(wont you let me) walk you home from school

В силу целого ряда причин Бен и по сей день разве что смутно представляет, в чём, собственно, кроется сплошь да рядом приписываемое работе с детьми «особое очарование». Пожалуй, ещё и поэтому не лишённый определённой поэтичности, зачастую идеализированный образ учительской профессии кажется ему не только совершенно неоправданным, но и, как минимум, неуместным — в частности, когда речь заходит о так называемых прелестях тесного взаимодействия с дошколятами. И, да, возможно, вошедшая у многих в привычку романтизация связанных с педагогикой подводных камней не давалась бы Бену с таким трудом, если бы в памяти мужчины и сегодня то и дело не всплывала пусть весьма неприглядная, но вполне реалистичная картина того, что именно он являл собой в нежном возрасте: насколько нескладным и долговязым, каким не по годам серьёзным, чересчур неуклюжим и болезненно прямолинейным созданием был тогда сам. Как, не видя ничего зазорного в том, чтобы невпопад, иной раз прямо посреди урока, поднять тему привычных перепалок между родителями, он со всей детской наивностью и непосредственностью принимался во всеуслышание выкладывать мельчайшие подробности семейных неурядиц, даже не подозревая о том, что в глазах учителей и одноклассников подобные вещи носили сугубо личный, зачастую неприемлемый характер. Хотя, если разобраться, львиная доля его тогдашних реакций была всецело закономерной, а на первый взгляд неадекватное поведение — вполне обоснованным, ведь Бен исходил прежде всего из собственного опыта и нелепого заблуждения, что постоянные, порой заканчивающиеся вмешательством обеспокоенных пронзительными криками соседей громкие споры и ссоры, считались повседневной нормой, не более чем обыденным явлением в жизни каждого. Вопреки желанию своего владельца, память и сегодня время от времени возвращает Бена к тому переломному периоду, когда благодаря своей мнительности, излишней восприимчивости и ранимости, он практически моментально прослыл белой вороной, заработав в ближнем окружении репутацию замкнутого, нелюдимого и оттого непредсказуемого мальчишки. Не исключено, что ничему не удалось наложить на его мировосприятие столь неизгладимый отпечаток, кроме как последующей социальной изоляции, повлекшей за собой разъедающее душу чувство абсолютного, безысходного одиночества, особенно остро ощущаемого именно в толпе, учитывая, что Бен по-прежнему отчётливо помнит, как из-за полного отсутствия близких друзей или хотя бы закадычных приятелей был вынужден просиживать буквально каждую перемену в одиночку — запертым в своём маленьком мирке, наедине с собственными страхами и тревогами. Как однажды прибегнув к помощи увеличительного стекла, которое предварительно умыкнул из отведённого под первый класс помещения, и сфокусировав яркий солнечный свет в точку, упрямо пытался поджечь на детской площадке одного из бегущих по своим делам муравьёв до тех самых пор, пока, наконец, добившись успеха в этом мероприятии, тотчас c ужасом не выронил лупу из дрожащих пальцев, горько расплакавшись от внезапно настигнувшего его ощущения вины и непоправимости содеянного — пугающего осознания того, что натворил, играючи уничтожив живое, ни в чём неповинное существо. В итоге, не на шутку обеспокоенные его внезапной затяжной истерикой и неспособностью внятно объяснить причину своего нервного срыва учителя, не нашли ничего лучшего, как прямо в середине рабочего дня связаться с Леей, которой в свою очередь пришлось, чуть ли не бросив своих пятиклашек на произвол судьбы, примчаться к месту происшествия с намерением хоть как-то успокоить безутешного сына. Тотальную, ходячую катастрофу — вот что представлял он из себя тогда. Самый эпицентр урагана. Сметающее всё на своём пути, разрушительное цунами. Неспроста несколько лет назад, его отец между делом упомянул, что, пока Бену не исполнилось семь-восемь лет, общаться с ним на равных было практически невозможно, принимая во внимание частые, преследующие мальчика приступы заикания, да и общие проблемы с артикуляцией. За исключением, пожалуй, тех моментов, когда Бен, отчаявшись быть услышанным и понятым, принимался громко плакать, в процессе нередко переходя на истошный крик. — Да уж, — хмуро уронил Хан, ощутимо вздрогнув при одном только воспоминании о том непростом времени, — в такие минуты не услышать тебя было действительно нереально. По всей вероятности, в том числе и поэтому неизбежная, сводящаяся к сплошной череде спонтанных флэшбэков необходимость лицом к лицу сталкиваться со всем тем, что с самого детства глубоко презирал в себе Бен, вынужденный теперь повседневно обнаруживать ненавистные ему черты в других, то ли удивительным образом обнадёживает, то ли служит чуть ли ни самым болезненным из всех возможных дежавю. — Без железного самообладания тут не обойтись, — вскользь заметила Лея, когда в прошлом году впервые предложила ему поработать с Кайлом. — Как ни крути, время и терпение — лучшие лекарства. Сперва по обыкновению пропустив слова матери мимо ушей, Бен даже не рассматривал возможность возвращения в начальную школу пусть и на временной, не требующей с его стороны значительных усилий основе, однако в какой-то момент всё же решил поддаться настоятельным уговорам, прежде всего пойдя на поводу у стремления хоть чем-то порадовать Лею, которая, в свою очередь, оказалась абсолютно права. Именно выдержка и терпение, проявленные им впоследствии сыграли ключевую роль в процессе успешного сближения с Кайлом; правда, тут же нельзя не отметить, что первоначальные опасения мужчины в значительной степени оказались напрасными, поскольку в тот самый момент, когда большие карие глаза и непослушные тёмные кудри мальчишки, которому, очевидно, было тесно в собственной коже, появились в поле зрения, Бен вопреки самому себе обнаружил, что просто не в состоянии не пропитаться странной симпатией к своему новому подопечному. Что характерно, фактически их первое знакомство состоялось тогда, когда переступив порог классной комнаты и первым делом заприметив заплаканное, пунцовое лицо катающего по полу и кричащего благим матом мальчугана, Бен поймал себя на том, что представшее перед ним зрелище почему-то не вызвало у него типичного приступа раздражения, скорее послужив причиной волны искреннего сочувствия, более чем вероятно, связанного с непоколебимым и основанном на собственном опыте убеждении мужчины в том, что порой именно крик служит единственным действенным инструментом, позволяющим эффективно выпустить пар в отчаянной попытке достучаться до окружающих. В результате поддержание требуемого уровня терпения далось Бену гораздо проще, чем тот ожидал до того, как слепо ввязался в очередную аферу, поддавшись на откровенную провокацию со стороны собственной матери. Конечно, частичный успех данного рискованного, весьма сомнительного начинания в первую и последнюю очередь был обусловлен тем, что в прошлом Кайл являлся единственным нуждающимся в его безраздельном внимании младшеклассником, не говоря уже о том, что он с самого момента встречи испытывал к мальчику особое расположение. Так или иначе, задача сохранения спокойствия на протяжении часа, проведённого наедине с одним малолетним подопечным оказалась куда более осуществимой, чем отчаянная попытка не свихнуться во время целого, худо-бедно прожитого в окружении банды мелких негодников и разгильдяев рабочего дня, под конец которого Бен, пожалуй, тысячу раз успевает проклясть тот