какие-то драбблы

Юнги кажется, что это какое-то безумие. Чонгук говорит ему что-то сквозь смех, и у него весь рот перепачкан ягодным пирогом, но вместо того, чтобы скривиться от брезгливости, Юнги хочется только наклониться ближе и, слизав вишнёвый вкус, заткнуть его к чёрту, изрядно при этом смутив. — Ты чего? — вдруг спрашивает Чонгук прерываясь и жмурится так хитро, словно видит Юнги насквозь. — Да я думать больше ни о чём не могу кроме того, что ты выглядишь, словно ребёнок, которому впервые в руки дали еду, — Юнги замечает недоумённый Чонгуковский взгляд и поэтому добавляет с тяжёлым вздохом: — У тебя всё лицо испачкано. Тот хихикает вместо того, чтобы обидеться, и накладывает на себя очищающие чары. — А я думал тебе просто нравится пялиться на мои губы. Юнги вздрагивает, будто от испуга, и пытается безразлично пожать плечами, несмотря на ощущение приливающего к лицу тепла. Ещё минута, и его щёки и уши уже горят, а воздуха в груди не хватает с каждым мгновением всё больше и больше. Юнги ослабляет завязки на мантии, расстёгивает несколько пуговиц на своей рубашке и делает глубокий вздох, упорно игнорируя пристально наблюдающего за ним с нахальной улыбочкой Чонгука. — Ну что? — наконец не выдерживает он, потому что Чонгук так и не возвращается к своей непосредственной болтовне. Он резко поворачивается, и тогда с его глаз словно спадает пелена. Образ Чонгука становится таким чётким, что обманывать себя больше не получается: улыбка была не нахальной, а взгляд был лишён поддразнивания, так настораживающего Юнги. И что-то щемяще нежное таится в этих глазах: настолько обескураживающее, что Юнги даже забывает как дышать. Он не знает, что Чонгук видит в ответ, но уголки его губ дёргаются, после чего улыбка становится ещё шире. — Ничего, — отвечает он тихим мягким шёпотом, от которого по спине Юнги пробегают мурашки. И хоть они спрятались в каких-то зарослях от лишних любопытных глаз, Юнги всё равно ощущает себя так, будто в этот момент все существующие в округе начинают на него осуждающе пялиться. Чонгук опускает взгляд и выглядит довольно смятённым, прежде чем всё же решается заговорить снова: — Просто я всё ещё не могу поверить в то, что это правда. Что это не какой-то акт жалости или простое любопытство. Что-то такое. — Ты имеешь в виду с моей стороны? — осторожно уточняет Юнги, нервно потирая ладони. Его немного пугает этот разговор: ему не хочется врать Чонгуку и убеждать его в том, что он готов вот так сразу полностью ответить на его чувства, но и чем-то притворным он это не считает. А как дать понять не знает. Чонгук кивает, и между ними повисает весьма нелёгкое молчание. Юнги насторожено косится в его сторону и пытается понять, ждёт ли Чонгук от него какого-то ответа. Тот выглядит полностью погружённым в себя, но, возможно, если Юнги не возьмёт сейчас всё в свои руки, то потом у него уже не получится ничего исправить. — Когда ты понял? — прежде чем выражение лица Чонгука становится ещё более подавленным, Юнги понимает, что это не лучший вариант в их случае. Поэтому в самый последний момент решает начать с себя. — Не могу сказать точно, когда впервые подумал обо всём этом, но мне очень не нравилось, что ты постоянно злишься из-за Чимина. Не потому, что мне было обидно за Чимина или что-то в этом духе. Я чувствовал себя ужасно беспомощным, потому что мне хотелось дать тебе хоть что-то светлое, но не получалось. — Это не слишком сильно похоже на влюблённость, — безрадостно замечает Чонгук. Юнги понятливо на это кивает. — Наверное, ты прав. Но я вообще не мог выкинуть это из головы, а для меня это-то что-то да значит. Просто я не из тех, кто привык копошиться в собственных чувствах, пока не наступает пора хоть что-то с этим делать. Чонгук понятливо