Аметистовые ночи

Михаил медленно, шаг за шагом, метр за метром, впадал в тоску-апатию. Шел по солнечному тротуару, опустив плечи, и грустил. А, казалось бы, надо радоваться! Ведь ситуация с арестом разрешилась очень быстро и легко. Спасибо Ленке, она вылетела из Питера следующим рейсом, даже кота с собой взяла. А Себастиану очень вредна любая транспортировка сейчас, бедняга, как оказалось, страдает острой формой психо-лунатизма — это когда в полнолуние вскипают психи, и кот тогда крошит всё, что попадается на его пути. Миша передернулся. Он вспомнил жуткий бардак, что Себастиан устроил в его съемной квартире. Придется теперь делать ремонт: менять обивку дивана, покупать новые шторы, переклеивать обои... мда, все это может вылиться в немалую копеечку. Ветер поднял на дорожке маленькое торнадо из пыли. Миша остановился, и задумался. А ведь психо-лунатизм — очень опасная штука. И как хорошо, что он, Миша, вовремя успел сообразить, что кот с бешеными глазами, притаившийся в позе «перед прыжком» - серьезная угроза, и надо скорее бежать. Миша и побежал. Ближайшая дверь была в ванную комнату. Михаил присел на скамейку. Его охватило волнение... и страх. Он, как наяву, увидел соблазнительные формы Шестиковой, ее игривый взгляд из-под напененной шампунями прически. Ленка как-то быстро подумала, что он, Миша, хочет сделать первый шаг, что он ворвался к ней именно за этим, и сделала этот самый шаг сама, за него. Набросилась так неожиданно, так внезапно, что Миша поначалу отпрянул, прижался спиною к двери. И задержал дыхание... Позади него, за дверью, буянил кот, а впереди — голодная кошка. Опасно, черт возьми! По нервам шарахнуло неслабо. Миша даже не сразу понял, что Ленка его уже почти раздела и вовсю целует. Да и тело его — о, чудо - давно уже реагирует. Столько времени без женщины — это ведь вразумительное объяснение всему тому, что он сделал после? После первого раза было хорошо, невероятно хорошо и приятно, даже слезы выступили в уголках глаз, а серый кафель на стене в ванной заиграл разноцветными красками. После второго раза подкосились ноги, пришлось ухватиться за умывальник, отдышаться, и внезапно ужаснуться, когда перед глазами вдруг всплыло осуждающее личико Катерины, ее тихое «Как ты мог?», и взгляд колкий, острый. Мише стало дурно, совесть тут же сдавила горло. Но Ленка тянулась за третьим разом, тащила его в спальню, на кровать, заставляла двигаться, извиваться, мучила его, истязала, и после, когда они обрушились на подушки, Миша издал свистящий вздох, и закрыл глаза, он чувствовал такую усталость - вечную, вековую усталость, будто он - трехсотлетний дуб или Ростральная колонна в Петербурге. Казалось, что руки и ноги проваливаются в невесомость, в большое мягкое облако, что вот-вот превратится в цемент, и поглотит Михаила навечно. Очень хотелось спать, глаза закрывались, веки казались свинцовыми, неподъемными. И тут Ленка потянулась за четвертым разом... и Мише стало страшно. Нет, Ленка шикарная женщина! Темпераментная, самодостаточная, образованная личность. А какая она верная! Как самоотверженно кинулась спасать его из лап милиции, как поставила на уши всё отделение, и их выпустили тут же, буквально в течение пятнадцати минут, даже не составив протокол. Хотя их и без вмешательства Шестиковой не собирался никто арестовывать. Так... вызвали для прояснения ситуации. Просто... мать очень уж громко верещала. А отец... случайно пнул проходившего мимо капитана Тимохина, ну, и... и решено было всех везти в участок. Ну, просидели бы они в этом отделении лишний час, может, два, и их бы отпустили. Состава преступления не было. Записка Жданова оправдывала то, что Борщевы находились в квартире в статусе гостей... Тут Миша передернулся. Ну, какой же он идиот! Неизвестно, что подумал. Какое-то похищение себе выдумал. Жданов, конечно, подлец, но чтобы в плен людей брать... это совсем уж... странно, даже для него. - Бросил все дела, отменил встречи. Как дурак себя повел, - Миша скривился, как от зубной боли. И тут он вспомнил истинную причину своей тоски и смятения — Киру Воропаеву. Едва лишь посмотрев на нее, Миша уже не мог отвести взгляд. Серое невзрачное платьице, скромная прическа, бледное личико, простые ботиночки, коралловая помада на губах. А как она себя вела! Глазки отводила в сторону, была тиха и неприметна, как истинная русская красавица из сказки. Михаил вдруг понял, что теряет связь с внешним миром. Он смотрел на Киру, как на диво-дивное и сам себе удивлялся: и почему он не замечал ее раньше? Ведь они виделись несколько раз, мельком, когда Миша приезжал в «Зималетто». Но тогда Воропаева, почему-то, не вызвала в нем таких чувств, как сейчас. Как же он был слеп! Миша смотрел на Киру, и тихо злился на мать. Ну, когда она перестанет кричать? И зачем оскорбляет Кирочку? Неужели Кире что-то грозит? Но нет, и против Воропаевой милиция ничего не могла выставить. Киру Воропаеву опознала консьержка, а также подтвердила, что Кира является невестой Андрея Жданова, и находится здесь на законных основаниях. Миша тогда от злости сжал зубы. «И эта прекрасная женщина — невеста Жданова!», - думал он. От несправедливости хотелось кричать, хотелось свернуть Жданову шею, чтобы не попадался больше у него, у Миши на пути, и не уводил понравившихся