***
Всю следующую неделю он приезжал ко мне каждый день. Каждое утро в шесть тридцать утра звонил телефон и бодрый баритон сообщал мне, что карета подана, и меня ждут внизу. Я быстро натягивала джинсы и какой-нибудь свитер или худи (на улице уже начинало холодать, даром, что осень только-только началась), хватала рюкзак и выбегала на улицу. Мы гуляли с Эбби. Причем, Арс никогда не ограничивался парой кругов вокруг дома. Я бы точно гуляла именно так, но он очень любил подолгу играть с собакой, бегать – и любил болтать со мной. Его интересовало все. Что я люблю есть. Где научилась так готовить. Сколько всё-таки знаю языков, если мой отец знает на три больше. Я смеялась, и отнекивалась, и переводила тему разговора. Что он любит есть. Какие у него любимые книги. Как он столько успевает. Почему его нельзя называть Сеней. Когда я попыталась задать ему последний вопрос, он нахмурился. Грозно так свел темные брови, так, что на лбу у него пролегла небольшая морщинка, и поджал губы. – Ну не нравится мне, – сказал он, нагибаясь и забирая у Эбби мячик. – Нет, ты не подумай, я не собираюсь специально злить тебя и называть тебя так, – сказала я, поднимая руки. – Просто мне всегда было интересно... почему такая бурная реакция? Не проще ли забить? Он снова бросил мячик в сторону деревьев и выпрямился, внимательно глядя, как Эбби несётся по траве. – Скажи, тебя родители дома как-нибудь называли? По-особенному? – спросил он, понизив голос. Я задумалась. – Эм... нет, наверное. Машей... Или Марьей Николаевной. Иногда «Ваше Высочество», но это какой-то папин прикол [1], – сказала я медленно. – Но тебе бы, конечно, не понравилось бы, если бы тебя называли домашним прозвищем на людях, – сказал Арс. Не вопрос. Утверждение. Я пожала плечами. В моем имени нет ничего особенного. Думаю, мне было бы все равно. – Сеней меня всегда называла мама, – тихо признался Арс. – Утром будила меня и говорила «Сенечка, вставай...» – я слушала его, затаив дыхание. Эбби подбежала к нам и ткнулась мне в ногу с мячиком в зубах. Арс снова нагнулся к собаке. – Поэтому так меня можно называть только ей. Ну, и... – он замолчал и снова бросил мячик. Я смущённо закрутила в руках поводок. Наверное, это самая откровенная вещь, которой он когда либо со мной делился. Представляю, чего ему стоило рассказывать мне это вот так прямо, без своих обычных выкрутасов. А я-то у него в шутку спросила... – Я вчера говорил с Лёшей, – сказал Арс уже громче, направляясь вперёд по дорожке. – С Лёшей? – от неожиданности мне пришлось прочистить горло, так резко он сменил тему. – С Сурковым, – объяснил Арс. – Он сказал, что вернётся домой через неделю. Так что скоро мы перестанем отрабатывать долг чести. Он назвал точную дату возвращения Суркова домой, и я заглянула в календарь. Девять дней, вообще-то. – Это частности, – последовал мгновенный ответ. Ну да, куда уж мне с моим гуманитарным образованием... – И кто-то сможет вернуться домой в Петербург, – сказала я, не в силах скрыть сарказм. – Да, – сказал Арс. – Точно. После прогулки Арс отвозил меня в Главкино или на студию к Антону. Но, к моему удивлению, он ни разу не заходил к ребятам вместе со мной. Просто уезжал, и из-за этого мне всегда было жутко неловко. На все мои вопросы и робкие попытки попросить его перестать так помогать мне, он обычно отнекивался и говорил, что у него какие-то таинственные дела или что он помогает Сереже. Я уже научилась понимать, когда лучше не задавать ему лишних вопросов. Стас обратил внимание, что я стала приходить на работу намного раньше. Как-то он тоже пришел за примерно час до начала рабочего времени и увидел, что я, свернувшись калачиком, дремлю на диване, на котором Антон записывает свои «Контакты». Это послужило поводом для дружелюбных подколов с его стороны и со стороны остальных членов креативной команды. – Разумеется, мне нравится, что ты стала гораздо ответственнее подходить к работе, – сказал он, покосившись на экран моего телефона с открытыми комментариями к последнему видео Антона. – Но я, наверное, всё-таки попрошу Оксану