Summers End

      К счастью, похоже, что холод никак не повлиял на состояние Джисона, парень уже проснулся и ушёл по своим утренним делам, когда Минхо, наконец, вышел из своего глубокого сна.       Они открывают окна, чтобы впустить свежий утренний ветер, запах и сырость, которая висит в воздухе после бури. Минхо раскрывает шторы и позволяет утреннему солнцу просочиться внутрь и осветить всё, до чего оно только может дотянуться, тепло разливается по всему телу, пальцы ног поджимаются, и он вытягивает руки вдоль тела.       — Фотосинтезируем, да? — хихикая, спрашивает Джисон где-то позади.       Минхо согласно кивает, наслаждаясь лучами солнца и растягиваясь перед окном с руками, высоко вскинутыми вверх.       Спустя момент он поворачивается и чувствует, как нежная улыбка появляется на лице при виде Джисона на кухне, брови которого сосредоточенно сошлись вместе, пока он готовил французский тост.       Кухня имеет несколько окон, занимающих большинство доступного пространства на стене, включая большое окно на потолке над ними. Все они впускают поток света и Минхо чувствует, как слова покидают его при виде того, насколько красив Джисон на свету, волосы прекрасного тёмно-каштанового цвета нежными завитками обрамляют лицо. Одна прядь особенно завивается под скулой, и Минхо ловит себя на странном порыве нежно заправить её за ухо. Его загорелая кожа выделяется на фоне белой футболки, которую Минхо одолжил ему накануне вечером, когда собственная одежда Хана была промокшей. В утреннем свете Джисон выглядит красиво, и старший не может найти в себе сил делать что-либо, кроме как смотреть, как он опускает палец в желе, которое открыл несколько минут назад, и слизывает клубничный вкус, к большому неудовольствию Минхо.       Джисон избегает его, это ясно. Не физически. Минхо видит, как тот старается не смотреть в его сторону, есть что-то нервное в его взгляде, пока он готовит еду.       Напряжённые плечи, колотящееся сердце. Ба-дум.       Эта тактика знакома Минхо; как ребёнку, который знает, что его будут ругать за что-то плохое, что он сделал. Мысли Хана заняты тем, что он сказал прошлой ночью, он нервничает из-за того, что может стать результатом его рассказа, это ясно. Он пытается избежать осуждения, которое можно ожидать от Минхо.       Так что, когда Минхо подходит сзади и обвивает руки вокруг Джисоновой талии, он не удивляется, когда чувствует, как младший напрягся после прикосновений.       — Доброе утро, — Минхо заглядывает через плечо Джисона, не обращая внимания на едва заметную дрожь в руках младшего, когда тот перекладывает тост со сковороды на тарелку, ставит её и выключает плиту.       — Как спалось? — спрашивает Джисон, в голосе слышится тревожная дрожь, когда он нерешительно кладёт свою руку поверх рук Минхо, туда, где они удобно лежат на животе Хана.       — Мм, неплохо, а тебе?       — Хорошо, — однако Минхо видит намёк на тени под глазами младшего, но ничего не говорит об этом.       — Спасибо, что пришёл вчера, — говорит Минхо со всей искренностью и замечает, как Джисон наклоняет голову в его сторону, но по-прежнему не видит его должным образом из-за того что старший стоит позади. — Мне нужен был кто-то, и я рад, что это был ты.       Некоторое время Джисон молчит, прежде чем сказать:       — Я тоже… Спасибо.       Минхо прячет лицо в изгибе плеча младшего и чувствует, как тот расслабляется в объятиях, и ощущает его дрожь, когда прижимается губами к коже, по прежнему перегретой из-за одеял, в которых они спали этой ночью.       — Мы должны поесть, прежде чем всё остынет.       