Предложение

Облава была в самом разгаре. Над лесом близ Юньмэна то и дело мелькали вспышки с изображением гербов, обозначающие удачное попадание адептов того или иного клана. Главы и гости следили за действием со своего наблюдательного пункта и волновались каждый за своих: счёт вёл Гусу Лань и Ланьлин Цзинь, в спину им дышал Юньмэн Цзян и Цинхэ Не, которые с попеременным успехом занимали то второе, то третье место, смещая друг друга. Здесь же, на наблюдательном пункте, вдали от гонки за победой, всё проходило гораздо спокойнее. В тени деревьев сидел Лань Ванцзи, он слушал беглую импульсивную речь главы Не, рассуждавшего об исходе соревнования, и кратко отвечал, если без ответа было никак нельзя. Впрочем, и остальных занимал тот же вопрос, потому они почти не обращали внимания на происходящее вокруг, собирались кучками и спорили или чинно отмалчивались за своими столиками. Однако кое-что вызывало любопытство: два места в центре пустовали и выглядели так, будто их не занимали вовсе. Одно из них принадлежало главе Цзян, не соизволившему явиться, а другое — главе Лань, который за весь день не присел ни разу и даже не притронулся к угощениям. Он задумчиво стоял в нескольких шагах от брата, заложив руки за спину, и смотрел в небо. Казалось, Сичень чего-то или кого-то ждёт, а мысли его витают далеко от здешней суеты. Впечатление подтвердилось, когда он никак не отреагировал на слишком резкое движение за беседкой справа — кусты там шелохнулись, выпуская высокую тёмную фигуру Призрачного Генерала. Его появление не было чем-то особенным, но открыто выходить к заклинателям он всё же не решился. Вэнь Нин помялся на месте и, ожидаемо, привлёк внимание Старейшины Илин, который незамедлительно спустился к нему. Тот задал несколько наводящих вопросов и добродушно закивал, выслушивая обрушившуюся на него тираду из взволнованных реплик. Вэнь Нин тараторил и изредка поглядывал через плечо Вэй Усяня на Лань Ванцзи. Усянь делал вид, что не замечает его переживаний, прокручивая в руках чёрную флейту, и отвечал односложно, но заинтересованно. — Вэй Ин, — позвал второй господин Лань, едва повернув голову в его сторону, — Что случилось? Призрачный Генерал мгновенно смолк и больше не произнёс ни слова. — Лань Чжань, — Вэй Ин резво обернулся и сразу оказался подле него, — Всё хорошо, А-Юань в порядке. — Мгм? — Я просил Вэнь Нина проследить за ним. На всякий случай, — объяснил Вэй Ин. — Не было нужды, — отозвался Лань Чжань. Усянь склонился и что-то шепнул ему на ухо, от чего мочки ушей Ванцзи порозовели. — Бесстыдство! — выдохнул он и снова принял благопристойную позу. Вэй Ин ухмыльнулся, поприветствовал Не Хуайсана наигранно вежливо и собрался сесть, но вдруг обратил внимание на главу Лань. — Лань Чжань, я на минуточку, — он, не дожидаясь ответа, бочком подобрался к Сиченю и встал рядом, — Вы не следите за охотой, Цзеу-Цзюнь. Вам не интересно? Глава Лань обернулся, и лицо его озарилось доброй и одновременно печальной улыбкой. — Господин Вэй, почему вы так решили? Я здесь, разве это недостаточное подтверждение моей заинтересованности? Усянь ухмыльнулся. — Ваша заинтересованность была бы куда более сильная, если бы один из глав не отсутствовал. — Не понимаю, о чём вы, — Сичень отвернулся и снова посмотрел вдаль, его взгляд скользнул поверх деревьев к раскрывшимся в небе четырём фиолетовым лотосам. Вэй Ин ухмыльнулся снова. — Клан Цзян, кажется, обогнал и Ланьлин Цзинь, и Гусу, ну, надо же… — как бы между прочим заметил он. — Не знаю, — рассеянно ответил глава Лань, — я не следил за счётом. — В самом деле? — Усянь выдержал многозначительную паузу, — А знаете, Цзеу-Цзюнь, какой список требований у моего брата к своей будущей жене? Сичень неожиданно покачнулся, резко вдохнул и закашлялся. — Простите? — едва отдышавшись, переспросил он, как будто ослышался. — Ой, — Усянь сделал вид, что проговорился, — Я думал, раз вы всё равно не следили за счётом