момент, когда вообще согласился на эту сомнительную авантюру. Неспешно отмеривая ход отбываемого в классе Эмилин наказания, стрелки на больших часах в классной комнате ползут до того медленно, что, кажется, намеренно глумятся над ним; таким образом второе по счёту утро в крыле младшей школы, по ощущениям, тянется гораздо дольше первого, даже, если в итоге протекает без особых происшествий, за исключением того, что Бен… никак не может избавиться от странного дискомфорта, преследующего его с самого момента пробуждения, не говоря уже о том, что вынужденное пребывание в незнакомой обстановке никоим образом не способствует улучшению ситуации. Как результат, ближе к полудню, при виде того, как один из мальчишек без предупреждения выхватывает ножницы прямо из-под носа у Кайла, сосредоточенно трудящегося над своим арт-проектом, Бен останавливается буквально в шаге от того, чтобы в прямом смысле слова не сорваться с катушек, однако в последний момент немного сбавляет пыл, не без приятного удивления обнаружив, что, оказавшись в состоянии самостоятельно справиться с проблемной ситуацией (без вмешательства разгневанного, уже готового броситься тому на защиту взрослого), Кайл, пожав плечами, как ни в чём не бывало, отправляется на поиски другой пары ножниц. Кое-как дотянув до обеденного перерыва, мужчина чувствует себя до того измождённым и разбитым, что готов раз и навсегда оставить любые воспоминания и ассоциации с детством позади, пожалуй, ещё никогда так остро не предвкушая тот долгожданный миг, когда со спокойным сердцем и чувством выполненного долга сможет вернуться к своим подросткам, потому как иссякающие прямо на глазах запасы его терпения стремительно близятся к нулю, в долгосрочной перспективе не предвещая ничего хорошего. В итоге, к тому моменту, когда выжатый как лимон Бен, наконец, выбирается на детскую площадку, все его мечты сводятся к одному единственному желанию — забившись в первый попавшийся угол, хотя бы полчаса побыть в относительной тишине, чтобы, улучив несколько вожделенных минут вдали от шума и хаоса, попытаться собраться с мыслями, прежде чем загнав обратно в школу полный маленьких дьяволят класс, провести остаток рабочего дня за просмотром какого-нибудь популярного сейчас мультфильма. Явственно ощущая, как в панике пакует чемоданы его последний нерв, Бен, в принципе, готов пойти на любую крайность, если та позволит ему отвлечься от спонтанного порыва прибить очередного разбушевавшегося чертёнка. В действительности, он настолько вымотан, что, кажется, едва держится на ногах, будучи согласным обратиться за подмогой к любому подручному средству, включив что угодно… пожалуй, кроме так называемого «Эмоджи фильма» — той ещё чудовищной дряни, о существовании которой он по наводке малышни узнал буквально несколькими часами ранее, на скорую руку вбив название в поисковик своего мобильника. Итак, к собственному ужасу, убедившись в том, что подобная несусветная ересь не только существует, но ещё и пользуется бешеным спросом, Бен приходит к неутешительному выводу, что без лишних вопросов готов включить детям чуть ли ни что угодно при условии, что это «что-то» не вынудит его и без того закипающий мозг, вылившись прямо из ушей уже на первой минуте просмотра, стремглав утечь в неизвестном направлении. В ожидании повторения вчерашнего сценария мужчина неспешно бредёт к детской площадке, утешая себя надеждой на то, что сможет провести какое-то время в блаженном уединении за созерцанием играющей со своим классом большую часть перерыва Рей, которая в итоге, пусть и ненадолго, но всё-таки присоединится к нему, возможно, даже обмолвившись напоследок парой слов. Однако, стоит только припарковавшему своё неугомонное «стадо» на песчаном пастбище Бену шагнуть в сторону установленной для взрослых скамейки, как взору его открывается следующая живописная панорама; очевидно, умудрившаяся на этот раз опередить его Джексон, подставив лицо ласковым лучам солнца и блаженно прикрыв глаза, едва заметно улыбается себе под нос, судя по всему, упиваясь полуденным теплом и безмятежным покоем. Оживлённо воркуя прямо за спиной Рей, пара девчушек чуть ли ни со спортивным азартом заплетает её волосы в две длинные косички, видимо, твёрдо решив подойти к выполнению возложенных на них обязанностей со всей серьезностью. По мере приближения Бена к скамейке тоненькие, звонкие голоса детей сливаются воедино, превращаясь в мелодичное, неразборчивое чириканье, тогда как трудящееся бок о бок и являющее собой со стороны довольно необычное, в чём-то даже причудливое зрелище дуо, вероятно, именно за счёт гармоничного сочетания на первый взгляд несочетаемого просто не может не произвести на очевидца двоякое впечатление, принимая во внимание моментально бросающийся в глаза во внешности девочек разительный контраст: одна — белокурая, гибкая и худощавая с заострёнными, отчего-то кажущимися Бену смутно знакомыми чертами лица, вторая — темноволосая и невысокая с забавными, по-детски пухлыми щёчками. Подступив к скамейке вплотную, мужчина осторожно присаживается на другом её конце, чувствуя себя так, словно без разрешения вторгается в чужое пространство, уже одним лишь своим несвоевременным появлением нарушая торжественность какого-то очень деликатного момента, однако не успевает проронить и слова, прежде чем внезапно распахнувшая глаза и поймавшая на себе его растерянный взгляд Рей спешит изогнуть губы в лёгкой, загадочной полуулыбке. — Добрый день, мистер Соло, — официальным тоном заявляет девушка, голос которой при этом приобретает настолько странные, однозначно несвойственные ему интонации, что застигнутый врасплох, Бен вынужден провести несколько секунд в крайнем замешательстве, пока, благодаря пронзившей его догадке, наконец, не приходит к самому разумному, единственно верному в данной ситуации умозаключению; видимо, целиком вжившись в образ, Рей сейчас просто-напросто безукоризненно отыгрывает отведённую ей роль. Более чем вероятно, именно поэтому вместо того, чтобы, как водится, полностью игнорировать его присутствие, она по собственной инициативе и с неподдельным энтузиазмом первой завязывает разговор. Конечно же, именно из-за необходимости придерживаться учительского амплуа — в этом Бен не сомневается ни на секунду — оглянувшись на своих подопечных с тёплой, играющей на губах улыбкой, Рей воодушевлённо кивает головой в его направлении. — Талли, Джесс, а ну-ка, взгляните, кто решил составить нам компанию! Не прекращающие заговорчески хихикать девчушки обмениваются многозначительными взглядами, только чтобы вразнобой пробормотав приветствие, снова вернуться к своей задаче, заключающейся в медленном и кропотливом переплетении между собой густых прядей, тогда как и сам Бен, ненароком заприметив на запястье Рей три знакомые цветастые резинки, не может не улыбнуться, будучи готовым голову отдать на отсечение, что волосы той были собраны в привычные три пучка, прежде чем школьницы получили шанс поколдовать над её причёской. Очевидно намереваясь убрать за ухо выбившийся локон, Рей подносит руку к лицу, когда тихо охнув и резко замерев на месте, одна из девочек буквально вцепляется в её запястье. Крепко-накрепко зафиксировав ладонь учительницы в своей, ребёнок, будто завороженный, кажется, не смея даже моргнуть, принимается пожирать восхищённым взглядом её безымянный палец, на котором сейчас золотится едва заметная полоска металла — аккуратное, с поблескивающей на солнце и расположенной в самом