Рассвет

      Мелькающий за окном турового автобуса последние полчаса лес наконец-то редел, всё чаще сменяясь какими-то полями. И если так продолжится и дальше, было бы отлично — можно будет хорошо увидеть рассвет, который уже начинался, и, судя по розовеющим облакам на горизонте, обещал быть чем-то потрясающе красивым. Неудивительно — после ночных дождей обычно очень красивые рассветы, а дождь лил как из ведра полночи.       Поёжившись от холода (хоть и уже конец мая, но по ночам далеко не так тепло, как днём), Марко вытащил одну из кучи курток на соседнем сиденье — кажется, Маркуса, — и, поленившись надевать, попытался укрыться ею, как пледом. Подумал, вытащил ещё одну и аккуратно, чтобы не разбудить, укрыл Олли. Судя по соотношению размеров куртки и Олли, это была куртка Яски. Если бы он попытался надеть её, то просто утонул бы в ней, вызывая умиление большей части группы и техников и ворчание Яски об эксплуатации его вещей более низкими участниками. Олли никак не отреагировал, продолжая спать, и Марко невольно залюбовался. А может, просто задумался, залип в одну точку, а эта точка как раз оказалась рукавом куртки, который оказался где-то в районе плеча Олли. Всё-таки было о чём подумать. Видимо, поэтому он и не спит в такую рань, хоть и лёг довольно поздно.       Странно. Всё это было странно. Настолько, что Марко всё ещё привыкал и неизвестно, привыкнет ли вообще. Он хорошо помнил тот год, когда постоянно менял работу, метался с одного места на другое, однажды даже чуть не сбежал в Мадрид практически без вещей и денег, но вовремя проспался и передумал, а в свободное время играл в той группе. Ребята в ней были просто отвратительны, но он всё равно там оставался, потому что «ну, а как ты хотел, давай, докажи всем, что ты хоть на что-то ещё способен». И его тошнило от этого.       Хотя почему только от этого? От всего тошнило. Тошнило от вечных поисков работы, людей, себя — всегда неудачных; от попыток забыть нахрен последние отношения; от всех, кто радовался за него и говорил, что завидует, ведь он занимается с друзьями любимым делом и, наверное, счастлив (ха-ха), и от тех, кто в него не верил и каждый раз советовал найти нормальную работу; от давящей своими стенами с выцветшими обоями съёмной квартиры, где ремонт не делали лет тридцать так точно, на полу валялась куча листов и конвертов с рисунками, нотами и текстами песен, а хозяйка постоянно грозилась выселить за неуплату; от того, что каждый блядский раз, что бы он ни делал, всё шло через жопу; его тошнило от своей жизни. Но, как оказалось, любое дерьмо имело свойство если не сразу заканчиваться, то хотя бы становиться проще.       В один из бесконечных идиотских дней, когда один из гитаристов не выдержал их постоянных скандалов и ушёл прямо посреди репетиции, им понадобился новый — тогда и появился Олли.       В тот день Марко вышел из дома пораньше, чтобы не столкнуться с хозяйкой квартиры, и в спешке не подумал и надел осеннюю куртку, хотя было слишком холодно для неё. Пришлось и на репетицию идти пораньше — замёрзнуть насмерть всё-таки не очень хотелось. У двери репбазы нарезал круги какой-то парень, и, когда Марко уточнил, не он ли тот новый гитарист или просто тут бродит, он уставился на Марко, открыв рот, и спустя пару секунд пробормотал, что гитарист. Лишь когда они зашли внутрь, он, запинаясь и путая слова, начал рассказывать, как в четырнадцать обожал группу, в которой тогда пел Марко. А после репетиции, когда остальные как-то подозрительно быстро ушли и Марко остался всё убирать, вызвался помочь.       Тогда и начались перемены. Нет, Марко всё также никак не мог найти нормальную работу, еле находил деньги на плату за квартиру и не знал, чего вообще хочет от этой жизни. Но они с Олли всегда оставались после репетиций вдвоём, а потом возвращались на одном и том же автобусе, и домой Марко шёл с улыбкой. Впервые за долгое время хоть что-то шло настолько хорошо, что было непонятно, чем он заслужил этого парня. Непонятно, но ему становилось легче.       Он ушёл из группы. Так же, как и тот бывший гитарист — неожиданно даже для самого себя, во время очередной ссоры на репетиции. Даже до репетиции, потому что Олли ещё не приехал. И несколько дней сидел дома и не знал, что ему теперь делать без возможности играть. А потом Олли приехал поздно вечером и с порога заявил, что тоже ушёл. Теперь у них было ещё больше свободного времени, и почти всё это время они проводили вместе, создавая музыку и бесконечно болтая. Как выяснилось, они оба не могли найти своё место в жизни и хотели заниматься музыкой, но почему-то не делали этого так, как хотели. Блин, да у них тогда столько совпадений во всём обнаружилось, начиная мечтами и заканчивая предпочтениями во вкусах чипсов, что начинало казаться, что родственные души — реальность, в которую точно можно верить.       И они верили. И друг в друга тоже верили — настолько, что рискнули позвать их общего знакомого, Маркуса, и создать группу. Даже когда Марко всё-таки выселили и он жил в подвале своей матери, они продолжили. Потому что не знали, как ещё почувствовать себя живыми и счастливыми.       Риск оправдался. Именно это Марко и подумал, когда Олли, счастливый от победы Late Goodbye в той музыкальной премии, поцеловал его, а потом отскочил, бормоча извинения. Как он до того момента не понимал, что всё изначально было взаимно — оставалось загадкой. Хотя Марко и сам долго не понимал того же. Он настолько привык к вечным неудачам и провалам, что всё ещё спрашивал сам себя, почему у них всех всё так хорошо вышло (ладно у остальных участников, а он-то тут каким боком?) и чем он заслужил человека, который идеально его понимал и мечтал о том же.       Хотя… Сейчас, где-то в пути на их первый концерт за пределами Финляндии, в туровом автобусе, где все, кроме него, ещё спали, глядя то на сидящего рядом Олли, то в окно на какие-то поля, море не очень далеко, розовое небо на горизонте и такие же розовые облака, Марко начинал понимать, что так всё и должно быть.       Олли зашевелился и повернулся к Марко, сонно щурясь. — Ты чего не спишь? — шёпотом поинтересовался он. — А ты? — вопросом на вопрос ответил Марко. — А я сплю, — Олли поёрзал, устраиваясь поудобнее, насколько это было возможно, и положил голову на плечо Марко. — Мы море проезжаем? — Ага, — кивнул Марко. — Хорошо, — через пару секунд Олли снова поднялся, вглядываясь в лицо Марко. — Ты чего? — не понял тот. — Ты макияж не смыл, — объяснил Олли, снова устраиваясь на плече Марко. Тот усмехнулся, вспоминая, как вчера, когда шёл ливень, а они все, устав от долгого и шумного обсуждения чего-то очень весёлого, разделились по группкам разных размеров и спокойно болтали или занимались своими делами, Марко вдруг предложил накрасить всех желающих. Никакого контекста и предпосылок к этому не было, но ребята не только не посчитали его странным, но и заинтересовались его идеей. А потом они с Олли, который был вторым в очереди на макияж сразу после Яни, сидели и смотрели в окно, пока не вырубились. И даже сейчас никто из них почему-то не торопился идти спать на более удобные места. — Спи давай, — прошептал он, ероша длинные светлые волосы.       Да, теперь, когда череда бесконечных проблем наконец-то заканчивалась, можно было начинать верить в лучшее. Всё казалось на своих местах.