Завтрак протекает в гораздо более разряженной обстановке, чем, когда Минхо только проснулся, и Джисон время от времени дразнит старшего, когда тот неуклюж с едой. Ли остаётся только надеяться, что Джисон не заметит это, потому что Минхо слишком увлечён наблюдением за тем, как солнце освещает кожу парня золотым сиянием, вместо того, чтобы обращать внимание на то, как сам он ест.       Кроме того, он всё ещё почти задыхается, когда Джисон мило хихикает, а его глаза сужаются во время улыбки.       Первый паром, который держит маршрут с материка на остров, отправляется только после одиннадцати, это значит, что Тётя Ю, вероятно, проведёт день на работе, а не вернётся домой. Минхо прекрасно понимает это, как и то, почему она не связалась с ним, когда замечает свёрнутую зарядку на кухонной стойке. Забыта в спешке накануне утром.       В конце концов они встают, чтобы помыть посуду и переодеться, Джисон в свою старую, уже сухую одежду, а Минхо исчезает в своей спальне, чтобы выбрать, что надеть, и чтобы немного уединиться. Хотя это становится полностью бессмысленным, когда Джисон врывается в комнату, пока Минхо только одной ногой в штанах, из-за чего падает с глухим звуком на пол.       — Какого хера, Джисон… — хрипит Минхо, заканчивая застёгивать джинсы, на самом деле, не так неудобно, как он думал, учитывая тот факт, что он без рубашки перед младшим. Вместо этого, он просто наблюдает за тем, как Хан оглядывает спальню, в которой раньше не был. Ничего не трогает, просто любопытничает. Хотя Ли видит, как глаза младшего задерживаются на плоском камне, который лежит на подоконнике — один из тех самых, которыми Джисон учил его запускать блинчики ранее.       Минхо наклоняет голову, пытаясь скрыть розовый румянец на щеках.       — Тебе что-то надо или ты здесь только для того, чтобы донимать меня? — дразняще спрашивает Минхо.       — Мне стало скучно, — мычит Хан, после чего запрыгивает на кровать, на которой лежит одна простыня, оставленная старшим прошлой ночью.       Минхо закатывает глаза и натягивает старую рубашку, теребя пальцем небольшую прореху на подоле, переводя взгляд с Джисона на то, что он собирался сделать.       Коробочка с лекарствами, которую Ю дала ему спустя пару дней после того, как он вернулся с небольшой поездки в город несколько недель назад, скромно стоит на столе. Каждое отделение окрашено в свой цвет и помечено днём недели, так что Минхо всегда знает, принял ли он свою дневную дозу. Плюс, это лучше, чем безвкусный флакон с таблетками, которым Ли пользовался.       Джисон, кажется, не замечает её на столике у кровати, но как бы Ли не чувствовал себя комфортно рядом с младшим, когда дело доходит до его беспокойства, он не уверен, достаточно ли храбр, чтобы принять лекарство перед Джисоном. Было что-то, что заставляло Минхо чувствовать себя неловко, будто Джисон, увидев это, напомнит ему о том, что он совсем не в порядке. Не имеет значения, насколько счастливым он выглядит, всё равно это уродливое существо, готовое поднять голову при первой же возможности, живёт в его голове. Чёрт возьми, Джисон уже видел раз или два, как это происходит.       — Хей, ты не мог бы… Не мог бы выйти на секунду? — спрашивает Минхо, чувствуя, что язык слишком велик для горла, он почти изо всех сил старается произносить слова.       На момент Джисон выглядит сбитым с толку, будто он распознаёт дискомфорт в тоне и выражении лица старшего, и, кажется, не может понять, откуда он появился. Из-за этого Ли чувствует вину, особенно, когда избегает его взгляда.       — Я… Да, конечно, могу, — медленно произносит Джисон, принимая непринуждённое сидячее положение на кровати, положив руки на колени, он с любопытством наклоняет голову. — Могу я спросить почему?       