(wont you let me) walk you home from school

Поскольку любой, даже самый сдержанный по своей природе человек едва ли сможет похвастаться безграничным запасом терпения, обуславливающего суточную дозу академического занудства, которую тот, не поперхнувшись, способен проглотить за один присест, Бену, однозначно не отличающемуся кротким нравом, уже к полудню до чёртиков надоедают преимущественно бесплодные попытки соблюдения негласного правила, обязывающего его ломать совершенно идиотскую комедию, подразумевающую поддержание видимости того, что доселе черепашьим ходом разворачивающееся на экране весьма удручающее действие являет собой мало-мальски увлекательное зрелище. Буквально изнывая от скуки и давно потеряв счёт мелькающей перед глазами бесконечной череде одноликих слайдов, ко всему прочему сопровождаемых монотонным, безбожно унылым голосом очередного лектора, по горло сытый происходящим мужчина к собственному удивлению умудряется худо-бедно, но сохранять хоть какое-то подобие концентрации лишь до тех пор, пока к моменту запуска третьей подряд презентации PowerPoint (на этот раз содержащей детальный инструктаж по урегулированию конфликтов на почве посттравматического стрессового расстройства, который по подсчётам Бена, они уже успели охватить по меньшей мере четырежды), наконец не признает полное и безоговорочное поражение, позволяя и без того рассеянному вниманию машинально устремиться во вполне определенном, хоть и предосудительном направлении. Будучи по-прежнему не готовым всерьёз рассматривать прочие, приходящие на ум альтернативы, Бен в конце концов останавливается на самом приемлемом объяснении, заключающемся в том, что виной всему этому безобразию служит непосредственно Акбар и его скудные ораторские способности; ибо не будь тот таким чудовищно бесталанным, наводящим смертную скуку спикером, Бен, вероятно, и нашёл бы в себе силы воздержаться от того, чтобы не начать предаваться мечтам о Рей прямо посреди его презентации. Хотя, если уж оставаться до конца честным с самим собой, в этом повороте событий нет ничего удивительного или из ряда вон выходящего — более того, по сути он был вполне предсказуем, даже неотвратим, в итоге решает Бен. «Не сейчас», — мимоходом бросила она несколькими часами ранее. «Позже». Только что это за «позже» и с чем его едят? Когда именно, не может не задаться резонным вопросом Бен. В конце дня? Через две недели? И что, если это её «позже» — просто-напросто аккуратно завуалированное «никогда», не более чем один из тех тактических приёмов, к которым время от времени прибегают представительницы женского пола в попытке как можно более деликатно отвязаться от надоедливого поклонника, только из-за нежелания разжигать неизбежный конфликт, не решающиеся озвучить вслух окончательный, не подлежащий обжалованию приговор? Однако ведомый безотчетным инстинктом Бен, недолго думая, отметает этот вариант, готовый отдать голову на отсечение, что Рей однозначно не из тех, кто стал бы обращаться к настолько банальным манипулятивным тактикам для достижения поставленной цели. Кроме того, как многократно показывала практика, слишком уж она по натуре откровенный, бескомпромиссно прямолинейный человек: самый что ни на есть наглядный пример «правдоруба», а, значит, если бы Рей изначально не была заинтересована в диалоге, то, не мешкая и не ходя вокруг да около, непременно начистоту выложила бы всё, что думает по поводу его настойчивого предложения поговорить. Как ни крути, именно по милости Акбара уже спустя десять минут после начала последнего (слава богу) на сегодня семинара Бен окончательно теряет всяческую связь с реальностью, неминуемо погружаясь в чуть ли не коматозное состояние. Именно благодаря брошенной вскользь, неосторожной реплике Рей, вздумавшей пообещать что-то столь абстрактное, как «позже», он, хоть убей, не в состоянии сосредоточиться на своих прямых обязанностях, не говоря уже о своей же непроходимой глупости и треклятой зацикленности, снова и снова вынуждающих его… Как ни старается, Бен ни в какую не может подобрать подходящее определение тому нетипичному состоянию, в котором к этому моменту очевидно уже ухитрился погрязнуть по уши, будучи не в силах логически оправдать свои недавние, идущие вразрез с собственными интересами поступки. Судя по всему, растревоженный рой доводов, мыслей и ощущений успел так крепко переплестись в его в голове, застряв где-то между ребрами и узурпировав щемящий островок пространства в самом центре живота, что Бен, кажется, действительно беспросветно запутался, потерялся, окончательно и бесповоротно заблудился в непроходимых джунглях собственного рассудка, в итоге ощущая себя настолько дезориентированным и сбитым с толку, что текущее положение вещей не может не казаться мужчине опасно схожим с острым приступом маниакальной одержимости. Что ни говори, а на