***
«С чего обычно начинаются все тексты: с какого-то слова, возможно, определяющего весь сюжет или же несущего определенную смысловую нагрузку, а может и с целью сразу погрузить читателя в атмосферу произведения. Но своё повествование я начну с того, что, красиво говоря, послужило последней каплей в чаще моего терпения по отношению к разным людям. Как знает каждый, люди разные, и это абсолютно нормально. Обожаю это говорить, и, похоже, мне сие изречение, мною же сформулированное, не надоест. Но знаете, чтобы совместно сосуществовать в обществе бок о бок с разными людьми, нужно хоть как-то с ними считаться. Согласитесь, когда вы видите неких субъектов, плюющих на жизнь, физическое и психологическое, душевное состояние здоровья других, в вас разгорается прямо-таки целый спектр чувств и эмоций. Во-первых, это злоба, раздражение — наиболее сильные эмоции, толкающие людей на порой опрометчивых поступки в главную очередь. Затем, после того, как человек выплеснул лишнюю энергию, заключающубся как раз в злобе, постепенно он успокаивается, остывает. На смену гневу приходит огорчение, разочарование, грусть и, быть может, презрение. Но осадок всё же остаётся, словно тлеющий кусочек уголька, и может вновь разгореться, заново превращаясь в пылающий костёр негодующих чувств. Как же жаль, что из-за постоянной, почти тотальной нехватки я не могу часто писать рассказы. Это ведь прекрасная возможность — тренируешься, а грамматике, синтаксисе, пунктуации, развиваешь свою фантазию и даже силу воли. Рассказы были для меня отдушиной…» Осаму с сожалением оторвался от чтения. Ему нравилось читать фики этого автора, они были единственными в жанре джена, которые ему приходились по душе. Создавалось впечатление, словно их пишет человек лет тридцати, а мало оттого, что занят своей работой. Вот бы узнать этого автора как человека, в реале… Ему кажется, что он не будет удивлён личности автора. Ему кажется, что он точно «раскусил» её.***
— А мы уже перешли на «ты», Дазай? Да почему он вспоминает это сейчас? — Хорошо, Дазай. Как ты захочешь. Всё-таки что он за дерзкий ученик. — Ты умный… А еще, как я узнал сегодня, у тебя упругий зад. Ты вообще красивый. Смешно оттого, как переменились его слова после этой фразы. А ведь он, Осаму, ещё и краснел тогда от такого. Но после недавних событий у него нет не то, что желания, а просто сил, чтобы вытворять своим лицом что-то подобное. — Дазай, извините. Я… Я действительно не подумал о том, что могу причинить своим поступком вам неприятные ощущения. Я не обещаю, что не буду и дальше так делать, но я буду стараться сдерживать свои порывы. Надеюсь, вы сможете меня за это простить… Да, он не обещает, да проще сказать, что это выражение было для красного словца. — Вы очень удивительный человек, Дазай. По недавнему разговору он это понял. Ну, не каждый человек думает, что желание обучаться, умение хорошо петь и рисовать, а также весьма неплохо разбираться в людях и, к его, быть может, сожалению, с удовольствием пытаться сманипулировать ими во время, например, разговора, что всё это делает его удивительным. — Точно хочешь это знать? Дазая, по правде говоря, всегда раздражала эта фраза… — Я так хочу все это делать. С тобой. …но то, что последовало за ней, заставило в тот момент его вновь краснеть. — Ну и что? Если ты и я хотим этого? Не кусай губы, лучше это сделаю я. Сейчас, когда с того момента прошёл месяц, и это ещё как минимум, Дазая вся эта напористость и уверенность в себе Чуи даже немного стала раздражать. Такие черты личности его как раз всегда удивляли, потому как с рождения он не был одарен подобными, но раздражали. И хотя всё было именно так, именно из-за всего этого он и захотел попытаться стать таким же. «Право, жизнь иногда подкидывает удивительный выбор, однако не все замечают его. Серьёзно, можно быть столькими различными версиями себя — одна другой лучше или хуже, что выбрать нечто одно будет весьма и весьма глупо, а ежели примерять по каждой раз-два в день, то психиатры, не то что окружающие, сойдут с ума и сведут и вас. Но пока мы не сделали этот решающий выбор, мы можем чувствовать внутри себя пустоту. Чёрную пустоту, словно вы — всего лишь ничтожная оболочка. Правда вот только в том, что именно эта ничтожная оболочка способна стать гениальным и великим или до восхищения отвратительно низко павшим «человеком». Но, опять-таки, не