Минхо всё больше ёрзает, с каждым мгновением становясь более беспокойным. Он знает, что Джисон не будет давить на него, если он скажет нет, и Минхо задумывается солгать о необходимости уединения, чтобы младший не чувствовал себя виноватым, он уверен, что Хан будет чувствовать вину, если эта мысль проникнет ему в голову.       — Мне нужно… — слова Минхо затихают, пока последняя часть предложения не превращается в искажённый шёпот, от которого Хан выглядит ещё больше сбитым с толку.       — Что?       — Мне нужно… Мне нужно принять… кое-что. Мои, ээ, мои таблетки, — парень запинается о свои слова больше, чем когда-либо. Каждое слово кажется неуклюжим во рту, и он действительно хочет сказать всё, потому что горячие волны стыда, накатывающие на него, не имеют смысла. Он ненавидит мысль о собственной слабости, о нужде в лекарствах. Что-то в осведомленности Джисона заставляет Минхо чувствовать себя слабым.       — Я просто не хочу, чтобы ты видел это… — тихо говорит Минхо, прикусив нижнюю губу, он кусает внутреннюю сторону щеки. И, конечно же, Джисон понял его.       — Ох, хорошо. Тогда давай я принесу тебе воду.       Нет ничего удивительного в том, что Минхо слышит такой ответ, но чувствует только облегчение, почти любовь, и вздыхает, как только Джисон встаёт рядом и посылает ему небольшую улыбку, прежде чем уйти на кухню, чтобы принести стакан воды.       Не прошло и минуты, как младший возвращается со стаканом, и прежде, чем протянуть его в руки Ли, он обхватывает рукой его шею и тянется за сладким поцелуем, целомудренным, но успокаивающим, он позволяет им на мгновение побыть рядом, соприкасаясь носами. Этого достаточно, чтобы Минхо судорожно вздохнул и наклонил голову вперёд, оставляя небольшое расстояние между их лбами, и он чувствует, как пальцы Джисона пробегают по его волосам, когда он говорит низким благородным голосом.       — Я подожду тебя на крыльце, хорошо?       Минхо кивает, берёт стакан с водой и облегчённо вздыхает. Трудно не позволить нежному, слегка раздражённому смешку вырваться на выходки Джисона.       Джисон выскальзывает из комнаты, оставляя Минхо в странном комфорте, даже находясь в комнате в одиночку. Он чувствует себя легче и задыхается не так сильно, как обычно. Нет привычного горького послевкусия, и, когда Ли выходит из комнаты, видит, как Джисон стоит на крыльце, восхищаясь некоторыми растениями, которые выставила Тётя Ю.       И Минхо думает, что Джисон красивый, особенно, когда он манит присоединиться к нему, когда видит, что старший смотрит на него. Улыбка яркая и непоколебимая, впрочем, как и всегда.       Их плечи сталкиваются, когда они идут рядом по гравиевым дорожкам, свободно переплетая пальцы. Это напоминает Минхо об одном из тупых индийских фильмов, которые он смотрел раньше, когда они идут, а солнце отбрасывает их тени. Вокруг тепло, всё яркое и зелёное, и до странности идеальное, учитывая то, что вчера происходило в это время.       Что может быть лучше, чем вес огромной собаки, запрыгивающей прямо на грудь?       — Мэй! — вскрикивает Джисон, когда Минхо падает, хотя, несмотря на шок, есть явный признак смеха.       Минхо даже не может сказать Джисону, что всё в порядке, потому что у обоих выбило воздух из лёгких, и сейчас он атакован большим слюнявым языком Мэй. И хотя в последние дни Ли скучал по щенку-переростку, он не скучал по ощущению довольно неприятной собачьей слюны по всему лицу.       — Ох, иди сюда, ты, большая глыба!       Знакомый рокочущий голос зовёт Мэй, и резко Ли обретает возможность дышать снова.       Джисон поднимает Минхо, похлопывая по спине, и хихикает, когда видит новую причёску старшего, а позади Джисона Ли видит, как Мэй кружит вокруг не кого иного, как барабанщика Day6 собственной персоной.       