(wont you let me) walk you home from school

Словно приросши к месту, Бен на протяжении добрых десяти секунд не решается даже вздохнуть, старательно пряча под маской равнодушия нарастающую в геометрической прогрессии тихую панику, и, уже всерьёз задумываясь о том, чтобы прикинувшись дурачком, с нарочитым хладнокровием притвориться, что случившееся — не более чем игра возбуждённого воображения, что всё это просто-напросто почудилось ей, померещилось в момент эмоционального смятения. «Как вам не стыдно, Мисс Джексон», — не моргнув глазом, мог бы возразить он в отчаянной попытке заговорить Рей зубы: «как минимум неуместно сквернословить на рабочем месте, в особенности, принимая во внимание, что поблизости могут находиться дети. Почему бы тебе в собственных интересах не отправиться домой пораньше, раз и навсегда позабыв об этом происшествии как о кошмарном сне, полностью стерев из памяти любые следы, хотя бы отдалённо напоминающие о разыгравшейся вследствие временного помешательства катастрофы, чтобы в будущем никогда и ни при каких обстоятельствах больше не упоминать о ней? И только как прискорбному, так и неоспоримому осознанию того, что подобное поведение в долгосрочной перспективе более чем вероятно, скорее усугубит и без того щекотливую ситуацию, удаётся в итоге удержать Бена от очередного импульсивного и бесспорно опрометчивого шага. Стоящая от мужчины всего лишь на расстоянии вытянутой руки со слегка растрёпанными волосами и раскрасневшимися щеками Рей, в свою очередь, всё ещё не сводит с него настороженных глаз, смотрясь при этом до того очаровательно, настолько прелестно, что Бен вопреки себе самому просто не в силах оторвать от её лица немигающего взгляда, кроме неё, кажется, не замечая вокруг больше никого и ничего, одновременно ощущая себя заворожённым, одурманенным, контуженным — будто центр его тяжести вместе с фокусом внимания внезапно сместился, точно целая вселенная сводится к неподвижно стоящей напротив хрупкой фигурке, словно благодаря какой-то нелепой космической шутке Бен действительно частично ослеп и оглох. Облизав пересохшие губы, мужчина вынуждает себя равнодушно пожать плечами. — Это был поцелуй, Джексон. — Да, что ты говоришь, — шипит она сквозь плотно стиснутые зубы. Осторожно оглядев комнату в тщетной попытке отыскать кого-либо, кто мог бы, оставшись незамеченным, затаиться под одним из миниатюрных стульев, Бен всё же решается осторожно уточнить. — Почему ты шепчешь? — Потому что… — видимо, выведенная из глубокого ступора его вполне правомерным вопросом, Рей потихоньку приходит в себя, поспешно убирая с лица выбившиеся из прически пряди. — Потому что ты меня поцеловал. — Так и будем ходить по кругу, Капитан Очевидность? — уточняет он не без нотки сарказма в голосе. Неразумный, крайне опрометчивый поступок с его стороны, тут же осознаёт Бен, отмечая, что его язвительное замечание на пару с неуместной иронией по всей видимости ещё ближе подтолкнуло Рей к грани апоплексического удара. Несмотря на то, что именно эта пугающая перспектива должна сейчас действительно беспокоить мужчину, в его голове, точно на повторе, продолжает крутиться множество сумбурных мыслей, ни одна из которых, однако, при ближайшем рассмотрении никоим образом не в состоянии поспособствовать разрешению конфликта. По большому счёту, ему следует немедля покинуть класс, предварительно обозначив, что случившееся представляет собой не более чем досадную ошибку, став прямым результатом временного помутнения рассудка, тем самым раз и навсегда покончив с этим форменным сумасшествием. Последнее, что должно сейчас волновать Бена, так это абсурдное, навязчивое желание снова ощутить мягкость губ Рей на своих, учитывая, что та сейчас выглядит до комичного разъяренной, всем своим видом напоминая дикую, готовую к броску кошку, которая с большой вероятностью не угомонится, пока не расцарапает его лицо когтями при малейшем намеке на потенциальное повторение недавнего инцидента. — Зачем? — тяжело дыша, выплёвывает она всего лишь одно единственное слово, которое по своей интенсивности, однако, вполне может сойти за достойную альтернативу мощной оплеухе. Обречённо вздохнув, Бен снова пожимает плечами, ни на секунду не сомневаясь в том, что этим жестом только подливает масла в уже и без того полыхающий ярким пламенем огонь. — Какого, спрашивается, хрена, Соло?! — наконец, вспыхивает Рей. — Стоишь тут как ни в чем не бывало буквально всем своим видом изображая святую невинность, прямо пробу ставить некуда… — Вероятно, преследуя цель передразнить его, девушка небрежно