Другое, близкое, родное

Эрих Кох являлся одним из самых влиятельных людей на украинских землях и славился особой беспощадностью к населению. Поляки украинцы, русские – ему было не важно, кого отправлять на работы в Германию, кого попросту пускать в расход за ненадобностью. «Даже самый мелкий и незначительный германский рабочий намного выше славянского отребья» – говорил он. Захваченные земли под его ведомством эксплуатировались до предела, по его мнению, важны были только природные богатства и территория для народа Германии, все же остальные представляли мусор, который стоит уничтожать. Прием у самого рейхскомиссара был большой удачей для Зиберта, ведь то, ради чего он ошивается в Ровно уже почти год, будет практически перед носом: его заданием было ни много ни мало, устранить Коха. И подобраться к нему можно было всего один раз. В маленькой квартире на Автобанштрассе снова кипела жизнь. Нужно было не только подготовиться к операции, но и передать отряду, что убийство произойдет завтра. Пути отхода, разумеется, будут, но никто не знает, чем обернется дело и удастся ли самому диверсанту уйти живым. Сам он уже давно смирился с таким исходом, понимая, что это билет в один конец. Оставалось продумать, как наиболее уверенно провернуть ложь с получением документов для подставной невесты и безопасно вернуть ее партизанам. – Валя, – позвал девушку офицер. – Посмотри на меня. Заметила что-нибудь необычное? Связистка послушно осмотрела мужчину с головы до ног: офицерская форма, аккуратно уложенные волосы, спокойствие в глазах, расслабленная поза с руками в карманах… Она отрицательно покачала головой, неумело скрывая недоумение. Кто-бы мог подумать, что за одно мгновенье из этих самых карманов появятся два револьвера. Усиленная охрана гауляйтера не была неожиданностью – нужно было понимать, что на входе в рейхскомиссариат оружие придется сдать, а задушить цель голыми руками попросту не получиться. Как же пронести оружие незамеченным? Вывернув карманы, Кузнецов открыл секрет: в них были проделаны дырки, а под штаны надета портупея с кобурой, куда свободно умещались два пистолета. У него будет не больше пары секунд, чтобы извлечь оружие и расстрелять всех, кто будет находиться в кабинете. – Оригинально, не правда ли? – усмехнулся разведчик и кивнул на чемодан с рацией. Доставай, сейчас будем передавать. И все бы хорошо, но через время после начала связи, пока девушка мерно постукивала шифровку начальству, ночную темноту разогнал свет фар пеленговочной машины с крутящимся наверху локатором, а следом зашумел мерседес. Николай знал, что немцы старательно пытаются засечь сигнал и выкурить, наконец, радиста, но из-за непродолжительности передач, сделать им это пока не удавалось. Однако сейчас они были очень близки к своей цели, уловив передачу именно в том районе, где располагалась конспиративная квартира. В миг из машин посыпались солдаты, а яростные окрики офицеров приказывали ломиться в каждый дом, проверять каждый чертов уголок, но отловить радиста. – Валя, раздевайся. – Ч-что...? – Довгер была явно сбита с толку таким вот вульгарным приказом командира. – Раздевайся, живо, – по тону русского стало ясно, что он не шутил. – Я спрячу рацию. Если бы не сообразительность в критической ситуации, их бы точно поймали на горяченьком. Нацисты явно не знали точное местоположение передатчика, это давало фору хоть на какие-то действия. Кузнецов не ошибся, спустя пять минут рядовые вломились и в их квартиру, выбив с пары ударов хлипкий замок. – Шевелитесь, – донесся из прихожей знакомых надтреснутый голос гестаповца, – мы не должны упустить этих чертовых… Зиберт? Взгляду военных открылась пикантная картина: в мягкой кровати над обнаженной девушкой