***
Тюрьма. Это слово всегда было табу для обычных людей. Чимин слышал истории об этом месте с самого детства. Темное туманное место с высокими серыми каменными стенами, отделяющими насильников, убийц, наркоторговцев, мошенников, воров и кучу других отморозков от законопослушных граждан. Дерьмовый холодный душ и рис с фасолью каждый день. Мама пугала его этим словом, когда он был маленьким: если ты не доешь свою порцию, дяденька-полицейский арестует тебя. Будь хорошим или в конце концов будешь давиться каждый день фасолью, как твой отец. Это место стало для Чимина ночным кошмаром, поэтому он изо всех сил старался вести праведную жизнь. Он всегда помогал пожилым, платил налоги и выполнял свои обязанности. Он хотел любой ценой избежать тюрьмы. Он и представить не мог, что окажется здесь. По крайней мере, не в цепях и уродливой оранжевой одежонке. Не за преступление, которого он не совершал. Он просто был должен не тому человеку. Чимин сидит на заднем сиденье старого автобуса с решетками на окнах; внутри только три человека, не считая водителя, – еще двое мужчин в цепях и охранник. Один из них грузный, с головой дракона, растянувшейся от шеи до лысины, второй же представляет собой полную противоположность первому. Его тощее и костлявое тело утопает в оранжевой робе, и он заметно дрожит. Чимин не может его винить. Он тоже напуган – напуган местом, куда направляется автобус, и он сжимает кулаки в тщетной попытке скрыть дрожь. Он не может выглядеть слабым ни сейчас, ни когда-либо еще, или он скоро превратится в игрушку для заключенных, но дрожь в мышцах и постоянные подергивания работают не в его пользу. Боже, ему действительно надо покурить, чтобы успокоиться. Цепи на запястьях и лодыжках совсем не помогают остановить начинающуюся панику, и, хотя они не слишком тугие, их давление все равно ощущается, постоянно напоминая ему, что это его новая жизнь: закованная в цепи и лишенная свободы. Он закрывает глаза и прислушивается к раздражающему шуму автобуса, который помогает немного отвлечься. Автобус останавливается перед высоким старым каменным зданием, и Чимин следует за остальными. Из-за цепией на лодыжках ходьба становится мучительно утомительной, он держит голову высоко, но не оглядывается. Он чувствует, как заключенные сверлят его глазами, они, вероятно, взволнованы свежим мясом. Он молится Деве Марии и Иисусу, чтобы его благословили хотя бы нормальным сокамерником, ведь он не может все время спать с открытыми глазами. Личный досмотр – это то, к чему Чимин до последнего не готов. Он стоит, упершись ладонями в стену и закрыв глаза, пока охранник без лишних нежностей щупает его, посмеиваясь, когда Чимину становится неприятно. Это бесчеловечно и унизительно. Резиновая перчатка касается его кожи и обыскивает каждую складку, не заботясь о его достоинстве. Слезы жгут глаза, ему приходится глубоко и быстро дышать, чтобы сдержаться, грудь быстро поднимается и опускается. Как только охранник делает шаг назад, Чимин хватает свою форму – синюю робу с номером на левой стороне груди: 76238. Теперь это его личность. Теперь он не двадцатитрехлетний Пак Чимин. Он – номер, просто еще один заключенный без прав и привилегий. Он берет свои немногочисленные пожитки, идет за остальными и получает две дополнительные пары белого нижнего белья и дополнительную форму, которая, слава богу, оказалась не комбинезоном в стиле собери-из-меня-одно-целое. Это подарок от Хосока, который обещал приносить ему новую форму каждые две недели. Внутри – два этажа, абсолютно отличающиеся от того, что он видел в фильмах. Облезлые серые стены и металлические двери с маленьким окошком, вероятно, для надзирателей, чтобы они могли вторгаться в личную жизнь заключенных в любое время. «Сейчас время отбоя, – поясняет охранник, пока ведет новеньких. – Это блок B. Камера 23 – теперь твой дом, заключенный 76238». Чимин проверяет номер на своей форме и кивает. Дверь в камеру открывается со щелчком, от которого Чимин вздрагивает. Он слышит, как кто-то усмехается за его спиной, но игнорирует это и входит внутрь. Он резко вздыхает, когда дверь закрывается с тем же звуком. Камера представляет собой куб 2х3 метра с однообразными голыми стенами и единственным окном, решетки на котором делают комнату еще больше похожей на клетку. Из мебели в камере только двухъярусная кровать, туалет и раковина. Еще на каждом ярусе кровати есть по полочке. Взгляд Чимина упал на молоденького парнишку на верхней койке, одетого в такой же уродливый наряд. Даже в лежачем положении он выглядит выше и крупнее Чимина. Первое, что привлекает внимание, – огромные глаза, как у лани - такие же темные и пылающие. Это та