поводит плечами, прежде чем издать утрированный, почти что театральный звук, очевидно призванный послужить имитацией ярко выраженного американского акцента и, мягко говоря, не представляющий из себя ничего лестного. — Что ты хочешь от меня услышать? — с нервной усмешкой уточняет он. — Хочу, чтобы ты дал мне прямой ответ на элементарный вопрос. — Ты… — запинается Бен, пытаясь нащупать более подходящее для данного контекста, максимально нейтральное слово, не рискующее послужить последней каплей, переполнившей чашу её терпения, — …плакала. Вопросительно вскинув брови, Рей по-прежнему не сводит с него опасливого взгляда. — Ты поцеловал меня, потому что я плакала? — с изрядной долей скепсиса в голосе вкрадчиво осведомляется она. Окончательно загнанный в угол, Бен расправляет напряжённые плечи в оборонительном жесте, прежде чем невольно вытянувшись в струнку, оскалиться в циничной ухмылке, одновременно подмечая, что Рей, будто в ответ внезапно меняется в лице; в любой другой ситуации он мог бы поклясться, что черты её сейчас отражают… что-то наподобие настороженного любопытства. — Знаешь, а ведь я мог бы задать тебе тот же вопрос, — внезапно парирует он резким, каркающим голосом. — То есть? — прежде чем скрестить на груди руки, тоненько и возмущённо пищит Рей, тотчас занимая защитную позицию. — С таким же успехом я мог бы поинтересоваться, почему, собственно, ты поцеловала меня, — великодушно поясняет он, словно пытается терпеливо донести до одной из своих учениц очередную прописную истину. — Раз уж на то пошло, почему бы нам не сыграть по-честному? Как говорится, откровенность за откровенность. Беспомощно моргая, Рей принимается запинаться, видимо, снова и снова неумолимо спотыкаясь о собственные слова: — То есть, как это… ты… я не… — Вот оно как, значит? — недоверчиво приподняв брови, в свою очередь отбивает Бен, безгранично радуясь тому, что к своему крайнему удивлению за считанные секунды умудрился взять опасную ситуацию под контроль, и ухватившись за так кстати подвернувшуюся возможность использовать против Рей её же собственное оружие, незаметно поменялся с той ролями. — Всё с тобой ясно. Ничего другого я в принципе и не ожидал. — Опять паясничаешь? Нечего менять тему. Ты же первым наклонился… — Я наклонился? Да ты же буквально вцепилась в мои волосы своими загребущими ручищами… Заметно побледнев, Рей принимается задыхаться от возмущения: — Ничего подобного… Я не… — … не говоря уже о том, что, не задумываясь, ответила на поцелуй, — горячо продолжает он. — Так, а что мне ещё оставалось? — принимается лепетать она осипшим, практически срывающимся на крик голосом, прежде чем беспомощно развести руками. Сглотнув несколько раз подряд, силясь избавиться от внезапно возникшего во рту, почти что нестерпимого ощущения сухости, Бен замирает на месте, цепенея от ужаса при одной только мысли о возможном, вложенном в её слова смысле — той, что до этого момента ни разу не посещала его — одновременно морщась от прилива жгучей вины, так и норовящей сковать живот болезненным спазмом. — То есть… ты… я что… тебя принудил? Продолжая суматошно скользить по его бледному лицу, глаза Рей непроизвольно расширяются, выражая всю палитру встречного ужаса. — Чего? Да нет же. Я не… — Слушай, если я переступил черту, пожалуйста, сейчас же направь жалобу в школьную администрацию… Последнее, чего я добивался, так это, чтобы тебе было некомфортно в моём присутствии… Ошарашенно мотая головой, Рей поспешно перебивает его: — Нет, я не… — снова замолчав, девушка заметно колеблется, несколько мгновений не отрывая кончиков пальцев от своих губ, прежде чем снова уронить руку. — Ты меня ни к чему не принуждал, — наконец вполголоса произносит она. Резко выдохнув, Бен старается не придавать особого значения тому, что на этих словах немыслимое облегчение буквально затопляет каждую его клеточку. — Тогда в чём дело? Чего ты от меня хочешь? Что сделано, то сделано. Я не могу повернуть время вспять… — Чего я хочу, чёрт тебя дери?!.. Я хочу… Бессознательно наклоняясь к Рей, Бен несмело шагает вперёд, оказываясь при этом так близко, что может ощутить сладость её дыхания — уже знакомый ему, отчётливый запах мяты и шоколада, напоминающий о том, что ничего лучше сегодня пробовать на вкус ему не доведётся. — Чего ты хочешь? — Я хочу, — продолжая всматриваться в его лицо, наконец твёрдо заявляет она, — чтобы ты хотя бы раз повёл себя под стать взрослому, зрелому человеку, переняв по крайней мере долю ответственности за свои собственные действия. Чтобы ты перестал постоянно увиливать от