***
После того, как разорила холодильник Темного, Эмма, к своему удивлению, вновь уснула, но в этот раз нормальным человеческим сном, а не впала в летаргию. А проснулась от воплей. Она со стоном встала с мягкой перинки кровати в гостевой спальне, куда ее очевидно перенес колдун, когда Эмма вырубилась в гостиной на диване, и потирая поясницу, потопала вниз, чтобы узнать, что за банши напали на дом. Правда банши оказалась только одна и до боли ей знакомая. — Ты!.. — воскликнула Эмма, вмиг проснувшись, и указала пальцем в сторону Белль. Та замерла на полуслове и медленно повернулась к Эмме, и тут же отпрыгнула, удивительно ловко для той, кто носит такие каблуки, за диван, спасаясь от огненного шара, который в нее запустила блондинка. Румпельштильцхен, который сидел на том самом диване и устало слушал вопли девушки, которую он решил не убивать, а оставить Эмме, но с которой был твердо намерен больше не связывать свою жизнь и прекратить этот ошибочный брак. Развестись с ней решил, короче. Та не оценила. Нет, сначала она робко поскреблась в дом, чтобы извиниться? Помириться? Он не знал. Да и плевать было. Едва ее увидев, Темный понял, что разочарование и злость, кажется, выжрали в нем всю любовь и нежность, по отношению к этой женщине. Ему даже видеть ее не хотелось. Не то что говорить. Но все же говорить пришлось и едва он упомянул о разводе, как та завопила. А потом спустилась Эмма. И стала делать ремонт в его гостиной. А он спокойно сидел и не мешал. Пусть душу отведет. Ввиду своего состояния Эмма быстро выдохлась и плюхнулась на уцелевшее кресло. — А ну вылазь, болезная, — устало сказала она Белль, которая все еще пряталась за столом. — Я закончила сбрасывать пар, пора побеседовать. Белль возмущенно встала и уперла руки в боки. — Сбрасывать пар? — сердито сказала она и пригладила растрепанные волосы. — Вы меня чуть не убили!.. Эмма пошире раскрыла глаза и неверяще сказала: — Ты еще и возмущаешься? Самоубийца, что ли? — и со злостью добавила: — Или забыла, что ты, моль библиотечная, прокляла меня вечным сном? Наплевав, что я вообще-то беременна и это могло навредить моим детям!.. Шатенка растерянно моргнула. — Детям? — тихо спросила она. Белль не знала, что у их гостьи из другого мира двойня. Ее и так мучило чувство вины, а теперь оно увеличилось вдвое. Она внезапно закрыла лицо руками и зарыдала. Белль чувствовала, что своими руками все разрушила. Свой брак, свой счастливый конец, свои отношения с Румпелем… Да все!.. Эмма, увидев это, скривилась и хлопнув по подлокотникам кресла, на котором сидела, ладонями, с отвращением сказала: — Терпеть не могу сопли и прочее, — она посмотрела на колдуна и добавила: — Сам подтирай за ней лужи. Это твоя, в конце концов, жена. После чего встала и пошла в сторону кухни. Разборки разборками, а завтрак по расписанию.***
Полчаса спустя Румпельштильцхен вошел на кухню. Несмотря на утро, его плечи были устало согнуты, глаза потухшими, а уголки губ утомлено опущены… Картину печали и страдания с него писать можно, короче. — Только не говори мне, что это я виновата, — хмуро сказала Эмма, наблюдая за колдуном, который тяжко опустился на стул перед ней. Тот печально вздохнул и оперевшись локтями на стол, потер лицо. — И не собирался, — честно сказал Румпельштильцхен. Да и за что блондинку винить?.. За то, что его жена оказалась такой… мстительной и импульсивной дурехой? За то, что разрушила его гостиную? Или разорила его холодильник? Глупо все это. Наоборот, Эмма была в полном праве отомстить за себя и за своих детей. Пусть Белль радуется, что та ее не убила. Эмма тем временем вновь окинула его внимательным взглядом и сочувственно спросила: — Что, все так плохо? Колдун убрал руки от лица и едва заметно улыбнулся. — Да, нет. Хотя я думал, что будет. И больно и плохо. Но только усталость чувствую и странное облегчение. Кстати, спасибо, ты буквально открыла мне глаза на то, с кем я чуть не разделил жизнь, и на то, кто и впрямь мне дорог. Эмма непонимающе похлопала глазами и сказала: — Эээ… Пожалуйста, конечно, но не мог бы ты расшифровать склеротичке, о чем ты. Румпельштильцхен рассмеялся и почувствовал тепло и веселье, смотря на ее надутые губы и ее лицо, на котором так мило смотрелось непонимание. Он выдохнул, ощутив вдруг, как с его плеч свалилась невидимая ноша, и с улыбкой сказал: — Доедай уже свой завтрак и не забивай свою славную головку ненужными мыслями. Эмма насупилась. — Это такой намек, что я тупая? — хмуро спросила она. Темный закатил глаза. — Это такой намек, чтобы ты торопилась, — ехидно сказал он, а потом серьезно добавил: — У меня есть одна идея насчет того, как вернуть тебя домой. Нет, ему отчаянно не хотелось ее отпускать, но впервые в жизни Румпельштильцхен не хотел быть эгоистом и искренне хотел помочь ей вернуться к собственному сыну. Хотя бы попробовать.