искорка, которую вы можете заметить в школьниках младших классов, но не та, которую вы ожидаете увидеть в заключенном. Он удивляется, как мальчик до сих пор не утратил этот внутренний свет. «Он и в самом деле ребенок», - думает Чимин. – Привет, соседушка, – внезапно произносит парень и протягивает правую руку, заставляя Чимина подпрыгнуть от неожиданности. Голос мальчика высокий и такой же милый и уникальный, как и его лицо. Чимин изучает его лицо в поисках скрытых намерений, но все, что он находит в его глазах - это чистое счастье. Он нерешительно берет его за руку. – Боже, я умирал от скуки, – мальчик опустил руку и сел, игриво свесив ноги. – Чон Чонгук. А ты? Чимин не может поверить, что такое тепло исходит от преступника. Парень выглядит по-настоящему счастливым, его слишком большие глаза горят от восторга. – Пак Чимин, – отвечает он с застенчивой улыбкой. – Тебе повезло оказаться со мной. Другие тут не такие милые. Чимин не отвечает. Он знает, что улыбка и немного дружелюбия не должны его подкупать. Люди здесь не невинны, они умеют манипулировать, они могут, пряча нож и обнимая тебя, ударить в спину с теплой улыбкой, озаряющей лицо. Место человека здесь определяется действиями, а не красотой, и Чон Чонгук с его очаровательной улыбкой, из-за которой он напоминает кролика, может быть как простым взломщиком, так и сумасшедшим серийным убийцей. – Из-за чего ты здесь, Чимин? Чимин кладет свои вещи и ложится на кровать, продолжая молчать. Матрас жесткий и неудобный, а подушка пахнет слюной. – Молчание тебе не друг, чувак, – говорит Чонгук, немного разочарованный загадочным образом. Он спрыгивает с кровати и прислоняется к стене напротив. – Молчание может привести к безумию. Эти ублюдки заперли нас здесь, чтобы сломить и довести до сумасшествия. Мы как минимум должны дать отпор, и единственный способ – говорить. Это причина, по которой люди здесь разговаривают, несмотря на ненависть друг к другу. Он наклоняет голову, чтобы лучше видеть Чимина, смотрящего на него с пустым выражением лица. – А теперь давай попробуем еще раз. Чон Чонгук. Меня заперли здесь год назад за курение травки. Осужден по нескольким статьям и все такое. Ну и я, возможно, украл дурацкий набор карт в качестве шутки... ну... или это что-то вроде мести. Жаль, я не знал, что они стоят три миллиона. – Черт, ты шутишь что ли? – Это был долбаный Вагнер*, – вздыхает Чонгук, миленько надувая губы. – В свою защиту скажу, что не знал об этом. А теперь твоя очередь. – Вождение в нетрезвом виде, – шепчет Чимин. Кровать скрипит, пока он ерзает, пытаясь сесть в более удобное положение. – Тот парень умер в больнице, и я серьезно попал. Получил 22 месяца. В любом случае нет смысла скрывать это, это ведь не секретная информация. Может быть, Чонгук не так уж и плох. Его преступления – ничто по сравнению с остальными, и он вроде бы выглядит... ну, не невинным, конечно, но чистым? И Чимин в очередной раз удивляется, как блеск в его глазах не погас в этой клетке. Это место совсем не выглядит подходящим для такого ребенка, как он. – Чим? Чимин приподнимает бровь в удивлении, услышав знакомое имя от незнакомца. Единственный человек, который называет его так – это Сок-и, и прямо сейчас он, возможно, зарылся в книги посреди столицы в их когда-то общей комнате. – Можно тебя так называть? Чимин кивает. Вероятно, это и не такая уж плохая идея. Так он мог бы помнить о своей личности и не утонуть в этой адской дыре. Это могло бы быть якорем в настоящем мире. – Поскольку ты тут новенький, не стесняйся. Если тебе что-то понадобится, обращайся. Хорошо? Я дружелюбный соседский мальчик. Чимин не знает, реально ли беспокойство на лице мальчика. Он кивает, но ничего не обещает, ведь он здесь не для того, чтобы зарыться в нору и ждать окончания срока. Однако пока на парня можно положиться. Ему ужасно нужно покурить. – Ты можешь достать сигареты? – Деньги есть? – Да, – Чимин усмехается, роясь в кармане своей запасной формы, и достает деньги, держа их указательным и средним пальцами. Чонгук хмурится – теперь Чимин не кажется человеком, попавшим в тюрьму просто по случайности. Как ему удалось протащить столько денег через досмотр? Он, сверкая зубами, пожимает плечами в ответ: – Договорились.***
