THORN LILY (Gashiyeon)

Я был внутри белого облака. Туман, похожий на сахарную вату, касался кончика моего носа и вызывал зуд, поэтому я пытался сдуть его, но как только у меня это получалось, он возвращался и окутывал всё мое тело и лицо. Даже если это был чей-то розыгрыш, меня это не раздражало, поэтому я фыркнул еще раз и коснулся своего носа. Внезапно я очнулся из-за странного звука. «Ыхыы… Ыхыхы…». Какой-то нелепый смех. Но голос определенно принадлежал мне. «Боже мой, что с тобой происходило, пока ты спал…». Для меня было неожиданностью, что я сделал это бессознательно. Когда я перестал смеяться, то не мог прийти в себя из-за внезапного приступа чихания. Всё еще казалось, что кто-то щекочет кончик моего носа. Когда я смог встать с постели, мои глаза и лицо уже покраснели от постоянных чихов. По голой спине побежали мурашки. Осмотревшись, я заметил рубашку Юнхо на пустой половине кровати. Без колебаний я схватил ее и просунул в нее руки. Широкая рубашка едва прикрывала бедра. Размер Юнхо всегда идеально мне подходил. Одежда, горячая грудь. Даже его миленький член… Посмотрев на часы, я осознал, что проспал всего четыре часа. Нижняя часть тела будет саднить, пока небо за окном снова не потемнеет. Казалось, по моим ногам что-то стекает, но я не обращал внимания. Не хочу стирать его следы. Не было причин оставаться в кровати без Юнхо. Я направился на первый этаж искать его. – Блять… Первое, что я услышал, когда спустился, было произнесенное низким голосом ругательство. Юнхо стоял над плитой в кухне. Вид его фигуры сзади в одних штанах вызвал желание прямо сейчас прижаться к его обнаженной спине. Облака горячего пара поднимались над плитой, а завитки белого дыма – над головой Юнхо. Я догадывался, что он сжимал сигарету губами. Между которыми проносились проклятия. Положив одну руку на пояс, он постучал лопаткой по сковороде. Тук, тук. Еще одно сексуальное ругательство вылетело из его рта, когда брызнуло масло. Приблизившись к нему бесшумно как кошка, я прижал губы к твердому плечу. Заметив меня, он громко вздохнул. Через его плечо я видел две испорченные яичницы. К лопатке в его руке пристал желток. – Ха-ха… Что с ними… Превратились в рисовый пирог… Я засмеялся, а он швырнул лопатку на стол и запустил руку в волосы. Очевидно раздраженный, он пожевывал кончик фильтра. – Ох, черт… Не знаю. Сам попробуй. – Почему ты так плох в этом?.. Ха-ха… Из раза в раз… – Не всё ли равно… – Яичница похожа на Юнхо – такая же горячая… Я взял лопатку, которую бросил Юнхо, и оглянулся в поисках чего-нибудь, на что можно переложить испорченные яйца, мое внимание привлекла тарелка, стоявшая на краю плиты. Ох… что же делать… Когда, не выдержав, я снова прыснул, он подошел ко мне вплотную, спрашивая, над чем я смеюсь. Он, по-видимому, был смущен: крепко обнял меня со спины и грубо сжал, чтобы я не смеялся. Куски яичницы бесформенной кучей отправились на тарелку, а скорлупа – в раковину. Его попытка приготовить мне вкусный завтрак была такой очаровательной и достойной похвалы. Я заново смазал хорошо разогретую сковороду и разбил яйцо. Белок сразу зашипел. Пока я жарил, он продолжал дразнить меня: покусывал мои уши и шею – аккуратно, чтобы не обжечь сигаретой. Заглянул в сковороду и похвалил: «Хорошо получается». Я умело перевернул яйцо, успешно сохранив желток целым – это озадачило его и заставило упасть его самооценке еще ниже. Пока я смеялся над этим, Чон Юнхо выбросил окурок в раковину и грубо овладел моим грязным ртом. Я не мог издать ни звука. Я хотел сказать, что он хорош во всем, кроме приготовления яичницы… – Чтоо… хаа… такого смешного тебе снилось? – Черт… чмок… ты это видел? – Ох… ты всё смеялся… Чмок… Я проснулся из-за этого… – Я тоже… проснулся из-за моего смеха… Ах… я, должно быть, сумасшедший… – Наконец-то ты это понял… Я взял еще одно яйцо, чтобы пожарить себе. Я стукнул его о край сковороды, и хрупкая скорлупа