женщин, хотелось что-нибудь разбить, но разбивать что-либо с наручниками на руках, было крайне сложно. Вот он и выругался на милиционера, когда тот толкнул Мишу к выходу. Милиционер ответил пинком и очень больно дернул за скрученные сзади руки. Миша поморщился, потер запястья. Истинная причина его смятения кроется вот, в чем: родители, узнав, кому они обязаны своим спасением, принялись буквально на руках носить Шестикову, даже отец кинулся к Ленке обниматься... а капитан Тимохин сказал, что Кира уже уехала, что ее забрали... а кто забрал — не сказал, мол, не твое дело, гуляй отсюда, Миша... Ветерок трепал верхушки деревьев, обдавал Михила прохладой. - Мам, ну, вы езжайте тогда ко мне, а я пока сбегаю по одному очень важному делу. Как раз заеду в «Мармеладоф», попрошу нам что-нибудь вкусненькое приготовить, - сказал Миша, когда они вышли из отделения. - Так давайте прямо в «Мармеладоф» и поедем! - воскликнула мать. - Там и отпразднуем наше спасение. Леночка, какая же ты умничка! - в который раз заливалась соловьиной трелью Людмила, а Ленка в ответ лишь хищно улыбалась. - Хорошая идея... - у Миши сел голос. - Только вам ведь нужно переодеться, привести себя в порядок. Так? - Так, - согласилась Борщева. - И у меня сейчас срочное дело. Так? - Так. Хорошо! Тогда мы едем сейчас домой, но вечером... вечером встречаемся все в «Мармеладове»! - воскликнула она. - Леночка, и вы там тоже обязаны быть. О, нет, отговорки не принимаются. Я, точнее мы, приглашаем вас сегодня поужинать с нами. И это не просто просьба, это приказ. - Ну... раз вы настаиваете, - протянула Шестикова. - Тогда я обязательно буду. - Именно! Настаиваем! Ой, как чудесно! Мишенька, как здорово. Ты рад? - Очень, мам... А вы такси не вызывали? - Зачем же такси? - сказала Ленка. - Славик на машине, и он нас подвезет. Да, Славик? Славик согласно кивнул. - Какие замечательные люди! Леша, каких людей мы с тобой встретили! - толкнула мужа в бок, муж сказал «ага» и в ужасе посмотрел на ступеньки (что на входе в здание отделения милиции)... там медленно прыгала сумка... со ступеньки на ступеньку... вниз. - Слава, а мы и вас приглашаем на ужин, - меж тем, продолжала щебетать Людмила. - Такой милый молодой человек. Слава пожал плечами. Он уже прикидывал, как будет монтировать отснятые кадры задержания известного ресторатора, какой сенсационный текст на них можно наложить, и даже уже подсчитал итоговую премию за этот материал от начальства. Слава любил сенсации. Он ими питался, он ими жил. Особенно Славе нравилось придумывать позорные факты про своих жертв (так он называл всех, кто попал в объектив его камеры). - Слава, а вы Святослав или Мирослав? Какое у вас полное имя? К такому доброму, уважаемому человеку хочется обращаться исключительно по полному имени. - Вячеслав, - ответил Слава, раздумывая, снять ему еще кусочек видео, где все Борщевы в кадре, или не стоит. - Мам, мне пора. Я побежал, - засуетился Михаил. - Мишенька, а как же ты? Давай мы тебя подвезем! - заволновалась Людмила. - Нет! - слишком громко и слишком поспешно воскликнул Миша. - Я сам. Я на метро... или такси вызову. Я сам... я разберусь. Я побежал. И он побежал прочь, точнее сбежал. И не видел, как за спиной у него отец схватился за сердце и принялся заваливаться назад. Не видел, как сумка запрыгала на голос Шестиковой. Не видел, как Людмила влепила мужу пощечину, и, тем самым, привела мужа в чувство. Не видел, как Славик все же решился, и включил свою камеру. Миша бежал, и легкий ветерок остужал его мысли. Бежал, и чувствовал, как страх отпускает, и на смену ему приходит тоска... * * * Коля даже не сразу понял, как это так получилось, что входил он в пустой лифт один, а следом протиснулись три девушки, модели, и как начали его «клеить»... Колю Зорькина никто и никогда в жизни не «клеил». Даже в самых смелых фантазиях он не мог представить себе такой ситуации. - Николай Антонович, - шептали девушки ему на ушко. - А вы такой умный, - вешались на него, оплетали руками. - Николай Антонович, мне нужен совет... экономический, - шептала рыженькая, и это ее «э» в слове экономический так эротически прозвучала, что Коля вмиг вышел из ступора и весь напрягся. - А мне нужен финансовый совет. И нужен он мне больше, - шатенка отпихнула рыженькую и завладела Колей полностью, обняла его со спины крепко. - Нет, мне! - разозлилась рыженькая и толкнула шатенку в ответ. - Девушки, вы чего? - у Коли челюсть отвисла, когда он понял, что за него - за Николая - женщины дерутся. И тут вдруг третья девушка, блондинка, воспользовавшись ситуацией, юркнула Коле под руку и поцеловала. - Ах, ты! - закричали рыженькая и шатенка, и оттащили блондинку. Коля зажмурился, а потом распахнул глаза. Картинка не менялась. Тот же лифт. Те же модели. Дерутся. За него, за Колю. - А... А вы... Вас Юлиана попросила, да? - спросил он, осененный внезапной догадкой. Ну, не может же это всё быть по-настоящему! - Юлиана? Какая Юлиана? - Это твоя девушка? - Кто она? И чем она лучше меня? Коля Зорькин не нашелся, что ответить. Когда прибыл лифт, он просто убежал... в свой кабинет, и даже закрылся, и даже стул придвинул к двери. «Сходил пообедать называется», - думал он. «А что происходит-то? Если это не Юлиана... то почему они... что они от меня хотят?».