центре пластиковой розой колечко. — Мисс Джексон, — распахнув огромные как блюдца глаза, восторженно выдыхает девчушка с кукольным личиком, — вы замужем? Испустив короткий удивлённый смешок, Рей переводит на малышку полный веселья взор. — Нет. Видимо, неудовлетворённая таким ответом, девочка растерянно моргает несколько раз подряд, прежде чем заметно нахмуриться. — Тогда откуда у вас обручальное кольцо? — Оно не обручальное, — прыснув от смеха, беспечно поправляет блондинка, следом деловито указывая на левую ладонь. — Обручальное кольцо носят вот на этой руке. На безымянном пальце. — Талли права, Джесс, — мягко поясняет Рей, всё ещё улыбаясь. — Замужние женщины, как правило, носят кольцо на другой руке. Кажется, новая информация окончательно сбивает Джесс с толку, вынуждая насупиться еще больше. — А-а-а… — Ой, да не обращайте внимания! Вечно Джесс несёт всякую чушь, а всё потому что не знает даже самых элементарных вещей, — с хитринкой во взгляде бросает Талли, довольно наблюдая за тем, как зардевшись от смущения, подруга укоризненно хлопает её по руке. — Эй, ты чего! Повернувшись к вконец раздосадованной девочке, Рей принимается ласково поглаживать Джесс по плечу. — Столько всяких тонкостей, что немудрено запутаться, правда? Да и разве в конечном счёте так важно, какое кольцо на каком пальце? — Вытянув перед собой руку, Рей на протяжении долгого мгновения вдумчиво рассматривает украшение под пристальными взглядами детей. — Я, например, ношу вот это просто потому, что оно в своё время показалось мне прелестным. — А мне можно его примерить? Пожа-а-алуйста?! — взволнованно верещит Талли, уже подпрыгивая на месте от нетерпения. Кивнув в знак согласия, Рей без усилия снимает колечко с пальца, прежде чем передать его в распоряжение стоящим позади девочкам, чтобы те, в свою очередь, могли вдоволь наиграться с незатейливой вещицей, которая, само собой разумеется, слишком велика для их крошечных рук. Этот факт, однако, не останавливает детей от того, чтобы то и дело восхищённо вздыхая, поочерёдно с трепетом перемещать украшение с пальца на палец, упоённо любуясь собой и друг дружкой. Бен же, наблюдая за происходящим исподлобья, неожиданно ловит себя на мысли, что находит поистине забавным, как одна изящная, сверкающая в солнечном свете безделушка способна заставить ребёнка внезапно почувствовать себя по-настоящему взрослым. Склонив голову к плечу, мужчина уже было намеревается размять затёкшую шею, однако немедля застывает в недоумении, случайно поймав на себе взгляд Рей, которая, молча пожав плечами, вдруг ни с того ни с сего заговорщицки подмигивает ему в ответ, очевидно изо всех сил стараясь сдержать так и порывающуюся расцвести на её губах озорную улыбку. Как ни странно, этого по сути небрежного жеста оказывается более чем достаточно для того, чтобы Бен неожиданно для себя осознал, что он и Рей… что вопреки пролегающей между ними бездне непонимания, они по большому счёту находятся в одной упряжке, тесно сплочённые, неразрывно связанные между собой одним и тем же гордым званием — почётным, пожизненным титулом «взрослого». Как бы смешно, как бы банально это не звучало, несмотря на то, что он давным-давно привык причислять себя к этой возрастной категории, до нынешнего момента Бену, кажется, так ни разу и не представился шанс собственнолично испытать известное ему разве что понаслышке чувство человеческого единения, бесспорной и не подлежащей сомнению принадлежности к чему- или кому-либо. Вероятно, именно поэтому, внезапная возможность ощутить себя частью чего-то целого, помимо всего прочего подразумевающая, что просто-напросто обменявшись мимолётным взглядом, можно без единого слова услышать и понять друг друга, отзывается в мужчине странным, безотчётным волнением, так что на короткое мгновение, ему чудится, будто, сами того не подозревая, они с Рей временно оказались по одну сторону баррикад. Однако действительно удивительная, неподдающаяся никакой логике штука заключается именно в том, что всего лишь одному короткому, разделённому с ней на двоих моменту удаётся оставить после себя какую-то удивительную, теперь растекающуюся тёплыми струйками по венам лёгкость. Резко прерывая причудливый ход его мыслей, Джесс, тихо хмыкнув себе под нос, сводит брови к переносице, перед тем, как вернув кольцо его законной владелице, задумчиво поинтересоваться: — А почему оно тёмное внутри и по краям? — Моя мама говорит, что ржавчина — явный признак дешевизны, — тотчас со знанием дела подхватывает Талли, явно не намереваясь смутить или оскорбить кого-то этим замечанием; просто-напросто под стать маленькому попугайчику повторяя то, что слышала раньше от взрослых, в силу возраста будучи пока не состоянии полностью осознать ни смысл произнесённых вслух слов, ни тем более их эффект на окружающих. Кажется, слетевшей с языка девочки реплике удаётся ненадолго приглушить озаряющий до этих пор лицо Рей чистый свет, и Бен ловит себя на том, что не может не вздрогнуть при виде этой внезапной, удручающей перемены. Всё, что ему остаётся, это надеяться — прежде всего ради блага самого же ребёнка — что та не вспомнит состоявшегося диалога, когда станет чуть старше и мудрее. Минуточку… Так вот почему черты лица блондинки изначально показались ему настолько знакомыми. Её сводный брат Марк числится среди нынешних подопечных Бена, в то время, как сама Талли — точная копия молодой мачехи Марка, что по сути объясняет… многое. — Как по мне, так очень даже симпатичное кольцо, — выпаливает на одном дыхании Бен, тем самым предпринимая попытку сменить направление разговора, прежде чем девочки успеют зациклиться на факте владения их учительницей дешевой бижутерии. — Бьюсь об заклад, именно поэтому мисс Джексон в своё время и приобрела его. Чуть опешив от неожиданности, спустя мгновение Рей с очевидным, читаемым в чертах лица облегчением кивает в знак подтверждения его новоиспечённой теории, обращаясь как непосредственно к Бену, так и застывшим в ожидании ответа детям. — Всё так, — наконец подводит она итог. — В своё время мне просто приглянулось это колечко. Поношу пока окончательно не заржавеет, а потом, если приспичит, куплю новое. Однако стоит только Рей предпринять попытку поставить жирную точку в этой успевшей принять странный ход истории, как в ту же минуту, будто по команде, безраздельное внимание Талли переключается на Бена; голос девочки звенит колокольчиком от еле сдерживаемого волнения, а во взгляде скользит искреннее любопытство, когда та, как ни в чём не бывало, продолжает свой обстоятельный перекрёстный допрос. — Мистер Соло, а вы женаты? Неодобрительно поджав губы, Бен сейчас только и может, что уповать на то, что хотя бы частично преуспел в своем намерении сохранить нейтральное, максимально безразличное выражение лица. — Нет, не женат. — А почему? Тяжело вздохнув, мужчина обречённо пожимает плечами. — По кочану. Некоторые люди просто предпочитают не вступать в брак. Вот и всё. Судя по застывшей на лицах обеих девочек гримасе чистого, безграничного ужаса, может создаться впечатление, будто он только что открыл им какую-то страшную тайну, как минимум, поведав, что Санты и в помине не существует. — Что, никогда-никогда? — взвизгивает Джесс с неподдельным испугом в глазах. — Никогда-никогда, — кивая в такт собственным словам, со всей серьёзностью подтверждает Бен. Выпрямившись в струнку, Талли, кажется, погружается в глубокие раздумья до тех самых пор, пока деловито скрестив на груди