Глаза зверя

      Седина крадет солнце из его волос.       По крайней мере, так всегда говорит Пак Чимин, последний вошедший в Сотню советник наследника Великого Тхэджо, второго императора династии Мин по прозвищу Белый Лев, доверенное лицо фамилии Ким.       И именно по этой причине Юнги должен сейчас признать, что скучает. Советник уехал с дипломатическим визитом на Юг, принимать ежегодный отчет у наместника. Почти десять лет назад Мингю втайне попросил императора оставить в покое неназванных любовников, рассказав под покровом ночи и после бессчетного количества бутылок вина, почему Сокджин все-таки оставил двор. Повелитель назвал это изгнанием и во всеуслышание объявил. что Юг отныне является самостоятельной частью империи, с обязательной уплатой налогов и соблюдением законов империи. У Кимов оказались развязаны руки, благо, они были достаточно сообразительны, чтобы воспользоваться ситуацией.       У трона отмирает Хосок, забирает у вошедшего слуги поднос, сам подает отвар господину. Машинально поднося кубок к губам, император интересуется:       — Писем не было?       Хосок лишь мотает головой, пряча улыбку.       За окном шелестит дождь. Старую вишню пришлось срубить, и теперь у молодого принца нет возможности незаметно сбежать из дворца. Да даже если бы и была — генерал Чон быстро выбьет лишнюю дурь из Чанбина на плацу, привычно гоняя до невозможности подняться. Ибо будущий император должен быть лучше, чем кто-либо из его подданных. Во всем, будь то военное искусство или дипломатия.       Император слышит ржание лошадей и шум со внутреннего двора. Начинают суетиться слуги, доносятся крики и короткие приказы, отданные высоким мелодичным голосом. Хосок стремительно оборачивается к двери, но замирает, склонившись в поклоне. Хочет что-то произнести, но Юнги уже молча делает жест ладонью, позволяя.       Быстрее ветра Хосок сбегает с третьего этажа по монументальным лестницам, на которых легко бы могла развернуться конница, если бы только кому-нибудь пришла в голову идея затащить сюда кавалерийский отряд. Он проклинает про себя бесконечные пролеты, перескакивая через ступеньки, что все никак не кончаются, и за очередным поворотом, в темной нише рядом с тяжелой напольной вазой, он влетает в такие знакомые объятия. Большие ладони смыкаются у него на спине, привычное тепло окутывает сердце. Все хорошо. Он вернулся.       — Ты бежал ко мне? — игривая усмешка в низком голосе, за столько лет он стал зависим от этого. — Так скучал?       — Вас не было почти три месяца, — Хосок прячет лицо на груди младшего, не желая позориться и показывать заблестевшие глаза. — Конечно, я скучал.       — Стареешь, любовь моя, — нежно смеется Тэхен. — Становишься сентиментальным. Отпусти меня, повелитель ждет нас.       — Я тоже тебя жду, — он отступает на шаг, убирая руки за отворот пояса. — Ты знаешь, где я буду. Поторопись.       — Обещаю.       Тронный зал освещен десятками свечей и масляных ламп. Тени пляшут на стенах, под порывами ветра складываясь в силуэты невиданных чудовищ. Гротескно преувеличиваясь и превращая повод бояться в искусство. На возвышении у трона стоит император, отвернувшись, и слушает бесконечный доклад главы тайной службы.       Но внимание помимо воли фокусируется на другом. На обветренной, огрубевшей коже рук, стертых от поводьев — опять потерял перчатки, а ведь приказано же было положить два десятка пар. На резко выделяющихся скулах, упрямом, злом выражении лица — опять забывал о себе. забывал есть и спать. На пыльной, потрепанной одежде и изношенных сапогах — наверняка скакали совсем без отдыха, на сменных лошадях, позволяя себе только на короткое время забыться сном в седле. И куда торопился, спрашивается?       Император чувствует нарастающее глухое раздражение, но не поворачивается. Знает, что не выдержит и сорвется, выльет все, что накопилось за долгие месяцы, на головы ни в чем не повинных советников. Все тревогу, грусть и злость, которые не давали спать и вернули, почти вернули давние кошмары.       