ответа. Резко выдыхая, Бен не в силах сдержать нервный смешок, буквально поперхнувшись возмущением и по-прежнему не веря своим ушам. «Она… она… просто невыносима!» — Так я же признался! Минуту назад! Могу даже повторить для пущей наглядности. Да, я поцеловал тебя, этого ты добивалась? Я беру на себя полную ответственность, ты тут совершенно ни при чём, невинная жертва обстоятельств… Довольна? Давай уже просто закроем эту тему раз и навсегда. — Молодец, ничего не скажешь, — холодно выдыхает она, — Что и требовалось доказать, ты просто всегда и везде ищешь простых путей и выходов, будучи готовым буквально на всё, только бы не пришлось расхлёбывать последствия собственных поступков. — Господи, ну ты и… заноза. — Правда что ли? — Крепко сжав челюсти, Рей позволяет пальцам впиться в нежную кожу на собственных локтях. — Это что-то новенькое. Я-то думала, что все мои беды от серьёзных проблем с самооценкой. «Отцовский комплекс» или какой там официальный диагноз ты успел мне пришпилить? Вздрогнув, Бен испускает протяжный стон, прежде чем в отчаянии запустить руку в ​​волосы. — Да ладно, Джексон, ты же прекрасно знаешь, что я не нарочно… просто сморозил глупость с досады… — Да что ты говоришь? Сдаётся мне, помимо всего прочего, ты ещё и отменным знатоком моей неустойчивой психики заделался? Теперь будешь за меня решать, что я знаю, а что нет? — Всего этого кошмара удалось бы избежать, если бы ты тогда хотя бы соизволила выслушать меня до конца, если бы по крайней мере разрешила извиниться, вместо того, чтобы шарахаться как от прокажённого при каждой встрече. Хотя, собственно, к чему пустословить, давай просто продемонстрирую прямо здесь и сейчас: прости ме… — Можешь ты хотя бы на секунду представить, что меня нисколечко, слышишь, совершенно не интересуют твои проклятые извинения, — резко прерывает его Рей, полностью игнорируя последующую реплику мужчины: «Вот, пожалуйста, наглядное тому доказательство». — Возможно, всё, чего я действительно хочу, так это, чтобы ты просто-напросто прекратил втаптывать меня в грязь при любом удобном случае — разъярённо продолжает она, — может быть, тебе не мешало бы прислушаться к собственным, раздаваемым своим подопечным направо и налево премудрым советам, хотя бы однажды, всего раз за своё жалкое, безрадостное существование проявив капельку доброты в отношении другого… — Издеваешься?! Я старался! Из сил выбился, пытаясь завоевать твоё расположение, только ты же сама из раза в раз на корню пресекаешь любые попытки с моей стороны… Пригвоздив Бена к месту недоверчивым взглядом, Рей раздражённо выдыхает. — Я пресекаю? Так, выходит, это я во всём виновата? В том, что ты ни звука не можешь из себя выдавить, без того, чтобы унизить, оскорбить… — Господи, да ты просто намеренно искажаешь смысл каждого моего слова, переворачивая всё с ног на голову. Я не утверждал, что это твоя вина. Но ты… — Я что? — выплёвывает она. — Ну? Что я? — Ты знать меня не желаешь! — практически выкрикивает он; слишком громко, чересчур горячо, внезапно ощущая резкий, вполне реальный укол боли и прилив горькой обиды от осознания собственной беспомощности. Какая же она всё-таки… невыносимая, беспощадная, бескомпромиссная, совершенно непостижимая личность… которой абсолютно невозможно угодить. И всё же он по-прежнему здесь, в буквальном смысле слова роет землю носом, будучи готовым в лепёшку расшибиться ради одной единственной капли внимания с её стороны, не находя ни малейшего понятия, ни мало-мальски рационального объяснения собственному поведению. — Каждый раз, когда я пытаюсь завести с тобой разговор, искренне, по-человечески, в открытую… да, неважно всё это, потому что, что бы я ни делал, что бы ни говорил, ты просто продолжаешь отмахиваться от меня как от назойливой мухи, снова и снова пренебрежительно воротишь нос… будто я полное ничтожество, пустое место… потому что… потому что не в состоянии даже на минуту допустить мысли о том, что я могу представлять собой что-то большее, чем того кровожадного, бездушного монстра, которого ты сама же себе придумала и теперь вот носишься как с писаной торбой. А всё потому, что тебе гораздо удобнее видеть во мне беспринципного, омерзительного, бесчувственного упыря, чем признать, что существует хотя бы малая вероятность того, что ты тоже могла заблуждаться на мой счёт. — По сути все эти пышные фразы — красивые, но пустые слова, учитывая, что твои поступки говорят сами за себя. Именно своим поведением с самого первого момента ты последовательно и наглядно демонстрировал, что являешься типичным представителем, самым