модерировать комментарии на канале. Ты вообще спишь? – Да, пап, – сказала я, усаживаясь и зевая. Увидев, как нахмурился мой начальник и, по совместительству, папа импрофандома, я поспешно добавила: – Это фигура речи, а не то, о чем ты подумал! Стас напряженно посмотрел на меня и улыбнулся. – Да я понял, Маш, – сказал он. Я бросила на него озадаченный взгляд, встала с дивана и, потирая глаза, пошла заваривать нам кофе. Нужно было задобрить начальство, которое уже начало бросать на меня недовольные взгляды, явно припоминая мне, что я с самого начала была преданной фанаткой шоу. В последнее время в фандоме были очень популярны ехидные шуточки про «папу фандома», и Стас воспринимал их довольно болезненно. Когда он злился на это, я только хмыкала (я-то считала, что он сам виноват в таком отношении фандома, но высказать это прямо мне мешала субординация). Однако мои шуточки про папу появились не без основания: Шеминов в последнее время стал относиться ко мне прямо-таки по отечески и, если честно, я понятия не имела, как ещё на это реагировать, чтобы он не заметил моего смущения.***
С работы Арс никогда меня не встречал. А я никогда не говорила ребятам, что буду делать вечером, чтобы не возбуждать лишних подозрений. Насколько я поняла, в этот раз Арс никому, кроме Серёжи, не сказал, что приехал в Москву. Он даже сториз выкладывал из каких-то старых, очевидно, впрок снятых видео. Это было странно, но в ответ на все мои вопросы про его время и дела он только загадочно улыбался. После работы я ехала к Оксане домой на такси или на метро. Арс обычно уже ждал меня там, готовый сразу же выводить Эбби на прогулку. Если потом у меня были запланированы занятия, после прогулки мы вместе ехали ко мне домой. Во время уроков итальянского я разрешала ему остаться со мной. Обычно в начале занятия он устраивался в моем кресле с одной из моих книжек в руках. «Повести Белкина» и «Капитанская дочка», новые для него сочинения Амоса Оза, а один раз даже первый томик «Гарри Поттера» на английском языке – он вел себя так тихо, что уже через пять минут после созвона с преподавателем я забывала, что дома кроме меня есть кто-то ещё, и начинала увлеченно болтать на итальянском. Впрочем, уже после первого занятия, на котором он присутствовал, я пожалела, что позволила ему остаться, потому что до конца вечера он бомбардировал меня итальянскими словечками и заставил дать ему вводный урок итальянского языка. В тот вечер я от души хохотала над его «Чао, соно Арсений эд ио вольо ла пицца!» [2], а у него в глазах плясали так полюбившиеся мне веселые искорки. В дни, когда были уроки вокала, я тактично просила его уйти. Я не хотела, чтобы он слышал, как я разминаюсь, фальшивлю, делаю упражнения на развитие голоса. Я боялась, что он будет надо мной смеяться: всё-таки, пение – это не итальянский, тут я не была так уверена в себе. Но ему, кажется, было все равно – и почему-то нравилась моя компания, потому что вечером он возвращался. В первый раз он вернулся с бутылкой вина и яблоками. Моська у него была такая же довольная, как и в тот день, когда он стоял на моем пороге с кофе и булочками. Тогда, усмехнувшись, я впустила его в квартиру, пропустив мимо ушей его подколы про оперную диву. Конечно, я сказала ему, что занимаюсь академическим вокалом, но, шутку ему наверняка разболтал Сережа. Не могут же они спонтанно подкалывать меня одной и той же фразой? В этот вечер он уговорами и хитростью (не без помощи бутылки вина) сумел заставить меня спеть еще одну песню на иврите. И с тех пор несколько раз проворачивал со мной забавную игру: внезапно брал инструмент и начинал простукивать по нему какой-нибудь ритм. Когда он сделал это впервые, я вопросительно подняла бровь: – Решил сыграть в «угадай мелодию»? Ответом мне была лучезарная улыбка и смешинки в прекрасных глазках. По вечерам он обычно носил очки, и ему это было невероятно к лицу. Но не засматриваться на глаза было, все-таки, сложно. – Ну ладно... – сдалась я, наклоняя к нему свое «рабочее» ухо. Возможно, это странное упражнение для тренировки