Миссия: всплыть со дна (сборник)

      Взрывы маячили где-то на периферии. Крики и стоны раненых отвлекали. Раздражение неприятным зудом копошилось под кожей, но Лив усилием воли сосредоточилась на ощущении своего тела, пространстве вокруг, касании воздуха к коже. Прямо здесь, когда боевые действия скоро подойдут вплотную к госпиталю. Медитация не терпит спешки, а Лив торопилась. Если она прямо сейчас не решит проблему, останется только идти вон на передовую.       Война подобралась уже вплотную, и в самый неподходящий момент Лив переклинило. Из-за запаха гари, вида ожогов на теле доставленного солдата, подпалинах на одежде. Конечно, его задело взрывом. Конечно, он не был привязан к столбу посреди села с охапкой соломы под ногами. Но внутри Лив все взбунтовалось и вскипело опасной волной, перед глазами заплясали костровые мухи. Крики, наяву мужские, в ее голове зазвучали пронзительным женским голосом, который тогда было не узнать.       Главврач их госпиталя заметил, что с ней что-то не так, раньше самой Лив. Операция шла полным ходом, нити заклинаний двух лекарей, ее и учителя, соединились, когда плетение Лив вдруг стало атакующим. Хватило бы секунды, чтобы испепелить несчастного солдата, потерявшего сознание всего пять минут назад. Учитель разорвал связку и уберег раненого от ее смертельного удара, но подставился сам. В тот момент Лив очень заторможенно наблюдала, как оседает их главный лекарь, как шарахаются от нее медсестры. Все, что она смогла, — отшатнуться и успокоить дыхание. Такого не случалось уже десять лет, но алгоритм действий впечатался в память намертво. Провалиться внутрь. Встретиться с озверевшим даром лицом к лицу.       И вот, ноги вязли в лесной грязи, солнце светило в спину и прямо перед Лив росла длинная зловещая тень. У любого лекаря должна быть тень, чем больше опыта, тем она длиннее, глубже. Но Лив еще рано иметь такую. И ей бы обернуться, идти к свету из чащи, но ее путь лежал дальше: в глухую вязкую топь. Там, в глубине подсознания обитал ее своенравный дар, доставшийся от матери, призванный лечить, а не калечить. Лес послушно расступался перед ней, ведя известными тропами, и уже вскоре Лив расслышала глухое ворчание. Недовольство, раздражение, злоба — они не принадлежали ей самой, но жили внутри нее.       — Ну здравствуй, — контролируя дыхание, чтобы не выпасть из транса, начала Лив.       Из озерца, покрытого ряской, начало расти нечто, покрытое мхами, горбатое и мощное. Ее дар всегда был таким, сколько она себя помнила: лесным жителем, прячущимся под водой, корнями и за высоким берегом. И маленького намека на запах костра, на котором сжигают чью-то жизнь, хватало, чтобы переключиться с лечения на вред.       Лив часто задумывалась, почему ее детское потрясение так отразилась на нем. Она ни разу не слышала, чтобы у других лекарей было что-то похожее, хотя у многих детство было горше. Учитель, выросший в трущобах, никогда не зверел от запаха нищеты и грязи. Да, многие маги договаривались со своим даром или успокаивали его, чтобы потоки силы протекали нормально. Но ни разу ни у кого Лив не встречала изменение самой силы. Как у себя.       — Спокойно, дружище, спокойно, — мерно повторяла она, протягивая руки навстречу существу. — Мы должны приносить пользу, лечить людей, помнишь? Я не хочу, чтобы меня боялись, а ты?       Он заворчал, и перед глазами пронеслись картины из детства: мамино лицо, теплые руки, ее ласковый, лечащий дар, аромат травяного чая, благодарные селяне… И ярко полыхающие языки костра, на котором ее сожгли. Лив прикрыла глаза.       — Знаю, дружище, знаю, — по щекам побежали слезы, — но она ведь не хотела бы, чтобы мы калечили людей. Прошу тебя, вернись таким, каким тебя мама передала мне.       Обычно это работало, но тут издалека, из внешнего мира, снова послышались взрывы, по лесу потянуло гарью. Короткий рык, и дар снова спрятался от глаз, а Лив вышвырнуло из транса.       Вернее, она так подумала, на миг услышав паническое «Очнитесь, очнитесь!», но затем оглянулась и вздрогнула. Она уже забыла, как выглядят эти места…       Деревья снова были выше, узор трещин в полу — ближе, а мир казался огромным и светлым. Детское платьице Лив блестело в ласковых лучах утреннего солнышка. Заботливой рукой мамы были вышиты цветочные узоры по краю подола. Не болела усталая спина, босые ступни грели доски пола, а руки едва доставали до края стола.       