что ни на есть классическим образцом неблагодарного, циничного, возомнившего о себе чёрт знает что сноба. Бедный, никем непонятый, богатенький мальчик, — горько усмехается Рей. — Ну, ну… И всё бы ничего, да только ты тоже далеко не подарок. Шагаешь по жизни смеясь, добровольно напялив на глаза грёбаные шоры, ожидая, что каждый встречный посчитает за удачу уже просто пересечься с тобой, разомлеет от счастья в твоём присутствии, просто потому что ты — само воплощение невинности и доброты… непринуждённо порхаешь от цветка к цветку, как грёбаная бабочка, изо дня в день рассекая по коридорам в совершенно идиотских, безвкусных нарядах, будто олицетворение света, чёртов лучик сраного солнца. Избалованный ребёнок. Вот ты кто! Нелепая карикатура. Мультяшный персонаж и не более. — Это я-то мультяшный персонаж? А ничего, что ты сам разговариваешь, точно один из взрослых в «Мелочи пузатой», периодически извергая из себя звуки, только отдалённо напоминающие нормальную человеческую речь: «у-а, у-а, у-а, у-а, у-а»… — принимаясь хлопать ладонями, Рей открывает и закрывает их таким образом, будто тем самым намеревается создать эффект «квакушки», демонстрируя характерную для американцев гортанную манеру речи при помощи отвратительной пародии на взрослых в упомянутом ею мультфильме. Скрестив на груди руки, Бен продолжает прожигать Рей недоумевающим, полным неверия взглядом. — Вот это да… Какой же ты всё-таки инфантильный ребёнок. — Сам ты ребёнок! — огрызается она, упираясь руками в бока. — Нет, ты! — горячо возражает он, полностью осознавая, что своим же собственным поведением только доказывает обе точки зрения. — Как же я тебя ненавижу, — с горечью произносит она. — Да? Ну, и как же именно? — Всей душой, — в подтверждение своих слов шипит она, вызывающе приподнимая подбородок и ни на секунду не сводя с него уничтожающего взгляда. Они совсем рядом, слишком близко, настолько, что Бену начинает казаться, что опасная близость их тел снова сладким дурманом затапливает черепную коробку, отдаваясь странным теплом где-то в области солнечного сплетения и в непослушных конечностях. — На дух тебя не переношу. — Ну, давай поподробнее, чего уж скромничать, — насмешливо парирует он, — чем именно я так тебе так опротивел? — Ненавижу твои дурацкие волосы, — чеканя каждое слово, выплёвывает она. — Выглядишь так, будто каждое утро проводишь за укладкой по меньшей мере сорок пять минут. Даже представить страшно, сколько денег ты еженедельно вбухиваешь в одни только средства по уходу. — Это в тебе просто зависть говорит, — язвительно возражает он, — поскольку единственное, на что способна ты сама, так это то и дело наскоро завязывать свои патлы в нелепые, совершенно идиотские пучки, надеясь, что никто не заметит, насколько они неухоженные и безжизненные. Игнорируя поток скрывающихся с его губ откровенных оскорблений, Рей подступает ещё ближе, будучи вынужденной по мере сближения всё больше вытягивать шею, чтобы в процессе не потерять зрительный контакт. — Ненавижу твою идиотскую одежду. — А я — твою. Заявляешься сюда каждый день, будто шмальнувшая ЛСД мисс Хани. — Терпеть не могу твоё дурацкое лицо. Твой гигантский нос, твои глазки-бусинки, и родинки твои тоже ненавижу, и твой… — Взгляд Рей устремляется к его губам, словно в попытке найти новый материал для вдохновения, — твой рот и… — Мне твоё лицо тоже опостылело, — переходя на шёпот, перехватывает Бен, собственный голос которого внезапно затихает, окрашиваясь в мягко-тёмные тона… потому что это ложь, он прекрасно знает, что это вопиющая, неприкрытая ложь, но, хоть убей, не понимает, почему продолжает нести чушь, учитывая, что мог бы придумать миллион вещей, которые действительно раздражают его в ней, вместо того, чтобы откровенно лицемерить, — твои грёбаные веснушки и проклятые ямочки… — Ненавижу… — внезапно замолчав, Рей глубоко выдыхает, на мгновение зажмуриваясь, прежде чем снова медленно приоткрыть глаза. — Ненавижу твои гигантские, больше похожие на здоровенные лапища руки… — Ты на вкус как конфета, — встревает Бен, голос которого сейчас насквозь пропитан бессильным отчаянием, звуча скорее умоляюще, чем укоризненно даже в своих собственных ушах, пока тот не прекращает ломать голову хоть над чем-то, что могло бы показаться отталкивающим, оскорбительным, снова и снова упираясь в стену из полной, звенящей пустоты и не находя ни единого достойного ответа, — слишком сладкая … приторно, тошнотворно… — Ты слишком большой, — добавляет она внезапно и непривычно тихим голосом с потемневшими вмиг глазами. По, должно быть, что-то