, но рыжего трогать нельзя никому. - Ди. Не смотри так, мне почти не больно, - улыбается младший, успокаивающе гладя по плечу, - Я просто хотел удостовериться, что ты в порядке, - с этими словами рыжий обнимает брата. Ди отмирает через несколько секунд, утыкаясь лицом в родное плечо, спустя пару мгновений Хэви чувствует, что рубашка намокла от слёз старшего брата. Наверное, поэтому мелкий чувствует, что глаза слезятся...       Вдруг ручка двери проворачивается... - Нет! Нет! Не смей! Не трогай моих детей, тварь! Нет! - громкий крик будит Викторию, которая спросонья даже сперва не понимает, кому принадлежит крик. Женщина моргает и ужасается - она ни разу не слышала, чтобы муж так кричал. - Глэм! Проснись! Глэм! - она тормошит его за плечо. Глаза Себастьяна какие-то дикие, полные ужаса и ненависти, поэтому Вики теряется на мгновение, а после быстро прижимает мужа к себе, гладя по голове. - Это сон. Дурной сон. Всё хорошо. Мы дома. Ди с Хэви давно спят, - приговаривает рыжеволосая, чувствуя, как тело любимого несколько расслабляется. Ей показалось, или в уголках глаз Глэма действительно мелькнули слёзы? - Прости, что разбудил, Вики, - блондин очень быстро возвращает себе самообладание. Он благодарен, что его любимая женщина рядом, но раскисать себе не позволяет. - Я сейчас.       Себастьян заглядывает в комнату Ди - у Хэви сейчас ремонт - и видит своих сыновей. Старший спит на кровати, сбив одеяло в ноги, он так похож на него самого, младший - на диване, свернувшись в клубок, он копия его любимой Виктории. Его дети, его любимая жена, его лучший друг выдернули его из этого кошмара наяву. Глэм любит их сильнее всего в этом мире. И никогда, никому, не даст их в обиду.       Блондин слышит родные шаги Вики. Она подходит ближе и молча обнимает со спины, утыкаясь лицом между лопаток, и на душе становится так легко и спокойно. Глэм выбрал семью.