Доун присаживается на корточки рядом с Мэй и нежно гладит её по морде, когда она садится рядом с ним, высунув язык, пока мужчина ругает её. В его низком голосе нет и капли яда, и Минхо видит, что Доун тоже находит это достаточно забавным, хотя на его щеках и появляется румянец из-за смущения поведением своей собаки.       — Привет, Доун, — говорит Джисон, как только ставит Минхо на ноги и самостоятельно поправляет его причёску, затем оставляя руку покоиться на его затылке, когда старший в конце концов сдаётся.       — Привет, Джисон.       При ближайшем рассмотрении, Минхо видит, что вся группа и семья Хана находятся на берегу, прямо за домом, примерно в ста метрах от них. Джэ плавает в ярко-розовом фламинго, привязанном к дереву, чтобы не унесло, Вонпиль же лежит на сёрфе вверх животом.       Все предыдущие разы Минхо и не замечал, что здесь есть хороший выход к доку, и он как раз вовремя переводит взгляд, чтобы увидеть, как Сонджин и Ёнхён бегут и ныряют прямо в воду.       — Ох, блять, — говорит Минхо, как только Хан хватает его за руку и произносит:       — Идём!       Скрип двери кажется удивительно знакомым, когда Минхо и Джисон проскальзывают в дом, где находят отца Хана, спящего на диване с едва слышным телевизором, играющим на заднем плане.       Мэй, которая послушно последовала за ними внутрь, лижет лицо Ёнджина, пока тот не отталкивает её осторожно, и Джисон подзывает её к себе.       — Иди сюда, большое чудище, — улыбается Минхо и присаживается на корточки, чтобы обхватить руками её огромную шею и почесать за ушками.       — Джисон!       — Дерьмо, — выругивается Джисон, как только из-за угла кухни появляется Ынджун в сарафане и соломенной шляпе, надвинутой на её кудри, уперев руки в бока и смотря на младшего сына сверху вниз.       — Не хочешь объяснить, почему, когда я пошла будить тебя утром, твоя кровать была пуста?       Минхо переводит взгляд с одного на другого, любопытствуя, как Хан выкрутится из этой ситуации. Очевидно, что Ынджун точно знает, что произошло, но хочет смутить Джисона. Минхо чувствует себя плохо, хотя, в конце концов, Джисон пришёл к нему только потому, что шторм напугал старшего…       — Ээ… Минхо попросил меня?       — Чт… Эй! — со свирепым взглядом Минхо хлопает Джисона по плечу.       В итоге, когда Ынджун перестаёт пилить Джисона, тому удаётся убедить Минхо хотя бы надеть плавательные шорты (которые он случайно оставил в доме Хана) на случай, если он решит поплавать, и Ли оказывается вытащенным из дома практически за воротник, неся одеяло для пикника, которое Ынджун (мягко) сунула ему в руки по дороге.       Минхо никак не сможет понять, почему Джисон так любит океан, но он вполне доволен, наблюдая, как Хан наслаждается, в то время как сам Ли сидит в тени дуба, который нависает над водой.       Голос Ынджун позади на мгновение пугает парня, и он оглядывается через плечо, чтобы увидеть, как женщина устраивается рядом с ним на одеяле.       — Твоя тётя сказала тебе, что вчера вечером звонила мне в панике?       Мэй тут же подбегает и плюхается между Ынджун и Минхо, сильнее наклоняясь к парню, придавливая его ноги своей массивной головой и скулит, выпрашивая ласки у Ли, который послушно отвечает, почёсывая собаку за ушками.       — Звонила? — голос Минхо тихий, и он чувствует знакомую вину на сердце при мысли о том, как, должно быть, волновалась Ю. Мэй снова скулит, откидывая голову назад и упираясь ею в грудь Ли.       — Она знала, что с тобой всё будет в порядке, — говорит Ынджун, поглаживая Мэй. — Просто переживала.       