раскололась. Я разбил яйцо одной рукой и вылил его на горячую поверхность, и он снова стал бормотать ругательства. Я начинал получать удовольствие от того, как он реагировал на мои насмешки. Когда я собирался перевернуть яйцо, чтобы снова поддразнить его, его палец дернулся и желток разлился. Я посмотрел на Юнхо, он держал палец во рту, жалуясь, что обжегся. Ах… этого мужчину ничто не остановит. Поскольку невозможно было бы выбросить все неудачные из-за вмешательств Юнхо попытки, не использовав всю упаковку, в конце концов, только одно жареное яйцо приготовилось целым. Я поместил куски хлеба в тостер и попросил Юнхо принести кетчуп, овощи и фрукты, что он и сделал, притащив их как работник рисовой фермы. В этом не было чего-то особенно забавного, но почему-то меня разрывало от смеха, и я услышал, как Юнхо сказал: «поехавшая сука». Темная тень возникла за моей спиной, пока я нарезал помидоры. Его руки забрались под мою рубашку. Горячими сухими пальцами он обхватил мою талию с двух сторон и стал надавливать на позвонки один за другим. Ощущение, которое, как мне казалось, исчезло, пробудилось под его рукой. Он немного сильнее надавил на мои твердые мышцы, и мое лицо скривилось. – Жестче… – Да, моя госпожа. – Пхахаха..! А! Аааа! Ай! – Смеешься… Он заставил меня страдать от боли за то, что я ранее смеялся над ним. Он приложил немного больше усилий, чем надо для того, чтобы расслабить напряженные мышцы. Затем, без единого предупреждения, он опустился и залез губами мне под рубашку. Выпустив нож и не имея возможности смыть липкий томатный сок с рук, я почувствовал, как он высунул язык и коснулся им моей плоти; я не мог даже отодвинуть разделочную доску в сторону, когда он задрал мою рубашку до талии. Я прогнулся под его возбуждающими губами. Он никогда бы не упустил такой возможности. Раздвинув мои мягкие ягодицы в стороны, он начал вылизывать одну за другой розовые складочки, похожие на лепестки цветка. Сзади начала вытекать жидкость, от неожиданности я открыл рот… Юнхо, должно быть, тоже это заметил. – Джеджун-а… – Вытекает? Повернув голову, я взглянул на него – он кивнул пару раз. Его лицо, расположившееся за изгибом моей талии, было привлекательным. Настолько, что я хотел проехаться по этому лицу своей задницей. – Надо было воспользоваться презервативом… – Когда мы им пользовались?.. Его кадык дрогнул, он громко сглотнул. Мой цветок, покрытый твоей туманной утренней росой, еще прекраснее. Несмотря на то, что мы совсем недавно этим занимались, он жадно хотел еще. Я продолжал смотреть на него, он высунул язык. И уткнулся лицом между бедер. – Эй, эй… Не ешь! – …Ты же вчера вволю насытился. – Ах… Всё равно, не надо… – В любом случае, это мое. Ааа… Это моя еда… Ты не можешь ее съесть… Ешь тосты, которые я сделал… Язык Чон Юнхо скользнул в мой раскрытый цветок. Кончик его всё время острого языка сейчас был невероятно мягок. Нежные прикосновения щекочут так, что невозможно терпеть. Как облако, щекотавшее кончик моего носа на кровати ранее. Столкнув разделочную доску в раковину кулаком, я поудобнее устроил голову в пространстве между руками. Нижняя часть моего тела, открытая воздуху, была полностью покрыта его слюной. Обращается со мной то жестоко, как зверь, то бережно, как бабочка. Я качнул бедрами и позвал его: – Хаа… Чон Юнхо… Войдешь в меня?.. – …Нет… Завтрак… Надо позавтракать… Сам съел самое вкусное, а мне перебиваться обычным тостом? Он поставил меня ровно и опустил рубашку. Он притянул мое запястье ко рту. Он начал обсасывать мою руку от томатного сока, каждое крохотное местечко, довольно причмокивая. Когда я провел по скользкому языку пальцем, брови Юнхо сразу нахмурились. Он уже готов был укусить мои пальцы, поэтому я быстро вытащил их у него изо рта. Любой бы смотрелся уродливо в такой ситуации, но мой Чон Юнхо был так хорош, что выглядел восхитительно, даже когда сосал мои пальцы. Прозвенел таймер, тосты были