незаметно подсыпал ему в кофе несколькими часами ранее. Другого логичного объяснения происходящему и быть не может, принимая в расчёт, что Бен чувствует себя опоенным, одурманенным, когда ему наконец удаётся выдавить: — Ты слишком маленькая. Успевшая оказаться в опасной близости, Рей выглядит сейчас настолько же невменяемо, насколько он себя чувствует; губы девушки приоткрыты, взгляд прикован к его рту. — Ты… ты… — Рей? — шепчет он, обеспокоенный внезапной переменой, отражающейся как в её голосе, так и непосредственно на лице. Если бы Бен не был осведомлён о реальном положении вещей, то мог бы допустить, что… — Да заткнись ты уже, мать твою, — выдыхает Рей. — Хотя бы раз в жизни, Соло, ради бога, просто… Спустя мгновение она наклоняется вперёд, а, может быть, ближе к ней склоняется он сам, однако это уже не имеет никакого значения, потому что каким-то абсурдным, совершенно непостижимым образом его губы снова прижимаются к её, вынуждая тотчас раствориться в чувстве удивительного единения. Руки Бена инстинктивно тянутся к её спине, обнимая, приближая, притягивая, и идя на поводу у неукротимого желания разрушить всяческий, разделяющий их барьер, любыми способами сократить пролегающее между ними расстояние, он всё крепче и крепче прижимает девушку к своей груди. То, что сейчас испытывает Бен во всех отношениях намного ярче и интенсивнее, чем что-либо, с чем ему приходилось сталкиваться когда-либо прежде — тот, кем он ощущает себя рядом с Рей, пугает, одновременно завораживая. Абсолютно всё в ней кажется ему миниатюрным, нежным, родным: точно она была вылеплена, создана специально для его рук. Бен принимает от Рей ровно столько, сколько она готова ему подарить; упивается дрожью, пробегающей по её телу, когда она снова запускает пальцы в его волосы (он знал, знал, чёрт возьми, что ему это не просто почудилось), самозабвенно проглатывает порывистые вздохи и приглушённые стоны, которые та издаёт, как только его пальцы исступлённо зарываются в ткань её платья, стремительно хмелеет от пьянящего ощущения её тела, постепенно сливающегося с его собственным, чувствуя, как границы между ними всё больше размываются, пока её мягкие, изящные изгибы прижимаются к каждому миллиметру его спрятанной под одеждой кожи. Нижняя половина Бена также чувствуя эффект каждого прикосновения, в подтверждение отзывается с почти что пугающим интересом на предельную близость, на тёплое, гостеприимное пространство между её губами, беспрепятственно впускающее, приветствующие его язык внутри, на не менее тёплое, гостеприимное пространство между её ногами, где с её разрешения он также мог бы пустить тот в ход. Бен буквально вылизывает её рот, перекатывая послушный язык Рей под своим, стремясь дотянуться до каждого доступного уголка, чтобы попробовать на вкус всё, что только может, смакует полюбившуюся сладость, купается в ней, будучи не в состоянии насытится уникальным вкусом, который, как он теперь знает, принадлежит только Рей — чем-то мягким и естественным, знакомым и одновременно неизведанным. Беспомощный, кажется, непроизвольный стон проскальзывает к Бену в рот, и этого короткого звука оказывается достаточно для того, чтобы выкинув в форточку последние капли рассудка, тот окончательно сошёл с рельсов. На протяжении нескольких долгих мгновений Бен теряется во времени и пространстве, в результате всецело утратив любую связь с реальностью, потому что то, что происходит с ним здесь и сейчас… заключает в себе абсолютно всё, чего он когда-либо хотел, по сути даже не догадываясь об этом. Полностью позабыв о том, где они находятся и ради чего он, собственно, изначально заявился сюда в первую очередь, Бен продолжает полусознательно стирать из памяти тот факт, что Рей презирает его, что буквально минуту назад они в деталях обсуждали все те причины, по которым она не переносит его на дух. Но самое устрашающее, самое ужасное кроется в том, что на несколько секунд он умудряется полностью упустить из виду, что сам должен люто ненавидеть её, потому что внезапно — будучи не в силах справиться с потрясением, — Бен чётко осознает, что, возможно… что, вероятно, он вовсе не ненавидит Рей. Его жадные, ненасытные руки продолжают блуждать по тем местам, куда им определённо не пристало заглядывать, обвиваясь вокруг задней части бедра девушки, чтобы на мгновение обхватить её задницу, пока другая ладонь тянется вверх к груди Рей, стремясь насладиться ощущением той поверх платья, прежде чем снова, как в лихорадке, скользнуть к её талии, вернуться к изучению поясницы. «Идеальна», — думает