Миссия: всплыть со дна (сборник)

      — Мне жаль, — Лизи опустила глаза в пол, и ее кудри опали на лицо, закрывая. — Я люблю тебя, но не согласна уходить.       В душе Джаста поднялась оглушительная волна гнева, в ушах застучали молоточки, и взгляд заволокло пеленой.       Да как она смеет заявлять ему в лицо о любви… Говорить о своих чувствах и отбирать то, к чему он стремился всю их жизнь здесь?..       — Нет, — скрипнул Джаст зубами. — Это мне жаль.       Притянув девушку и крутанув, Джаст прижал хрупкое тело к себе и схватился за красную ленту, которую Лизи носила на шее. Она охнула, когда он затянул, и захрипела, схватившись слабыми изящными пальцами за его, железные. Джасту всегда нравились ее руки, ее шея, но сейчас он, кажется, ненавидел ее всю. От кончиков пальцев, до самого нутра. Лизи даже приятно барахталась, стараясь отстраниться, и Джаст наслаждался контролем, который он впервые обрел над ее вечным терпением.       — Несправедливо, что я вынужден гнить здесь, Лизи, — шипел Джаст, пока любимое украшение впивалось в горло той, с кем он прожил много лет. — Будет справедливо остаться совсем одному, согласна?       Лизи беспомощно хрипела, судорожно пытаясь схватить ртом хоть немного воздуха, в уголках ее глаз застыли слезинки.       — Дж-ш-ша…       — Вот к чему приводит, — Джаст сделал финальное усилие, — терпение.       Лизи в последний раз дернула ногами и повисла, ее руки опали, так и не разжав его пальцы.       Лизи и Джаст познакомились еще детьми, когда только попали в это странное место. Джаст плохо помнил день, когда он забрел на проклятую гору и упал в самое ее сердце. События тех дней в его памяти покрылись мутной пеленой, и совсем не казались важными. Зато он помнил день знакомства с Лизи.       Совсем маленькая и хрупкая хныкающая девчонка, которую он нашел среди лютиков в этом ее бирюзовом платьице, сразу стала для него чем-то важным. Лишающим одиночества. Руины, странное место, населенное странными существами, казались Лизи целой страной чудес, которую они исследовали вместе.       Ториэль, приютившая Джастина и взявшая на себя ответственность за его жизнь, с теплотой приняла и Лизи. Джаст никогда не считал мягкую пушистую леди-козу матерью, но, по крайней мере, был благодарен, что не умер с голоду. Лизи же была очарована Ториэль, слушалась ее во всем.       Время шло, их дни пролетали в исследованиях одинаковых сиреневых коридоров Руин, и однажды должно было случиться так, что они вместе нашли бы из них выход. К тому времени они подросли, сплотились и стали так близки, насколько это возможно. Джаст лелеял мечту, где они вдвоем найдут выход на поверхность и вернутся в мир людей. Это было бы справедливо, разве нет? Они прожили в мире монстров достаточно долго, но Подземелье никогда не было их домом.       Но в тот день, когда выход все же нашелся, Джаста ждало разочарование.       — Я знала, что рано или поздно, вы найдете это место, дети, — вздохнула Ториэль, и в ее голосе слышалась такая искренняя печаль, что Лизи сразу купилась. А Джаст думал, насколько случайно женщина оказалась именно здесь именно сегодня. У выхода, который они раньше никогда не видели.       Джаст сжал зубы так, что челюсть напряглась.       — Дело в том, что вам нельзя выходить. Это опасно.       Она говорила что-то еще. Аргументы, убеждения, эмоциональное давление — Джаст не слышал ничего из этого. Что предлагала сосланная королева монстров, как он успел догадаться, прочитав все книги по истории в доме? Прожить всю жизнь здесь? Как она, в изгнании? Это было попросту несправедливо. Джасту не было дела до безумного короля где-то там, бывшего мужа Ториэль, который одержим убийством людей. Вряд ли он так уж хитер и силен. Они с Лизи легко бы прошли все Подземелье насквозь.       Возможно, что-то блеснуло в его глазах, отчаянное и злое, что Ториэль запнулась и присела рядом с Лизи. Глядя на девушку снизу вверх, она взяла ее ладони в свои мягкие пушистые руки и попросила пообещать никогда не уходить из Руин. Чтобы остаться в безопасности. Чтобы жить. Джаст ненавязчиво положил ладонь Лизи на плечо и сжал.       — Конечно, — чуть ли не со слезами на глазах пролепетала та, и Джаст усилил хватку.       — Теперь я могу быть спокойна за Джастина, — улыбнулась Ториэль, на секунду переведя на него взгляд. — Я заперла выход печатью так, чтобы вы могли выйти только вместе, две человеческих души. Терпение, — она улыбнулась Лизи, — и справедливость, — серьезно посмотрела на Джастина. — Сначала я хотела совсем разрушить выход, но… — Ториэль опустила взгляд. — Все же это было бы слишком жестоко. Я хочу, чтобы если бы однажды кто-то решился, он мог уйти за своей мечтой.       «Вот именно, Лизи! — мысленно закричал на девушку Джаст. — Мечтой!»       Сколько раз, лежа на сухих листьях он говорил ей о желании вернуться на поверхность, увидеть солнце, и сколько раз она кивала, строя с ним вместе планы по тому, чем они займутся, взрослые, свободные? Как много она похоронила лишь потому, что ее попросила «мама»? Не родная мать, которую Лизи уже начала забывать, человеческая, ждущая ее где-то там, на поверхности? А о его матери Лизи подумала? О семье Джаста, похоронившей, наверное, давным-давно единственного сына?       — Я считаю мы не готовы, — была вынуждена повторять девушка, когда он заводил этот разговор по-новой. Верный способ выйти из себя. Перестать контролировать собственное тело: кулаки сжимались, челюсть сводило от напряжения, и Джаст был готов что-нибудь ударить. Жалобный взгляд Лизи только разжигал в нем неконтролируемую ярость.       — К чему, Лизи? Не готовы жить?! — он невольно повышал голос, ощущая, как все теплые чувства к подруге начинают гнить, превращаясь во что-то мерзкое. — Твое терпение — это не благо, это настоящее проклятие. Оно уже давно превратилось в бездействие!       Лизи не ответила. «Боже, да она же просто… боится!» — осенило Джаста, и он брезгливо сморщился. Если бы он мог, он бы просто ушел, оставляя подруге выбор: пойти с ним или остаться. Но заклинание Ториэль не оставляло ему шансов.       Так что они снова и снова ходили по коридорам Руин, обходя старые ловушки, наскучившие и опостылевшие. И попытки девушки найти что-то новое в сто раз изученных местах раздражали.       — Смотри, как тебе? — вдруг спросила она, сменив тон на необычно кокетливый, и Джаст вернулся в реальность. Девушка крутилась, приложив к изящной шее красную ленту.       — Откуда это? — скучающе спросил он.       — Висела тут на указателе. Красивая, да?       Джаст промолчал.       — Это будет моим талисманом, — беспечно решила Лизи. — Послушай, не расстраивайся, я прошу. — Она подошла вплотную и осторожно поцеловала его в щеку. — Однажды мы выберемся, просто… Не сейчас, хорошо?       Джаст зажмурился, чтобы не сделать никакой глупости. Из всех людей в мире его сокамерницей стала терпеливая, нерешительная девчонка… И как он мог думать все эти годы, что они похожи.       — Завяжи, пожалуйста, — попросила Лизи и повернулась к нему спиной. Непослушными пальцами Джаст завязал на ее шее красный бант и медленно выдохнул. Он попытается уговорить ее еще раз. Позже.       Возможно, он перегнул с частотой разговоров об этом, потому что Лизи начала его избегать. Ториэль не могла не заметить их раскола, и несколько раз пыталась поговорить с ним (с ним! смешно!), но вскоре бросила эти попытки, обжигаясь об его разъяренный взгляд исподлобья. Лизи же просто пряталась в укромных уголках Руин с книжкой или альбомом для рисования, чтобы не слышать в очередной раз о том, чтобы покинуть это место. Искать ее было выше достоинства Джаста, так что он просто слонялся недалеко от запечатанных ворот, будто зверь перед прутьями клетки.       И в очередной раз развернувшись на сто восемьдесят градусов, он столкнулся с Лизи нос к носу.       — Как прогулялась?       Джаст хотел, чтобы это прозвучало ровно, но не мог справиться с капающим с губ ядом.       — Х-хорошо, — Лизи опустила взгляд.       — А я тут, знаешь, в который раз думал, как здорово было бы выйти отсюда, — зло ухмыльнулся Джаст. — Ну знаешь… Наверх.       Тогда-то Лизи и сказала те роковые для себя слова:       — Мне жаль, — Лизи опустила глаза в пол. — Я люблю тебя, но не согласна уходить.       А затем все произошло так быстро, и Джаст очнулся, когда на него привалилось легкое неподвижное тело подруги. Тяжело дыша, он ждал, когда появится душа Лизи, так восхваляемая всеми авторами книг в мире монстров. Хваленая человеческая душа. Вместе с которой Джаст мог открыть ворота. Но тело Лизи просто упало к его ногам, и больше ничего.       В желудке засосало, а в глазах как будто подуло песком.       — Эй! Дурацкое заклинание, ты слышишь меня?! — сорвался он. — Я хочу пройти! Тут целых две сильных человеческих души, ты в курсе?       Он забарабанил кулаками по створкам, но проход остался закрыт. Джаст беспомощно сполз вниз и застыл, оперевшись затылком на холодную поверхность ворот.       — Терпение, — просипел он отчаянно. — Они еще откроются. Так будет справедливо.       Джаст дотянулся до руки задушенной подруги и подтянул ее к себе, обнимая.       — Прости меня, прости, — беспомощно шептал Джаст, перебирая вьющиеся кудри холодеющей девушки. Пальцы наткнулись на красную ленту. И Джаст с трудом развязал когда-то самолично завязанный бант, повязав теперь уже себе. На запястье.       — Знаю, я буду наказан одиночеством. Но часть тебя будет со мной, — шепнул он Лизи на ухо.       Он просидел у ее тела и дурацких ворот так долго, что отрубился. Но когда проснулся — ничего не изменилось. Сутки не влияли на освещение в Подземельях. А уж тошнотворный фиолетовый цвет стен Руин и вовсе был вечен.       — Что ж, — был вынужден признать Джаст, — похоже, человеческая душа или миф, или твоя, Лизи, не настолько сильная.       Интересно, как скоро Ториэль заметит, что Лизи пропала. Впрочем, Джаст не собирался ей ничего говорить. Он самостоятельно вырыл могилу недалеко от поляны с лютиками, где они оба когда-то очнулись, свалившись с огромной высоты.       Руины стали еще скучнее, чем были. Однотонные, пустые, тихие. Джаста от них тошнило. И Лизи уже не отвлекала своим щебечущим голосом и болтовней ни о чем. Джасту приходилось говорить с ней за двоих. И, надо признать, все о том же. Он не оригинален: мечты о мире людей и свободе, о том, как откроются ворота, как сменятся пейзажи. И как он больше не придет к ней.       Словно по велению всевидящей Судьбы, впервые за много лет в Руины вдруг попал еще один человек. Так же, как и Джаст с Лизи: через пропасть на вершине горы.       Ее звали Синта, и эта девушка так самозабвенно поверила во все его мечты, что Джаст даже растерялся. Она зажгла Руины каким-то особенным светом, танцуя по сухим листьям и кивая на его отчаянные рассказы о свободе. Непостижимым образом тени под глазами Джаста растворились, ушла боль во всем теле, и появились силы жить. И в то же время как будто сжалась лента на запястье, напоминая о бессмысленной жертве. Джаст несколько раз ослаблял узел, но кровоток будто замораживало, пальцы немели, и иголочки проходились до самого локтя.       Неясная тревога мучила Джаста, а Синта не понимала, в чем дело. Она связывала его панику с тем, что они собирались уходить, ведь Джаст никогда не говорил, куда пропала девочка, о которой постоянно упоминала Ториэль. А пронзительный взгляд пушистой козы, не вылезающей из кресла с пледом у камина, иногда так пристально прожигал его, будто Ториэль не верила печати скорби о пропаже Лизи на его лице.       — Ты в порядке? — раз за разом спрашивала Синта, обнимая и вглядываясь в его бледное лицо. Она никогда ему не врала, он читал ее как открытую книгу. Но Джаст врал постоянно. Что он в порядке, что он просто волнуется. Не что его рука вот-вот перестанет его слушаться. Не что он не может расстаться с последней вещью Лизи.       И в тот день Синты с ним не было. Он в последний раз собирался навестить Лизи. Попрощаться.       — Знаешь, я нашел ту, с которой мы смотрим в одну сторону, — сказал он ей. — Я так долго страдал, что будет справедливо наконец от этого избавиться. Поэтому я прошу: отпусти меня. А я отпущу тебя. Ведь ты навсегда останешься здесь, в Руинах. В безопасности, как ты и хотела, — Джаст выдохнул. — Прощай, Лизи.       Путь обратно казался ему таким легким и ярким, будто он не ходил по нему тысячу раз. Его тревога была усыплена этим ощущением свалившегося груза, возможно, поэтому он не был сосредоточен, проходя мимо ловушек с шипами в очередном коридоре. И поэтому не успел воспротивиться рывку собственной руки в сторону. Беспомощно взмахнув другой рукой и вскрикнув, Джаст потерял равновесие и боком напоролся на железные штыри, которые никогда не казались опасными. Они прошили его насквозь, выйдя из груди между ребер. Джаст кашлянул, разбрызгивая кровь с губ, пару раз трепыхнулся и замер, медленно закрыв глаза. А расслабленная рука с повязанной красной лентой откинулась на землю, неподвижная.       В таком положении его и нашла забеспокоившаяся Синта, задохнувшись в ужасе, только увидев мертвого друга. Да, они не были знакомы долго, но все же она успела искренне привязаться к несчастному, но оставившему в сердце искру надежды на свободу парню. И ужасное зрелище кровавой смерти глубоко потрясло ее до потемнения в глазах, до беспамятной истерики, до глухих захлебывающихся рыданий.       Синта уже знала, что не сможет покинуть Руины без Джаста, и мысленно повторяла, что никогда не сможет забыть такого кошмара. А ей хотелось сохранить в памяти не его, а светлый образ встреченного человека. Поэтому, придав израненное тело земле, Синта отвязала от запястья красную ленту Джаста и повязала себе на волосы у виска, чтобы боковым зрением всегда видеть и помнить о лучшем друге в этом месте.       Пробежавший по виску и шее до самой ключицы холодок Синта списала на горечь потери.