готовы; Юнхо спросил, где бы я хотел позавтракать, и я ответил кратко – в кровати. Обнимаясь с Юнхо, мы шаг за шагом покинули кухню, я чувствовал себя ребенком, который только научился ходить. По пути я споткнулся и чуть не уронил тарелку. Я расхохотался, а он стал отчитывать меня. Он говорил такие слова, но при этом тоже улыбался. Но смех вскоре затих. Юнхо привел меня к двери его и ее комнаты. – Я… я не хочу туда заходить. Остановившиеся ноги отказывались двигаться. Я встал там и не собирался входить, а Юнхо просто взял у меня тарелку и открыл дверь. Сказочное пространство, залитое ярким солнечным светом, раскрылось передо мной. Смогу ли я войти туда? Имею ли я право входить туда в таком виде, с таким лицом? Надо просто войти как ни в чем не бывало, как в тот день, когда я отдал ему рубашку. Однако бездна нежелания сдвигаться с места связала мои лодыжки. – Проходи… Я здесь, всё в порядке. – Не хочу… – Ты же хороший мальчик… да, мой Джеджунни?.. Я потряс головой. Юнхо вздохнул, посмотрев на мое лицо, перекошенное настолько, что он не смог выдавить ни слова. – Я не хочу быть вдали от тебя. Иди сюда. Я тоже не хотел разлучаться с ним ни на секунду. Однако я не мог схватить его вытянутую руку, стоя на пороге. Не мог подойти ближе, как будто между нами появилась невидимая стена. Я старался не плакать. Сильно напрягал мышцы лица, то улыбаясь, то хмурясь. От моих безобразных гримас на его лице повисла тень. Я кусал губы и сдерживал слезы. Горячий ком обжег горло, когда я сглотнул. – Если не сейчас, то когда?.. Проходи быстрее. «Всхлип». Мое сердце обливается слезами, потому что мои действия безнравственны? Я и не знал, что у меня прибавилось совести. В конце концов, прежде чем даже мог схватить его протянутую руку, я осел на пол. Холод плитки разлился по бедрам, но я содрогался от плача, спрятав лицо в ладонях. Я был напуган. Ее образ преследует меня. Я грешник, как я смею туда входить? Ее ухмыляющиеся глаза и приподнятые уголки губ насмехаются надо мной. Ее смех, душивший меня, заставлял дышать беспокойно. Я вцепился в свои волосы и потянул. Моя грудь вздымалась в невыносимой агонии. Немного погодя, когда мои волосы и лицо уже были в полнейшем беспорядке, Юнхо смог обнять меня. Он скользнул рукой к спине, и гладил меня еще какое-то время. – Куда делась вся та самоуверенность, с которой ты заявился в дом своего женатого любовника? – Я тоже… – всхлип, – хочу звать тебя «дорогой»… – Мне больше нравится, как звучит «оппа». Я осекся перед ответом, и он отстранился и посмотрел на мое лицо. Кончик носа, глаза, губы – всё покраснело, он ждал отклика, разглядывая мое лицо. Подняв правую руку, большим пальцем он вытер слезы. – Угу, оппа… Я сразу же почувствовал себя лучше, повис на его шее и захихикал. Неприятное ощущение пропало; повиснув на его шее как коала, я без возражений оказался в спальне. Сидеть на кровати и просто есть тосты было недостаточно: он открыл рот, и я стащил его кусок. С недовольным выражением лица он открыл мой рот и втянул крошки тоста. Вскоре стало сложно сказать ел ли он тост или мои губы. – Нет!!! Пока он пытался поднять и раздвинуть мои ноги, я, пинаясь, отскочил подальше. Юнхо игриво нахмурил густые брови. Со всё еще растрепанными после поцелуя волосами он медленно приближается ко мне. Как будто лев с вздыбленной гривой в поиске добычи, неторопливый, но внимательно наблюдающий. Безумно сексуально. Однако я отчаянно пытался избегать его, потому что чувствовал, что если так будет продолжаться, то я, как и вчера, не смогу поесть. Действительно рассерженный, он спросил о причине. Я высунул кончик языка как котенок и пропищал, что правда голоден. Бессильный перед моим эгё Юнхо с разбитым выражением на лице нехотя согласился. Я найду что тебе надеть, а ты купишь что-нибудь вкусное для меня, когда выйдем прогуляться. Раздосадованный, он присел на кровать и откусил кусочек тоста. Я схватил его за руку