первый взгляд безобидная ситуация незаметно вышла из-под контроля, без его ведома стремительно трансформировавшись в непредвиденную, грозящую серьезными последствиями дилемму, в итоге констатирует Бен. Потому как, сидя посреди то и дело зевающей, убаюканной ритмичной сменой слайдов и невыразительным тоном Акбара толпы, мужчина внезапно ловит себя на том, что львиную часть его мыслей почему-то занимает вовсе не потенциальная возможность повторения недавнего инцидента с поцелуем или теоретический шанс в обозримом будущем заняться с Рей сексом… То есть, эти вещи, само собой разумеется, также являются неотъемлемой частью сценария, диктуемого его в очередной раз разбушевавшейся фантазией. Конечно же, он думает о том, чтобы вновь поцеловать её: о том, как, растягивая удовольствие, сделает всё возможное, чтобы смакуя мягкость губ Рей на своих, при помощи рук и языка выманить из неё все те очаровательные звуки и вздохи, что намертво отпечатались в его сознании — тщательно и безжалостно. И, да, он также давно оставил тщетные потуги перестать в мельчайших подробностях вырисовывать, как это — очутиться с ней предельно, одуряюще близко, без оглядки стирая любые разделяющие их границы: какой она будет, когда наконец окажется в его постели, и как получив возможность до мелочей исследовать ртом ландшафт её тела, он протолкнется в узкое, гостеприимное пространство между ее бёдер, чтобы не останавливаться до тех самых пор, пока не впитает, не поглотит всё, что она будет готова добровольно отдать ему, пока больше не в состоянии выдерживать сладкую пытку, Рей неизбежно не примется молить о пощаде… И всё бы ничего, да только вот помимо уже привычных, то и дело возникающих в голове Бена картинок, его непослушные мысли снова и снова устремляются к странному воспоминанию о звуке её голоса, вынуждая словно на репите проигрывать в памяти тот момент, когда его имя слетело с её приоткрытых губ, пока зубы Бена слегка покусывали нежную кожу на её челюсти. Однако самое страшное, пожалуй, сводится к тому, что в какой-то момент мужчина с ужасом подмечает, что в прямом смысле слова смакует флешбэки отражающегося в её чертах эха нескрываемого триумфа вперемешку с явными нотками искренней радости, проскальзывающими в её тоне каждый раз, когда Рей в очередной раз удавалось оставить за собой последнее слово. О том, как широко и лучезарно она улыбалась, как звонко смеялась, когда вдруг чувствовала себя в своей тарелке. В общем и целом, это новое, леденящее кровь осознание не вызывает в Бене ничего, кроме сильнейшего прилива тревоги, поэтому тот даже не пытается скрыть застигшее его врасплох нешуточное облегчение, когда не подозревающему никакого подвоха Акбару удаётся рассеять окутавшую мозг мужчины туманную дымку настойчивой просьбой заполнить опросник, касающийся степени злободневности семинара, прежде чем он, наконец, сможет покинуть помещение, чтобы немедля по возвращении в знакомую и долгожданную тишину своего кабинета приступить к выполнению возложенных на него обязанностей. Испустив протяжный, больше похожий на стон вздох, Бен принимается поспешно расставлять кружки в ряде предусмотренных для порядковой оценки шкал. Как бы он охарактеризовал выбранный темп семинара? Выше всяких похвал! Насколько полезным показался ему предложенный контент? Жизненно важная информация! Какое впечатление оставил после себя лектор? Неизгладимое! Правда заключается в том, что единственная причина, способная сейчас побудить Бена оставить откровенно неуместный, неоправданно позитивный фидбэк, сводится к непреодолимому желанию как можно скорее убраться отсюда подальше. Со смачным хлопком ладонью пригвоздив листок тыльной стороной к одной из парт, заполняющих просторное помещение, в котором вынуждены отсиживать свой срок все школьные консультанты, мужчина чуть ли ни вприпрыжку бросается в свой офис, в буквальном смысле окрылённый благодарностью за то, что наконец получил шанс заняться ожидающими его вмешательства делами. В результате всё, о чём по дороге в своё крыло может помышлять Бен, так это о блаженной, открывающейся перед ним перспективе отвлечься от бурлящего потока обуревающих его мыслей и крамольных изображений, принимая во внимание, что именно смертельная скука спровоцировала полное погружение в мир незваных, докучливых фантазий. Всего лишь один эпизод, сам факт того, что ничем не примечательная, связанная с Рей ассоциация каким-то непостижимым образом за считанные секунды умудрилась перерасти в нечто подобное, вырулив в странном, абсолютно нетипичном для него направлении, незамедлительно ставит Бена в очередной тупик, как впрочем и внезапное осознание того, что грезы наяву о чьем бы то ни было голосе, даже, если речь идёт о понравившейся ему женщине, тем более о ней, это, как минимум, не позволительное, к тому же, совершенно несвойственное ему поведение. «Значит, всё-таки