руки, не устремляет пристальный взгляд обратно на Бена, смотрясь при этом так, будто только что собственноручно разрешила проблему вселенского масштаба. — Мистер Соло, — с непоколебимой уверенностью, наконец, констатирует девочка вслух, — в таком случае вы должны срочно жениться на мисс Джексон. Не придумав ничего лучшего, как заставить себя громко рассмеяться в безуспешной попытке заглушить внезапный звон в ушах, Бен, параллельно ощущающий, как стремительно приливает к лицу кровь, бросает всё силы на то, чтобы избавиться как от острого приступа головокружения, так и не к месту закравшегося в область желудка чувства тошноты. — Спасибо за участие, — едва слыша собственный голос, в итоге отчеканивает он, решительно отказываясь смотреть в сторону Рей, чтобы не ненароком не стать очевидцем её реакции, — только это однозначно не входит в мои планы. — Почему? Мисс Джексон же не замужем, а ей полагается муж… который… ну, там всё время покупал бы ей разные дорогие вещи. — Вторую половину своего комментария Талли адресовывает непосредственно Джесс, которая, не долго думая, принимается серьёзно кивать, демонстрируя своё согласие с присущей словам подруги, неоспоримой мудростью. — Для этих целей муж Мисс Джексон не требуется, — так спокойно, как только может, продолжает аргументировать Бен. — У неё есть собственные деньги. — А где она их берёт? — удивлённо подхватывает Талли. — Зарабатывает своим трудом. — А где она их зарабатывает? — со всей, свойственной, пожалуй, лишь ребёнку невинностью интересуется Джесс. — Здесь, — наконец вмешивается в горячую дискуссию Рей, голос которой сейчас заметно дрожит от едва сдерживаемого смеха, и, Бен, наконец, осмелившийся взглянуть на неё, тотчас замечает, что слегка удивлённый, направленный на него взгляд девушки буквально искрится неподдельным весельем. — Я получаю зарплату, работая учителем в школе. Очевидно ни чуточки не впечатлённая ни одним из предложенных объяснений, Талли только закатывает глаза, прежде чем драматично вздохнуть. — Подумаешь тоже… Мисс Джексон всё равно нужен муж, чтобы… Каким-то чудом по-прежнему умудряясь сохранять сверхчеловеческое терпение, Рей принимается решительно мотать головой. — Нет, — мягко протестует она, прежде чем выждав несколько секунд, для пущего эффекта продублировать свою точку зрения. — Нет и ещё раз нет. Никто тут не собирается ни на ком жениться. Испустив очередной тяжёлый вздох, Талли всё не желает униматься, явно возмущённая тем, что недальновидные взрослые ни в какую не соглашаются с её чрезвычайно логичным, продуманным вплоть до мелочей планом. — Ну, почему-у-у? — Потому что… — осекшись на полуслове, Рей внезапно замолкает, по-видимому, тщательно взвешивая свои дальнейшие слова, прежде чем следом оглянуться на Бена, у которого в ожидании ответа отчего-то внезапно перехватывает дыхание, застревая где-то между горлом и грудной клеткой. — Потому что, чтобы вступить в брак с человеком, — продолжает она, снова поворачиваясь лицом к девочкам, — его нужно любить. По всей видимости, и это убедительное обоснование не производит на детей должного эффекта. — Пф-ф-ф, замуж выходят прежде всего для того, чтобы тебе покупали дорогие вещи и… — продолжает гнуть свою линию Талли, однако тут же замолкает, когда предварительно смерив ребёнка испепеляющим взглядом, Бен — от греха подальше — решает перенять инициативу, прежде чем та снова получит шанс завести прежнюю волынку, в процессе доводя их обоих до белого каления. — Ладно, девочки, идите-ка лучше поиграйте. — Когда же те, очевидно предпочтя полностью проигнорировать его просьбу, продолжают неподвижно стоять над душой, мужчина прищурившись, добавляет куда более суровым тоном: — Так, я кому сказал?! А, ну-ка, брысь! Слава богу, этого красноречивого жеста оказывается достаточно для того, чтобы дети, немедля сорвавшись с места, сверкая пятками, рванули по направлению к турникам, вероятно, по пути на скорую руку набрасывая план по кормлению своих сверстников теориями о том, почему двум сидящим на скамейке учителям непременно стоит пожениться. Едва не застонав от разочарования, мужчина на мгновение прикрывает глаза, чтобы, собрав остатки воли в кулак, хотя бы попытаться взять себя в руки, потому как, учитывая возраст двух маленьких бандиток, подобное, столь откровенное проявление эмоций с его стороны было бы, как минимум, смехотворным. В качестве более приемлемой альтернативы, предварительно приняв максимально бесстрастный вид, Бен старательно прячет недовольство происходящим за солнцезащитными очками, корчась от вызванного продолжительным сидением на крошечной скамейке жуткого дискомфорта, ни в какую не желающего отступать даже после многократных попыток найти мало-мальски удобное положение. Не проходит и пары секунд, как воцарившаяся несколькими секундами ранее относительная тишина разбивается вдребезги, когда, зажавшая рукой рот, красная как рак Рей, только и успевает что издать какой-то сдавленный нечленораздельный звук, прежде чем вдогонку в голос расхохотаться, продолжая захлёбываться заливистым смехом до тех пор, пока плечи её не начинают непроизвольно подрагивать в полууспешной попытке отдышаться. Будучи и сам не в силах удержаться от короткого смешка при виде столь бурной и искренней реакции, Бен заворожённо наблюдает за тем, как, более-менее пришедшая в себя девушка принимается вытирать выступившие от безудержного смеха слёзы. — Извини, ради бога, — наконец выдавливает из себя она прерывающимся от избытка чувств голосом. — Прямо трагикомедия какая-то! Честное пионерское, тебе не придётся на мне жениться… и покупать мне «всякие дорогие вещи» тоже не придётся. — Едва Рей удаётся выговорить пару связных фраз, как та, в прямом смысле слова, снова сгибается пополам, прежде чем буквально задыхаясь от нового приступа неконтролируемого веселья, прижаться лбом к сведённым коленям. — Чёрт, всё-таки не хорошо как-то вышло, — по-прежнему держась за живот, бодро подытоживает девушка. — Не пристало учителю настолько остро реагировать на детский лепет. Если серьёзно, сама не ожидала, что такая, казалось бы, невинная тема за рекордно короткие сроки выльется в настоящую катастрофу, последствия которой придётся расхлебывать нам обоим. Клянусь, я держалась до последнего! И всё бы ничего, если бы не это вот — «а где вы работаете, мисс Джексон? Вам в срочном порядке нужен покупающий вещи муж…». Хоть плачь, хоть смейся… Ох уж мне эти малявки. — Слушай, — всё ещё добродушно усмехаясь, возражает Бен, — ребёнок тут не причём. Мне в прошлом пару раз приходилось пересекаться с матерью Талли, поэтому с полной ответственностью могу заявить — там всё действительно запущено. Дохлый номер. Наконец, кое-как совладав с собой, Рей спешит одарить Бена одной из самых лучезарных и открытых улыбок, что ему доводилось лицезреть на её лице вплоть до этого самого момента. — В любом случае, ты незаслуженно попал под раздачу, — мягко поясняет она. — Спасибо, что в трудную минуту пришёл на помощь, хоть и отхватил в итоге по самое не хочу. С этими маленькими оболтусами никогда не знаешь, откуда прилетит. Ты уж прости, что в этот раз заодно и тебе перепало, ладно? По-прежнему тепло улыбаясь, Рей какое-то время не произносит больше ни слова, вместо этого умудряясь как бы ненароком заглянуть ему то ли в глаза, то ли прямо в душу, а Бен… точно под гипнозом от набранной высоты, будучи физически не в состоянии отвести глаз, чтобы в целях собственной безопасности немедля прервать зрительный