Чимин видел, что мужчина говорит – его губы шевелились, глаза бегали туда-сюда, жесты подтверждали его намерения – он просто не мог понять смысла сказанного. Он чувствовал, как в груди стучит сердце, но находился в странном оцепенении. – Пак, мне нужно твое полное внимание. – А? – он растерянно приоткрыл рот. Все смотрели на него, шеф Квон и Тэмин выглядели немного раздраженными, а взгляд Мины был полон беспокойства и жалости. Чимин закрыл глаза и глубоко вздохнул, чтобы собраться с мыслями, а его пальцы зудели от желания дотянуться до пачки «Пэлл-Мэлл» в кармане. – Извините, – пробормотал он и открыл глаза. Квон цокнул языком и бросил на него сердитый взгляд: «Как я уже говорил, нам нужен преступник и продажный полицейский. Преступник будет отправлен в тюрьму, и это станет возможностью попасть в круг Мина, а полицейский будет двойным агентом». Чимин оглядел комнату. Мина была вне игры, так как речь шла о мужской тюрьме, она была скорее консультанткой по проведению операции. Он увидел, как губы Тэмина дернулись, предупреждающе говоря ему: «Закрой рот или я с тебя живьем шкуру спущу». Это был его шанс, а с сердитым Тэмином можно разобраться позже, поэтому Чимин быстро поднял руку, широко раскрыв глаза и чувствуя какое-то безумие: – Я буду продажным полицейским, босс. Я… смотрел настолько много сериалов о бандах, что могу даже… – Пак… – Я имею в виду, что смотрел «Королей улиц» и... и тот чувак был крут... я даже могу использовать свой пусанский акцент, чтобы выглядеть так же круто... разве это не то, что вам нужно? И... вы знаете эту дораму на канале KBS... та, что с Кан Ханылем и… – Вот это да, совсем стыд потерял? – перебил его Тэмин. – А что плохого в том, что я хочу заниматься тем, что у меня хорошо получается? – Хм… Тогда почему бы тебе не использовать свою крутость, чтобы победить Мина? – Тэмин вскочил на ноги и подошел к Квону, неодобрительно наблюдавшему за их спором. – Босс, моя жена беременна, и я хотел бы быть в больнице, когда она родит прекрасного сына. Вы не можете отправить будущего отца в тюрьму. Я даже поспорил, что я буду первым, кого она позовет. Я не хочу проигрывать. Чимин увидел отчаяние на его лице, а его голос стал еще более высоким и умоляющим. И Чимину не хотелось обижать этого человека, он ему нравился, он был тем добрым старшим товарищем, который помог ему сдать экзамены и взял его в команду, несмотря на то, что тот был новичком. Но мысль о встрече с «домом Бугимена» была чересчур ужасающей, чтобы подумать о преданности. Он последовал за Тэмином и встал, уперевшись ладонями в стол и наклонившись вперед, переводя взгляд с босса на Тэмина. Чимин тоже был в отчаянии. – Мы что, торгуемся здесь семьями? Потому что у меня больная мать с умопомрачительными больничными счетами и старший брат, который мечтает стать прокурором, и я не могу его подвести. – Они могут жить. – У мамы случится сердечный приступ, если ее сын пойдет по стопам своего покойного отца, – прорычал он. – Я этого не сделаю. – Чимин выпрямился и отошел от стола, указывая пальцем на шефа. – Я этого не сделаю. Вы не сможете заставить меня это сделать. Он мог отказаться... он мог... верно? Попадание в тюрьму ведь не входило в клятву? Он не мог... он не... они не будут знать, что это часть его работы - Хосок, мама – и они так разочаруются в нем. Они только начинали снова быть семьей, теперь не нужно было просыпаться среди ночи и вздрагивать от простого звука или... или можно было гулять по городу, не убегая в страхе домой. Он не может ранить их, даже если это значит навредить Тэмину. Он откинулся назад, зарывшись руками в волосы. – Я не могу, – пробормотал он. - Чимин, я не могу оторвать отца от его нерожденного ребенка, и ты мне должен. Нет. Нет. Сейчас он не мог воспользоваться своим козырем. Только не сейчас. – Тебе не нужно беспокоиться о больничных счетах. – Ч-что? – он поднял голову. Он увидел это – вспыхнувшее торжество в глазах Квона. – А твой брат... мы можем выдать ему стипендию. Я слышал, он умный парень. Да, он такой. Что это вообще такое? Рынок? Будущее в обмен на счастье? Большее благо в обмен на его жизнь? – М-могу я дать свой ответ завтра? – Конечно. Он уже знал ответ на этот вопрос. Он выходил в ночные смены, работал сверхурочно, но этого никогда не было достаточно. Больничные счета, долги, которые оставил им отец, а также расходы на жизнь. Сколько раз Хосок ложился спать с пустым желудком или закинувшись одной чашкой лапши быстрого приготовления из круглосуточного магазина? Сколько раз он умолял больницу о скидке или просил своих коллег одолжить ему денег на лекарства? – Может... тебя подвезти? Чимин внимательно посмотрел на лицо Тэмина. Уголки его губ опущены, и он уставился на свои переплетенные пальцы. Чувство вины проступает на его лице. Чимин вздохнул и улыбнулся ему, хотя Тэмин не смотрел на него. Он не винит его, ведь какой человек не станет бороться за свою семью? – Спасибо, но мне нужно подышать свежим воздухом. Прим.пер.: *Карты T206 Honus Wagner - коллекционные карточки с изображением американского бейсболиста Хонуса Вагнера.