всему виной банальная скука, — в итоге решает Бен. В конце концов, именно чтобы не свихнуться от тоски, ему просто не оставалось ничего иного, как витать в облаках, а мозг, как известно, непредсказуемая, пока что малоизученная штука, редко поддающаяся контролю и анализу. Чертов Акбар, будь он трижды неладен. Едва Бену удаётся залететь в кабинет, чтобы с облегчением плюхнувшись на стул, потянуться к кнопке запуска компьютера, как осторожный стук в дверь прерывает его размышления, мгновенно выводя из состояния задумчивости. В результате даже не успевшему произнести «войдите» или хотя бы перевести дух мужчине остается только наблюдать за тем, как распахнув дверь, Рей переступает порог помещения, прежде чем поспешно закрыть ту за собой. Тщетно силясь подобрать челюсть с пола, Бен ухитряется достаточно прийти в себя для того, чтобы придать лицу более-менее осознанное выражение, только когда замечает, что девушка нерешительно приподнимает голову, по-видимому, намереваясь встретиться с ним взглядом.  — Так вышло, что группа коррекционных педагогов покончила с семинарами чуть раньше изначально запланированного срока, поэтому По на радостях предложил где-нибудь вместе пообедать, — вкрадчиво поясняет она. — Я пообещала, что заскочу за тобой, пока они с Роуз занимаются выбором ресторана. В воцарившейся в помещении тишине, Бен не может не задаться правомерным вопросом, насколько целесообразно было бы списать нынешнее состояние на один из сопутствующих инсульту симптомов, потому как единственная, принимающаяся кочевать по вмиг опустевшему пространству его черепной коробки мысль только и сводится, что к: «позже» означает «сейчас». Положив ладони на стол, мужчина несколько раз подряд сжимает и разжимает пальцы на непослушных руках, прежде чем кивнуть в сторону двери, в процессе слегка встряхивая головой, намереваясь хоть немного прояснить затуманенное сознание, и собравшись с мыслями, предпринять попытку обрести утраченный дар речи.  — Раньше, чем через пятнадцать минут они точно не управятся. Чуть помедлив, Рей лишь утвердительно кивает в ответ, в результате чего у Бена складывается смутное впечатление, что на это изначально и уповала девушка, которая, сделав еще один несмелый шаг вперед — по направлению к его столу — снова, будто в нерешительности, замирает на месте, и всё, что сейчас действительно заботит Бена, так это тот факт, что замок расположен прямо под дверной ручкой, а занавески на его единственном, выходящем в коридор окне зашторены. Они одни, вместе, наедине. Не проронив ни звука, Рей снова шагает вперёд, тогда как Бен не находит ничего лучшего, чем машинально подскочить со стула, чувствуя себя при этом туго-натуго сжатой пружиной — напряжённой до предела и в любой момент готовой то ли к прыжку, то ли к взрыву. Несмотря на то, что они по-прежнему находятся на разных концах комнаты, разделенные ощутимым пространством и более чем достаточным запасом воздуха, Бен не может отделаться от навязчивого ощущения, что в его лёгких не осталось ни капли кислорода. На протяжении нескольких мгновений ни один из них не произносит ни единого слова, что в любой другой ситуации могло бы вылиться в тягостное, подкреплённое обоюдным чувством неловкости смущение, но как ни странно, сейчас, судя по всему, не причиняет им обоим ни малейшего дискомфорта. Более того, кажется, чуткая тишина даже играет Бену на руку, потому что таким образом он получает шанс вдоволь налюбоваться стоящей перед ним девушкой, вспомнив… всё до мелочей. Мягкие изгибы её тела под своими руками, её судорожные вздохи, горячий приоткрытый рот… Когда же они, наконец, решаются заговорить — разумеется, одновременно — нарушающие молчание голоса неизбежно накладываются друг на друга; произнесенные впопыхах и на повышенных тонах слова смешиваются между собой, сталкиваясь и тотчас разлетаясь в стороны, точно кучка шаров на бильярдном столе. В итоге, до ушей выдохнувшего: «Давай попробуем снова…» Бена, тут же доносится решительное заявление Рей: «Это больше не повторится». Вспышка горького разочарования подстать удару молнии пронизывает его насквозь, отдаваясь в груди чем-то, чему Бен никак не может подобрать чёткого определения — чем-то настолько мощным, горячим и разрушительным, что тот предпочитает и вовсе проигнорировать непонятный, чересчур болезненный укол где-то в области солнечного сплетения. Какой же он всё-таки непроходимый, жалкий идиот — сам себе враг, да и только — принимается проклинать он свою глупость на чём стоит свет. Размечтался, шут гороховый! В конце концов, разве следовало ожидать чего-либо ещё? Заставляя себя проглотить застрявший в горле комок горечи, мужчина рисует на лице жалкое подобие улыбки, прежде чем следом коротко кивнуть.  — Хорошо. Однако стоит ему только заметить, что одно простое, с таким трудом давшееся ему слово оказывает на Рей противоположный, столь отличный от его собственной реакции эффект, по всей видимости, вызывая у той очевидный прилив… облегчения, почти что неподдельной радости при мысли о том, что ей, судя по всему, удалось с такой лёгкостью избавиться от него, не говоря уже об отобразившейся на её лице тени благодарности при виде его безоговорочной капитуляции, и Бен, хоть убей, просто не может удержаться от того, чтобы не добавить, возможно, с изрядной долей сарказма в уже и без того язвительном тоне: — Как скажете, мисс Джексон. На короткое мгновение мужчине мерещится, будто в деликатных чертах Рей проскальзывает что-то ещё, помимо нескрываемого самодовольства: не исключено, что речь идёт о чуть заметной, закравшейся в её широко распахнутые глаза искре тревоги, которая, однако, бесследно исчезает из виду прежде, чем он успевает как следует запечатлеть свою новую находку в памяти. Пристально наблюдая за тем, насколько молниеносно на место прежнего, читаемого на её лице выражения удовлетворения ложится отпечаток привычного раздражения, стоит только пропитанным ядом словам слететь с его губ, Бен не может не задаться вопросом, не рассчитывала ли она изначально на сопротивление с его стороны, не искала ли повод, чтобы разозлившись на него, по старой, уже выработавшейся привычке, обвинить во всех смертных грехах. Складывается впечатление, будто девушка только и ждёт подходящей возможности поцапаться, тем самым в который раз утвердившись в своей правоте на его счёт. Именно в этот самый момент к Бену и приходит твёрдое, похожее на озарение, осознание того, какой ценой, должно быть, даётся Рей решение вопреки всему и вся сохранять непреклонность и непоколебимость, какой непосильный груз она взвалила на свои плечи, последовательно отказывая себе даже в малейшем намеке на уязвимость, в любом проявлении слабости, подстать человеку, однажды смирившемуся с тем, что желаемое при любом раскладе вне досягаемости и со временем привыкшему просто отдавать, никогда и ничего не требуя взамен. Все это он способен прочесть в пробежавшей в её взгляде яркой, мимолётной и поразительно знакомой ему искре, прежде всего потому, что немедля узнает в ней своё зеркальное отражение. В этот самый миг Бен видит в Рей то, что все эти годы и сам носил в себе, когда-то надёжно спрятав глубоко внутри от посторонних глаз — острую, необузданную и неудовлетворенную нужду. А ведь он мог бы так много дать ей, не задумываясь, облегчить скорбную ношу, подарив всё, в чём она так нуждается, охотно выполняя каждую её прихоть, любое желание, от одной только мысли о чём мужчину переполняет такое жгучее нетерпение, что, кажется, каждый мускул в его теле сейчас дрожит от предвкушения. Скрестив руки на груди, Рей переносит вес на одну ногу, тем самым принимая свою излюбленную позу. — Ну, и как прикажешь это понимать? Не отводя полного деланного безразличия взгляда, Бен медленно выдыхает, прежде чем одарить её самой что ни на есть беспечной, невинной улыбкой, которую только может изобразить.  — Понятия не имею, о чём ты. — Опять собрался морочить мне голову? — раздражённо бросает она, явно ни чуть не впечатленная внезапным проявлением сдержанности с его стороны. — Что-то не устраивает, так и скажи! Нечего тут компостировать мозги, разбрасываясь туманными намёками!  — В смысле? О каким намёках может идти речь, когда с твоей же лёгкой руки всё предельно ясно. Ты, похоже, абсолютно уверена в том, что не заинтересована в повторении недавнего инцидента, потому мне не остаётся ничего другого, как покорно смириться с твоим выбором. — Сделав шаг вперед, мужчина наблюдает за тем, как в одночасье темнеют её глаза, как заметно меняется осанка, как буквально на глазах напрягается тело девушки, словно та сопротивляется какому-то внутреннему импульсу, изо всех сил противясь желанию сорваться с места, вот только ему невдомёк, в каком именно направлении. — Раз ты твёрдо решила, что этому больше не суждено повториться, так тому и быть — невозмутимо повторяет он. Вызывающе приподняв подбородок, Рей погружает ногти в кожу на собственных предплечьях.  — Вот и отлично. Рада, что мы прояснили ситуацию. Ни на секунду не выпуская её из поля зрения, Бен, как ни в чём не бывало, кивает в ответ.  — А уж как рад я! — Всё равно ничего хорошего это не сулит, — добавляет Рей, обводя его подозрительным взглядом, словно только и ждала подходящего случая, чтобы озвучить эту мысль, и Бен снова послушно кивает в знак согласия.  — Определенно.  — Сплошные проблемы, да и только, — продолжает она на одном дыхании.  — И с этим, пожалуй, тоже не поспоришь.  — Кроме того, мы терпеть друг друга не можем.  — Что верно, то верно. Внушительный ряд весьма и весьма весомых аргументов.  — Господи, — точно спичка вспыхивает Рей, раздосадованно роняя руки по бокам, — может, прекратишь уже? Приподняв брови, Бен старательно натягивает на лицо маску святой невинности, прежде чем переспросить: — Что конкретно тебя не устраивает в моей искренней попытке поддержать диалог? Видишь, даже поддакиваю в нужных местах. Когда девушка наконец открывает рот, её голос и взгляд пропитаны такой неподдельной яростью, что у Бена на мгновение перехватывает дыхание. — Это-то и настораживает. Кончай талдычить одно и то же, точно заезженная пластинка. — То есть, предлагаешь начать тебе возражать? Моргнув, кажется, окончательно сбитая с толку Рей, порывисто выдыхает: — Н-н-нет... Продолжая всматриваться в её черты, Бен делает ещё один шаг вперед, замечая, что царящее сейчас на бледном лице девушки выражение противоречит посылу собственных слов, как на ладони отражая ни чем непокрытую нужду, острую потребность.  — Тебе хотелось бы, чтобы я затеял по этому поводу спор? Хочешь схлестнуться не на жизнь, а на смерть?  — Нет, я… Это… — Дыхание Рей становится прерывистым, голос заметно дрожит. — Ты умышленно переворачиваешь всё с ног на голову… Намеренно искажаешь факты!  — А ты всем своим видом даёшь понять, что только и ждёшь того, чтобы я изложил все те причины, по которым, согласно моей теории, нам стоит продолжить начатое, — обрывает он её попытку объясниться необычно тихим, тёмным голосом, напоминающим сейчас бездонный водоём, скрывающий в своей глубине что-то особенно опасное, непредсказуемое. Кожей почувствовав неладное, Рей отступает назад, прежде чем едва заметно дёрнуть головой в знак отрицания.  — Неправда.  — Сдаётся мне, что так оно и есть, — ухмыляется Бен, продолжая изъясняться тем же кровожадным, неестественно ровным тоном. — Думаю, моё согласие для тебя как кость в горле. Ну же, Джексон, давай, выкладывай как на духу! Как никак, чистосердечное признание смягчает вину. Ты же буквально жаждешь того, чтобы я дал тебе повод изменить свою позицию!  — Совсем спятил?! — тоненько пищит она, только чтобы прочистив горло, спустя мгновение чуть более твёрдо прошипеть, — Что ты такое несёшь!  — Зато твоя непоколебимая уверенность в своей правоте буквально не знает границ, так и бьёт фонтаном.  — С чего бы ей, собственно, не бить? Этим самым фонтаном? Еще один шаг ей навстречу, и расстояние между ними сокращается вдвое. — Тогда откуда эта дрожь в голосе?  — От верблюда!.. Слушай, я не… — Замолчав, Рей делает глубокий вдох, прежде чем наконец выдохнуть успевший скопиться в лёгких воздух, чтобы максимально спокойно продолжить озвучивать обозначенную ранее мысль, — Вопреки твоему убеждению, я не спорить и не ругаться сюда пришла, а просто расставить все точки над «и», раз и навсегда убедившись, что мы оба придерживаемся мнения о том, что это ни при каких обстоятельствах и ни под каким предлогом не может повториться.  — Что именно не может повториться, позволь полюбопытствовать?  — Опять двадцать пять… Я тебе не попугай, чтобы по сто раз повторять одно и то же. Тем более, ты прекрасно знаешь, о чём я. Решив прикинуться дурачком, Бен лишь бесстрастно пожимает плечами, прежде чем усмехнуться над бесплодной попыткой Рей подавить очередной, рвущийся наружу вздох раздражения.  — Кончай паясничать, а?! Всё ты отлично понимаешь!  — Нет уж, будь добра, просвети меня. Словно задержав дыхание, Рей окидывает его изумленным, пропитанным откровенным недоверием взглядом. — Мы не станем… — начинает она, прежде чем следом перейти на шепот, будто страшась того, что кто-то может ненароком подслушать их разговор, — снова целоваться.  — Почему?  — Как это… Что значит почему… Потому что… Ты вообще слышал хоть слово, из того, что я сказала буквально минуту назад?  — Раз уж я такой безнадёжный тугодум, сделай, пожалуйста, одолжение, продублируй свою точку зрения, — произносит он чуть более тёмным, чем ранее тоном.  — Потому что… это неуместно, опрометчиво, и мы на дух не переносим друг друга. Не прекращая пожирать Рей взглядом, Бен позволяет тому охватить каждый сантиметр её тела, будучи не в состоянии сдержать улыбки при виде того, как девушка забавно хмурится от столь пристального, нежелательного внимания к своей персоне. Как же всё-таки она чертовски красива… с падающими на щёки прядками и розовым языком, то и дело норовящие пробежать по пересохшим от волнения губам.  — Изумительные аргументы, ничего не скажешь, — произносит он на порядок мягче. — Изумительно никчёмные. Прямо как табуретка на трёх ножках. Наверное, долго и усердно практиковалась перед зеркалом перед тем, как заявиться сюда? Не удивлюсь, если в итоге профукала за этим занятием две недели. Глаза Рей немедля распахиваются, а рот приоткрывается то ли в порыве возмущения, то ли от неожиданности.  — Соло…  — Все они и ломаного гроша не стоят, буквально на глазах трещат по швам, — прерывает он, мотая головой. — Хромые, слабые и неубедительные, как походка старой, знатно уставшей от жизни утки. И что еще печальнее, только слепой не заметит, что ты и сама не веришь в эту абсолютнейшую чепуху. Если бы речь шла о судебном разбирательстве, я бы за считанные секунды порвал тебя на части, как Тузик грелку, без труда стёр бы в порошок. — Неожиданно замолчав, Бен переводит взгляд на её рот, в ярчайших красках представляя, как легко мог бы прижаться к тому своим, заставив Рей передумать, пойти на попятную здесь и сейчас… но нет, тут же решает он. Ещё не время. Он дождётся, пока она самостоятельно не попросит его, пока добровольно не признает, что нуждается в этом не менее, чем он сам. — Если честно, даже как-то совестно накидываться на такую беспомощную, уже и так еле дышащую жертву. Слишком уж лёгкая добыча... Слушай, а хочешь послушать толковые встречные аргументы? То бишь, доводы, действительно имеющие под собой почву? Когда его имя слетает с губ Рей, её голос больше походит на шёпот, тихую мольбу. — Бен.  — Ну, так что? — продолжает он беспощадно гнуть свою линию, наклоняясь вперёд, чтобы прочесть ответ непосредственно в глазах девушки и тем самым всё глубже закрадываясь в её личное пространство. — Вижу же, что хочешь. Что ж, с удовольствием приведу ряд резонных контраргументов. Думаю, нам стоит не только снова поцеловаться, но и при первой подвернувшейся возможности заняться сексом.  — Чего?! — задыхается Рей, пока её красивые черты слегка заостряются, а нежная кожа покрывается очаровательным румянцем. Красный, красный, красный, — точно помешанный думает Бен. Как же ей к лицу красный цвет. Хотя, разве существует в палитре такой оттенок, что так или иначе не подчеркнул бы её природное обаяние. Этот факт особенно теперь кажется мужчине несоразмерно вопиющим, в высшей степени несправедливым, учитывая, что даже сейчас абсолютно всё в ней представляется ему идеальным, дьявольски волнующим; точно она — сильнейший магнит, личный сорт наркотика, созданный в лаборатории в результате жестокого эксперимента и выведенный специально для того, чтобы мучить, систематически изводить его, только вот, к своему собственному ужасу внезапно понимает Бен, он очевидно насколько потерян, что даже сейчас ни на что бы не променял эту сладкую пытку.  — Не перебивай, пожалуйста. Раз уж такое дело, будь добра, заслушать заинтересованную сторону до конца, — обманчиво мягко бормочет он. — Видишь ли, я ещё не закончил с изложением устных аргументов, — не прерывая свою речь, Бен продолжает постепенно продвигаться вперёд, пока расстояние между ними не сокращается до длины вытянутой руки. — Я считаю, что мы должны заняться сексом по трём совершенно логичным причинам. Во-первых, — начинает мужчина, и заметив, как вздрогнув, Рей пытается скрыть своё неровное дыхание, учащающееся по мере его приближения, с трудом подавляет желание триумфально улыбнуться, — потому что мы оба свободны и не связаны внешними обязательствами. Во-вторых — эта перспектива не представляет абсолютно никакой опасности, учитывая, что как мне, так и тебе известно, что дальше одного-единственного, ни к чему не обязывающего перепихона эта связь всё равно не зайдет. И в-третьих, глупо отрицать, что нас явно тянет друг к другу. Думаю, подобный эксперимент поспособствовал бы всеобщему благополучию — грубо говоря, помог бы нам обоим избавиться от нежелательного, излишнего напряжения, покончив с которым мы снова спокойно смогли бы вернуться к тому, чтобы без зазрения совести и каких-либо отвлекающих факторов ненавидеть друг друга. В результате, как видишь, каждый получит то, чего в принципе и добивается.  — Ты, я… — тяжело сглотнув, Рей на мгновение прикрывает глаза, прежде чем выплюнуть сквозь плотно стиснутые зубы, — Ничего из этого не выйдет. Провальная затея.  — Почему это?  — Потому что… — произносит девушка, приподняв подбородок и снова скрещивая руки на груди, словно в защитном жесте. — Потому что, Соло, — бормочет она, и на этот раз его имя в её устах больше напоминает грязное ругательство, — как минимум, один из упомянутых тобой мотивов в корне неверен, принимая в расчёт то, что я не нахожу тебя ни чуточку, ни капельки привлекательным. Приподняв брови, Бен коротко ухмыляется.  — В самом деле?  — Представь себе, — закатывая глаза, тяжело выдыхает Рей, пока эхо её пронизанных уверенностью слов витает в раскалённом добела воздухе. — Так что, не обессудь — се ля ви. Нахмурившись, Бен принимается делать вид, что какое-то время всерьёз обдумывает её заявление. — В таком случае зачем ты меня поцеловала?  — Это ты меня поцеловал, — возмущённо протестует Рей.  — Может быть, в первый раз так оно и было — нехотя признает он. — Но второй поцелуй инициировала именно ты. — Я… считай, что ты просто попал под горячую руку. Ясно же, что в тот момент я находилась в неадекватном состоянии. Просто нервы сдали, вот и… психанула. Так что, не трать понапрасну свое драгоценное время. Уверяю тебя, все твои попытки обнаружить в моём поведении какой бы то ни было скрытый мотив или более глубокий подтекст заранее обречены на провал. Пойманный врасплох неожиданным выбором слов, Бен многозначительно приподнимает брови.  — Какой-какой подтекст? Покраснев еще больше от умышленного выпада с его стороны, Рей однако, кажется, даже не собирается сдавать свои позиции. —  Можешь и дальше придуриваться, корча из себя невесть что, только это ничегошеньки не изменит. Сам же видишь, нас ничего не связывает, а, значит, нет не единой причины, чтобы… — Упрямо встряхнув головой, Рей спешит прочистить горло, и один только факт того, что она даже не в состоянии произнести вслух что-то настолько безобидное, кажется Бену ужасно трогательным, невинным и чистым, подстать первому в году девственному, свежевыпавшему снегу, еще не тронутому поспешно прокладывающими на его поверхности дорожки грязными подошвами. Воистину поразительный контраст, принимая во внимание, что он не понаслышке знает, на что действительно способна Рей, какие чудеса та может творить, пуская в ход свой горячий язык. Несмотря на то, какую кашу заварила, на то, что, сама того не подозревая, сделала с ним. — Ну, ты меня понял. Пока глаза мужчины жадно исследуют ее лицо, Рей намеренно отводит свои прочь, в результате чего её взгляд принимается бесцельно блуждать по комнате, упрямо отказываясь признавать его присутствие. — Хорошо, — за неимением других опций наконец сдаётся Бен. — Как скажешь. Как ни странно, этого оказывается вполне достаточно для того, чтобы плечи девушки немного расслабились.  — Хорошо, — тихо вторит Рей, и поразмыслив, поспешно добавляет: — Думаю, нам стоит попытаться найти общий язык… сдружиться. Замерев на месте, Бен резко выдыхает, в последнюю минуту умудрившись сдержать нервный смешок.  — Сдружиться, — констатирует он пропитанным недоверием голосом. — Хочешь быть моим другом.  — Да.  — Почему? Издав полный разочарования стон, Рей прикрывает глаза ладонью — будто он является корнем всех зол, истинной первопричиной разыгравшейся драмы. Будто это не она, а он, успел настолько погрязнуть в процессе отрицания, что не способен увидеть ничего дальше своего собственного курносого носа. — Слушай, нам всё равно придётся периодически пересекаться. Это факт. Раз уж волей судьбы нам суждено было стать сослуживцами, компании друг друга при любом раскладе не избежать, а продолжать постоянно цапаться, доводя друг друга до белого каления, у меня нет ни сил, ни желания. С таким же успехом мы могли бы использовать всю эту бьющую ключом энергию в мирных целях.  — Подожди, ты действительно веришь в то, что… дружба в нашем случае осуществимый вариант? Усмехнувшись себе под нос, Рей одаривает его скептическим взглядом. — Ну, по крайней мере мы могли бы приложить максимум усилий для того, чтобы каждая наша стычка не грозила закончиться смертоубийством. Ощущая себя поверженным, оглушенным, Бен пожимает плечами, прежде чем кивнуть.  — Ладно. Выдохнув, Рей тихонько произносит с видимым облегчением.  — Оки-доки. Удовлетворенная результатом, девушка отворачивается, будто вот-вот откроет дверь, чтобы упорхнуть прочь; выйти из его офиса и из его жизни, словно получила все, за чем пришла, словно дождаться не может покончить с ним раз и навсегда, словно в очередной раз голыми руками одержала победу, окончательно утерев ему нос… Вот только Бен не готов мириться с таким положением вещей. Он ещё не закончил с ней.  — Рей… — резко шагнув вперёд, Бен буквально впечатывается в неё, фактически сокращая пролегающее между ними расстояние, тем самым вынуждая ничего не понимающую девушку машинально пятиться назад до тех самых пор, пока её спина не упирается во входную дверь, отрезая пути к отступлению. Он однако не стремится удерживать её руками, даже не пытается дотронуться; в этом нет ни малейшей потребности, поскольку Рей в буквальном смысле слова застыла, приросла к месту, словно пойманный врасплох светом фар, вусмерть напуганный оленёнок. Глаза девушки широко распахнуты, губы приоткрыты; такие пухлые, такие идеальные, что Бену только титаническими усилиями удаётся воздержаться от того, чтобы преодолев разделяющее их пространство, одним единственным поцелуем уничтожить, стереть в пух и прах все её жалкие аргументы, в одночасье разоблачив этот нелепейший самообман… Но Бен вовремя останавливает себя, инстинктивно понимая, что подобный поступок противоречит самой сути его задумки, поскольку даже несмотря на то, что он никогда не считал себя терпеливым человеком, мужчина внезапно для себя осознаёт, что готов ждать целую вечность — сколько бы времени не понадобилось для того, чтобы она самостоятельно, без его вмешательства, признала, как заблуждается. Несмотря на горькое, засевшее в грудной клетке разочарование, Бен одновременно ловит себя на том, что предвкушает тот момент, когда полностью и безоговорочно