***
Темнота. Страх. Боль. Отчаяние. Чимин не понимает, что с ним, но ему плохо, и это ему не нравится. Он ничего не видит, но не из-за слез – перед глазами просто все расплывается. Он будто застревает в вязком мазуте – это чувство не похоже на приятную дрему. Он будто под влажным покрывалом, прилипающим к телу и удушающе тяжелым. Вдохи все короче и короче, и каждый раз при попытке втянуть больше воздуха тело не слушается, а живот пронзает мучительная боль, выбивающая из легких оставшийся кислород. Он слышит крики и вопли, но не может разобрать голоса. Это Юнги или он сам? Нет, он уже не может говорить. Но это единственное, за что можно уцепиться. Это лучше, чем ничего. Какая-то часть себя настаивает, чтобы он оставил отчаяние и страдания этого мира и отпустил боль, потому что боль, пульсирующая сейчас в животе, сильнее, чем возможно представить. Но другая часть заставляет цепляться за края сознания. Он не может сдаться. Страх никогда больше не проснуться побеждает мучительную боль. Кровь течет уже не так быстро, но все еще впитывается в его белую футболку с пугающей скоростью. Юнги пытается сморгнуть слезы, не сводя с Чимина глаз. Это бесполезно, потому что он продолжает содрогаться от рыданий, и слезы ослепляют его. Чимин не двигается, не моргает, а вся его кожа залита багровыми пятнами. Но Юнги видит, как ему больно, видит по тому, как слезы капают и смешиваются с кровью, по тому, как его тело дергается каждые несколько секунд, по тому, как он хрипит при каждом вдохе. Он слишком измучен и истощен, чтобы показать, как ему больно. Чимин в агонии, а Юнги нихуя не может сделать. Юнги снова дергает за наручники. Боль в запястье становится невыносимой, но он продолжает. Кровоточащие порезы на запястьях – наименьшая из его забот, ведь в двух метрах от него страдает Чимин. Надо лишь дотянуться до него, прикоснуться к нему и пообещать, что все будет хорошо. Возможно, это ложь, но это все, что он может. Тикают часы – времени осталось не так много. Юнги может лишь смотреть на него, умоляя продержаться еще немного… еще немного, пока… бля… он не верит в чудеса, но без колебаний продал бы свою душу, просто чтобы Чимин продолжал дышать. Юнги зовет его: «Чимин». Снова и снова, умоляя его продолжать бороться, утешая ложью. Он на мгновение сомневается, слышит ли его Чимин, но не прекращает. Может быть, ему это нужно больше, чем Чимину. Надежда умирает последней. Юнги и раньше чувствовал себя беспомощным. Когда Сокджин направил на него пистолет и заставил убить человека или когда он обнаружил холодное и неподвижное тело своей матери в гостиной. Да, то было ужасное, удушающее чувство, которое он мечтал выплакать. Но то, что он чувствует сейчас, – отчаяние или как там это, блядь, называется – причиняет ему такую боль, что он хочет умереть. От плача отчаяние только нарастает, он хочет повырывать себе волосы на голове, но может лишь раздирать наручниками кожу на запястьях. Он дергает, тянет, несмотря на то, что это бесполезно, чертыхается и ударяется головой о стену. Он глубоко вдыхает. Грудь медленно поднимается и опускается. Потом снова зовет Чимина. Зовет каждым ласковым прозвищем, которое приходит на ум. Чимин совершенно неподвижен, единственный признак жизни – хрипящий звук, вырывающийся из горла, и хотя это нехороший знак, Юнги достаточно. Ему нужно знать, что Чимин все еще жив, что время еще есть, но с каждой секундой все большая часть мозга принимает факт, что Чимин неизбежно перестанет дышать. Мысль о том, что Чимин вот так умрет, пугает его еще больше, потому что он знает, как сильно Чимин ненавидит быть один. Ничто не пугает Чимина больше, но в конце концов он сидит один на холодном бетоне, ему страшно, он мучается и ждет, что Юнги поможет, потому что он обещал. Он, блядь, обещал: «Я буду защищать тебя, Чимин, я сделаю тебя неприкасаемым. Даю слово». Это