нависал раскрасневшийся от усердия обер-лейтенант. Позади спин офицером раздались смешки рядовых, они тоже поняли, от какого занятия оторвали двух молодых людей. – Господа? – Пауль обвел взглядом гостей, среди которых, помимо Геттеля, с удивлением обнаружил и медицинские погоны. – Чем обязан такому визиту? – Одевайтесь не торопясь, дружище, – насмешливые серые глаза скрытно скользили по обнаженным телам. – Мы ждем вас на улице. Облегченные выдохи послышались лишь в опустевшей квартире, когда его покинули все служащие рейха. Валентина ни жива, ни мертва так и осталась лежать на кровати, пребывая в какой-то прострации – она никак не могла ожидать, что окажется в одной постели с Николаем Васильевичем в прямом смысле этих слов. Последний же, как ни в чем не бывало, откинул одеяло и принялся надевать обратно сброшенный парой минут назад китель. Штаны он, перед тем как нырнуть с Валентиной под одно одеяло, благочестиво снимать не стал. В холодных сумерках от вспыхивающих сигарет в небо улетал серебристый дымок, хоть немного успокаивая нервы переполошившихся немцев. Радиста поймать не удалось, но интимные подробности из жизни одного обер-лейтенанта еще долго будут вспоминать. – Пауль, а ты прыткий малый, – военврач хлопнул по плечу вышедшего на крыльцо офицера. – Нам стоит извиниться, мы сорвали тебе такой вечер… – Того требовала ситуация. И пока кое-кто развлекался со славянкой, мы выполняли свой долг, – а вот майор Геттель совсем не умел просить прощения. – С арийкой, – тут же поправляет его Зиберт. – К тому же, позвольте, с собственной невестой. – У вас есть невеста? Почему же вы скрывали ее от нас? Такая новость явно удивила ночных гостей. Вот только если гестаповец с недовольным видом жевал губы, Ортель успел улыбнуться и добродушно вскинуть брови. – К сожалению, у нее возникла проблема с документами, но мы надеемся, что завтра господин Кох поможет нам уладить это жесточайшее недоразумение. – Очень неожиданно, Зиберт, очень! – воскликнул фон Ортель, и распрощавшись с удручающего вида начальником службы безопасности, отвел блондина в сторону. Не переставая улыбаться. – И что же, Пауль, у вас совсем не возник вопрос, почему медицинский служащий участвует в ночных рейдах и вламывается в чужие дома? Разведчик сразу понял, что этот человек ведет какую-то игру, но обнаруживать свое знание до поры до времени не стал. Сейчас же ему намеренно приоткрывают завесу тайны, и не понять этот намек было бы сущей глупостью. – Я просто умею не задавать лишних вопросов, герр… – Зиберт по инерции мотнул головой в сторону погон, запоздало вспомнив, что они фальшивые. – Штурмбаннфюрер, – услужливо подсказали ему. – Вы нравитесь мне, Пауль. Ничтожно мало таких толковых людей, особенно в этой дыре. Ничто не должно было мешать подготовке к самой важной части операции, но непредвиденная облава спутала все карты. Пусть сейчас все обошлось, пусть против них стало меньше подозрений, но этот чертов немец снова засел глубоко в мыслях разведчика. Даже установка «на поспать» пару часов сменилась ненужными напряженными мыслями, тягучей смолой перекатывающиеся в голове. Развитое годами чутье, которому Кузнецов привык доверять, с самого начала подсказывало о необычности нового знакомого. Что-то было с ним не так, но вот что именно, понять до сегодняшнего дня было сложно. Погоны медика оказались блефом, под ними скрывался один из офицеров СС, и это сильно меняло дело. Обычно Николай использовал мнимых нерадивых сослуживцев как мешки с информацией, полезной командованию, или как связи для решения своих проблем в среде нацистов. Поступить так же и с Ортелем не дала пресловутая чуйка. Блондин задумчиво перевернулся на спину и подложил руки под голову. А ведь раньше