Ежедневный Пророк
Из газет, подшитых в архиве управления. Интервью
8 октября 2020 г. в 17:11
Примечания:
Muse - Pressure
П.: Ещё раз спасибо, что согласились дать нам интервью. В последнее время в магическом мире только о вас и говорят, как вы к этому относитесь?
Р.А.: На здоровье. Если просят, почему бы и не дать?.. Вопрос странный, не столько из-за смысла, сколько из-за адресанта — добрую половину того, что обо мне говорят, производит именно ваша газета. Мне разнести вашу редактуру или, чтоб поддержать дружеские отношения, редактуру «Вестника»?
П.: [смущённо] Зачем же сразу разнести… Нет, мы вовсе не враждуем с «Вестником». К слову, тот журналист, который много писал о вашем детстве, недавно был уволен.
Р.А.: Очень мило, а как своевременно! [пауза] Ладно, не стоит так бледнеть, господин редактор… Что написано пером, сами понимаете… не вырубишь уже ничем. То же касается любых разговоров, слухов, сплетен, и неважно, напечатаны они в проминистерской газете или произнесены шёпотом за кухонным столом. Каждая байка, перевранная десятки и сотни раз, заслуживает особого отношения — не потому что она плоха или хороша, а потому что является отдельно взятой, вполне самостоятельной байкой. А тот факт, что обо мне говорят и говорят много, меня никоим образом не волнует.
П.: Не сомневался, что вы скажете что-то подобное!
Р.А.: Вот как? Надо сменить тактику, не люблю предсказуемость.
П.: Ну, про самостоятельную байку я угадать никак не мог… Значит, вы предпочитаете частное общему?
Р.А.: Смотря в какой ситуации. В данной — да. Взять хотя бы ваши статьи за прошлую неделю: та, что о проклятой старушке, хороша, но скучна. Автор умудрился написать правду, так как расспросил меня на пороге управления и даже заглянул одним глазом в официальный отчёт. Всё было так, как он сказал, однако людям не понравилась сухость тона и скудость событий, и в следующем выпуске я уже выносил старушку из горящего дома. Кошмар…
П.: Дом не горел?
Р.А.: Да хоть синим пламенем. Дело было в сквере у реки.
П.: Н-да, неловко получилось… Я скажу им, чтобы не приукрашивали…
Р.А.: Приукрашивать всё равно станут, в первую очередь — вы, потому что иначе газета перестанет продаваться. В любом случае, намекните своим вассалам, чтоб они хотя бы сверялись с картой. Искажение собственного страшного облика я-то потерплю, но когда они поместили Дублин в Нидерланды…
П.: Это же про тех самых призраков, с которых началась ваша карьера?
Р.А.: Истинно так. Кстати, про это дело написали правду, даже вспоминать неинтересно.
П.: Если это неинтересно, боюсь представить, что бы вы сказали о моём списке вопросов. [смеются] Я предполагал, что придётся пропустить несколько пунктов, и всё же одна вещь волнует меня лично… Как вы относитесь к маглам?
Р.А.: Очередной случай, когда лучше не обобщать… Лучше, чем к некоторым волшебникам, и намного лучше, чем к некоторым слизеринцам — да помолимся же Мерлину, чтоб они это прочитали. У маглов, как и у волшебников, полно своих межгрупповых пререканий, и я бы сделал серьёзную ошибку, если бы сказал — «они хотя бы не грызутся из-за чистоты крови». Грызутся, ещё как, но всё же в последнее время неволшебники совершили в этом деле некоторый прогресс… Во всяком случае, в плане дискриминации по родовому или национальному признаку наше сообщество отстаёт безнадёжно. Они хотя бы начали пытаться.
П.: Вы меня удивили, я не предполагал, что вы заговорите именно об этом. Вас когда-то дискриминировали из-за колдовских корней?
Р.А.: Громко сказано. Кажется, кто-то что-то говорил, но они быстро поняли, что это бесполезно… Ситуация не выходит за рамки типичной хогвартской ссоры. Как всегда, дети наслушались родителей, а у тех — закостенелые предрассудки в адрес чьей-либо фамилии. По счастью, мне никто под руку не говорил. Некому было.
П.: Сомнительное счастье, прямо скажем…
Р.А.: Воистину сомнительное, но не вашу ли газету озолотил налёт на Мадрид? Вопрос риторический, можете не отвечать… Впрочем, даже без учёта этого случая у моих однокорытников возникли бы вопросы к моей фамилии.