соревнований, то почему бы нам не побеседовать на более увлекательные темы. Прошу прощения, если сказал что-то неподобающее. Глава Лань некоторое время молчал, а потом будто принял решение. — Нет, нет, продолжайте. Что вы там говорили? — он попытался скрыть заинтересованность, но врать Цзеу-Цзюнь, откровенно говоря, не умел. Тем более, что врать самому Старейшине Илин было совершенно бесполезно, его проницательность превосходила любые ожидания. Лань Чжань сверлил взглядом спину мужа, понимая, что ещё чуть-чуть и брата придётся выручать. — Я говорил, что у моего шиди, — с улыбкой заявил Вэй Ин, — очень высокие требования к будущей жене. Красивая и умная… — Неужели? — Сичень казался совершенно серьёзным и спокойным. — Скромная и кроткая, — не унимался Усянь, — добрая и молчаливая, улыбчивая и мудрая, а в постели… — Кхм, — перебил глава Лань, — остановитесь, господин Вэй, излишние подробности ни к чему. — Вы уверены, Цзеу-Цзюнь? — Вэй Ин, — Ванцзи таки решился помешать им, он возник за спиной Старейшины Илин и подхватил его под руку. — Всё в порядке, Ванцзи, — заверил его Сичень, но был не слишком убедителен. — Мы всё равно пойдём, брат. Глава Лань промолчал, Усянь хотел возразить, но взглянул в глаза Лань Чжаня и последовал за ним.

***

Пристань Лотоса сияла разноцветными огнями — грандиозный пир в честь окончания Облавы и победы ордена Цзян был в самом разгаре. Слуги разносили всевозможные угощения, танцовщицы в фиолетовых летящих одеждах услаждали гостей танцем, изящно изгибая стройные талии, взмахивая тонкими ручками и пряча кокетливые улыбки за веерами, сами гости уже прилично выпили, захмелели и стали заводить доверительные беседы, шутить и смеяться. Однако снова пустовали два места, и на этот раз среди присутствующих кроме главы Цзян не было и Лань Сиченя, он вежливо отсидел официальную часть и вышел, никому не доложив причин. Шум разносился над пристанью, раскалывая ночь на осколки, стирая её чёрные скупые краски и разукрашивая мир во все цвета радуги. Казалось, что нет ни единого уголка, где бы можно было укрыться от этого веселья, и всё же такое место существовало. На причале стояла невообразимая тишина, и хотя гомон был слышен и здесь, он сливался с общими звуками и не нарушал спокойствия. Стрекозы носились над прохладной гладью воды, в которой отражалось звёздное небо, дорожка луны освещала ряды маленьких лодок, скользила по реке вдоль берега и едва задевала высокую фигуру в белом. Глава Лань стоял недвижимо, сочетаясь с пейзажем, словно сам являлся его частью, частью этой тишины — кончики его лобной ленты взлетали вместе с волосами, тревожимые лёгким тёплым ветром, Лебин переливалась голубой энергией, а узоры на рукояти Шоюэ мерцали призрачным светом. В какой-то момент Лань Хуань не столько увидел, сколько ощутил движение меж деревьев в роще чуть левее причала — кто-то наблюдал за ним — он мгновенно развернулся и переместился туда, но никого не нашёл. Зато новое движение показалось уже в стороне Пристани. Сичень чувствовал сердцем, что это тот, кого он ждал весь день, и потому последовал за ним, хотя возвращаться ему не хотелось. На входе, когда свет осветил фигуру идущего впереди человека, стало ясно, что предчувствия не обманывали — это был Цзян Чэн. Он взлетел по ступенькам и свернул в боковой коридор, удаляясь по деревянному полу в затемнённую часть дома. Лань Хуань в два шага нагнал его, почти не обнаружив своего присутствия. — Цзян Чэн. Обращение его прозвучало тихо, но достаточно чётко, чтобы глава Цзян услышал и замер прямо у резной деревянной перегородки, отделяющей зал, полный представителями именитых кланов, от этого уединённого тёмного перехода. — Почему тебя не было днём вместе со всеми? — глава Лань сделал ещё несколько шагов в его сторону и оказался в двух-трёх сантиметрах от прямой спины и гладких чёрных волос, древесный аромат которых мгновенно ударил в нос. — У меня не может быть своих дел, глава