он не видел этого загадочного штурмбаннфюрера в Ровно. Как давно он приехал, а главное, с какой целью? Здравый смысл предупреждал сторониться эсэсовца, любопытство толкало на более необдуманное – хотелось разгадать эту загадку, узнать причину пребывания фон Ортеля на Украине… Сознание прошило странным пониманием: а что, если он приехал за ним? За разведчиком, действующим в городе вот уже почти целый год. «Исключено, – подумал Николай. – Если бы обо мне было известно немецкой стороне, я бы уже болтался на площади с табличкой «Смерть шпионам», а я спокойно разгуливаю по ресторанам и пью их отвратительны грушевый шнапс». На самом деле шнапс не был таким уж мерзким и являлся альтернативой водке, но в разы слабее. Просто в моральном отношении думать обо всем немецком как о своем собственном было очень тяжело. Слишком уж часто ему приходится влезать в шкуру нациста, эта форма прилипла как вторая кожа, въедаясь чертовой идеологией под корку мозга. Чтобы выглядеть правдоподобно, нужно было знать не только германские традиции и привычки, но и мыслить, как ариец. Восхвалять фюрера может любой, кто готов за подло сдать своих ради собственной шкуры, если не являлся тупоголовым служащим нацистской армии. После повторной вербовки НКВД Кузнецова заслали в лагерь к немчуре, чтобы лично изучить все их повадки, от мыслей и настроений до примитивных жестов почесывания спины. Удивительным образом заключенные приняли его за своего, и не только потому, что подставной пленник идеально справлялся с немецким. Кстати говоря, этот язык Николай выучил добровольно, еще в школе, и тренировал его со старым сторожем, переселенцем и ветераном недалекой Первой мировой. Карл Феликсович и помог ему с первыми шагами в германском мире. – По стойке смир-но! Поставленный голос бывшего командира отдал мальчику приказ. Тот вытянулся по струнке, гордо вздёрнув нос и даже не поправил забавно съехавшую на лоб слишком большую отцовскую ушанку. – В это-то и отличие, мой дорогой Никанор. – легкий акцент придавал старику в тулупе особый шарм, свою собственную в деревенской среде изюминку. – Немецкие солдаты безукоризненно держат спину и показывают свою готовность служить Родине. – Но Карл Феликсович, разве я так не делаю? – с досады насупился мальчик, уже готовый обижаться, но внимательно прислушиваясь к словам неожиданного наставника. Седовласый мужчина приблизился к юнцу и поправил его руки, переместив их нв бедра. Объяснения, что именно так ведут себя в немецкой армии при приказе «Смирно» хватило, чтобы Никанор сложил пальцы вместе и чуть отставил локти в стороны. И правда – внешне юный ариец, со светлыми волосами и голубой радужкой. – Каждое движение должно быть выверенным и точным, но расслабленным. Русских солдат сразу можно выделить среди прочих: их выправка напряжена как струна, а на лице буквально написана дерзость и готовность ринуться в бой. Немцы сдержанней, мой маленький солдатик, у них все те же чувства содержатся внутри. Немного погодя, Карл Феликсович поднял с земли метлу и вручил ее мальчику. Голубоглазый неосознанно прислонил ее к плечу, словно ружье, и этот жест восхитил старика – видно, что растет будущий защитник родины. – А теперь слушай приказ, рядовой. На уборку двора, шагом марш! Левой, левой, ein, zwei, drei. Левой, левой… На часах уже восемь, а Кузнецов, кажется, уснул всего час назад. Плоховато, если хочешь быть уверенным, что попадешь Коху прямо в лоб. Спешить нельзя, но и опаздывать тоже, так что самое время поторопить названную невесту. Валя уже ждала разведчика на кухне, снимая с плиты горячий чайник. Черное платье чуть ниже колен и туфли в тон невероятно шли ей, элегантную картину завершала ярко красная модная шляпка с короткой