наслышанности, но да будет так. – Давай ещё раз... Арс настучал ритм ещё раз. – "No Roots"? – спросила я. Арс снова кивнул и дал мне гитару. Я секунду подумала, начала наигрывать мелодию и затянула: – Ооооо... – Ааа, только не «Моя оборона»! – воскликнул Арс, размахивая руками. Мы засмеялись. Я глотнула горячего чая и задумчиво начала наигрывать другую мелодию. – Сейчас моя очередь! – возмутился Арсений. – Но ты же не против Янки Дягилевой [3]? – спросила я. – Одного поля ягода, так-то, – заметил Арс со смешком. – Давай мне гитару. Простенькая игра, на удивление, пришлась нам по душе, так что мы не один вечер развлекали друг друга подобным образом, вспоминая все более и более странные или старые песни. Обычно Арс не слишком у меня задерживался, стараясь уйти до одиннадцати вечера. Но я всё равно все чаще задумывалась, а сколько же времени он провел со мной с тех пор, как приехал в Москву.***
– Ты меня слушаешь? – обиженно спросил Арсений вечером девятого дня. – А? – рассеянно спросила я, поднимая голову. Я сосредоточенно читала длиннющую простыню, которую мне только что прислала Белых. Но Арс, кажется, совсем не ожидал, что я так глубоко уткнусь в телефон, и стал обиженно требовать моего внимания. Сегодня он снова ночует у меня, как и в самый первый день. Он с довольно смущённым видом попросил разрешения об этом ещё вчера днём. Сказал, что Серёже нужна квартира по какой-то таинственной причине. – Как будто у него на самом деле свидания, но он не хочет мне об этом рассказывать, – задумчиво сказал Арсений. Я нахмурилась. Ни Сережа, ни Оля не реагировали на мои осторожные попытки расспросить их о том, как все прошло в тот день. Получив от обоих достаточно расплывчатые ответы, я решила пока их не трогать. Но что Арс был не в курсе происходящего, я не ожидала. – Что? – спросил он. – Ты как будто что-то знаешь, но не хочешь мне говорить. Дубровская, не надо. Я уже достаточно хорошо изучил твою мимику. Угу. Может быть, он ещё что-нибудь изучит, чтобы понять, что я просто не хочу лезть не в свое дело. Разумеется, после сочетания в одном предложении слов «Сережа» и «таинственные причины» согласие Арс получил мгновенно. Смущённо оглядевшись, я сделала глоток вина и закашлялась. Арс сдвинул очки и внимательно посмотрел на меня. И диван, и кресло были разложены, а оба мы готовились ко сну. Арс уже переоделся в строгую пижаму и сидел в очках с очередной моей книжкой; я тоже натянула на себя длинные домашние штаны и футболку. – Давай поиграем? – предложила я. – Ну давай, попробуем, – сказал Арс. – Но это не значит, что я забыл, что ты что-то от меня скрываешь. – Да ничего я не скрываю! – запротестовала я, беря в руки гитару. – Ну, удиви меня, – сказал Попов. Удивить его, на самом деле, было сложно. Я вспоминала весь свой – достаточно обширный – музыкальный репертуар, но он отгадывал и «Пикник», и Мику, – и даже пару песен моей любимой итальянской группы, что изрядно меня удивило. Я же, в свою очередь, постоянно проигрывала в нашей веселой игре, потому что совершенно не разбиралась в современной музыке. Он понял это ещё в самый первый день – и порой загадывал мне такие песни, по сравнению с которыми отдыхало даже творчество великолепного Трафарета МС. Тем не менее, мы продолжали играть, иногда настукивая новые ритмы в аудиосообщениях – прямо во время работы. Я начала на слух подбирать аккорды песни из списка, который в последнее время начала вести в заметках. – «Девочка по городу»? – спросил Арс, послушав секунду, как я играю мотив старой джазовой песни. – Нет, – довольно заявила я, продолжая играть. – Ну хоть близко? – Нет, – ответила я. – Как ты вообще мог перепутать этот шедевр с писаниной Бутусова? – Но-но! – сказал Арс. – Не надо оскорблять великих. Я хмыкнула. – Магомаев? – спросил он. Как-то раз я сыграла ему «Ты моя мелодия, я твой преданный Орфей», и мотивы были чуточку похожи. – Я настолько плохо играю? – удивилась я. Арс хмыкнул. – Но уже теплее. – Джаз, – догадался Арс, когда я начала напевать слова. – Couldn't sleep and wouldn't sleep when love came and told