Бен, сквозь пелену затуманенного сознания — одичавший, определённо вышедший из-под контроля и болезненно возбуждённый, она идеальна, создана для него. Именно такая, какая есть; каждый изгиб, каждая неровность кажутся ему мучительно восхитительными и близкими, и Бен предвкушает, как хорошо будет Рей, когда полностью обнажившись, раскрывшись ему навстречу, доведённая до отчаяния медленной, сладостной пыткой, она не начнет молить его о пощаде. Его рот, стремясь потушить, прожигающую изнутри, неутолимую жажду, перемещается с опухших губ Рей на её челюсть, аккуратно прикусывая нежную кожу, с трепетной дрожью осознавая, что его жест тотчас отзывается её резким вдохом, сопровождаемым чуть слышным стоном: «Бен». Плотоядно улыбаясь в кожу девушки, Бен наклоняет голову, чтобы подобраться к её шее, в точности так, как он представлял себе при их первой встрече. Уже тогда он знал, что не остановится не перед чем, чтобы попробовать её на вкус. Даже в тот день он хотел её — всю и полностью. Целиком и без остатка. Продолжая бессознательно надвигаться на Рей, Бен жаждет оказаться к ней как можно ближе, отчаянно пытаясь найти действенный способ, способный извлечь из девушки новую череду этих коротких, вкусных звуков, сгорая от желания очутиться в её пространстве, которое с каждым шагом становится всё уже, чтобы вобрать в себя каждый миллиметр её кожи, когда полностью позабыв, где они находятся и не рассчитав расстояние до ближайшего вполне материального объекта (потому как он бесповоротно лишился рассудка), снова толкает её вперед, тем самым вжимая в край металлической раковины. Кажется, резкое соприкосновение с прохладным металлом производит на Рей отрезвляющий эффект, пробуждая в той здравый смысл, от которого в нём самом, по всей видимости, не осталось и следа, и испуганный вздох — единственное предупреждение, которого удостаивается Бен, перед тем, как ладони Рей резко отталкивают его, лишая равновесия и всяческой опоры под ногами — дважды, на протяжении последних пятнадцати минут. Отшатнувшись с по-прежнему цепляющимися за пустой воздух руками, будто всё ещё инстинктивно пытается дотянуться до неё, Бен в итоге не находит ничего более продуктивного, чем, затаив дыхание, просто растерянно замереть на месте. Ему требуется несколько секунд, чтобы понять, что то, что сейчас произошло — настоящая катастрофа планетарного масштаба, что его иррациональному, скандальному поведению нет и не может быть оправдания. Поднеся к лицу дрожащую руку, Бен принимается растирать кожу, пытаясь отдышаться, прежде чем встревоженно замечает, что и Рей сейчас буквально задыхается от приступа паники. — Боже мой, — бормочет она, — это… мы же в здании начальной школы. Это утверждение подобно ушату с ледяной водой отрезвляющей волной холода окатывает Бена с головы до пят, что, учитывая как кризисное состояние его члена, так и их географическое положение, несомненно играет ему на руку. Морщась, Бен призывает своё тело успокоиться, пытаясь отвлечься, лихорадочно перебирая в памяти всё, что противоречит всяческим представлениям об эротике, максимально далеко от чувственных картинок, которые непроизвольно рождаются в его воображении при одной лишь мысли о стоящем напротив человеке: его родители, бейсбольная статистика, о которой непрерывно талдычил его отец во время обеда, По, чинно декламирующий Илиаду дактилическим гекзаметром, жалующийся на неудачное расположение библиотеки Хакс… Хакс в общем и целом. Кажется, спустя несколько мгновений эта тактика приносит желанные плоды, и Бен, обессиленно выдыхает, борясь с лёгким головокружением, вызванным безграничным облегчением в результате того, что ему не придется, пряча эрекцию, на цыпочках пробираться по коридорам начальной школы. Господи, да провались оно всё пропадом! Ему же буквально обеспечен прямой пропуск в преисподнюю, причём вне очереди. Бен определённо попадёт прямиком в ад, учитывая все те непристойные мысли, которые снова без приглашения закрадываются в его голову, стоит тому случайно взглянуть на Рей, всем своим видом сейчас больше походящую на жертву стихийного бедствия. Влажные и донельзя зацелованные губы по-прежнему слегка приоткрыты, львиная часть волос всё ещё собрана в хвост, однако выбившиеся из успевшей растрепаться прически пряди местами застенчиво прикрывают лоб и раскрасневшиеся щеки, платье смялось и чуть задралось, обнажая колени девушки, и Бен… Всё, чего хочет Бен, это, завершив начатое, сейчас же утащить в свою нору, удерживая в постели, как минимум, на протяжении следующих двух недель. Он хочет… Он хочет её всю. Каждый