И наконец, есть давнейшее и сокровеннейшее желание, великое желание спастись — спастись от Смерти
Дж. Р. Р. Толкиен
Том с весельем наблюдал за тем, с каким напряжением вглядывался в свой пергамент Орион. Он не отрывал от текста головы и не бросал задумчивый взгляд в пустоту, как делал обычно, когда работал над эссе. Очевидно, юный Блэк до сих пор дулся после их последнего, очень интимного разговора. Том какое-то время подозревал, что Орион неосознанно тянется к мужскому полу, и, хотя сам Том оставался равнодушен к тому, какие формы могут принимать сексуальные наклонности, он прекрасно осознавал, что жил в обществе, не терпящем подобных вещей. Это казалось забавной игрой. С того самого разговора ему не довелось остаться с Орионом наедине, но, когда бы они ни сталкивались, он как бы случайно, на краткие мгновения касался его, всегда так, что невозможно было что-либо заподозрить, и его юный последователь каждый раз безбожно краснел и убегал. Его внешность, привлекавшая как женщин, так и мужчин, давала ему огромные преимущества. — Что смешного? Том медленно повернул голову в сторону Гермионы, которая сидела за большим столом в гостиной комнате по левую руку от него. Он думал, что она, как и Орион, полностью погрузилась в эссе, но она, конечно же, ни на секунду не выпускала его из вида. И, разумеется, сразу увидела, как изменилось выражение его лица, хоть для других это и осталось незамеченным. Том с большим трудом взял под контроль эмоции на лице. Всё-таки он стал очень небрежным спустя столько лет, в течение которых никто и подумать не мог, что он носит маски. Он наклонился, прижавшись к её плечу. — Я расскажу тебе об этом как-нибудь в другой раз, когда останемся наедине, сердце моё, — прошептал он, не отводя взгляда от Ориона, у которого, как и ожидалось, порозовели щёки. Том с улыбкой потянулся к щеке Гермионы и, не отрывая глаз от юного слизеринца, вовлёк её в долгий поцелуй. Розовый сменился красным, и Орион, резко захлопнув книгу, вскочил на ноги и вылетел из гостиной. Том, смеясь, отстранился от Гермионы. — Что ты ему сделал? — требовательным тоном тихо спросила Гермиона; другие студенты качали головой, глядя пятикурснику вслед. — Ты бы лучше спросила, что он сам себе делает, — отозвался Том с ухмылкой. — Я вряд ли смогу ответить за его… наклонности. Она задумчиво наклонила голову, сложив руки на столе. Затем обречённо вздохнула: — Кто мог подумать, что именно ты найдёшь что-то подобное весёлым? Том поднял брови с самым невинным видом: — Это? И что ты имеешь виду, говоря «именно я»? Гермиона выдохнула и посмотрела ему прямо в глаза: — Неужели мне действительно нужно говорить вслух? Ты полон предубеждений, как никто другой. Том незаметно убедился, что его лицо сохраняет нейтральное выражение, после чего абсолютно беспристрастным тоном ответил: — У меня нет предубеждений. Я сужу людей по их способностям и каждому отвожу заслуженное место. Её лицо помрачнело. — Заслуженное, хм? Тогда почему ты употребляешь такие слова, как «грязнокровка», словно они самые что ни на есть безоценочные? — Ты сейчас действительно хочешь порассуждать о грязнокровках? Ты, слизеринка? При всех? — отозвался он. Как бы Том хотел знать, что творилось в её голове. Да, он называл её грязнокровкой, даже если это было не совсем верно, поскольку она была полукровкой. Но он не видел в этом никакой разницы: в её венах текла нечистая кровь, и неважно, полностью или наполовину. Как и в нём самом. Его магловский отец осквернил честь его семьи, когда соблазнил его мать, и то, что он бросил её, делало его преступление ещё более гнусным. Но больше не было никакого смысла думать об этом. Его отец уже заплатил свою цену. Не стоит тратить силы, злясь на него. Том с отвращением потёр переносицу. — Мы можем пойти куда-нибудь, если тебе некомфортно, — бросила в ответ Гермиона, очевидно задетая. — Как захочешь. — Ты член факультета Слизерин, — с терпеливой жалостью объяснил Том, отбросив мысли о своём отце и вспомнив, почему сам не попадал под категории чистокровных и грязнокровок. — Наш основатель, Салазар Слизерин, относился к маглам и маглорождённым ни с чем иным, как с презрением. Твоя терпимость к ним не к месту на этом факультете. К его замешательству, Гермиона лишь злобно ухмыльнулась. — И? Ты действительно веришь в это? Ты действительно веришь, что Слизерин отказывался признавать маглорождённых только из презрения? Том слишком хорошо знал, сколько уже глаз и ушей следили за их разговором. Его накрыла почти неконтролируемая ярость. Что Гермиона пытается сделать? Снова собирается опозорить его на виду у всех? После того, как только вчера предложила себя в качестве напарницы? Ей стоит