Лань? Считаете, мне нужен надзор? — не оборачиваясь, ответил тот. Эти слова не несли ни угрозы, ни оскорбления, но Сичень неожиданно резко схватил Цзян Чэна за плечи, развернул к себе и прижал к перегородке. Он приблизил лицо и уверенно поймал его взгляд. — Предупредить хотя бы мог, что тебя не будет. Я волновался. — Правда? — из уст Ваньиня сочился сарказм, — Мне показалось, что ты даже не заметил, как я покинул Облачные Глубины два дня назад. Голоса мужчин звучали приглушённо, но не тихо, и, если бы вдруг за тонкой перегородкой сейчас все одновременно решили замолчать, то непременно бы их услышали. Лань Хуань расстроенно прикрыл глаза. — Я был занят, встречался с дядей по важному вопросу. — О, с дядей? Это с тем дядей, которого ты так боишься, что скрываешь наши отношения, глава Лань? — Цзян Чэн! — Ну, что «Цзян Чэн»? Даже твой брат не побоялся открыто объявить о браке с Вэй Усянем, а ты… — Мой брат не глава и может никогда им не стать. — Да. А может и стать. Он может стать кем угодно, а ты нет, потому что ты… ты трус! — он почти выплюнул это слово ему в лицо. Сичень расслабил руки, но как только Цзян Чэн попытался уйти, тут же сжал пальцы ещё сильнее. Они стояли непозволительно близко друг к другу, нос к носу. — Повтори! — это прозвучало почти как приказ. Ваньинь усмехнулся. — Трус. Трус! Трус! Лань Хуань выдохнул. — Известно ли тебе, мой самоуверенный и вредный глава Цзян, что именно о нас я говорил с дядей? — Что? — Цзян Чэн недоверчиво улыбнулся, — Это не правда! — Ты так считаешь? — Это ложь, ты не мог… ты же сам сказал, что… — Считаешь, я лгу? Правила нашего клана запрещают лгать. — В самом деле? А вашими правилами случайно не запрещено зажимать главу другого клана на виду у всех? — Если и так, я уже этот запрет нарушил. Ваньинь хотел сказать что-то ещё, но Сичень не дал ему препираться дальше, накрывая его губы своими. Несколько долгих мгновений они не отрывались друг от друга, но когда пришлось перевести дыхание, Цзян Чэн совершил несколько попыток освободиться, впрочем, безуспешных, и зашептал. — С ума сошёл? Нас могут заметить! Что скажут люди? — О, так только что ты сетовал на мою трусость, а теперь сам… — Я говорю не о том, чтобы скрывать наши отношения ото всех, я говорю, что сейчас не лучшее время, чтобы нас застали вместе… тем более прямо здесь. Они в паре шагов от нас. — Значит всё-таки трус не я один? Ваньинь разозлился и дёрнулся. — Сичень, отпусти! — Нет. — Да что ж ты такой упрямый! — Цзян Чэн действительно сильно толкнул его, но вместо ожидаемого результата, лишь оказался перемещён к противоположной стене, где мрак помещения был почти абсолютным. Теперь единственный свет, который падал на них, лился сквозь резные отверстия перегородки… кто-то ходил, кто-то вставал и садился, смеялся, рассуждал или скандалил. Они находились слишком близко, но Лань Хуаня это, кажется, совсем не смущало. — Ты мне нравишься ещё больше, когда твои глаза сияют яростью вот так, как сейчас, — завораживающим шёпотом ответил он и возобновил поцелуй. Ваньинь утратил любую способность сопротивляться, он никогда этого и не мог. С самого первого мгновения, когда они встретились в Гусу через год после событий в храме Гуаньинь, и до этого дня — если Сичень целовал его, то уже ничего не было важным и ничего не существовало, кроме них. И всё же отдалённым уголком сознания, Цзян Чэн понимал, что главы прославленных кланов, занимающиеся любовью в двух шагах от такого мероприятия, зрелище не для слабонервных, и стоило бы об этом задуматься прежде, чем всё зайдёт слишком далеко. Хотя… всё уже зашло слишком далеко. Лань Хуань разорвал поцелуй, но только затем, чтобы коснуться губами кожи на шее под мочкой уха и проложить дорожку из поцелуев вниз… Ваньинь почувствовал, как руки, державшие его, соскользнули с плеч: одна обвила талию, действуя одновременно уверенно и нежно, а другая развязала пояс, взлетела к вороту и стянула ханьфу с плеча. Жаркие