вуалью. Если кто-то и обратит внимание на девушку, им запомнится исключительно бросающийся в глаза головной убор. – Вы выспались, Николай Васильевич? – Нет, Валя, но это не так важно. В логове врага нет такого понятия как «спокойный сон». Ты помнишь, что мы вчера обсуждали? Повтори все точь-в-точь, пожалуйста. Не должно быть ни одной оплошности. Довгер покорно кивнула и присела за стол, начав повторять план действий. – Мы вместе едем в рейхскомиссариат и дожидаемся аудиенции. Дальше путей развития событий несколько. Если нас вызывают вдвоем, я рассказываю все, что от меня требуется и выхожу из кабинета. Если меня вызывают одну, действую по тому же сценарию: говорю с Кохом, дальше заходите вы, а я ухожу. – Все верно, Валя, – кивает мужчина, отчего-то чувствуя неуместное перед таким опасным заданием волнение. – И прошу, не дожидайся меня. В независимости от исхода, ты выходишь из здания и идешь к противоположной стороне улицы. Там тебя будет ждать бричка. Садишься и уезжаешь, поняла? Извозчик подкуплен, с ним уже все улажено. Если я не вернусь к утру, отправляйся в отряд одна. А теперь пошли. Управление оккупированной территории Украины расположилось в центральном здании города, бывшем …. Массивный комплекс из нескольких пристроек весь был отдан разным рефератам: для отдела связи, транспортного обеспечения, архива, пункта снабжения и распределения. Верхний же этаж целиком и полностью занимала приемная господина Коха. Приезжал он сюда нечасто, и никто заранее не знал, когда тот появится, так что подобные визиты высокопоставленного лица всегда сопровождалось усиленным охранным кортежем. Из холла первого этажа вверх уходила широкая парадная лестница, через каждые пару ступень которой были расставлены рядовые с собаками на привязи. Излишняя показательность любителя этих животных, однако играла свою роль – злодеи не осмеливались легкомысленно заявляться к гауляйтеру и идти сквозь этот цепной кордон. – Сдайте оружие. Фрау, откройте, пожалуйста, сумочку. Как и предполагалось, проверка документов внизу не выявила ничего подозрительного и их пустили наверх. Колонны по бокам лестницы были увешаны алеющими флагами со свастикой, а внушительная охрана вселяла некую неуверенность в успех их операции. Почуяв страх девушки, один из псов громко огрызнулся, показав зубы, и та, тихо ойкнув, ближе прижалась к жениху. Блондину невольно вспомнилось, как дрессировщик Шмидт распалялся о натасканности его собак, мол, за километр чувствуют неарийцев. Что ж, кажется, он все же не врал, а та псина, что не распознала самого пришельца еще тогда, на площадке, просто была еще пока не обучена. Главное, чтобы это «еще пока» не сыграло с ними злую шутку. Мрачные мысли прервал оклик адъютанта Бабаха. – А, Зиберт, рад вас видеть! Фрау, – капитан галантно поцеловал тонкую ручку. – Я сейчас сообщу рейхскомиссару о вашем прибытии, и он примет вас. По секрету скажу, он сегодня в хорошем расположении духа и думаю, поможет вам с досадной проблемой. Как и писал гауптманн в письме, их пригласили ровно в 10 часов, точнее, первую попросили зайти саму несчастную. Бросив стойкий взгляд на Пауля, девушка крепче сжала свой клатч и прошла в кабинет. Впечатление полумрака создавалось темным деревом, которое было абсолютно везде: пол, потолок, стены; и только зеленое сукно стола со включенной лампой придавали этой мрачной атмосфере хоть какой-то живости. – Проходите, госпожа Довгер, садитесь, – человек в горчичного цвета форме стоял к ней спиной и не спешил разворачиваться, рассматривая огромный портрет фюрера. Двое эсэсовцев в черной форме, стоявших по бокам от входа, точь-в-точь повторили несколько шагов Валентины, проводив ее до стула. Даже в таком маленьком пространстве Кох