все, далеко не все это замечают. Мне этот выбор очень помог — я открыла то, что я — весьма многосторонняя личность. Если бы не подобного рода мысли, кто знает, читал ли сейчас кто-то даже эти слова…» — Осаму… У Осаму был несомненный талант к актерскому мастерству, порой он сам не мог понять — это он действительно восхищен тем, как интересно звучит его имя в этих чужих губах, или снова играет положенную незнамо кем ему роль? — Почему ты ушёл, Осаму? Хотел бы он спросить об этом сам себя. — Я… Я противен тебе? Странно, но Осаму хотелось бы сделать ему больно. Немного, конечно. Реально, вот он его как-то обозвал дураком, а сам ведёт себя не лучше. Подобные вопросы всегда раздражали Осаму. — Может, ещё одну тему? А ведь он тогда с таким удовольствием собирался спровадить его после того, как дал ему самое легканское задание. — Дазай, ты совсем дурак? Вот уж Дазай не согласен с теми высказываниями насчёт того, что милые браняться — только тешатся. Всё равно это было обидно. Был бы он дураком — не преподавал бы у них физику. (Конечно же, Осаму понимал, в каком смысле тогда так «ласково» охарактеризовал его Чуя) — Да я люблю тебя! Да, запретный плод сладок, он поначалу даже думал, что лишь по сей причине Чуя вбил себе в голову ту «влюбленность». — Конечно. Люблю тебя. До сих пор Дазай в самом своём нутре, очень-очень глубоко, считает, что любовь — глупость, которую люди выдумали, дабы списывать на неё множество пороков и проступков. Цинично? Да. — Скажи, ты… Собираешься от меня убегать всегда, и после того, как я признался тебе, тоже? Осаму хотелось бы знать на это ответ. Хотел бы он сам знать, куда убежал именно он, а не тот, кто сейчас живёт этой хорошей жизнью. — Я много чего хочу, но для меня важнее, чего хочешь ты. Когда на него напало столь саркастическое и циничное восприятие мира, он не может не отметить о том, что сначала все так говорят, но мало пар остаются при таком мнении если не навсегда, то хотя бы на долгое время, и не важно совсем — из кого состоящих — из мужчины и мужчины, женщины и женщины или мужчины и женщины. — Тебе неприятна моя компания или тебе не нравятся мои действия по отношению тебя? — Если ты этого так хочешь и я тоже хочу, то почему бы нам не сделать это? Если бы в жизни всё было так просто, то он, Дазай, сейчас бы не занимался бездельем, философствуя, а шёл бы «покорять новые вершины». — Ты о чем подумал-то? Можно сказать, он единственный подумал не о том и только раз, да? — Я скучал. Ох как неприятно было признавать, но он…тоже. «Какая слабость», подумалось тогда Осаму. — Да ладно тебе, я даже приставать особо не буду. Да, конечно, так он и поверил. Всегда придерживайся правила — «доверяй, но проверяй», а лучше в обратной последовательности — вот его девиз. — Значит, хочешь, чтобы я приставал к тебе? Тебе это нравится, так? Это выглядит как сцена из дешевого бульварного романчика. Неприятно. Но отчего-то он всё же не прекращал общения. — Ты очень вкусно пахнешь, Осаму. Хм. Будем знать, значит. Помнится, какая-то из девушек говорила ему то же, вспомнить бы, как её зовут. Она была красивая чертяка. — Я только помогу, позволишь? Столько ошибок он в жизни не совершал, сколько совершил с этим человеком, который, к тому же, ещё и младше его года на два. — Какой же ты милый. И это она ему тоже говорила… К чему это он вспомнил эту чёрта? — Значит, все это время самой большой и, думаю, единственной стеной между нами было именно…это? Только из-за того, что я был твоим учеником? Чёрт, ну чёрт. Он так прост, как его мать и её…об этом позже.***
— Хотел бы сейчас сказать, что… Люблю тебя. Прошло уже почти год, а он все ещё винит себя за эту дурацкую фразу. Да как он может знать, любит ли он этого человека? А если нет? А если показалось? Все-таки не хочется причинить боль именно ему. — Это может прозвучать немного странно, но…ты не против, если мы немного поспим? Не в том смысле, а в…в прямом. А эту фразу он помнит до сих пор, как и многие другие. Смешной всё же Чуя. Зато умный — все-таки сколько он не говорил о том, что профильная математика — сложно, но сдал даже не на три, а на четыре, что уж говорить о других ЕГЭ. — У меня есть любимый человек. Моя влюбленность — мой учитель. Фактически, бывший. Сейчас лучше сказать будет — репетитор. Домашний. Ну, как мама помогает, но только парень. И всё-таки… Любит ли он его?