На мгновение воцаряется тишина, не столько пауза в диалоге, сколько толчок, словно Ынджун хочет, чтобы Минхо понял, что она говорит, но на этом не всё. Прежде, чем Минхо успевает что-то ответить, женщина продолжает:       — Джисон рассказал тебе, не так ли?       — Рассказал мне что?       — Я ценю твою преданность моему сыну, но я знаю. Всегда знаю. — На губах Ынджун появляется слабая тень печальной улыбки, она хихикает, глядя на Мэй и гладя её. — Я чувствую, как тень следует за ним по всему дому. Я хотела бы развеять все его сомнения и ответить на все вопросы, но сознание — мощная вещь.       Минхо вспоминает некоторые слова Хана, сказанные прошлой ночью.        Я не знаю, я просто не могу поверить…       — Я была очень напугана, когда он появился в доме, боялась, что он вырастет и возненавидит меня, потому что я не Она, даже несмотря на то, что в моём сердце нашлось место для него с первого мгновения, как я увидела его. Я была в ужасе от того, что никогда не стану матерью, которую он заслуживает после всего, через что он прошёл в жизни в такие ранние годы. Но я старалась, даже если он всегда называл меня только по имени. Я хотела быть рядом с ним.       — Джисон никогда бы не возненавидел вас… — начинает Минхо, но слова, словно горячая ложь, застревают в его горле, потому что он не может представить его Джисона, ненавидящим Ынджун или кого-то ещё, но было бы по-другому, если бы парень увидел то, чего боялась Ынджун.       Если бы Джисон вырос без любви Ынджун и отношений, которые были у него с Ёнхёном, Минхо мог бы увидеть более горькое настоящее Хана.       — Ох, какое-то время я была уверена в этом, ещё когда он был ребёнком, — смеётся Ынджун, её смех чист и свободен от ранней тяжести в голосе. — В первый месяц после того, как мы забрали Джисона, он был сущим дьяволёнком. Не ел до тех пор, пока не начинал плакать от изнеможения, не мог заснуть, если я его часами не качала на освещённой кухне. Честно, я думала, что он уже отвергает меня. Но затем, однажды ночью что-то пошло не так. Я перепробовала всё, чтобы заставить Джисона поесть, это была последняя попытка удержать его от голодной смерти. Он ел еду по отдельности, но, когда я складывала её на тарелку, он начинал кричать и плакать.       Минхо смутно помнит первую встречу с Джисоном, которая была, казалось, так давно, но он помнит что-то о том, как еда была разложена на тарелке, которую он подал ему.       — Он ненавидит, когда еда соприкасается.       — Бинго, — улыбается Ынджун. — Я чуть не заплакала, когда он впервые ел, не закатывая истерику, помню его хихиканье, когда он размазывал это тупое детское питание по своим щекам. После этого, кажется, мне стало проще понимать его, узнавать все его причуды. Все шутили о том, какой он капризный ребёнок, но я думала, что он идеальный. И до сих пор так думаю.       Минхо слышит любовь и обожание в голосе Ынджун, когда та смотрит, как Джисон сталкивает Ёнхёна в воду с плавающего дока.       Когда Минхо отводит глаза, в его груди возникает острая боль, что-то глубокое, болезненное и знакомое. Что-то, что ело его заживо, когда он был младше и наблюдал за другими родителями в парке с их детьми, пока у самого был телохранитель, удивляясь, почему его мама никогда не качала его на качелях или его отец никогда не улыбался ему, когда он забегал к нему в кабинет с новым рисунком. Боль уже не такая острая, как раньше, но она вспыхивает с быстрой и яростной силой, когда он наблюдает, как Ынджун смеётся над выходками своих сыновей.       Он знает, что сейчас смотрит на Джисона с почти таким же количеством любви в глазах, только его любовь другая. Одному лишь Богу известно, что Джисон заслуживает каждый кусочек того, что получает.       