Старенький дом. Дом детства. Вдалеке от войны, голода, обязательств и необходимости быть сильной и несгибаемой. Душа, будто очистившись от грязи последних лет, стала легкой. Лив окутал теплый запах пирога с яблоками, будто он один мог защитить ее. Она зажмурилась, пытаясь нащупать дорогу обратно, к своенравному лесному дару, когда голос мамы позвал ее во двор. Живой, милый, родной… Она звала играть в прятки.       «Я спрячусь, солнышко, а ты ищи».       «Ку-ку!» — из-за стройной яблони. Искренняя смешинка.       — Зачем ты мучаешь меня? — прошептала маленькая Лив. Она может выбежать, обнять маму и поверить в то, что никто ее не обидит. Но взрослая Лив, которую ждут раненые, знает, что сколько бы добра мама ни сделала, сколько бы деток не вылечила, в конце ее все равно заберет огонь. Поэтому она не пошла во двор. Хотя хотелось. Хотя всем существом ее тянуло в нежные объятия мамы. Вспомнить. Сохранить.       Лив вытерла подступившие слезы детским кулачком и схватила со скамьи любимую книгу сказок. Их мама читала ей перед сном каждый вечер. Лив вышла через другую дверь и окольной тропкой поспешила в лес. В любом из видений она найдет свой дар и убедит, что ему предназначено помогать, а не вредить. Что некому больше мстить, что чужие смерти не вернут маму, как, впрочем, и спасенные жизни. Но они, крайней мере, наполнят ее собственную жизнь.       Дар встретил ее неласково, ворчал и сердился. Ведь он напомнил, что она потеряла из-за людей, которым хочет помочь. Но Лив видела по его перекошенному рту, покрытому мхом, что ярость питается страхом и обидой. И нельзя отрицать, что это ее часть.       Поэтому Лив не остановил неласковый прием: она вскарабкалась на сырые камни на берегу озера и прямо оттуда прыгнула и уцепилась за длинную мшистую шкуру существа, чтобы вскарабкаться на мощные колени и открыть книгу сказок. В них не было на самом деле ничего особенного, истории там жили весьма странные. Но мамин голос, шутки, заразный смех делали их лучшими на свете.       — …Однажды в далекой-далекой стране…       Ее дар, лечащий раны, заставляющий работать сердца и останавливающий кровь, заинтересованно подался вперед. Он мог помнить, каково это: слушать мамины сказки, — но ведь он крепко спал внутри Лив в те времена. Этот лесной ворчун на самом деле никогда не знал ее мамы, никогда не видел, не чувствовал ее запах у кровати, не целовал ее загорелую шею и руки.       Лив читала, смеялась над старыми шутками и плакала. Не вспоминала про гарь и дым, про огненную корону вспыхнувших маминых волос. Лив знала, ради чего она наследовала мамину силу: чтобы спасать, а не мстить всем людям мира.       — Ур-р-р, — мягко вздохнул ее огромный друг. Пара слезинок упали на светлые страницы книги, и Лив поняла, что пора уходить.       — Доктор, доктор!       В нос снова ударил запах крови и пота. Взрывы не отдалились, а даже стали звучать ближе.       — Мы не удержим! — кричала медсестра, тряся Лив за плечи. — Раненые…       Лив открыла глаза. Лицо младшей помощницы исказилось ужасом и паникой. Взгляд с надеждой был обращен к Лив: главврач был в отключке, причем, из-за нее, так что, получается, Лив должна была как-то исправлять ситуацию.       — Готовьте стол, — хрипло проговорила она, пытаясь встряхнуться. — Я в порядке и помогу учителю.       Встряхнув руками, Лив мысленно обратилась к собственному дару: «Не подведи!» Внутри отозвалось умиротворенным, благосклонным позволением. Лив положила кисти на виски учителя. Нити силы заструились от вен девушки к голове лекаря. Если сейчас она поджарит мозги главврача… Нельзя оставлять места страху. Она будет спасать. Как мама.       «В далекой-далекой стране…»       «Ты умница, Лив…»       Выдохнув, Лив завершила заклинание и удовлетворенно проследила, как открываются глаза главного лекаря. Шустрые глазные яблоки между морщинистыми веками повращались туда-сюда, а затем учитель хмыкнул:       — Опять эти пироманты нам мешают, а, Лив? — и подмигнул. Легко поднялся и бегло оценил ситуацию. — Так, пособранней, девушки.       Медсестры засуетились белыми мотыльками, а учитель, слушая их, меж тем бросил Лив:       — Молодец, девочка. Но чтоб я этих тяг в насилию больше не наблюдал.       Его шутливый легкий тон не обманул ученицу. В глубине глаз старика таилось беспокойство. Куда более весомое, чем за какую-то там линию фронта. Лив серьезно кивнула: слова ни к чему. Приготовилась к операции. Дар внутри мягким гулом поддержал ее, больше не пытаясь навредить. Старым ранам не встать на пути у ее призвания, окружи война ее хоть кольцом из костров.