умудрился окружить себя охраной – кроме тех двоих у окна с пустым взглядом расположился еще один, а у ног его лежала собака, очевидно, любимица гауляйтера. Наконец, управляющий украинскими территориями соизволил повернуться к гостье лицом, и можно сказать, что человек этот действительно был таким, каким его описывали: тяжелый взгляд с седыми, в контраст смоляным волосам, бровями и щёткой усов под орлиным носом. И даже невысокий рост не портил этой ауры превосходства и полного контроля, окутавших его. – Так какая у вас проблема, фрау Довгер? – гауляйтер уселся в резное кресло и взял в туки бумагу с прошением. От его внимательного взгляда по коже табуном прошлись неприятные мурашки. – Господин рейхскомиссар, у меня возникла проблема с документами. Партизаны напали на моего отца, убили его и сожгли дом, где хранились все бумаги, – постаралась как можно короче изложить ситуацию Валентина, ежась от пробивающей насквозь чудовищной угрозы, исходящей от этого человека. – Почему я должен вам верить? У вас есть доказательства? – Нет, но за меня может поручиться обер-лейтенант Зиберт. Он подтвердит правоту моих слов. Отложив бумагу, мужчина в форме достал пачку сигарет, и спустя пару секунд чиркнул стальной зажигалкой, закурив. Его глаза были как две капли ртути – разбей стеклянную пленку и те отравят твою жизнь. Было ясно, что при желании, этот человек легко может испортить твое существование или вообще оборвать его одним лишь словом. – С кем в этом городе вы в знакомстве? – странный вопрос окутала сизая дымка. Стоило отвечать правду. – Всего с тремя людьми: гауптманн Бабах, мой жених обер-лейтенант Зиберт и его друг лейтенант Штайн. Он часто гостит в нашем доме. – И почему я должен выдать вам документы? – Моя мать, она больна… Без документов всех угоняют на работы в Германию, и без моей поддержки она попросту умрет. Я знаю местные языки: украинский, русский, польский, и могла бы быть полезной рейху здесь, на Востоке. – Когда вы познакомились с Паулем Зибертом? А вот такой вопрос ожидать было никак нельзя. Такую досадную мелочь они с разведчиком не обговаривали, и это может стать провалом, если их ответы разойдутся. – Год назад, когда он впервые приехал в Ровно. По каменной маске с усами трудно было определить эмоции и угадать хоть какие-то мысли. – Мне все ясно, госпожа Довгер, можете идти. Позовите того, кто готов, как вы сказали, за вас поручиться. Наблюдая за вышедшей из недр персонального ада напарницей, Зиберт честно не знал, что и думать, настолько Валентина была бледна. Что-то пошло не так, это было яснел по ее взволнованному взгляду. Поменявшись местами, в кабинет заходит и сам обер-лейтенант, мгновенно оценивая обстановку. Если для связистки она была просто пугающей, то для самого Пауля просто провальной – пара револьверов против четверых противников, уйти живым не представлялось возможным. Что ж… значит, задание его закончиться сегодня в этом кабинете. Вместе с его жизнью. – Hail Hitler! – вытянул он руку вверх и отбил приветствие каблуками сапог. – Садитесь, герр Зиберт, – молодой человек не мог уловить того незаметного изменения во взгляде гауляйтера, в котором промелькнул интерес к его персоне. Сейчас следовало следить за каждой эмоцией, за каждым движением этого усача и его прихвостней, иначе возмездию будет не дано свершиться. Как опытный разведчик, Зиберт был приучен не только объективно оценивать обстановку, но и довольно точно давать характеристику оппоненту. Для большинства людей гауляйтер являлся влиятельным человеком, непререкаемо следующим идеям партии и жестоко карающим любого неверного. «Фанатик» – подумают многие, Зиберт же определит – «властолюбец». В военное время и при таком жестком режиме можно легко