Прощай и люби меня

Итак, отсчёт пошёл. Рыжеволосой девушке, на лице которой отразилась глубокая скорбь, словно на могильной статуе, осталось жить три недели. Внутри неё было настолько пусто, что теперь она принимала огненный душ, чтобы почувствовать хоть что-то. Глаза её были красными и стеклянными, однако слёз уже не было: они текли три дня без остановки. Голос Софьи сорван настолько, что его теперь едва ли можно было узнать. Она потеряла себя, потеряла связь с реальностью, потеряла счёт времени вместе с Алиной. Подходя к зеркалам, Соня не сразу узнавала себя и постоянно задавала себе вопрос: «Когда это всё закончится?». Она устала жить. А теперь это вообще потеряло всякий смысл. Девушка бросила всё и закрылась дома, лишь изредка выходя в магазин, и сутками спала, пила и курила, прокручивая в голове свой конец. Другом для неё стал небольшой блокнот — её личный дневник. Она начала его вести полтора года назад. Кто бы мог подумать, что может быть ещё хуже, чем тогда. Иногда Соня хотела что-то писать, но слова никак не шли, и тогда рыжая просто покрывала страницы одним-единственным именем — Алина. Она никогда не была уверена в своей ориентации, однако точно знала, что любила и любит Олешеву не как подругу. Алина билась, как птица в клетке: обрывала Софье телефон с разных номеров, писала в социальных сетях, буквально ночевала под дверью… Она винила себя за всё случившееся. Девушка пыталась привести себя в чувство и решить вопрос без истерик, но срывалась. Алина кричала от невыносимой душевной боли, плакала и билась о стены: Олешева по-настоящему любила Соню. Розововолосая не сдавалась и продолжала обивать пороги, получая в ответ звенящую тишину. Неизвестность подкидывала дров в разгорающееся пламя сумасшествия. Софью же сводили с ума рыдания любимого человека за собственной дверью. Она избавилась от сообщений, перестав заходить в социальные сети, от звонков и смс, сменив номер, но ей было не под силу заставить Алину перестать приходить к её квартире. Когда Олешева стучала в дверь, а затем просто скулила под ней, Соня сворачивалась клубочком на своей кровати и тихо плакала. Даже не курила: на это просто не было сил. Через три недели рыжая едва чувствовала своё собственное тело и собирала мысли в кучу. Было уже невыносимо, она еле сдерживалась, чтобы не сдаться. Больше ждать было нечего. На календаре было второе июля. Соня решила, что после тире на её могильной плите будет стоять третье июля.

***

В подъезде дома, где жила Сомусева, снова было шумно: Алина без остановки стучала в дверь, решительно настроившись сегодня достучаться. Прошла минута, пять, десять, пятнадцать. С другой стороны было тихо. Отчаявшись, Олешева дёрнула ручку вниз и с удивлением обнаружила, что дверь открыта. Алина вошла. В квартире стоял едкий запах сигарет, хотя было понятно, что курили последний раз несколько часов назад. Олешева отметила, что не слышно привычного хода больших часов с маятником, и медленно пошла в комнату. Едва она вступила за порог, как от стен отскочил её оглушительный крик. Алина врезалась спиной в стену и скатилась по ней вниз, продолжая кричать. В голубых глазах стоял ужас, девушка неморгающим взглядом смотрела на уже давно мёртвую Соню, лежащую вместе с люстрой и петлёй на шее на полу. Олешева подорвалась и на ватных ногах подлетела к Сомусевой, глядя на её труп сквозь радугу слёз. Алина кричала, трясла холодное тело, целовала бледное лицо и чувствовала полное отчаяние. На звуки пришла соседка и, стараясь сохранить хладнокровие, вызвала скорую. Розововолосая ничего не видела и не слышала, она лишь билась в истерике над трупом с петлёй на шее. Большие часы с маятником остановились и показывали шесть минут первого. Спустя неделю после похорон Алина отважилась вернуться в квартиру Софьи. Всё это время рядом с ней был Саша, но пойти она решила одна. В руках она сжимала небольшую, сильно помятую бумажку, всунутую соседкой третьего июля, — ту самую записку, в которой Соня просит любить её. Олешева обошла квартиру медленным шагом, окидывая каждый уголок мертвенным взглядом, и остановилась около стола в комнате с часами. Она смотрела на небольшой блокнотик и долго не решалась его открыть, однако всё же взяла вещь в руку. Алина кинула взгляд на помятую Софьей кровать и не осмелилась на неё сесть, опустившись на пол. Девушка не знала, что на этом же месте рыжая провела свои последние минуты жизни. Олешева открыла блокнот, оказавшийся личным дневником Сони, и принялась читать страницу за страницей. Ей пришлось заново, но с позиции Сомусевой, пройти их историю. Последняя запись была выведена карандашом и предназначалась для Алины: «Я знаю, что ты это прочитаешь. Твой плач за моей дверью не смолкает вот уже три часа. Я его причина. Мне больно, я хочу открыть дверь, обнять тебя, уснуть на твоём плече, но тогда тебе будет ещё больнее. Завтра меня не станет, завтра закончатся мои страдания. Живи. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Время сотрёт мой облик, и всё будет хорошо. Я люблю тебя, Алина. Люблю, как никогда и никого не любила». Олешева ещё час рыдала на полу в квартире Сони, а потом вложила помятый листок в блокнот и, забрав его с собой, покинула это место.

***

Софья была не права. Алина почти поселилась на её могиле, часами вглядываясь в красочную фотографию, которую сама с любовью выбирала, и плача. Никто ей был не нужен и никто не мог помочь. Через год Соня каждый день стала появляться во снах, заставляя Олешеву сутками спать, а через два Алина первый раз увидела её, будучи в сознании, в том самом белом платье, которое розововолосая хранила в своём шкафу. Александр остался единственным человеком, который не отвернулся от девушки. Он искренне ей сочувствовал, но тоже ничем не мог помочь. Спустя долгое время уговоров Алина согласилась лечь в психиатрическую клинику. Но и здесь ей не помогли. Олешева просто существовала, превратившись в безликую тень, время для неё остановилось. Тоска, отчаяние и душевная боль не оставили ничего от прежней Алины. Устав бороться с реальностью, девушка вооружилась огромной дозой крысиного яда и приняла её на могиле у Софьи. Мучительная смерть сопровождалась красочной галлюцинацией: Соня, наклонив голову вправо, улыбалась и протягивала руки для объятий.