не первый раз, когда он подводит Чимина. Все это время он только и делал, что нарушал свои обещания. Взгляд Юнги падает на руки Чимина. Маленькие дрожащие пальчики вцепились в пустоту. Чимину больно, а он нихуя не может сделать. Возможно, ему следовало дать Квону, что он хотел. Они все равно умрут, и он мог бы покончить с этим быстро. Почему Чимин должен страдать из-за него? Он не замечает, что кричит, пока дверь снова не открывается и что-то металлическое не ударяет его в живот. Обжигающая боль выбивает воздух из груди. – Бля, заткнись. Из-за тебя у меня мигрень, ублюдок. Юнги заставляет себя поднять голову, несмотря на боль, и пытается вдохнуть. Перед ним стоит крепкий, но достаточно молодой парень. Вероятно, жополиз, выполняющий грязную работу за босса ради повышения. Кусок дерьма. – Он... Он умирает. Парень пожимает плечами. – Ну, это его проблема. – Он твой товарищ по команде, – устало шепчет Юнги, медленно закрывая веки. – Как ты можешь? – Чувством вины ты не заставишь спасти его, зато заставишь сломать тебе челюсть. – Пожалуйста, – он открывает глаза, отчаянно глядя на парня. – Пожалуйста, освободи меня. Парень насмешливо приподнимает брови, наклоняя голову. – Я просто ... я просто хочу быть с ним. Пожалуйста, – слезы начинают медленно стекать по щекам, когда он моргает. – Ты же знаешь, что я ничего не могу сделать. Я не собираюсь оставлять его и сбегать. Я бы вообще не пришел сюда, если бы не он. Пожалуйста, я сделаю, что угодно, только... Только, умоляю тебя, пожалуйста, позволь мне обнять его, – его голос звучит слишком тихо даже в собственных ушах. Слава, гордость, страх, боль – все это больше не имеет значения. Только Чимин имеет значние. Он совсем один, умирает на холодной земле, и Юнги хочет помочь ему почувствовать себя в безопасности перед смертью, обнять его в последний раз. – Пожалуйста. Я знаю, что тебе плевать, но... но по старой памяти... не оставляй его одного. Чимин ненавидит быть один. – И что я получу с этого? «Мою вечную благодарность», – хочет сказать Юнги, но проглатывает сарказм, облизывает пересохшие губы и делает глубокий вдох. – У меня с собой бумажник. В нем не так много наличных, но можешь забрать карту. Бери все, что хочешь. Мне все равно. Парень делает вид, что обдумывает его слова, но Юнги знает, что это лишь для вида. Такая шавка даже родителей продаст за деньги. – Пожалуйста, – его голос срывается. – Если ты попытаешься убежать... – Я не сбегу. Обещаю! – восклицает Юнги в накатывающем отчаянии. Мужчина сначала лезет в карман за бумажником и удостоверяется, что все на месте, записывая пин-коды в телефон. Юнги знает, что сдался слишком быстро, но этому гаду нужны деньги, так что не важно. Парень отстегивает наручники, еще раз предупреждая о последствиях побега. Юнги остается настолько тихим и неподвижным, насколько возможно, пока парень сковывает теми же наручниками его лодыжки, чтобы он не смог убежать. Металл больно впивается в кожу, но Юнги сосредотачивается на благодарности мужчине, пытаясь казаться сломленным и безнадежным. Юнги медленно подползает к Чимину, сильно прикусывая губу, чтобы сдержать стоны боли. – Эй, – тихо шепчет он и берет Чимина за руку, нежно поглаживая холодную кожу большим пальцем. – Все в порядке, малыш. С тобой все будет хорошо. Он знает, что больше успокаивает себя. Он даже не знает, слышит ли его Чимин, потому что тот лежит на боку, прижимаясь окровавленным лицом к шершавому бетону, и выглядит безжизненным. – Теперь я здесь, малыш. Не бойся. Он смотрит на нож, глубоко вонзившийся в живот Чимина, и осознает, что не сможет его вытащить. Только на нем и держится жизнь Чимина. Часть Юнги хотела бы, чтобы у него хватило сил прекратить его мучения, но эгоистичная часть его хочет, чтобы он продержался еще, ведь все не может закончиться так бессмысленно и грустно. Юнги осторожно