и потащил в гардеробную. Как ребенок: ворчит, но примерно следует за мной. Юнхо, сидевший на диване посреди комнаты, заставленной встроенными шкафами, на вопрос, где находится костюм, просто ткнул пальцем. Я подошел к тому месту, куда указывала рука Юнхо, и оглядел их, аккуратно висевших в ряд. Я сдвинул брови при виде сдержанных офисных костюмов. Мне не из чего выбирать. Что бы ты хотел надеть? На этот вопрос он, надув губы, ответил просто: «Что угодно». Ах… очаровашка. Хорошо… я понял. В этой ситуации лучше выбрать рубашку вместо костюма. Я наклонился, чтобы найти удобную. Моя рубашка сразу задралась выше бедер. Ты всё равно не получишь этого… Я должен хотя бы тебе показать. – Тебе идут черные рубашки. У тебя еще есть белый костюм, который я тебе купил? Он усмехнулся. Фыркнув, он не смог сдержать тяжелого вздоха. Я повернул голову и посмотрел через плечо на его лицо. Мои глаза, изогнутые как полумесяцы, искушали его. Напряженно покусывая и после отпуская губы, он медленно поднялся. Он перекрестил длинные ноги. Темная тень настигла меня сзади. Я выпрямил спину, и он… Схватился снизу. От неожиданности у меня вырвался стон. В мгновение ока мы поменялись ролями: теперь я вырывался из его хватки. Он прижимался ко мне всем телом, как будто не давая мне возможности сбежать. Я прислонился спиной к шкафу в объятиях Юнхо и посмотрел на него. Сладкие ругательства, разрушающие меня, проливались между его притягательных алых губ. – Посмотри на эту дрянь… Стал дерзким, как только повзрослел? – Ммм… Хорошо звучит. Продолжай ругаться, Юнхо-я… Его другая рука теснее притянула меня за талию. Рубашка, задравшаяся до пластично выгнутой груди, делала меня еще симпатичнее. Крепко прижал палец к головке, а потом начал подразнивать мою нежную плоть. Мои плечи съежились от его умелых действий. Полностью вжавшись в него, я посмотрел на Юнхо через полуприкрытые веки. Его раскрытые соблазнительные губы как будто собирались поцеловать меня. – Как назвать суку, которая трется задницей обо всё как в течке?.. – Еще, еще… милый. Еще… Я уткнулся носом в основание шеи и вдохнул запах его плоти. Потихоньку, его запах… тепло, распространяющееся от кончиков пальцев… сразу же поглощается телом. Его губы проходятся вдоль уха. Его дыхание, хоть и негромкое, но такое горячее и тяжелое, будто сжатый воздух вырывался из легких в один момент. – Я серьезно… – Угу… Ты, как неизвестный никому наркотик, медленно выедаешь меня. – Я хочу убить тебя… гребанный ублюдок… ты знаешь это? Ты вызываешь зависимость и разрушаешь меня. – Такой красивый… хочется разорвать на части. Может мне стоит стиснуть твою шейку и перерезать тебе горло?.. Срезать ножом твою плоть, зажарить и съесть? Нет… Боюсь, что я положу в рот и разжую, съем тебя заживо… – Я и сам хочу жить у тебя во рту… Я снова повис на его шее, втягивая губы, которые были слаще, чем произнесенные мной слова. Мое сердце вновь заколотилось, пока я целовал его профиль. Точеные, безупречные черты лица, как у скульптуры. Есть ли в мире другой такой мужчина? Я долго смотрел на него, пытаясь выгравировать его образ между ресниц. Я не мог скрыть охватившее меня через некоторое время уныние, но, когда он поспешил раскрыть меня, я раздвинул ноги без возражений. Беззвучно, спокойно… Как опускающаяся ночью тишина, овладеваешь мной и входишь. Даже мое пылающее сердце ты полностью поглотишь своей страстной тьмой. Так что, так что… не плачь… твои слезы рассекают меня как лезвия. Я не могу вынести упрека в твоих прекрасных глазах, которые, кажется, таят в себе весь мир. Я не хочу видеть это снова. Но, в конце концов, всё обернулось тем, что я больше всего не любил. Я не мог сконцентрироваться на сексе. Поэтому я нарочно стал кричать громче и извиваться. Наигранными телодвижениями я хотел забыть пришедшее с жарким ветром, как легкая дымка в весенний день, воспоминание. Всё в прошлом. Я забыл. Я хочу. …чтобы ты тоже забыл.