знать, что она никогда не преуспеет в этом. Но один только факт, что она предпринимала попытки сделать это, приводили в бешенство. Он наследник Слизерина. Он лучше кого-либо знал, как Слизерин думал и поступал. Кто она такая, чтобы вести себя так высокомерно? Том покажет ей, что значит ставить под сомнение его идеи, мысли и положение. Пальцы обхватили палочку. Он… — Пойдём, — тихий голос Гермионы внезапно вырвал его из пучины гнева, и он почувствовал её маленькие пальчики на своей руке, которая только что схватилась за палочку. — Продолжим разговор в другом месте. Значит, ей тоже неудобно говорить о чистой и нечистой крови в присутствии других студентов Слизерина. Его ярость улетучилась, уступив место снисходительности. Её истинную суть так легко увидеть, ей так легко манипулировать. Кому и что она пыталась доказать своими глупыми словами? Если бы она действительно верила в свою правоту, она бы не ушла от публики. Значит, её домыслы не имели значения. Словно бы ему есть дело до того, выставит она себя дурой на виду у всех или нет. Но Том понимал, что он её молодой человек и, как джентльмен, должен подчиняться воле и всплескам эмоций женщины. Он избавит её от стыда и подчинится ей, как ожидали от них однокурсники. — С удовольствием, сердце моё, — сказал Том так громко, чтобы слышали все. — Давай прогуляемся к озеру, где никто не услышит твои мысли. Мои чувства к тебе помешают мне принять их с чем-либо, кроме как с любовью и открытостью. Наши сокурсники будут определённо менее благосклонны. — Ты прав, Том, — ответила Гермиона, с трудом сдерживая смех. — Ты попал прямо в яблочко. Он со скепсисом посмотрел на неё, но поскольку она только мягко улыбалась, то не стал заострять на этом внимание. Как только они окажутся снаружи, Том выяснит, что она имела в виду. Едва заметно кивнув, он поднялся, отодвинул её стул, чтобы помочь ей встать, и направился за пальто для них обоих. Никто не скажет, что Том Реддл плохой кавалер. Гермиона молчала всю дорогу к озеру. Улыбка играла в уголках её губ, словно бы она сдерживала себя от того, чтобы не расхохотаться. Тому потребовалось всё его самообладание, чтобы спокойно пройтись рядом с ней, не схватиться за палочку и не дать ей понять, как сильно её высокомерие действует ему на нервы. Почему она стала вдруг такой надменной по отношению к нему — и к тому же, по вопросу, о котором никто, кроме него, не имел ни малейшего представления? — Ладно, Том, — наконец сказала Гермиона, когда они подошли к развилке тропинок у озера, — ты действительно считаешь, что Салазар Слизерин действовал из презрения, когда сопротивлялся тому, чтобы брать маглорождённых в Хогвартс? Том заставил себя сделать глубокий вдох. Она не знала, о чём говорит, и он не должен давать ей провоцировать себя подобным образом. Он с улыбкой ответил: — Ты сама уже ответила на свой вопрос. По какой же ещё причине он отказывался принимать грязнокровок в Хогвартс? Гермиона размеренным шагом пошла по менее протоптанной тропинке слева. Она взад-вперёд покачала головой, о чём-то думая, но Том знал, что она просто тянет время. Он приблизился к ней и предложил свою руку. — Моя дорогая, для меня не проблема потакать твоим капризам, но, пожалуйста, пойми, что в этом вопросе я прав. Она приняла протянутую руку, но бросила в его сторону ледяной взгляд. — Никогда так не делай, Том. Никогда не оскорбляй меня, соглашаясь со мной по каким-либо, кроме как рациональным причинам. Это презрительный, шовинистический жест со стороны мужчины — подчиняться воле женщины только потому, что она кажется ему менее эмоционально уравновешенной и неразумной. Этим ты делаешь хуже только себе. Если у тебя есть аргумент получше, давай. Ничего больше я не приму, и тебе не стоит. Том мягко посмотрел на неё в ответ. Он думал, что знал женщин. Но, как и во многих других случаях, Гермиона Дамблдор действовала совсем иначе, чем другие представительницы её пола. То, какую важность она придавала разумным суждениям, пускало разряд электричества по телу. Это так отличалось от него самого. И в то же время он находил в ней много того, что ценил в себе самом. Покачав головой, Том перестал думать об этом. Гермиона была интересной ведьмой, могущественной и, очевидно, начитанной, с полезными связями и потрясающей силой воли. Но как она думала стать его партнёром, так и он знал, что она не пойдёт ни в какое сравнение с ним. Ему даже не стоит тратить время на обдумывание такой возможности. — Тогда не хочу обидеть тебя, сердце моё, — наконец сказал он игриво, продолжив в более серьёзном тоне. — Ты хотела рациональных аргументов, я тебе их предоставлю. Салазар Слизерин признавал, что маглы слабы и что грязнокровки