потерять свое место, поэтому верность и выслуга являлись неоспоримыми аргументами для фюрера. Подобную маску честных офицеров Рейха носили многие: гестапо же не щадили ни чужих, ни своих. Любой проступок, и будешь болтаться на виселице рядом с партизанами, но высшие чины часто закрывали глаза на проступки подчиненных, может поэтому в рядах германских военнослужащих так много водилось мерзавцев, и так мало осталось настоящих бойцов. Обер-лейтенант пуще прежнего выпрямил спину, показывая статную выправку. Кох стал расхаживать перед портретом вождя, чуть поглаживая свои усики, слишком уж походящие на те, что были у самого Гитлера. При его то невысоком росте, крепко сбитый мужичок явно хотел выделиться, хоть как-то заполнив изъян своей внешности. Комплекс на лицо: даже при особой любви к собакам, слишком уж показушно выглядела его симпатия. Словно почуяв свое упоминание, любимица рейхскомиссара подала голос, громко гавкнув с пола, и это будто бы заставило хозяина очнуться. – Скажите, любезный обер-лейтенант, вы знаете эту девушку? – Она моя невеста, герр рейхскомиссар. У нас приключилось несчастье, – Пауль знал, что отвечать стоит лишь на заданные вопросы. Высшие чины не любят лишней болтовни, в отличие от солдатской челяди. – Несчастье, господин Зиберт, это ваша к ней симпатия. Как вас угораздило влюбиться в славянку? – в пасмурных глазах гауляйтера промелькнула скрытая ярость. Такой резкий переход на эмоции был ожидаем, так что блондин уже знал, чем парировать. – На сколько я знаю, раса определяется отцом и только им. У госпожи Довгер отец был чистокровным немцем, и в ее жилах течет арийская кровь. Однако такой ответ показался Коху дерзостью. Он резко развернулся к офицеру и предупредительно сверкнул глазами. – Я знаю, обер-лейтенант, как и у кого все определяется. Допустим, вы хотите добиться от меня документов от фольксдойче. Вы хоть понимаете, что вся ответственность ляжет на вас? – Я полностью это понимаю и знаю, что сердца моих детей будут качать такую же арийскую кровь, как моя, – держал удар Зиберт, пристально, но без напряжения наблюдая за мужчиной. Расслабляться нельзя, в любой момент может подвернуться именно то самое время, пригодное для выполнения цели. Ситуацию усложняла лишь охрана – они и руку в карман сунуть не дадут. – Вижу, у вас есть награды, – Эрих сбавил тон, усаживаясь за стол. – За что получили? – За ранение на фронте, герр рейхскомиссар. В боях под Москвой. Сейчас переведен в снабжение после госпиталя, жду отправку в свою часть. – А где сейчас ваша часть? – Под Курском. К чему были все эти полусветские разговоры понять было сложно, но приходилось их поддерживать, параллельно размышляя, как бы выгоднее пристрелить уменьшенную копию усов фюрера. Сейчас. Когда он будет отвечать на очередной вопрос. Зиберт рискованно сует пальцы в карман штанов, туда, где покоится один из револьверов. Чужая рука тут же предупреждающего останавливает его – один из офицеров в черной форме предотвратил подозрительное действие. Дотянуться до оружия не представлялось возможным, и Пауль обманным маневром цепляет белоснежный платок и вытягивает тот и кармана, чтобы вытереть проступившую на лбу испарину. И правда, в обшитом деревом кабинете стояла ужасная духота. – И как настроение у наших бойцов после огня Сталинграда? – непонятно, что хочет услышать на этот вопрос Кох, но явно не правду о лживой пропаганде Геббельса. Что же, придется потешить его самолюбие. – Приподнятое, господин гауляйтер. Победы расслабляют. Ничто так не поднимает боевой дух как временное поражение, ведь именно оно – обратная сторона виктории. Кажется, такой ответ понравился рейхскомиссару, и тот, хмыкнув, откинулся на спинку своего резного трона. Теперь он более