ложится перед ним, крепко сжимая их пальцы. Он пытается сморгнуть слезы, дорожа каждой секундой, пока может смотреть на Чимина. Он знает, что происходит с людьми, которые умирают. Они исчезают навсегда, а потом ты тоскуешь по ним и сожалеешь, что не смотрел на них, когда у тебя была возможность. Чимин не умрет – хочет обмануться Юнги, но он уже знает правду. Он видит, как жизнь вытекает из Чимина, поэтому пытается запомнить его лицо так подробно, как только может. Его зефирные щечки и маленький носик, милые родинки на лбу, мягкие пухлые губы и... черт… вот бы увидеть его глаза, эти глубокие шоколадные глаза. – Чимин? Малыш? – еще больше слез скатывает по его лицу, а волосы липнут к щеке. В последний раз. Только в последний раз. Может, это галлюцинация, но он готов поклясться, что кто-то сжал его руку. Он хочет верить, что это реально, что Чимин с ним, слышит его, но в то же время он не хочет, чтобы Чимин пришел в сознание. Тогда ему будет больно, тогда он узнает, что умрет. Это напугает его, а Чимин не заслуживает такого. –Ш-ш-ш, малыш, ты в порядке. Просто поспи, тебе станет лучше. Юнги придвигает его голову ближе, сохраняя дистанцию. Одно неверное движение – и нож сдвинется и навредит еще больше. Губами он призрачно скользит по лбу, желая крепко-крепко обнять его, но не может. – Спи, малыш. Я здесь. Я рядом, так что не бойся. Когда ты проснешься, все будет кончено. Тебе больше не будет больно. Он набирается храбрости, чтобы нежно прижаться губами ко лбу. Поцелуй на вкус ощущается, как железо и соль, но ему все равно. Это его Чимин, и он хочет, чтобы он чувствовал себя в безопасности, чувствовал себя любимым. – Я люблю тебя, Чимин. Я так тебя люблю. Осознание, что он не сможет обнять Чимина в последний раз, камнем встает в горле, и в следующий миг Юнги расходится в рыданиях, будто ребенок, потерявший маму. Мир несправделив, и Юнги задается вопросом, что он совершил в прошлой жизни, чтобы столкнуться с такой болью в этой, потому что карма – единственное объяснение их страданий. Юнги чувствует, как его собственное сознание медленно ускользает, он хочет бороться и продолжать наблюдать за Чимином, но с каждой секундой становится все труднее, его собственная боль находится на грани невыносимой. Его искушающе затягивает во тьму. Там нет ни боли, ни печали. Там ничего нет. И, может быть, когда он проснется, он сможет увидеть глаза Чимина.***
– И ты просто так его отпустил? – А что еще я мог сделать? – Ну, не отпускать его? Чонгук устало вздыхает и прижимает ладонь, в которой держит нож, к своему веку. С кухни видно, как Тэхен и Сокджин расхаживают по комнате уже минут двадцать. Он шмыгает носом, глаза щиплет от нарезанного лука. Тэхен выглядит мертвенно-бледным, зрачки у него расширены, он стоит прямо перед лицом Сокджина и кричит. Его пальцы сжаты в крепкий кулак, он готов перевернуть стол. Спокойное состояние Сокджина удивляет – Чонгук не ожидал, что старший спустит Тэ его неуважительный тон, но сейчас именно Сокджин стоит, пораженчески пустив плечи. Чонгук не помнит, чтобы когда-либо видел его таким беспомощным. Чонгук не может винить Тэ за то, что тот злится. Черт, он, вероятно, сам бы вышел из себя, если бы он не так сильно переживал. Он бы соврал, если бы сказал, что не расстроен из-за Чимина. С обманом нелегко смириться. Чимин воспользовался его слабостями, использовал его и выдал их всех. Он знал, как много значит для него Тэхен, но все же пытался засадить его на пожизненное. Да блин, Чонгук бы тоже сел как соучастник. Но сейчас Чимин в опасности, и он думает лишь о том, вернется ли он. Время позлиться у него еще будет. – О чем он думал, когда поперся за ним? – Не знаю… может быть, спасти его! – раздраженно замечает Сокджин, будто это самый очевидный факт в мире. Ну, он действительно очевидный. Даже Чонгук знает, что Юнги готов сжечь мир