Если бы только одинокий мальчик знал, как сильно его любят.       Это занимает некоторое время, но Минхо удается немного притупить боль, присоединившись к Джисону в воде, хотя он по-прежнему отказывается заходить слишком далеко. Сонджин говорит ему, что работает береговым охранником в этом районе и может научить его плавать, если Минхо хочет, но несколько часов без какого-либо прогресса заканчиваются тем, что Ли так же просто молотил руками по воде, когда Джисон уходил от него дальше, чем на несколько шагов, и в конце концов Ли решает, что на сегодня хватит кашлять солёной водой.       — Я уверен, что тебе станет лучше, — говорит Сонджин с ужасно замаскированной тревогой в голосе, а Джисон успокаивающе гладит его по спине, пока Ынджун неодобрительно цокает языком и заворачивает Ли в свежее полотенце.       Звук шин, хрустящих по гравию, достигает ушей Минхо сквозь обеспокоенное воркование Хана в его сторону и пронзительный визг Джэ, и смех Вонпиля с Доуном, когда те переворачивают плот Джэ и тащат его в дом для безопасности.       Минхо оборачивается и облегчённо выдыхает, когда видит старую машину Ю, въезжающую на подъездную дорожку, и когда она наконец выходит из автомобиля, они встречаются взглядами, Ю выглядит облегчённо, как только видит, что парень в целости и сохранности.       Она, должно быть, почувствовала большее облегчение, чем Минхо себе представляет, потому что Ю практически раздавливает его, когда утягивает в объятия. Странно, ведь несмотря на то, что сила у них почти одинаковая, Тётя выглядит довольно хрупко, особенно с пучком на голове, пришедшим в беспорядок, и рубашкой, помятой от двух дней ношения. Она всё ещё прижимает парня к себе, и он не уверен, сможет ли выбраться из объятий, даже если сильно захочет.       — Мне жаль, милый, с тобой всё было хорошо?       Минхо кивает, пока его лицо всё ещё вжато в плечо Тёти.       — Ммфмфм…       Ынджун хихикает рядом с ними, протягивая руку, чтобы взъерошить волосы Минхо, когда Ю наконец отпускает его.       — Он в порядке, Джисон пришёл к нему и удостоверился, что он не был один.       Уголком глаза Минхо замечает, как Джисон, кажется, краснеет, склоняя голову и прячась от взглядов.        Минхо едва замечает, что на сердце уже не так тяжело: притупленная боль исчезает в небытие, когда её место занимает нечто другое. Большая Тёплая Штука, которая заполняет грудь, пока он не чувствует, что может лопнуть, и всё, что он может сделать, — убрать солёную воду (очевидно, она от неудачных попыток плавать) из глаз и устроиться на одеяле для пикника вместе со всеми.       Из того дня Минхо не помнит ни одного конкретного момента как засыпал, но ему кажется, что он чувствовал руки Джисона, которые обнимают его и притягивают ближе к себе, чтобы была возможность опереться вместо того, чтобы позволить голове опуститься и разбудить Ли. Он крепко спит, когда кто-то переносит его на заднее сиденье машины Ю, когда солнце только садится и уже слишком холодно, чтобы купаться. Минхо едва просыпается, когда Ю будит его и помогает дойти до дома, заставляя переодеться в пижаму, прежде чем позволить вернуться ко сну.       Минхо наконец падает в постель, укутываясь в одеяла и свежие простыни, которые он не помнит, что менял той ночью.       Он думает, что чувствует холодные пальцы, убирающие волосы с его лица, и, может быть, слышит, что кто-то что-то говорит, но он уже крепко спит, и видит сон об этой Большой Тёплой Штуке, забирающей его в мечты и искажающей их в яркие летние дни и смех, сладкие поцелуи на пляже и что-то, что ощущается как дом.       Если бы только одинокий мальчик знал, как сильно его любят.