Чимин смиренно ждет, опустив голову, когда младший Ким закончит доклад. Они связаны рамками приличий и дворцового этикета. Знают только самые близкие, только те, кто не сомневаясь, умрет за своего господина и посчитает это за великую честь. Нужно соблюдать протокол, будь он проклят.       За почти пятнадцать лет милый юноша превратился в красивого мужчину. Взгляд задерживался на нем, возможно, причиной тому была нежная светлая кожа, горделивый разворот широких плеч, миловидное лицо. Или жестко сжатые челюсти и открытый, дерзкий взгляд исподлобья. Правая рука императора не имеет права на жалость. Это была красота коллекционного меча, спрятанная в ножны из очарования. Каков настоящий Чимин, не знал, пожалуй, никто. Кроме двух человек.       — Тэхен. Хватит.       Ким послушно замолкает на полуслове, склонив голову.       — Как они там? — негромко интересуется повелитель.       — Хорошо, — Тэхен не поднимает глаз, но позволяет вольность. — Юнги-ши, Намджун в очередной раз просил передать вам свои извинения.       — Это все?       — На этот раз Сокджин просил за него. Просил подумать.       — Мингю, — зовет император, и из-за трона выходит его копия. — Следующей весной я отправлюсь на Юг, как только оттают перевалы. Ты с младшим Кимом останешься в столице.       — Ты наконец простил меня? — черноволосый мужчина медленно приближается, склонив голову. — Я действительно?..       — Простил я тебя давным-давно, — Белого Льва ведет на откровения. Чимин не вспомнит сейчас, когда последний раз повелитель позволял себе сказать лишнего своим подданным. Кроме него и Тэхена. — Я просто начал тебе доверять. За прошедшие пятнадцать лет у тебя было множество возможностей убить меня. Ты ими так и не воспользовался. Так что да. Ты действительно останешься замещать меня. Но при одном условии.       — Все, что будет угодно моему господину, — грохот, раздавшийся в голове у Мингю, не мог слышать никто, но с плеч словно упала осязаемая тяжесть. Даже дышать стало легче.       — Любое решение ты принимаешь совместно с Тэхеном, — младший Ким только поклонился, тяжело вздыхая. — И у него будет право последнего слова.       — Хорошо, — брат императора ощущает себя так, будто выиграл вторую жизнь.       — Только помни, — взгляд Юнги тяжелый, в нем ощущается угроза, но Мингю бесстрашно смотрит в знакомые глаза, — если ты решишь, что это подходящий момент, Чонгук умрет.       — Я верю слову своего императора, — дерзко усмехается единственный его родственник. — Пусть и император верит моему.       Долгие мгновения идет борьба взглядов. Не ломается ни один. Потом Белый Лев еле заметно улыбается и говорит:       — Хорошо. Верю.       Юнги отходит к окну, вглядывается в осенний непроглядный мрак. Тихо роняет:       — Все свободны. Завтра как обычно.       И не отводит глаз даже тогда, когда тяжелые двери гулко хлопают за спиной, закрываясь.       Неизвестно, сколько проходит времени, пару минут или столетия. В какой-то момент он чувствует горячие, грубые ладони, даже сквозь шелк ханбока чувствуются мозоли, пальцы давят с силой, причиняющей боль, впиваясь и прижимая к чужому телу.       — Мой господин…       Шепот в темной ночи тронного зала, когда уже погасли светильники, и тихий шорох одежд, что сейчас только мешают. Знакомый запах горной лаванды и жасмина. Облегчение, что человек, ставший вдруг целым миром, наконец-то здесь. В безопасности.       Второй император династии Мин по прозвищу Белый Лев не поворачивается. Не целует желанные, обветренные губы. Не рвет дорожную одежду, стремясь как можно быстрее добраться до тела любимого. Вместо этого он находит чужую ладонь у себя на животе и переплетает свои пальцы с его, облегченно выдыхая.       — Я ждал тебя.