ради Чимина точно так же, как Тэ сжег бы ради него. Он видел в его глазах. Видел страсть. – Какой в этом смысл? Я бы собственноручно убил его, будь на месте Юнги. Руки Чонгука застывают над луком. Он слышал обо всем, что случилось на складе, и не может поверить, что Тэ до сих пор одержим желанием закончить начатое. – Ты что, блядь, с ума сошел? – от внезапного крика Сокджина младший вздрогнул. Сегодня он впервые выказывает что-то похожее на гнев. – Это я должен тебя спросить, – кричит в ответ Тэхен. – Это ты сошел с ума, позволив копу беззаботно шататься, где вздумается. – Я уже говорил тебе. – Ты со своим сраным планом чуть не засадил меня снова. – Не моя вина, что ты не можешь держать свой хорошенький ротик закрытым. – Я покажу, кому надо держать рот закрытым, когда мы найдем эту суку. – Клянусь, если ты хоть пальцем тронешь Чимина... Это уже слишком. Чонгук ненавидит шум и крики, угрозы и обещания убийства. День сурка какой-то. В комнате повисает тишина, когда нож выскальзывает у него из пальцев и падает на керамику с металлическим стуком. Тэхен оказывается рядом с ним меньше чем через секунду, испуганно осматривая его с головы до ног. Чонгук неподвижно стоит, позволяя ему делать все, что заблагорассудится, пока на него нахлынули воспоминания. – Кролик, что случилось? – спрашивает Тэхен как можно мягче, но Чонгук лишь смотрит на него. Его холодный безжалостный голос, прозвучавший несколько секунд назад, все еще эхом отдается в его ушах. Он невольно вздрагивает, когда Тэхен тянется, чтобы вытереть слезку с его щеки. Рука старшего замирает, он в замешательстве сдвигает брови. – Это не из-за лука? Почему ты плачешь? Чонгук резко шлепает его по руке, глядя прямо в глаза. – Как ты можешь спрашивать такое, когда ведешь себя, как придурок? – Что я опять сделал? – озадаченно спрашивает Тэхен. Он взглядом просит помощи у Сокджина, но тот пожимает плечами. – Ты сказал, что убьешь Чимина, – почти кричит Чонгук, прищурив глаза. – Ты знаешь, что он сделал. – Он мой друг. – Он воспользовался тобой, – объясняет Тэхен, протягивая руку к Чонгуку, чтобы потрепать его по волосам. – Я просто пытаюсь защитить тебя. Делаю как для тебя лучше. –Нет. Ты, – Чонгук обвиняюще указывает пальцем на грудь Тэхена, – делаешь только то, что считаешь лучшим для меня. Вряд ли можно гордиться тем, что ты убиваешь моих друзей. Тэхен не может сдержать усмешки на этих словах и приподнимает бровь. – Теперь я плохой, потому что пытался защитить тебя? – А ты ожидал гребаной благодарственной грамоты за убийство Югема? – Детка, он сделал тебе больно. – А я все еще скучаю по нему. Тэхен смотрит на него с разинутым ртом, изучая лицо младшего, чтобы убедиться, что он не шутит. Чонгук прищелкивает языком, скрещивая руки на груди, и продолжает: – А теперь ты пытаешься убить Чимина и хочешь, чтобы я сказал «Окей, давай». Ты болен. – Чонг… – Кто следующий? Намджун? Или Юнги-хен? Может быть, мой будущий друг из колледжа? – Ребята? – окликает их Сокджин, пытаясь привлечь внимание. – Дело не только во мне, Тэхен, – игнорирует его Чонгук, даже не удостаивая Сокджина взглядом, когда он снова обращается к ним. – Чимин и твой друг тоже, а ты не только посмел угрожать его брату, но и... – Ребята, послушайте... – И угрожаешь убить его. Тебе наплевать на него, тебе наплевать на меня, тебе наплевать на всех, кроме своей эгоистичной бесполезной задницы... – Эй... – на этот раз Сокджин повышает голос так, чтобы они прекратили свое яростное противостояние и посмотрели на него. – Какого хрена ты хочешь? – рычит Чонгук. Сокджин поднимает свой телефон, чтобы показать им экран: – Намджун только что написал мне. Я думаю, у нас есть зацепка. – В чем дело? – спокойно спрашивает Тэхен, как будто на него не накричали всего пару секунд назад. – Какой-то идиот воспользовался кредитной картой Юнги. Все схвачено.