контакт, словно временно теряет связь с окружающим миром, кроме сидящего напротив человека, не замечая больше ничего и никого вокруг. Кажется, попав в чистый вакуум, одурманенный ощущением беззаботности и абсолютной невесомости, он в течение нескольких секунд продолжает парить в свободном полете, а всё потому, что полностью погружается в странный, каким-то непостижимым образом успевший завязаться между ними безмолвный диалог, в точности как и несколькими минутами ранее. Будто им, не проронив ни слова, удаётся обменяться чем-то глубоко личным — возможно, приобретённым жизненным опытом, а, может быть, просто-напросто утешительным знанием того, что они оба — совершенно взрослые, видавшие виды люди, способны понять друг друга уже хотя бы на этом уровне: «Только послушай, что несут эти наивные желторотики, утверждая, что мы должны пожениться. Просто взгляни на них — едва вылупившихся цыплят: таких юных, беспомощных и душераздирающе невинных, а, значит, представляющих собой полную противоположность нам — двум зрелым и искушенным жизнью стрелянным воробьям, уже немало повидавшим на своём веку и не понаслышке знающим, каково это, день ото дня существовать в современных реалиях, где мы на самом деле даже и не ладим, за исключением этого редкого момента не поддающегося логике единения… Ох уж эти детки!» Чуть поёрзав на скамейке, Рей останавливается на том, чтобы скрестив ноги и устремив взгляд в сторону детской площадки, с тронувшей уголки её губ едва заметной улыбкой снова непринуждённо обратиться к Бену: — Значит, ты — убеждённый холостяк, выходит, что так? Уже было намереваясь выдать шаблонный ответ, мужчина в последний момент решает притормозить, озадаченно хмуря брови. — Выходит, что так, — рассеянно вторит Бен, прежде чем следом, будто извиняясь, уточнить: — Мне, что, не следовало затрагивать эту тему при детях? Отведя в сторону задумчивый взгляд, Рей принимается решительно мотать головой. — Что ты. Отнюдь нет. Никогда не видела смысла в том, чтобы чуть ли не с пелёнок пичкать ребёнка «универсальными истинами». Пожалуй, только слепой не заметит, что большинство ценностных установок по сути рассчитано лишь на то, чтобы запрограммировать подрастающее поколение на определённую, удобную нынешнему модель поведения. Вопрос брака — не исключение. Тем более, что в общем и целом, ты абсолютно прав: далёко не каждому в будущем предстоит обзавестись полноценной семьёй… — на протяжении монолога голос Рей то падает, то снова взлетает, кружа где-то между печалью и раздражением, словно это признание даётся ей весьма и весьма нелегко. — Реальность такова, что некоторым из нас суждено соприкоснуться с этой стороной жизни разве что в теории. На мгновение задумавшись, Бен утвердительно кивает в ответ, тем самым выражая своё молчаливое согласие с заключённой в словах Рей беспощадной логикой, прежде чем в очередной раз безуспешно поелозить на скамейке в поиске удобного положения. Спустя несколько проведённых в приятной тишине секунд глаза девушки снова устремляются к его лицу. — Одного, хоть убей, не могу понять: откуда такая непоколебимая уверенность в том, что тебя обойдёт стороной эта участь? Не признаёшь институт брака, как таковой? Или считаешь, что он себя изжил? Брови Бена, сами собой, сходятся у переносицы, отчего лицо его приобретает чрезвычайно серьёзное выражение, тогда как в голос закрадываются явные нотки подозрительности. — Чего никак не могу понять я, так это, чем, собственно говоря, вызван такой внезапный интерес к моей скромной персоне? С каких это пор тебя вообще хоть сколько-нибудь волнует моё мнение касательно чего-либо? Небрежно пожав плечами, Рей имеет наглость невозмутимо отмахнуться от вполне заслуженного упрёка, точно в вопросе её нет ничего экстраординарного. — Чего тут непонятного? Просто-напросто пытаюсь вести светскую беседу. Правда, судя по всему, пока что тщетно. — Какую-какую беседу? — с явным скептицизмом в голосе отзывается Бен, при виде чего Рей лишь загадочно усмехается; будто её искренне забавляет его неспособность самостоятельно распознать что-то столь само собой разумеющееся. — Разве не это одно из неотъемлемых требований светского этикета? Общепринятый способ поддержания дружественных отношений? — не без доли сарказма в тоне словно малому, несмышлёному ребёнку берётся пояснять она. — Время от времени, как бы невзначай, затевать непринуждённые разговоры, при необходимости обмениваясь парой дежурных фраз? — Так-то оно так, — нехотя соглашается Бен. — Только в данном конкретном случае непринуждённостью даже и не пахнет. Учитывая тему и обстоятельства. Не находишь? — Хм. Твоя правда. Ну, давай тогда что-ли спишем крайнюю степень моей заинтересованности на обыкновенное праздное любопытство. Окончательно растерявшись, Бен только и может, что на протяжении нескольких секунд сверлить Рей вопрошающим взглядом, который та, даже не моргнув глазом, встречает твёрдо и с вызовом. — Хорошо, — сам не понимая, почему, в конце концов сдаётся Бен. — Ладно. Так и быть, я поясню свою позицию, но только при условии, что ты пообещаешь не лезть в бутылку, при первой же возможности порываясь сделать из меня врага номер один, только потому что какие-то из перечисленных аргументов тебя не устроят. Бойко кивнув в ответ, Рей усаживается поудобнее, кажется, беспрекословно соглашаясь с правилами игры, при этом, к немалому удивлению Бена, предварительно даже не посчитав нужным отпустить в его адрес ни одного колкого, остроумного замечания. — Замётано. Тяжело вздохнув, Бен поднимает глаза к серому, пасмурному небу, понапрасну стараясь заглушить чувство жгучего разочарования и тупой безысходности, посещающих его каждый раз, когда возникает необходимость ведения подобных разговоров; всё это он повторял не раз и не два, из кожи вон вылезая в попытке объяснить свою жизненную позицию собственным родителям, но даже они умудряясь успешно пропускать всё многократно сказанное мимо ушей, и по сей день снова и снова порываются навязать Бену определённое видение мира, с которым тому однозначно не по пути. Однако почему-то именно здесь и сейчас, когда речь заходит о Рей, эта задача кажется ему особенно непосильной. — Ни брак, ни семья, ни серьёзные отношения не интересуют меня по определению, в первую и последнюю очередь потому, что оно того не стоит. Пустая трата времени, — безжизненным тоном с похожим на маску лицом оттараторивает он на одном дыхании. Брови девушки тотчас взлетают вверх, а в выражение лица прокрадывается явное недоумение. — То есть? Что конкретно не стоит чего? — Всех вытекающих отсюда последствий, — всё ещё не глядя на Рей, выплёвывает он, принимаясь активно жестикулировать руками, демонстрируя подразумеваемую абстрактность. — Ничего из того, что принято считать стандартной процедурой, размеренным ходом жизни. Необходимости официально встречаться на протяжении двух-трёх лет, последующего переезда, помолвки, планирования свадьбы, заключения брака, заранее обречённой на провал попытки жалкого сосуществования, и, наконец, но не в последнюю очередь — развода. Я несколько лет проработал специалистом по семейному праву, так что поверь мне на слово, ни один из вышеперечисленных пунктов не заслуживает ни времени, ни средств, ни тем более усилий, в итоге затрачиваемых на них в подавляющем большинстве случаев. — Любопытное уравнение, ничего не скажешь. Правда, для того, чтобы оно сложилось, необходимо изначально исходить из предположения, что все переменные находятся