мягко и уважительно смотрел на блондина, это буквально чувствовалось кожей. – Слова настоящего солдата. Что ж… я удовлетворяю вашу просьбу, – пока Кох взялся за перо и стал подписывать прошение на пожелтевшем листе бумаги, Зиберт предпринял еще одну попытку достать револьвер. Если не сейчас, то придется стрелять из неудобного положения у двери, уже на выходе. И тогда шансы уйти живым будут равны проценту из ста. На этот раз удача от него отвернулась – руки перехватили еще до того, как они двинулись к карманам. Излишняя предосторожность охраны гауляйтера начинала выводить из себя, а это последнее, что было нужно для точного выстрела. Значит, придется у двери и рывком. Только бы пуля вошла ровно в темя… – Дам вам совет, обер-лейтенант, – вновь заговорил Кох. – Звоните своему начальству и срочно выезжайте в часть, если хотите получить больше наград. Сейчас под Курск стягиваются силы для масштабного и сокрушительного удара по сталинским дикарям. Такая информация заставила активно работающий мозг остановить все размышления. Кузнецов всегда был в курсе последних политических и военных событий, но не припоминал подобных планов наступления противника. Если это правда, а скорее всего именно так, ведь распространять дезинформацию не входит в обязанности рейхскомиссара Украины, тогда подобная информация может быть не только полезна Центру и высшему командованию, но и поможет спасти миллионы жизней там, где планирует свое наступление нацистское отродье. Планы меняются. Кох будет жить. – Благодарю за совет, господин гауляйтер. – На этом все. Идите. Сказать, что мозг вскипал – ничего не сказать. Голову в раз одолело множество мыслей и планов, они роились, жужжали, перекрывая друг друга, ворочались и сплетались, отчего вскоре голова стала совсем чугунной. Как же хотелось просто оказаться дома и коснуться лбом прохладной подушки, чтобы забыться долгим сном. Прикрыв за собой дверь в кабинет, снабженец задумчиво поднял взгляд на невесту, которая по плану должна была быть уже далеко от этого места. В ее глазах читается буря эмоций: вопрос, удивление, волнение, страх, облегчение… Вмиг она бледнеет, и Зиберт едва успевает подхватить Довгер под руку. – Фрау, вам плохо? – рядом оказывается и адъютант Бабах, учтиво протягивая девушке стакан воды. – Нет, что вы, это она от радости, – бросает язвительную ложь Пауль лишь бы гауптманн отвязался. Отсюда нужно было уходить и как можно скорее. В подобном состоянии бедной девушке пришлось проделать уже знакомый обратный путь мимо собак, не спеша спускаясь по лестнице. У входа все еще ждала бричка с ямщиком, который мог бы уехать после назначенного часа без пассажиров. Что ж, значит, Зиберт не ошибся и выбрал верного человека. Бледное лицо Валентины украшали застекленевшие глаза – сильный испуг охватил ее тело. На свой страх и риск, зная, что разведчик может и не выйти живым, она осталась в приемной под надзором капитана Бабаха, уже приняв свою возможную гибель. В непредвиденной ситуации она уже была готова спасти ценного диверсанта, но его живое лицо, замаячившее из дверного приема после разговора с рейхскомиссаром принесло ей облегчение и следом окатило волной иррационального ужаса. Она не слышала выстрелов. Что могло произойти? Почему он не убил Коха? – Почему? Почему ты не убил его! – уже в голос завопила связистка, хлопая напарника по плечу маленькими ладошками. Она волновалась, она была готова пожертвовать собой, ее ожидания обманули, они живы, клубок чувств не желал разматываться для адекватного восприятия произошедшего. – Прекратить истерику! – жестко одернул ее Зиберт. – На то есть причины, Валя. Как только доберешься до дома, я уйду к отряду. Такую информацию нельзя передавать сразу в Центр.