П.: Зато они не возникают у маглов, верно?
Р.А.: У маглов свои, гм, претензии к людям… В их мире моя фамилия ни о чём не говорит, но, вероятно, говорю я сам. Некоторые ситуации доказывают, что и среди колдунов, и среди неволшебников есть и ублюдки, и предатели, и трусы, и просто люди, не дающие себе труда хотя бы иногда подумать собственной головой. Всегда найдётся кто-то, уверенный в своей правоте и не заботящийся о том, что его, в общем-то, не спрашивали. В целом — люди как люди, то же можно сказать и о нас, только колдовское сообщество столь малочисленно, что все гнильё всплывает быстро. Все друг друга знают и примерно представляют, куда соваться не стоит. Неволшебников же больше в разы, пока поймёшь, с кем имеешь дело — тебя в прямом и переносном смысле успеют задушить.
П.: Страшные вещи говорите, Рокэ…
Р.А.: Так у вас же давеча писали, какой я страшный. Надо соответствовать! [смеётся]
П.: Не только, не только! Вами восхищаются, в то же время вас боятся… Коллеги, например. Я читал (никому не говорите — в чужой газете), что некоторые старшие мракоборцы, не из лидеров, разумеется, вас не очень любят. Не беру в расчёт Варзова, Ноймаринена…
Р.А.: Ещё бы, с какой стати им меня любить? Всегда неприятно, когда ты занимаешь должность лет тридцать-сорок, из них последние двадцать — на честном слове и на заслугах прошлого, а потом появляется невесть кто невесть откуда и делает твою работу лучше тебя. Конечно, мы сразу начинаем возмущаться, что молодёжь отбирает чужие лавры… А сами-то где были последние лет десять? То-то же…
П.: [восхищённо] Вы ведь не опасаетесь, что они это прочитают.
Р.А.: Я с удовольствием повторю им это в лицо, если кто-нибудь осмелится спросить. Когда судят по возрасту, по крови, по национальности, по наличию души — молодцы, конечно, полезно отличать небо от земли. Только вот ни кровь, ни возраст и всё перечисленное — ничто из этого не может повлиять на то, как ты делаешь своё дело и как реагируешь в экстренной ситуации. Если кто-то неспособен при сигнале тревоги оторвать себя от кресла в приступе паники, это его проблемы. Если его работа — спасать людей, это проблемы других. Каждый должен находиться на своём месте.
П.: Полагаю, в том, что вы — на своём, ни у кого вопросов не возникает.
Р.А.: Ошибаетесь, любезный, меня и отсюда пытались спихнуть… А аргументы каковы? Сделал то, чего старожилы не сумели? Неудивительно, что те ирландские призраки так удивились. Их лет пять не могли согнать с насиженного места.
П.: Вас когда-нибудь судили по отцу или по братьям? Мол, будет мракоборцем, только потому что это семейное?
Р.А.: Да, пока все перечисленные были живы. Поспорить трудно, у нас и впрямь сложилась своего рода традиция, её только Карлос и нарушил — не по своей воле, правда… Как вы думаете, господин редактор, у дементоров есть воля?
П.: Бр-р, не задавайте мне таких вопросов! От них мороз по коже.
Р.А.: Ну, это естественно. От них ещё и умереть хочется. Вопрос, кстати, спорный — не удивлюсь, если нерешаемый… Где-то у меня валялись заметки о природе дементоров, в формате эссе. Вы такое не публикуете?
П.: С радостью!
Р.А.: Не сомневался, такая сенсация. «Мерлинова борода, этот выскочка ещё что-то пишет…» [смеётся] О маглах тоже было небольшое исследование, правда, закончить я не успел.
П.: Талантливый человек талантлив во всём. Обязательно пришлите мне, если допишете.
Р.А.: Если вас к тому моменту не уволят — непременно.
П.: [вздох] Жестоко… Но справедливо. Кто знает, как повернётся жизнь. У вас, наверное, всё по плану?
Р.А.: Конечно, господин редактор. С детства мечтал, чтобы мою семью частично уничтожили и частично покалечили, это же так интересно. (прим. ред.: сарказм!) После этого, разумеется, по плану — выжить самому и по возможности не дать умереть другому. Впрочем, по некоторым «другим» могила плачет, очень жаль, что мракоборцы работают только с тёмными силами.