кусочек, каждый уголок, каждую трещинку. — У меня же урок буквально через несколько минут… господи, что, если бы я предварительно не опустила рулонные шторы? Удивлённо моргнув, Бен, наконец, приходит в себя достаточно для того, чтобы заметить, что Рей всё это время не прекращает нервно расхаживать взад и вперёд прямо перед ним, пока руки девушки лихорадочно пытаются собрать художественный беспорядок на голове хотя бы в некое подобие высокого хвоста. Как ни странно, несмотря на всю абсурдность ситуации, именно осознание того, что ему так и не посчастливится улицезреть Рей с распущенными волосами, приносит Бену неожиданное разочарование, прежде чем тот успевает прохрипеть. — Ты чего? Вздрогнув, Рей решительно указывает на дверь, которая, чёрт возьми, сейчас не только определённо не заперта, но и, кажется, также слегка приоткрыта. — Жалюзи… на двери… на окошке… я опустила их, но… — Переведя взгляд в указанном направлении, Бен тотчас понимает, о чём идёт речь: ярко-жёлтая занавеска, обычно используемая для тренировок по эвакуации персонала и учащихся школы, уныло свисает с оконной планки. Должно быть, Рей опустила ту, чтобы случайные прохожие, заглянув внутрь, ненароком не обнаружили её плачущей. К счастью, это также помешало кому-либо засвидетельствовать тот факт, что они под стать паре неуравновешенных подростков до потери пульса целовались в драгоценном книгохранилище Хакса. — О боже, ведь кто угодно мог… господи… Прижав ладонь к виску, Рей, кажется, снова задыхается от нахлынувшей паники, пока испуганный взгляд продолжает метаться туда-сюда, не задерживаясь ни на чём конкретном. Нерешительно шагнув вперёд, Бен судорожно выдыхает, безотчётно протягивая руку в поиске любой части её тела, за которую мог бы сейчас ухватиться. — Рей, — осторожно произносит он, вынуждая девушку наконец посмотреть ему в лицо и тут же замечая, насколько страх успел омрачить её изящные черты. — Уйди, пожалуйста, — умоляет она, но заметив, что Бен, так и не найдя в себе силы сдвинуться с места, сейчас даже не думает шевелиться, грозно рычит: — У меня урок через три минуты, и тебя здесь быть не должно! Вздрогнув как от резкого тона, так и внезапного осознания всей серьёзности сложившегося положения, кажется, наконец вышедший из глубокого ступора Бен направляется к двери с пылающими от смущения ушами и горящими от волнения, замешательства и страха глазами, всё ещё ощущая, как неконтролируемая дрожь возбуждения вперемешку с удовлетворением пробегает по его телу, прежде чем в последнюю минуту остановиться, чтобы бросить взгляд туда, где неподвижно, облокотившись о край раковины стоит кажущаяся сейчас чуть более собранной Рей. Кроме её влажного, ярко-алого рта о произошедшем не напоминает ничего, и если бы Бен не знал наверняка точную причину представшей перед ним волнующей картины, то, возможно, при иных обстоятельствах даже не обратил бы на это особого внимания. Но Бен знает, прекрасно знает, что предшествовало этому моменту, потому что это он только что беспощадно целовал эти красные, припухшие и нежные губы с таким опасно граничащим с помешательством рвением, что и теперь, начхав на всё и вся, мог бы с лёгкостью вонзиться в чувствительную кожу зубами. — Я оставил на столе твой подарок от «Тайного Санты», — взявшись за дверную ручку, нерешительно произносит он, даже с другого конца комнаты замечая, как, силясь выровнять дыхание, Рей снова и снова совершает глубокие, прерывистые вдохи. — Если что, он от Роуз. Кажется, это заявление служит последней каплей перед неизбежным прорывом плотины. — Выметайся! — кричит Рей, когда её опущенные по бокам руки заметно напрягаются, сжимаясь в маленькие симпатичные кулачки. Осторожно повернув дверную ручку, Бен стремительно покидает помещение, минуя очередь второклассников, уже начинающую выстраиваться прямо у входа в классную комнату.

***

Каким-то непостижимым образом, точно по волшебству, он всё же умудряется дожить до конца дня, не растеряв последние крупицы рассудка, параллельно худо-бедно справляясь со своими прямыми обязанностями, что само по себе кажется Бену чем-то действительно сверхъестественным — по сути, настоящим чудом, учитывая как весьма неординарные обстоятельства, так и норовящие нахлынуть на него в самые неподходящие моменты яркие воспоминания на пару с непрерывной чередой отвлекающих образов и крамольных мыслей… Мыслей о её горячем, приветствующим его рте, о её языке, играючи выскользнувшем наружу, чтобы коснуться его сомкнутых губ, подобно тому, как согласно его же наблюдениям, она когда-то облизывала