* * *

В конце концов, мы не смогли выйти. Колени, локти… места с выпирающими костями, соприкасавшиеся с полом, были ободраны, не говоря уже о заде. Ужасно думать о том, что я не смогу некоторое время нормально ходить в туалет. Потому что мы оба осознавали, что это последний секс перед ее возвращением. Поэтому было жестко и продолжительно. Не могло быть ласково, я понимаю. Мои попытки избавиться от ненужных мыслей только распаляли его. Мне было нечего сказать, поэтому я держал рот закрытым, пока был в ванне. Даже от его бережных прикосновений было больно как от ударов, но я не мог издать ни звука, боясь, что он подумает, что это нытье, вызванное тревогой о скорой встрече с ней. Он надел халат и обернул мое тело полотенцем. Измученный, я безвольно предоставил ему себя. Когда я открыл глаза, легкий незнакомый воздух касался кожи. Впрочем, уникальная конструкция потолка подсказывала, что это кабинет. Оставивший меня на залитой солнечным светом софе, он снова возвращается. В его руках небрежно схваченная еда. Он устроился на мягкий ковер из тигровой шкуры перед софой. На мое безжизненное лицо опустилась тень. Красивые формы и цвет ягод клубники разжигают аппетит. Пока я жевал с открытым ртом как парализованный, поцелуй опустился на мою щеку, как будто это было сколько-нибудь красиво. После этого я съел еще пару кусочков ананаса и, помотав головой, попытался остановиться. Он был недоволен этим, но я успокоил его, рассмеявшись. И спокойно наблюдал за ним. В уединенном пространстве, насыщенном медно-коричневыми оттенками, кормит старого любовника, завернутого с головы до ног в большое полотенце; как будто тот оголодавший, сует в рот напитки и фрукты один за другим. Его щека оттопыривалась, еда крошилась и падала в горло. Я счастлив, что на моих глазах творилось такое зрелище. Потом это поблекло. Тяжесть реальности давит на меня. Время не ждет, всегда заставляет людей быть нетерпеливыми. Беспокойство только подгоняет его. Впрочем… я не чувствовал нужды натягивать улыбку, заставлять себя быть счастливым. Наши общие воспоминания научили ценить каждый момент наших искренних эмоций. – Фотографии… Зачем ты это сделал...? Как только я обнажил ему свою рану на сердце, его изящные движения губ прекратились. Он не смотрел на меня. Не то чтобы он избегал зрительного контакта. Как будто секундная стрелка замерла – остановилось всё вокруг. Хоть это и был осторожный вопрос, назревало неприятное чувство, его лицо стало свинцового цвета. Потом он продолжил медленно пережевывать. Он предложил мне напиток. Я отказался в тишине и молча потребовал ответа. – Потому что я ненавидел тебя. Не грустно. Я был абсолютно согласен с его словами. Даже зная ответ, я спросил. Я хотел, чтобы он своими словами подтвердил это. Даже если ты ненавидел меня… ты же любишь меня? Он встал со своего места, отодвинув тарелку и стакан в сторону. Наклонился к своему широкому столу, словно прячась; послышался звук открываемого ящика. Он вернулся ко мне с маленькой коробочкой в руках. Скорее всего я догадывался о ее содержимом, прежде чем без колебаний взял ее и открыл крышку. Потому что в его другой руке был альбом, который я уже видел. – Вложи обратно. Он произнес это, открывая альбом. Вырезанные изображения из альбома были беспорядочно разбросаны. Я начал копаться в фотографиях, чтобы исполнить его просьбу. На некоторых фотографиях в своей руке я выглядел впечатляюще, несмотря на то что был еще молод. В период превращения из мальчика в мужчину я был неописуемо красив. Однако я был сбит с толку. Потому что это так отличается от меня сейчас… Он, должно быть, вырезал их просто из-за чувства переполняющей ненависти, однако мне грустно, что