П.: Ради Мерлина, давайте сменим тему, а то меня уво… так вот вы к чему! [смеются]
Р.А.: Да нет, всего лишь поддерживаю светскую беседу. Как там ваш список вопросов поживает?
П.: Плохо, он разонравился уже и мне! Лучше скажите… Конечно, вопрос не из приятных, но в кои-то веки у газеты есть шанс спросить вас лично, да и столько времени прошло… Что вы чувствовали, когда пришли дементоры? Именно это окончательно сподвигло вас стать мракоборцем?
Р.А.: Вы и сами знаете ответ на первый вопрос. Ничем жизнерадостным эти существа вас одарить не могут. Что до конкретных чувств, не мне с моею репутацией бездушной твари об этом говорить — инструмента, так сказать, не хватает… А вот в ваших вопросах проявляется очаровательная несостыковка, до сих пор остающаяся без должного внимания. Мракоборец, как всем известно, работает со всяческими проявлениями зла, а дементоры, пусть и проявляют его во всей красе, состоят на службе у министерства, верно? Даже если бы я ответил «да», это было бы рассмотрено как антиправительственные речи.
П.: Вы правы… До сих пор ничего не сделали с тем, что…
Р.А.: Ну, не только «с тем, что». У нас вообще хватает висящих дел, которые никто не трогает. Лондон хотя бы достаточно далеко от Мадрида, а то, что я здесь, это уж так… приятный бонус. Или неприятный, кому не нравлюсь — жизнь так разнообразна.
П.: И не говорите. А что же насчёт души? Вы неоднократно упоминали, но я, признаться, стесняюсь спросить…
Р.А.: Это ваша работа — не стесняться спрашивать, верно? Да и не делайте вид, что вы к этому непричастны — какой-то же ваш репортёр пробрался в атакованный дом, наделал массу компрометирующих снимков, пронаблюдал массу интереснейших вещей. Или их было больше? Кому-то же я обязан тем, что о поцелуе дементора вся школа знала с первого курса.
П.: Побойтесь Мерлина! Поцелуй дементора!
Р.А.: Боюсь-боюсь. (прим. ред.: сарказм) Преувеличение не моё — взял у газет! С другой стороны, кто знает, что это было… Наяву, здесь и сейчас я веду с вами вполне осмысленную беседу, не пялюсь в одну точку и при желании могу коснуться кончика носа с закрытыми глазами. Слабоумным так-то тоже не звали. Однако душу, покидающую тело, ни с чем не спутать — свидетели были, некоторые из них живы по сей день.
П.: Это ужасно.
Р.А.: Да нет, это прибыльно. Для газетчиков. Вот чего до сих пор не понял — каким образом мне присвоили статус нечисти. Это противоречит логике… Грязнокровка, поцелованный дементором, или всё-таки потомственная нечисть? Это ж какой увлекательный должен быть процесс зачатия, чтоб такое родилось? Вряд ли он имеет отношение к моим предкам…
П.: [смущённо] Действительно, вы не можете совмещать столько всего и сразу. Никто не может…
Р.А.: Я уже говорил, что далеко не все утруждают себя мыслительным процессом. Тяжко же, понимаете, работать своей головой. Школьникам ещё как-то простительно, но меня и в министерстве некоторые спрашивают испуганным шёпотом, как я прохожу проверку на входе — ну, ту, что с детектором нечисти. Один раз ответил, что всех убил и проверки больше не будет… Пришлось объясниться с начальством.
П.: Так вот почему полгода назад толкучка на входе была! [смеются] Ох, дела… Как жаль, что время на исходе — я уже почти привык к вам…
Р.А.: Какой ужас, отвыкайте обратно. Не дай Мерлин, вы мною проникнетесь, кто же будет выпускать скандальные статьи? «Вестник»? [подмигивает]
П.: А хоть бы и «Вестник»! Рокэ, последний вопрос… Простите за банальность, но он необходим. Не могли бы вы дать какое-нибудь напутствие нашим читателям?
Р.А.: Вы таким тоном спрашиваете, будто я могу дать только пинка… Напутствие так напутствие. Никого не слушайте и ни на кого не оглядывайтесь — пересуды несущественны, а смотреть лучше прямо перед собой.
П.: Философски! Я было подумал, что вы добавите «ни с кем не говорите», но…
Р.А.: …но я только что имел неосторожность поговорить с вами. Так или иначе, вряд ли это худшее, что случалось с нами обоими.
П.: И то верно!