me, I shouldn't sleep... Bewitched, bothered and bewildered am I... [4] Арс озадаченно посмотрел на меня. – Фрэнк Синатра? – спросил он. Голос его немного дрожал. – Элла Фицджеральд, вообще-то, – ответила я с усмешкой, прекратив петь посередине строчки. – Женская версия этой песни мне нравится намного больше... – И как я не догадался... – задумчиво сказал Арсений, уткнувшись в телефон. Я продолжила петь и увидела, как его губы шевелятся, когда он вдумчиво читает что-то на экране. Его губы беззвучно шевелились одновременно с моими, когда я, чуть фальшивя, пропевала строчку "although the laugh's on me". – Ты же понимаешь, что это первый раз, когда ты в принципе не смог угадать, что я загадала? – я снова прервалась посреди строчки. Мой голос звенел от осознания победы. – Это случайность, – парировал Арс, откусывая кусок яблока и не поднимая глаз. – И ты плохо играла. – Врешь ты все! – хихикнула я. С другой стороны, возможно, он и прав, учитывая, что я пыталась наиграть ее по памяти. – Ну ладно. Я просто не знаю её аккорды. – Засчитаю это как техническую победу, – сказал Арсений, потянувшись за гитарой. – Давай, моя очередь. Когда я передавала ему инструмент, я обратила внимание, как мелко-мелко дрожат его руки. – Арс? – обеспокоенно спросила я, когда увидела, что Попов тоже замечает это, хмурится и откладывает гитару в сторону. – У тебя все в порядке? Не замёрз? – Нет, – сказал Арсений. В жизни не видела его таким бледным. – Не замёрз, Маш. Ай, к черту все!.. – тихо сказал он, резко подался вперёд и поцеловал меня в губы. От изумления я замерла и задержала дыхание. Как такое возможно? Как такое возможно? Я сижу на диване в футболке и старых спортивных штанах, а меня целует... О господи. Губы у Арса оказались невероятно мягкими, прикосновения пальцев – почти невесомыми, так нежно он провел самыми кончиками по моим волосам и шее. Его губы сладкие – потому что он ел яблоки, и я знала, что с моих губ он пьет терпкое вино. Неожиданно от его поцелуя во мне проснулись давно подавляемые чувства. Старая, наивная влюбленность, которая, казалось бы, без следа прошла в первую секунду нашего личного знакомства. Желание... всё-таки, он очень красивый мужчина. Я чувствовала, как он запускает мне в волосы дрожащие пальцы, и понимала, что тоже начинаю дрожать от его прикосновений. Удивление – почему он целует именно меня? В голове появилась непрошеная мысль: много лет назад, кажется, ещё в прошлой жизни, я мечтала узнать, какие у него губы на вкус. Какие они на ощупь. Мягкие. Господи, какие мягкие, нежные, робкие у него губы... А язык... Он провел языком по моим губам, и я совсем потеряла голову. Не успев толком ничего подумать, понять, что происходит, проанализировать ситуацию, я прерывисто вздохнула и ответила на поцелуй. ____ [1] В книжке Амоса Оза "Повесть о любви и тьме" отец главного героя называл его "Ваше высочество". Мне это всегда казалось забавным. А еще он тоже филолог. [2] Это итальянский, я специально написала русскими буквами, чтобы показать, что Арс здесь просто ради шутки выучил эту фразу. "Привет, я Арсений, и я хочу пиццу!" [3] Егор Летов и Янка Дягилева - сибирские рокеры, яркие представители "сибирского андерграунда" 1980х гг. Если вы слышали про группу "Гражданская оборона" - Егор Летов ее основатель. В Сибири они считаются легендарными музыкантами, и могу с уверенностью сказать, что их наследие живо до сих пор. Ну и плюс, Егор из Омска, а Янка из Новосибирска, и я просто не могла не вставить эту отсылочку на родной город Арса. Он наверняка знаком с их творчеством (я надеюсь). Но нет, грустный финал их истории любви и гибель Янки не является спойлером к фику, это просто отсылка на родные города главных героев! [4] Это та самая песня, отсылку на которую я оставляла в прошлой главе. Bewitched, Bothered and Bewildered - очень советую! Ее исполняло множество великолепных певцов, такие, как Элла Фицджеральд, или Фрэнк Синатра, или Джули Лондон. Но песня сама настолько живая и точная, и так хорошо подходит к фику, что я просто не могла на нее не сослаться.