капитулировав, будучи больше не в силах отрицать очевидное, Рей сама приползет к нему, жалостливо взывая к его милосердию. Одна только мысль о неизбежной развязке мгновенно опьяняет мужчину, придавая небывалой дерзости. — Так, на заметку: когда ты будешь готова взглянуть правде в глаза, когда перестанешь лгать себе, обратившись ко мне с просьбой тебя отыметь, можешь быть спокойна, я не настолько мелочен, чтобы припоминать тебе твои же слова. С моей стороны это было бы, как минимум, бестактно. Тяжело сглотнув, Рей беспомощно моргает несколько раз подряд, прежде чем облизать пересохшие губы, и Бен, точно под гипнозом, принимается взглядом отслеживать траекторию движения ее языка. «Идеальна», — снова думает он, уже зная наверняка, что вкус победы покажется гораздо слаще, когда она придёт к нему по собственной воле. Неестественно тихий голос девушки прорезает тишину, по своей природе будучи слишком мягким для того, чтобы передать всю степень гнева, которую вне сомнения она испытывает в данный момент. — Да ты… Я… Чувствуя, что находится на грани фола, Бен делает шаг назад, давая возможность отдышаться как ей, так и самому себе; но даже на расстоянии головокружение от продолжительной близости по-прежнему не желает отступать, как собственно и чувство лёгкого опьянения, вызванное видом ее мягких губ, распахнутых оленьих глаз, лёгкого цитрусового запаха её кожи и мыслью о том, что не за горами тот день, когда она сама попросит его о том, что он в свою очередь, не колеблясь, с радостью подарит ей.   — Да-да, — с плотоядным оскалом бросает Бен низким, бархатным тоном, — знаю, я тебе противен. Неотрывно глядя мужчине в глаза, Рей совершает новую попытку прочистить горло, но когда той снова удаётся обрести дар речи, в голосе всё ещё прослеживается тень хрипотцы. — Какой же ты всё-таки надменный, заносчивый мудак, — горько усмехнувшись, безапелляционно произносит Рей. — Я никогда, слышишь, ни за что на свете не окажусь с тобой в одной постели. Безучастно пожав плечами, Бен предпринимает попытку обогнуть её, чтобы дотянуться до дверной ручки, поскольку каждая проведенная на её орбите секунда приближает его к точке невозврата, отдаваясь в теле почти что невыносимым напряжением. Намереваясь забить в крышку гроба последний гвоздь при виде того, как Рей задерживает дыхание, прежде чем резко шагнуть в сторону, тем самым позволяя двери распахнуться, Бен небрежно бросает напоследок.  — Продолжай в том же духе, Джексон. Глядишь, со временем и сама поверишь в эти бабушкины сказки. Намеренно лишая Рей последней возможности огрызнуться, мужчина одним рывком открывает дверь и шагнув вперёд, оказывается в коридоре, на другом конце которого уже о чём-то увлечено спорят Роуз и По, пока Финн на пару с Джанной наблюдает за очередной шутливой перепалкой, умудряясь при этом выглядеть так, будто зрелище одновременно забавляет и утомляет их.  — Ну, так как, Дэмерон, — выкрикивает Бен по мере приближения к группе живо жестикулирующих людей, параллельно прислушиваясь к звуку шагов молчаливо ступающей позади Рей и даже не пытаясь скрыть играющую на губах самодовольную ухмылку. — Куда-таки идём? Что решила Роуз?

***

Совершенно очевидно, что на полном серьёзе задавшись целью увеличить между ними дистанцию, Рей не щадит сил для того, чтобы за обедом усесться от него как можно дальше, в итоге при первой возможности занимая место в самом углу на противоположной от Бена стороне стола, однако в остальном манера её поведения остаётся прежней, не вызывая серьёзных подозрений. Возможно, она чуть громче обычного смеётся над шутками Финна, немного шире улыбается Роуз и Джанне, но, это, пожалуй, единственное, что могло бы броситься в глаза внимательному стороннему наблюдателю. В итоге на протяжении часа, проведенного в ресторане она успевает пообщаться с каждым присутствующим, одарив вниманием всех до единого; вернее, всех, кроме него самого, и Бен, вероятно, даже был бы готов поверить в её видимое спокойствие и искреннее безразличие, если бы не те редкие моменты, когда устремившиеся в его направлении глаза Рей, немедля смещают фокус, стоит той случайно заметить на себе его неотрывный, пристальный взгляд, которого Бен, чего уж греха таить, практически ни на секунду с неё не сводит, позволяя себе вобрать каждый жест, каждую чёрточку, вдоволь насытиться звуком её голоса, её смехом. Практически полностью игнорируя требующие его участия разговоры, мужчина вынуждает себя изредка и невпопад подавать голос, только чтобы не произвести впечатление окончательно помешавшегося, до мозга костей зачарованного процессом выслеживания своей добычи охотника. Всё-таки нездоровая это фигня, тревожно думает Бен — тот факт, что, затаив дыхание, как ни старается, он физически не в состоянии даже на секунду оторваться от созерцания хрупкой, будто светящейся на противоположном конце стола фигурки.