такой красивый я был удален из его жизни. Думаю, потому что сейчас у него есть только нынешний я. Потому, что тот я, кажется, остался в свежем майском ветерке и шелесте травы нашей юности. Я боюсь, что наша любовь угаснет, как я. Но он держал меня в своих руках, как бы успокаивая. Он поднял альбом мне на колени и поторопил вставить фотографию. – Я не в состоянии разложить сам… Я устал от всего, пока тебя не было… Никаких сил не осталось… Слабость, взращенная в нем, пока меня не было, уничтожает меня. Мой бедный Чон Юнхо. Если бы мы… любили друг друга чуть меньше, этого бы не случилось…? Так бы и… надеюсь, так бы и было. Я верю, что если бы это были не мы вдвоем, то это огромное количество любви не появилось. Я поместил фото в его ладонь. И обхватил ее с тыльной стороны. Две совмещенные ладони приближались к альбому. – Я помогу тебе. Держи… Я не отпущу, хорошо?.. Угу? Его рукой, а не моей, все фотографии нашли свои места. Над пустым белым пространством наши фигуры возрождались бледно-зеленым, словно молодая растительность. На фоне большого дерева в наглаженных летних рубашках ярко улыбаются Чон Юнхо и Ким Джеджун… Посмотри. Мы красивы, когда вместе. Ты же видишь? Вернуть все фотографии на места заняло много времени. Мучения и слезы, которые я насильно глотал, потому что не мог их пролить, запутались в моем сердце, образовав горький ком. После полудня я старался не отходить от него ни на секунду. Ожидая ее возвращение. Образ ее, постепенно настигающей нас, как и заканчивающееся время, не покидал моей головы. Из-за этого беспокойства мы еще долгое время обменивались слюной и сливались плотью. Он подарил мне долгий поцелуй, пока одевал меня. Он заранее сожалел о тех вещах, которые не сможет делать, даже находясь со мной в одном пространстве. Его рука, застегивающая рубашку, посылает мелкую дрожь. Он выражал свои чувства через то, как застегивал пуговицы на шее. Акт благоговейного ритуала подошел к концу, и раздался стук во входную дверь в самый подходящий момент, как будто она следила за нами. Надеясь, что за дверью была не она… лелея это желание, мы с ним спустились на первый этаж. Мои ноги дрожали, пока я спускался по лестнице. Все наши будоражащие действия, совершенные за выходные, наваливались на меня, казались преступлениями. Он успокоил меня. И с его помощью я с трудом смог добраться до коридора. Я держал его за руку за спиной. Тепло и спокойно. Исчез внезапно охвативший меня страх. Кнопка, которую он нажал, открыла входную дверь, сразу оживленный шум донесся с конца коридора. Плечи невольно вздрогнули. Но в этот момент, чувство, как мою задницу сжали, заставило всё тело напрячься. Это было настолько неожиданно, что я прикрыл рот рукой. Когда я бросил взгляд назад… не что иное, как его рука шаловливо трогала ягодицу. С вырвавшимся смешком я поднял на него взгляд прищуренных глаз, и он так очаровательно рассмеялся. Эта расслабленная улыбка снимает напряжение. «Не трусь.» От этого глубокого, полного заботы взгляда я расправил плечи. Когда мы обогнули угол коридора, показалась ее фигура. Казалось, что она в лучшем настроении, чем раньше. Она широко улыбается нам, стоящим рядом. Она, как и прежде, нежная и красивая. Она не может видеть сцену, разворачивающуюся позади стоящих вплотную друг к другу нас, вцепившуюся руку. Поэтому она приветствует так тепло. – Хорошо провели время? Конечно, хорошо. Разве мы не проводим его очень хорошо и сейчас? Даже не думая забрать у нее багаж, он не переставал мять мою задницу. Я поприветствовал ее такой же яркой и великолепной, как и у нее, улыбкой. – С приездом, Сохи-щи. Добро пожаловать, непрошенная гостья Ли Сохи, вернувшаяся в дом Чон Юнхо и Ким Джеджуна.