Друзья? Не думаю.

      Война сломала нас всех. Нет никакого беззаботного детства и юности. Каждому из нас снятся кошмары, в которых мы видим окровавленные тела знакомых, друзей, слышим взрывы, вой, просыпаемся в поту и охрипшим горлом, иногда с холодными и солёными от слез щеками. От нас ушли прекрасные люди. Какой ценой далась эта победа? Мы обрели мир, но потеряли покой в наших душах.       Никто не хотел этого. Никто никогда не хочет проснуться в огне, в криках о помощи, в состоянии невесомости, в ситуации, когда надо действовать по полной, ведь от тебя зависит многое, а ты чувствуешь, как дрожат колени, руки, да все от страха. От чёртова страха так, что сводит челюсть, до побелевших костяшек на пальцах, оттого как сильно ты сжимаешь волшебную палочку — единственную защиту. Пытаешься смотреть сильным, стойким взглядом, а получается лишь затуманенное полотно, пытаешься помочь всем, кого встречаешь, в итоге не всегда это спасает, а видеть смерть эмоционально сложно, если ты не свихнувшийся, аморальный Пожиратель. Боишься навсегда потерять чувство осознанности, реальности. Даже сейчас, когда вроде все закончилось, мы живем этой войной. Взрывы, бури, разрушения и смерть — только это, стоит лишь моргнуть. Все счастье, умиротворение, спокойствие, как будто стёрли, забрали с собой те ужасные часы битвы. Многие навсегда потеряли любимых, лишились возможности вызывать патронуса, упустили здоровый сон без зелья, распрощались с жизнью, осталось одно существование.       Каждое утро я заставляю вставать себя с кровати, делать глубокий вдох, ощущая наполнение и тяжесть в лёгких, тем самым почувствовать, что я все ещё жива. Затем заставляю себя делать хоть что-то. Начинать работать или продолжать учиться я просто не в состоянии, поэтому все время посвящаю помощи людям. Уйти с головой в чужие заботы лучше, чем копаться в своих. Ведь это так тяжело. Все чувства стёрты, так становится немного проще.       Ужины в Норе изменились. Всех по прежнему рады видеть, обнимают при встрече, спрашивают о самочувствии, но теперь родное место посещает меньше знакомых лиц, веселье, смех и звонкие голоса сменились тишиной, тихими разговорами и громкими вздохами.

***

      Прогулка по лесу, недалеко от Норы, стала одной из моих дурных привычек. Когда-то мы играли в этом месте в снежки и догонялки. Эти деревья слышали наши споры, звонкий смех, фейерверки и хлопушки близнецов. А сейчас лишь тишину. Иногда мне кажется, что они подслушивают мои мысли, покачиваясь, высказывают свое сожаление. Ни я одна этим вечером чувствую неспокойное, давящее безмолвие.       Рыжий парень стоит, облокотившись на одно самое маленькое дерево. Его тёмный силуэт смотрит по направлению огней дома. Он повзрослел, как и все мы. Теперь его взгляд наполнен чем-то тяжёлым, неуловимой грустью. Появились морщинки, такие не правильные на молодом лице. Спина стала твёрже и напряженней, все тело покрывают мелкие и крупные шрамы. — Грейнджер, не мнись. Я не кусаюсь, — парень выдавил наподобие ухмылки и махнул рукой, позволяя подойти к себе. — Прости, не хотела нарушать твой покой. — У меня давно не было покоя, — глаза полные печали подтверждали, сказанные слова. Мы все ходили такие, с приторными полуулыбками и безумно отчужденным, унылым взглядом.       Мы с Фредом прекрасно ладили до войны. Он был моим самым первым другом, первой опорой, первой детской и юношеской влюблённостью, человеком, который всегда мог поднять мое настроение, поддержать после очередной ссоры с его младшим братом, подшутить, но как-то особенно по-доброму. Он стал первым, кто увидел кроме книжного червя Грейнджер, настоящую, открытую на приключения и веселье Гермиону. Я любила проводить вечера в кресле, у камина гостиной гриффиндора, за какой-нибудь интересной книгой, а он любил садиться около моих ног, зачаровывать птичек, которые начинали кружить над моей головой до того момента, пока не обращу на него внимание. Он подсовывал очередную свою разработку мне под нос, спрашивая мнение о новой задумке. И если мне что-то не нравилось, забавно грозился подсыпать очередную конфету «от занудства» в мой завтрак. Он внимательно слушал советы про то или иное зелье. Забавно хмурил свои рыжие брови, когда я излагала на мой взгляд интересные идеи. Затем подмигивал, вскакивал с насиженного места и бежал рассказывать младшему близнецу.       Так и стояли мы под деревом, каждый погруженный в свои мысли. Никто не собирался прерывать кокон тишины, образовавшийся вокруг. Фред положил свою руку мне на плечо и притянул к себе. Его дыхание слилось с моим. Только тучи сгущались над нами, стало как-то холодно и тоскливо.       Первый удар грома произошёл, когда его совсем не ждали. Я с закрытыми глазами, тихонько начала засыпать. От резкого и оглушительного звука мы оба вздрогнули. Война дает свои отголоски. Снова звуки грома. Сильные. Они разносятся эхом по лесу. Затем вспышки света. Яркие и короткие. Все происходило в одно мгновение. Вот снова жёлтая вспышка в виде сломанных палок, разбросанных по небу, вот уже звук, словно кто-то уронил чугунную сковородку на плитку. Я не поняла как оказалась около парня, который сполз по дереву, закрывая уши руками. Он покачивался из стороны в сторону, зажмурил глаза и тяжело дышал. Меня накрыл страх с еще большей силой. — Фред, Фред, дорогой, это всего лишь гром, — я пыталась сдвинуть его руки в сторону, чтобы он все-таки мог слышать мои слова, голос был сбивчивый, тихий, сквозь ужасное грохотание, — пожалуйста, сделай глубокий вдох, задержи дыхание, вдох, дыхание.       Мои слова совершенно на него не действовали. Фред все так же прерывисто дышал, его голова уткнулась в колени, а ладони на ушах тряслись. Кое-как я взяла его горячие кисти в свои, по телу тут же пробежали мурашки. Первое, что пришло мне в голову это задержать дыхание, ему нужно срочно задержать дыхание. Я поцеловала его. Руки крепко держали вспотевшее лицо, чувствовались лишь шершавые губы. Прошла минута, прежде чем парень пришел в себя. Он смотрел растерянно, повержено и наконец спокойно. — Что ты сделала? — Эм, — было тяжело говорить, его состояние до сих пор пугало меня, — у тебя случилась паническая атака, ты никак не мог успокоиться, это все, что я смогла придумать, прости. — Поцеловав, — он сделал медленный глубокий вдох, — я задержал дыхание. Спасибо, мне было так страшно, спасибо.       Какое-то время мы сидели так, у дерева, на холодной, мокрой земле. Откуда-то из далека все еще слышались громыхания, дождь намочил нас насквозь, а мы все сидели, обнявшись, погруженные в свои страхи. Никак не пошевелиться, не выбраться из этого. Кто-то говорит, что время лечит, но это не так. Все, что может нас спасти, заштопать, залатать — это мы сами и люди, которым доверяем больше всего на свете. Только чувствуя хорошее, разрешая себе чувствовать только хорошее, мы можем вылезти из болот воспоминаний, страха, отчужденности и изнеможения. Получиться ли у нас это сделать, и сколько должно пройти времени, никто не знает, но я надеюсь, что все образуется. Мы снова будем искренне улыбаться, в наши глаза вернется желание жить, любить и чувствовать. Ведь так?