на своих местах. Включая неизбежность развода, — резонно отмечает она. Ответ не заставляет себя долго ждать. — Я в курсе. Всё учтено. На секунду замолчав, словно ожидая развития обозначенной мысли, но так и не дождавшись того, Рей осторожно уточняет: — Почему, позволь полюбопытствовать, ты настолько уверен в том, что развод в твоём случае — единственный возможный исход? В очередной раз тяжело вздохнув, Бен лишь устало прикрывает глаза, чувствуя, что в которой раз бродит по замкнутому кругу. — Потому что это неопровержимый факт, — наконец, категорично отрезает он. — Если я когда-нибудь женюсь — конечно, чисто теоретически — то скорого расторжения брака не избежать. Испустив глухой, похожий на смешок звук, Рей, кажется, по-прежнему даже не думает признавать очевидную рациональность его доводов. — Смелая, но сомнительная гипотеза. Вытянув руки по бокам, Бен заставляет себя разжать кулаки, прежде чем в бессилии уставиться на свои открытые ладони. — Это не гипотеза. Это моя участь. Судьба. Рок. Порочный круг. Называй, как хочешь. Ни смысл, ни результат от этого всё равно не меняется. Сизифов труд, да и только. Вопросительно изогнув изящную бровь, Рей снова идёт в наступление, очевидно не в силах удержаться от очередного безобидного замечания. — То есть как, не меняется? Ты это сейчас серьёзно? — Абсолютно. — Довольно фаталистичный взгляд на жизнь, тебе не кажется? — Почему же, как раз самый что ни на есть реалистичный. Нелепо отрицать, что для многих развод — единственный логичный шаг, и я несомненно отношусь к этой категории «счастливчиков». То, что в следующей, слетевшей с языка Рей реплике однозначно проскальзывают яркие вкрапления раздражения, не подлежит ни малейшему сомнению. — Каким, чёрт возьми, образом ты умудрился прийти к этому умозаключению? Пряча под солнцезащитными очками закравшееся во взгляде отчаяние, Бен жмурится, нервно зажимая переносицу одной рукой, только чтобы следом обхватить собственный локоть другой. Истошно пытаясь подобрать подходящие слова, мужчина обводит взглядом детскую площадку, толком не понимая, с какой стати вообще принимает участие в этом абсурдном разговоре, учитывая тот факт, что Рей фактически ненавидит его, однако, как ни старается, так и не может прощупать причину её внезапной заинтересованности его жизнью. — Слушай, — чересчур резким тоном начинает Бен, прежде чем следом осадить себя. — Я… мне прекрасно известно, что я в действительности за человек. Сложный. Тяжёлый. Отталкивающий. Где-то абсолютно невыносимый. Находиться со мной рядом — изо дня в день, сутки напролет — та ещё пытка. Какой смысл лгать самому себе и окружающим, если правда рано или поздно все равно выйдет наружу? Знаешь… когда я только устраивался на работу в адвокатскую контору, её глава — то бишь, мой бывший босс был уже четырежды женат. К тому моменту, как я покинул пост, Сноук успел развестись и жениться в пятый раз. Учитывая, что мы с ним во многом похожи, нелепо было бы ожидать другого развития событий в моём случае. — В чём именно заключается упомянутое тобой сходство? — на этот раз даже Бен не может отрицать, что вопрос, как ни странно, излучает то ли неподдельное участие, то ли искреннее любопытство. Поскольку список довольно длинный, мужчина, дабы не тратить время впустую, незамедлительно приступает к перечислению наиболее очевидных, содержащихся в нём характеристик. — Излишняя требовательность. Безграничный эгоизм. Чёрствость. Полное отсутствие эмпатии… — не дожидаясь её реакции, Бен принимается пулеметной очередью выхаркивать слово за словом, не желая лишний раз наглядно убеждаться в том, что Рей полностью поддерживает легитимность каждого из упомянутых им пунктов. Да и к чему ему очередное неоспоримое доказательство того, что он в любом случае знает наверняка, поэтому во избежание излишних хлопот и пустого разочарования, Бен предпочитает и вовсе не смотреть в сторону девушки, когда, наконец, подводит итог вышесказанному. — Кроме того, с генами не поспоришь. Чего и следовало ожидать, в голос Рей снова закрадываются отчётливые нотки недоумения. — Подожди, а гены-то тут причём?! Какое отношение наследственность имеет к твоему стойкому убеждению в собственной неспособности в будущем сохранить семью? — Самое прямое, — насквозь пропитанным горьким разочарованием тоном пылко парирует Бен. —  Можешь считать это следствием родового проклятия… или чего-то наподобие. Мои родители разбежались при первой возможности, правда успев сперва наломать дров и знатно потрепать друг другу нервы. В принципе точно так же, как до них бабушка с дедушкой… Его драгоценный дедушка, который был таким замечательным мужем и столь преданным отцом, что решил доказать свою безграничную любовь и заботу тем, что обхватив горло жены своими огромными лапищами, не прекращал душить её, пока та окончательно не потеряла сознание. Потому что, как всегда любил повторять Люк: «Что детям — тайм-аут, взрослым — тюрьма. Мы придерживаемся политики абсолютной нетерпимости по отношению к любому проявлению насилия. Бен, ты же знаешь, что…» — Постой, насколько мне известно, твои родители по-прежнему состоят в браке, — растерянно возражает слегка сбитая с толку Рей. Всё ещё не находя в себе смелости взглянуть ей в глаза, Бен только пожимает плечами в ответ. — Они расстались, когда мне было тринадцать. Снова сошлись, когда мне исполнилось двадцать три. Какое-то время Рей не произносит ни слова. Единственный звук, доносящийся до ушей Бена сводится к радостным визгам играющих неподалеку детей: «Эй, так не честно!», «Чур, я в домике!», и «Ты меня не догонишь!» Когда же тот, наконец, всё же осмеливается взглянуть на сидящую рядышком Рей, то с удивлением обнаруживает, что её пристальный изучающий взгляд сейчас буквально прикован к его лицу — будто она не только способна видеть его насквозь, но и оказалась в состоянии обнаружить внутри что-то, что скрыто даже от него самого. — Думаешь, что именно ты послужил причиной развода родителей… Винишь себя в произошедшем, — тихо констатирует очевидное девушка, голос которой становится всё твёрже и уверенней с каждым произнесённым словом; словно именно высказав мысль вслух, Рей удалось до конца вникнуть в её истинную значимость. — Не думаю. Знаю, — просто отбивает Бен, внутренне напрягаясь, когда девушка заметно повышает голос в настойчивой попытке объяснить что-то, кажущееся ей действительно важным. — Да это же не более чем извращённая логика, свойственная детям из распавшихся семей, — чересчур взволнованно протестует она. — Но ты вырос! А, значит, просто не можешь не понимать, что… к тому, что произошло, ты абсолютно не причастен. Ты… — заметив, что Бен принимается мотать головой, Рей не только не отступает, но и продолжает аргументировать настолько решительно, что не остаётся никаких сомнений в том, что она бескомпромиссно верит в то, что сейчас так отчаянно пытается до него донести. — Они же тебя обожают. Боготворят. Души в тебе не чают. Твоя мама только и делает, что возносит тебя до небес — при любой возможности! А отец… Хан не переставал петь тебе дифирамбы весь День Благодарения. Буквально нахвалиться тобой не мог… Ты… ты ведь не можешь не осознать, что ни в чём из случившегося нет и капли твоей вины? При виде того, как Бен снова нарочито безучастно пожимает плечами, Рей в свою очередь не может удержаться от того, чтобы не издать полный отчаяния стон. — Мои… Бен. — Стоит его имени слететь с её языка, как девушка резко замолкает, терпеливо