носят в себе их слабости. Он хотел, чтобы кровь волшебников оставалась чистой и наша сила не ослабевала с течением веков. Мы, волшебники, рождены могущественными и не должны позволять себе пасть на тот же уровень, что и маглы. — А вот здесь ошибаешься уже ты, — мягко перебила Гермиона. Том со вздохом похлопал её по руке. — Со всем уважением, сердце моё, но кто из нас был студентом Слизерина на протяжении последних шести лет? — Со всем уважением, дорогой, — отозвалась она, до раздражения похоже копируя его слова и интонацию, — но, кажется, ты никогда не беседовал с профессором Биннсом; в противном случае ты знал бы, о чём я говорю. — Биннсом? — Этот дряхлеющий профессор был последним человеком, с которым он стал бы разговаривать. Глубоко увлёкшись историей на первом курсе, он очень скоро осознал, что сам Биннс давным-давно потерял интерес к обучению студентов. С чего бы Гермионе разговаривать с ним? — Да, профессором Биннсом, — подчеркнула она всезнающим тоном, который тут же напряг Тома. Но она не дала времени среагировать и продолжила: — Он, возможно, не самый лучший учитель, но он знает о прошлом намного больше любого из нас. Тебе просто следует его слушать. И тем не менее. Ты знаешь, в какой именно период обострилась вражда между основателями Хогвартса? Том сглотнул. Ему не хотелось ничего больше, чем сомкнуть обе руки на шее Гермионы и заткнуть её навсегда. Но он стойко держал себя в руках. Том знал, что прав, поэтому мог просто выслушать её и затем всё ей разъяснить. Он глубоко вздохнул. — Просвети же меня. — Когда охота на ведьм достигла своего пика. Мы все знаем, что настоящие ведьмы и волшебники могут защитить себя и остаться неопалёнными, но страх магии никогда не был таким большим, как почти тысячу лет назад. И почему же так было? Он покачал головой. Этот учительский тон просто невыносим. Том прошёлся свободной рукой по волосам. — Тёмные времена, в конце концов. Люди были суеверными. Гермиона фыркнула. — Какой компетентный ответ от волшебника, который вот-вот выпустится из школы. Ну, честно, Том. Конечно, проблема состояла в том, что маглы знали о существовании ведьм и волшебников. Они знали, что волшебства не существует, но, так как использование магии в те времена совсем не контролировалось, слишком многие бросались в глаза. Одно только подозрение, что есть силы, неподвластные их пониманию, до чёртиков пугало маглов. — Совершенно верно, — поддакнул Том, но Гермиона, казалось, проигнорировала его. — Салазар Слизерин не доверял маглорождённым, потому что с каждым волшебником и ведьмой из магловских семей, которых приняли в Хогвартс, количество маглов, знавших о нашем существовании, возрастало в разы. Он не хотел, чтобы тайна нашего существования всплыла на поверхность. Том остановился. Это правда; по правде говоря, он читал что-то подобное в книгах о Слизерине. Почему он никогда не замечал этого? Почему никогда об этом не думал? Тело пробила дрожь. Он отпустил руку Гермионы и отступил на шаг. — Почему он этого не хотел? Гермиона пожала плечами. — Он немножко мёртв, чтобы мы могли спросить его об этом. Я могу только догадываться. Но держу пари, он понимал, что миру будет лучше, если маглы не будут знать о нас. Если нам не придётся жить в войне с ними. Потому что, к сожалению, всем людям свойственно бояться того, чего они не понимают и что может уничтожить их. И в отличие от других основателей, он понимал ответственность, которая приходит с силой. Маглы не готовы узнать о магии, поэтому нужно сделать всё, чтобы они остались в неведении. Это единственный способ защитить их. — Защитить их? — Том вновь почувствовал кипящий гнев. — Защитить? Ты действительно думаешь, что Слизерин хотел защитить маглов? Она снова пожала плечами, но уверенности на лице поубавилось. — Я не знаю. Я правда не знаю. Не успел Том остановиться, как его пробрал хохот. Она почти победила его в его собственной игре, почти убедила, что могла знать больше него. Он с ухмылкой положил руку ей на плечо. — Последнее, что хотел Слизерин, так это защитить маглов. Поверь мне. Вот это я могу сказать с абсолютной уверенностью. Конечно, он не имел права рассказывать ей о Комнате. Тем не менее он знал, что первоначальной задачей монстра было защитить замок от маглов. Слизерин хотел убивать маглов, а не защищать их. — Знаешь, Том, — медленно проговорила Гермиона, подходя к нему и кладя руки ему на грудь. Её глаза загадочно сверкали. — Если Слизерин не хотел защищать маглов от нас, почему он просто не пошёл простым, всегда доступным ему путём? Мы могли бы легко раскрыть маглам магию, поработить их. Почему бы нам просто не использовать наши способности, чтобы стать властителями мира?