кивает и ничего не говорит в ответ. Юнги понимает, что пока он ещё не готов развивать эту тему: настолько у них всё шатко и неопределённо. — Кстати. А почему всё-таки ты отказался куда-то ходить со мной, Тэхёном и Чимином? — спрашивает тот вместо этого. Юнги страдальчески стонет, когда Чонгук вспоминает об этом, и падает на траву, мечтая провалиться по землю, но ничего не говорить. — Что? — смеётся Чонгук: ну хотя бы у Юнги получилось его развеселить. Только это и убеждает его ответить на этот вопрос. — Потому что меня не покидало ощущение, что это слишком похоже на парное свидание. Юнги заранее куксится, готовый к насмешливой реакции: хмурит брови и надувает губы. Но вместо этого реакцией Чонгука становятся широко распахнутые глаза. — Я даже не могу понять, — бормочет он. — Мне сейчас до безумия приятно, или всё же обидно… — Не воспринимай это на свой личный счёт, — Юнги протягивает к нему ладонь для того, чтобы мягко хлопнуть по колену. — Просто это было до ужаса неловко. А мне отвратительно даются такие моменты. Чонгук никак не реагирует на эти слова, и Юнги успевает убедить себя в том, что тот не воспринял сказанное им в серьёз. Вот только атмосфера между ними не сгущается, а задумчивость Чонгука не выглядит мрачной. Поэтому Юнги решает дать ему ещё немного времени, не продолжая их разговор первым. — Юнги, ты правда мне нравишься. Это признание слетает с губ Чонгука так легко, будто ему ничего не стоит произнести эти слова. Но вот серьёзное выражение его лица выдает его с потрохами. Юнги тяжело сглатывает, будучи не в силах отвести от Чонгука свой взгляд. — Помнишь, ты предлагал Чимину что-то похожее, — это кажется таким неуместным сейчас, но Чонгук продолжает. — Можно я поцелую тебя, чтобы ты мог прислушаться к своим чувствам? Когда губы Чонгука смыкаются, всё, что Юнги слышит — ветер и шорох листвы над их головами. Каждое из пяти чувств словно обостряется и притупляется одновременно: Юнги ощущает и замечает вещи, о которых раньше и не думал, но одновременно с этим он абсолютно ни на чём не может сосредоточиться. Мысли плывут, и Юнги неосознанно облизывает пересохшие губы. Сердце стучит не только в груди, но и в горле, и в голове: сердцебиение ощущается даже в кончиках пальцев. И даже если Юнги долгие секунды ничего не произносит, он всё равно знает, каким будет его ответ. — Конечно. Он пытается звучать уверенно, но его голос подрагивает, и, произнесённое на хриплом выдохе, будто ощущается таким хрупким. Чонгук осторожно кончиками пальцев касается его щеки, словно и сам Юнги сделан изо льда. Кожа под его прикосновениями горит. Юнги чувствует навязчивое желание скосить взгляд на руку Чонгука, но немалыми усилиями заставляет себя задержаться на глазах Чонгука. Тот неуверенно улыбается и медленно наклоняется, окончательно отключая у Юнги возможность думать. Его тёплое дыхание опаляет щёки и губы. Момент растягивается в вечность, и картинка перед глазами расплывается от того, насколько Чонгук близко. Ресницы Юнги подрагивают, и он закрывает глаза, ощущая, что готов полностью довериться. И когда губы Чонгука наконец смыкаются на его, Юнги будто пронзает разрядом электричества. Он вздрагивает и делает глубокий судорожный вздох через нос, целуя в ответ и даже случайно прикусывая нижнюю губу Чонгука от переизбытка ощущений. Чонгук испуганно отстраняется, видимо приняв этот укус за сопротивление, но Юнги не позволяет ему далеко отодвинуться: он вцепляется ему в шею и тянется ещё за одним поцелуем, приподнимаясь на локте свободной руки. Чонгук удивлённо выдыхает ему в рот и валит его обратно на траву, поняв, что их желания сейчас совпадают. Всё это кажется таким нереалистичным. Но даже если это всего лишь сон, Юнги согласен остаться в нём навеки.