выжидая, пока тот взглянет на неё, чтобы твёрдо, но спокойно завершить свою мысль: — Я знаю, о чём говорю. Знаю, как это, когда тебя не хотят. Когда в чьих-то глазах ты не более, чем обуза, досадная ошибка. Мои родители в своё время собственным примером научили меня безошибочно отличать искреннее расположение от его полного отсутствия. Не прекращая внимательно всматриваться в лицо Рей и чётко осознавая, что за её словами не стоит ни скрытого подтекста, ни цели услышать заверения в обратном, ни, тем более, попытки вызвать к себе жалость, Бен в итоге не находит ничего лучшего, чем просто откликнуться: — Верю. — Тебе когда-нибудь приходила в голову мысль о том, что именно ты послужил причиной того, что они так долго продержались без того, чтобы разбежаться по своим углам или поубивать друг друга при первом удобном случае? И что позже снова сошлись просто-напросто благодаря тому, что тупо повзрослели, а вовсе не потому, что ты исчез из поля зрения? Невольно вздрогнув, мужчина принимается часто моргать, силясь оправиться от шока, вызванного словами Рей, у которой, исходя из её к нему отношения, да и в целом, их откровенно паршивой предыстории, по сути нет ни малейшей причины ни заговаривать ему зубы, ни намеренно вводить в заблуждение с целью помочь справиться с накрепко засевшим внутри комплексом вины. Как следствие, Бен, к своему собственному удивлению, ловит себя на том, что не может не согласиться с тем, что перечисленные ей аргументы не лишены определённой доли рациональности. — Как бы там ни было, это не меняет главного, — рассеянно бормочет он, немедля отметая любую возможную значимость предложенного Рей обоснования. — Я ни на секунду не сомневаюсь в том, что если когда-нибудь и решил бы жениться, то однозначно повторил бы судьбу своих предков. Видимо, вконец отчаявшаяся достучаться до собеседника Рей, запрокидывает голову назад, прежде чем издать очередной гортанный стон. — Ну, и куда же вдруг подевалась твоя пресловутая логика? Ты ведь попросту продолжаешь талдычить одну и ту же белиберду, словно сам же пытаешься в чём-то себя убедить. Как заезженная, изрядно уставшая от жизни пластинка. Ни одного достоверного, стоящего внимания факта по существу, вместо этого сплошная демагогия. Усложняешь на пустом месте…  — Хочешь конкретики? Отлично! На самом деле всё предельно просто — зачем подвергать себя этой бессмысленной, изощрённой пытке, если этого можно не делать? И с какой стати вынуждать кого-то ещё проходить через заранее предопределённые адские мучения без особой на то необходимости? Всю свою чёртову жизнь я вынужден наблюдать за тем, как прямо на моих на глазах рушатся жизни, заживо погребая под собой участников конфликта. Всех до единого. Дома, на работе… Развод — это нескончаемый кошмар наяву, персональный ад, которого и врагу то не пожелаешь. Не говоря уже о том, что и без того дерьмовая ситуация автоматически усложняется во сто крат, если в эту кашу вовлечены дети. К чему эти напрасные хлопоты? Этот болезненный, зачастую травмирующий опыт, если можно просто… —…отрезать себе нос, чтобы досадить лицу. Вздрогнув от неожиданности, Бен резко вскидывает голову, чтобы внимательно взглянуть на Рей, будучи не в состоянии сдержать грустной улыбки, вызванной тем, что старая пословица пробуждает в памяти давно позабытое воспоминание о серьёзном, ни на шутку встревоженном взгляде стоящей на страже у двери в его спальню Леи. — Точь-в-точь слова моей матери. — Если честно, ни капли не удивлена. Чего-чего, а мудрости ей точно не занимать. В чертах всё ещё не сводящей с него пристального взгляда Рей сейчас, как ни странно, не читается ни гнева, ни скуки, и несмотря на то, что они по большому счёту снова умудрились ввязаться в бессмысленный спор, Бен почему-то не ощущает привычных в таких ситуациях раздражения и желания поскорее покончить с этой, успевшей стать весьма ожесточенной дискуссией. — И всё-таки, что если ты заблуждаешься? Затаив дыхание, мужчина обводит настороженным взглядом лицо Рей; серьги на ней сегодня в форме сердечек — объёмных, красных и полупрозрачных. Более чем вероятно, её выбор обусловлен тем фактом, что до Дня Святого Валентина осталось всего несколько недель, поэтому, принимая во внимание всё то, что Бен к этому моменту знает о девушке, последующая, посетившая его мысль, даже не становится для того грандиозным открытием: Рей Джексон — неисправимый романтик. — Дай-ка угадаю, семейные ценности для тебя не пустой звук? Ты одна из тех, кто всё ещё верит в сказки со счастливым концом… Недоумённо моргнув, Рей расправляет плечи, словно готовясь к защите от предстоящей атаки, в чём бы та не заключалась. — Да, только, каким боком это касается нашего с тобой спора? — Ты потому так ополчилась на меня? Потому что я на этот счёт придерживаюсь радикального, противоположного твоему взгляда? — Мне бы и в голову не пришло до тебя докапываться, если бы я чувствовала, что ты правдиво отвечаешь на поставленный вопрос. Но я же вижу, что ты откровенно кривишь душой. — Жар чистого, проницательного взгляда Рей, кажется, обжигает, требует, зовёт, и Бен… отчётливо осознаёт, что вляпался, действительно попал в беду: единственное, чего ему сейчас хочется, так это немедля отвести глаза, чтобы пересёкши океан из щепок и песка, ни разу не оглянувшись, оставить позади всё, что связано с появлением в его жизни этого человека, только, как ни старается, Бен не в силах заставить себя даже пошевелиться. Печальная правда заключалась в том, что он не может вспомнить, когда в последний раз проверял, чем занимается его класс. Пожалуй, сейчас его совершенно не удивило бы, если бы бросив взгляд в их направлении, он бы обнаружил, что те развели жертвенный костёр прямо возле горок. — Ты просто боишься, — едва слышно, почти что шёпотом произносит Рей. — И в этом нет ничего постыдного. Но всё же, представь хотя бы на мгновение, что ты ошибаешься. Нервно сглотнув, Бен яростно мотает головой. — Нет тут никакой ошибки. И быть не может. — Разве такие вещи можно знать наверняка? Разве можно с абсолютной точностью предугадать, что именно тебе уготовлено будущим? — в ожидании ответа Рей с каждым новым, произнесённым вполголоса словом всё ближе наклоняется к нему, тем самым медленно, но верно сокращая расстояние… Чёрт возьми, когда они успели оказаться рядом? Так близко, что Бен мог бы без труда пересчитать веснушки на её щеках, если бы только захотел. Кажется, ещё мгновение, проведенное лицом к лицу — в предельной близости — и разделяющие их условные грани окончательно сотрутся, вынуждая его заблудиться, полностью потеряться в ней. Судорожно выдохнув, мужчина резко откидывается назад, и этого жеста, по всей видимости, оказывается достаточно для того, чтобы и Рей осознала, насколько они, сами того не подозревая, успели сблизиться за время беседы, учитывая, что вздрогнув, она тотчас прислонятся к спинке скамейки. — Согласно моему опыту, — наконец выдавливает из себя Бен, тут же с досадой подмечая, что голос его звучит не так уверенно, как ему хотелось бы, — всё когда-нибудь заканчивается. У любых, даже самых крепких на первый взгляд отношений есть срок годности. И когда тот рано или поздно истекает, пиши пропало. Последнее, в чём я нуждаюсь, так это в бесчисленных, связанных с семейными перипетиями сложностях, излишней боли, разочаровании и… Мне совсем не обязательно самостоятельно убеждаться в правдивости этой теории, чтобы… Господи, я не… — Издав натянутый, удивлённый смешок, Бен поспешно