собственные пальцы после обеда. Мыслей о её теле, прижимающимся к его собственному, зарывшихся в его волосы руках, её едва слышных стонах и судорожных вздохах, каждый из которых он проглатывал со звериной, неистовой жадностью, отчаянно желая большего… Мыслей о том, что впервые с момента их встречи, прежде иллюзорная, захватывающая перспектива заняться с ней сексом уже не представляется настолько далёкой, мучительно нереальной. Как ни крути, а после всего случившегося Рей не посмеет отрицать существующее между ними влечение, как ни в чем не бывало продолжая делать вид, будто не чувствует того же, что и он. От одной только догадки о том, что она хочет его так же, как он желает её, у Бена идёт кругом голова, почва уходит из-под ног и, и, и… Так и не найдя в себе сил выйти из странного, восхитительного ступора до самого конца рабочего дня, Бен с нетерпением ожидает того момента, когда часовая стрелка на его офисных часах наконец доползёт до отметки «16:00», поскольку всё, о чем сейчас способен грезить мужчина, так это о том, что, заполучив номер телефона Рей на собрании персонала, незамедлительно украдет её и, надежно спрятав, отгородив от внешнего мира, даже не подумает выпускать из своей постели на протяжении двух, отведённых под школьные каникулы, недель. Он будет добрым, если она захочет видеть его таковым, и злым, когда Рей попросит его об этом. Правда заключается в том, что в отношении дальнейшего плана действий представления Бена остаются довольно расплывчатыми, однако он тут же отметает любые сомнения, будучи уверенным в том, что сможет успешно сымпровизировать на ходу, когда об этом зайдёт речь. Остаток дня проходит словно в тумане; время тянется мучительно, непростительно медленно, и стоит только часам ознаменовать долгожданный миг свободы, как Бен в прямом смысле этого слова срывается с места, и выключив свой компьютер, практически вылетает из офиса, попутно врезаясь прямо в… — Дэмерон? Широко улыбаясь и не имея ни малейшего представления о том, что сейчас преграждает собой дорогу, По, кажется, даже не намеревается отступать в сторону. — Эй, чувак, я как раз тебя искал. Ты получил письмо? Борясь с острым желанием просто проскользнуть мимо По, Бен заставляет себя сфокусировать невидящий взгляд на собеседнике, прежде чем рассеянно пробормотать: — Что? Нет. Какое ещё письмо? — То самое, в котором твоя мать сообщает, что отменяет собрание персонала, и что семинар по персонализированному образованию никуда не денется, дождавшись нашего возвращения, потому что мы вполне заслужили того, чтобы пораньше уйти на каникулы. — Усмехнувшись себе под нос, По подмигивает Бену, явно слишком довольный таким поворотом событий, чтобы заметить, что тот немедля меняется в лице, ощущая как страх камнем оседает на дне его желудка. — Прямо манна небесная, скажи? Говорю тебе, если мне придется выслушать ещё хотя бы одну лекцию об интеграции социально-эмоционального обучения в стандартное, наверное, добровольно пущу себе пулю в… Будучи не в силах воспринять ни единого последующего, слетающего с языка По слова, Бен резко прерывает его. — Во сколько официально оканчивается рабочий день в младшей школе? Обескураженно хмурясь, По только фыркает в ответ. — Ну и вопрос. Тебе то что до?.. — Просто ответь мне, пожалуйста. Резко остановившись, По в полном замешательстве поворачивается к Бену. — В три. Только тебе-то это зачем? Ты… Стремительно кружащийся мир мгновенно останавливается, и Бен буквально срывается с места, пока ноги сами несут его по направлению к школьной парковке. — Мне нужно… — отстранённо бросает он, уже практически сбегая по лестнице и лишь смутно улавливая, как По кричит ему вслед: — Соло, в последнее время ты ведёшь себя ещё более неадекватно, чем обычно. Не чувствуя под собой ног, Бен направляется прямо к стоянке, не желая идти на риск разминуться с ней, тратя время на то, чтобы по пути попытаться перехватить Рей в её классной комнате, однако стоит ему только выбежать на улицу, как становится совершенно очевидно, что весь персонал младшей школы уже отправился по домам. Принимаясь бегать глазами по полуопустевшему участку парковки, мужчина молит небеса о чуде, о том, чтобы обнаружить где-нибудь, где угодно её серо-буро-малиновую машину. Спустя несколько мучительно долгих мгновений, проведённых у выхода из школьного здания за отрешённым созерцанием стремительно редеющего пространства стоянки, охваченный горьким разочарованием, Бен прикрывает глаза, прежде чем с упавшим сердцем наконец признаться себе в том, что искать её бесполезно. Рей здесь уже нет.