проводит рукой по лицу. — Понятия не имею, зачем сейчас говорю тебе всё это. Правда заключается в том, что он действительно не может поверить в то, что происходит прямо у него под носом; ни в то, что снова по собственной воле принимает участие в этом абсолютно бессмысленном разговоре, ни в то, что тот состоялся именно с Рей, а главное, что на короткое мгновение ему померещилось, будто её искренне волнует его точка зрения. Помимо всего прочего, Бен решительно отказывается мириться с нелепой мыслью о том, что из всех возможных мест, они затеяли этот спор именно на детской площадке — буквально на глазах у равнодушной аудитории третьеклассников. Возможно поэтому, когда Рей наконец тихо отвечает, он не находит в себе сил даже взглянуть в её направлении: — Наверное, потому что я спросила. Резко повернувшись лицом к девушке, Бен хрипло шепчет, затаив дыхание: — Почему? Почему ты спросила? Зачем тебе всё это? Странность сложившейся ситуации состоит ещё и в том, что Рей сейчас кажется такой же потерянной, как и он сам: её встревоженный, растерянный взгляд не прекращает скользить по напряжённому лицу мужчины, будто в попытке прочесть на нём какой-то конкретный ответ. Спустя долгое мгновение, видимо, так и не отыскав того, что искала, девушка печально улыбается, прежде чем пробормотать. — Сама не знаю. Несмотря на то, что изначально тупиковый разговор по сути подошёл к своему логичному концу, Бен почему-то по-прежнему не спешит отводить глаз, одновременно пытаясь побороть лёгкую, вероятно, вызванную, внезапной переменой погоды дрожь, уже начиная всерьёз жалеть о том, что, выходя наружу, не потрудился захватить с собой куртку. Ласковый, ненавязчивый ветерок заботливо развевает волосы Рей, весело играя с лёгкими локонами, и взгляд Бена, сам собой, внезапно устремляется к выбившимся каштановым прядям, подрагивающим с каждым новым порывом прохладного воздуха. Девочки, как оказалось, весьма посредственно справились с порученной им ранее задачей — за время беседы обе, кое-как заплетённые косички успели распуститься, в результате чего высвобожденные из плена и теперь струящиеся по плечам волосы Рей то и дело слегка колышутся на ветру. Отвлечённый этой завораживающей картиной, Бен понятия не имеет, как долго витает в облаках, с грохотом возвращаясь на землю только, когда девушка озадаченно интересуется: — Эй, приём, как слышно? Ты чего это? Дабы не усугублять своё и без того незавидное положение, Бену следовало бы срочно взять себя в руки, но для начала ему не мешало бы хотя бы моргнуть. — Ничего, — чересчур торопливо отзывается он. — Ничего, я просто… только что понял, что никогда раньше… за всё время нашего знакомства не видел тебя с распущенными волосами. Нервно хмыкнув себе под нос, Рей поспешно отводит взгляд; будто ей откровенно не по себе от внезапной смены направления разговора, будто ей неуютно под пристальным вниманием Бена, который сейчас настолько дезориентирован и сбит с толку, что, кажется, с трудом может вспомнить своё собственное имя. — Ничего удивительного, — принимаясь расчесывать шелковистые пряди пальцами, небрежно замечает Рей, и этого оказывается более чем достаточно для того, чтобы Бен снова потерялся в плавных, ритмичных движениях её изящных пальцев и играющих в волосах солнечных бликах. — Распущенные волосы нужно укладывать, а я не умею. Вот и приходится периодически трансформировать художественный беспорядок на голове в подобие причёски. В подтверждении своих слов Рей быстрыми движениями ловко заплетает волосы в длинный жгут, прежде чем по спирали на скорую руку закрутить тот на затылке. — Нет, — хрипло возражает Бен, следом прочищая горло. — Ты… тебе идёт. Ухмыльнувшись, Рей стягивает одну из резинок со своего запястья, чтобы закрепив замысловатую конструкцию, задорно отметить: — Ух ты! Я смотрю ты явно вошёл в кураж… Осваиваешь искусство комплимента и решил попрактиковаться на мне? — Потягиваясь, Рей принимается скользить глазами по площадке, будто ищет вескую причину, подходящий повод для того, чтобы завершить разговор. — Что ж, похвально. Растёшь прямо на глазах. Нахмурившись в замешательстве, Бен рассеянно наблюдает за тем, как девушка приподнимается со скамейки, чувствуя, как в животе у него зарождается странная, незнакомая тяжесть — похожее на тошноту ощущение, которое мужчина незамедлительно гонит прочь, затрудняясь дать тому однозначное определение. — Ага, — не узнавая собственный голос, отстранённо откликается он. — Тяжело в учении, легко в бою. Демонстративно взглянув на часы, Рей делает шаг в сторону детской площадки, прежде чем окликнуть малышню с призывом выстроиться в очередь, тогда как Бен, словно приросши к месту, продолжает молча отслеживать взглядом каждое её движение, в итоге так и не найдя в себе силы произнести пару слов на прощанье. — Ну, бывай, Соло, — даже не удосужившись напоследок обернуться, чтобы убедиться, расслышал ли он её, вскользь бросает Рей через плечо, принимаясь неспешно подниматься в гору по направлению к школе со следующим за ней по пятам длинным хвостиком неугомонных третьеклашек.

***

Тяжесть в животе преследует Бена до конца рабочего дня, не отступая ни на протяжении просмотра «Лего. Фильм», ни перед последним звонком, ни во время короткой прогулки к школьной стоянке. С ним определённо что-то не так, учитывая, что так паршиво он не чувствовал себя уже целую вечность. Снова и снова прокручивая в голове события сегодняшнего дня, мужчина раз за разом возвращается к воспоминанию о задумчивом и одновременно строгом выражении лица Рей, её взволнованном утверждающем, что он боится и что они не влюблены голосе, её почти зелёных глазах, играющем на её загорелой коже солнечном свете, звуке её смеха… Как ни старается, Бен не может перестать на повторе проигрывать в воображении каждую въевшуюся в сознание деталь всю дорогу домой, параллельно подмечая, как зародившееся ранее чувство тошноты неумолимо нарастает и усиливается вплоть до того, что ему приходится неустанно бороться с рвотным рефлексом… Вот же чёрт! Неужто, он действительно отравился? Едва успев припарковать машину передом к бордюру, Бен пулей вылетает из салона, только и успевая что сделать два шага по направлению к дому, прежде чем согнуться пополам, где его и выворачивает наизнанку прямо на асфальт: желудочная кислота обжигает горло, голова идёт кругом, а ноги подкашиваются от внезапно подкравшейся слабости, однако всё, что сейчас действительно волнует Бена, это накатившая на него волна невыразимого облегчения при мысли о том, что происходящее полностью объясняет преследующее его на протяжении последних нескольких часов невменяемое состояние. С трудом подавив измученную улыбку, мужчина протягивает руку ко лбу, намереваясь смахнуть с того проступившие от напряжения капли пота, но тут же резко вздрагивает в безуспешной попытке справиться с новым, застигнувшим его врасплох сильнейшим приступом рвоты. — Молодой человек. — Чуть приподняв тяжёлую голову, в третьей по счёту от него машине Бен замечает одного из своих соседей — пожилого мужчину, с которым он до этого самого момента не обмолвился ни словом и который сейчас таращится на него со странным, застывшим на лице выражением, напоминающим разве что смесь искренней обеспокоенности и брезгливого отвращения. — Вы в порядке? Гримасничая от резкой боли, Бен прижимает руку к животу, прежде чем небрежно отмахнуться от нежелательного внимания. — Грёбаные дети, — сплюнув вязкую слюну, сипло поясняет он.