губы накрыли ключицу. Цзян Чэн запрокинул голову. — Если ты продолжишь, нас все услышат. — И пусть. Ваньинь почти зарычал от безысходности и решил отвлечь себя и его разговором — Что сказал тебе дядя? Всё настолько плохо, и ты накинулся на меня, потому что это... это что, последняя наша встреча? — Последняя встреча? Вовсе нет, — Сичень подобного вывода не ожидал и отпустил его. Цзян Чэн, хоть и почувствовал лёгкое разочарование от такой реакции, был удовлетворён, что добился некоторой свободы действий. Он отстранился, но никуда не ушёл, а срочно запахнул ханьфу, потому что в это мгновение полоска света в начале коридора мигнула, и чей-то силуэт появился в нескольких шагах от них. Это был Вэй Ин. Он набрал в рот воздуха, собираясь поприветствовать своего шиди, но замер в одном положении, проглотил рвущиеся на свободу слова, а после расплылся в счастливой улыбке. — Прошу меня извинить, — Усянь развернулся и, весело насвистывая себе под нос, удалился. Главы кланов осмотрели друг друга, поняли, что кроме распоясанного ханьфу их ничего не выдало, и выдохнули. Лань Хуань, казалось, приобрёл ещё более решительный настрой. Он взял Цзян Чэна за руку и оттащил от света во мрак ниши, лишая того надежды на другой исход встречи. — Сичень, перестань, мы же у меня дома. Можем пойти в более удобное и более уединённое место, — прерывисто произнёс Ваньинь, снова прижатый к стене. Губы Сиченя касались его оголённого плеча, захватывая кожу в плен. Тепло разливалось по телу, и рассудок постепенно уступал место чувствам. — Нет. Я хочу тебя везде, и я хочу тебя сейчас, — он прижался к нему сильнее и ладонью накрыл то самое чувствительное место внизу, которое было уже очень твёрдым. — Никогда не думал, что глава Лань может так непристойно себя… — Цзян Чэн задохнулся от ощущений и замолчал. Его руки непроизвольно обвили спину Лань Хуаня и сдавили настолько сильно, насколько могли. Болезненная нежность зарождалась в солнечном сплетении, сладкая истома наполнила всё его существо. Лань Хуань уже нащупал завязки нижних одежд, уверенно водя рукой под расстёгнутым и почти упавшим с плеч фиолетовым ханьфу. Ещё немного, и холодные пальцы обожгли разгорячённую кожу… По телу Цзян Чэна прошла дрожь. — Что же ты со мной делаешь? Что же ты… — он резко и протяжно вздохнул, когда ладонь Сиченя обняла его член, подался вперёд и уткнулся носом в белоснежные одеяния, старательно сдерживая стоны, — Так, что сказал дядя? О чём вы говорили? — повторил вопрос Ваньинь, то и дело прерываясь, чтобы совладать со сбивающимся дыханием. — О тебе. О нас. Что ты хочешь знать? — отрывисто отвечал Лань Хуань между поцелуями и заигрывающими движениями рукой. — Сичень… — Ну, хорошо… я… поговорил с ним… — И? — подгонял Цзян Чэн. Он не отставал и тоже запустил руки ему под ханьфу, исследуя гладкую кожу пресса и спины. — И… он дал согласие… только… если всё… будет официально как у… Ванцзи. — Что? — Ваньинь отодвинулся от него, насколько было возможно, — Это требование твоего клана? Сичень остановился тоже, но отпускать его даже не подумал. — Это предложение, А-Чэн, — очень серьёзно сказал он, глядя в глаза, в глубине которых медленно зарождалось понимание, осознание, принятие и шок. Лань Хуань не хотел пока обсуждать это и, уж тем более, не был настроен слушать возражения, поэтому с ещё большей страстью сжал его в своих объятьях. Лепестки губ коснулись друг друга, поцелуй из нежного сразу перешёл в более глубокий. Языки сплетались в безумном танце, руки беспорядочно скользили под одеждой… — Сичень… нас услышат… так нельзя… — Цзян Чэн едва ли соображал, что именно шепчет, ощущая горячие губы на ключицах и шее, руку на талии, ладонь, скользящую по члену. Он сдерживал стоны, но тяжёлое дыхание контролировать уже не мог. — Я люблю тебя, — отозвался Сичень, с удовольствием ощущая, как от его слов трепещущая плоть в руке дрогнула, и вязкая тёплая жидкость потекла по пальцам. Ваньинь вцепился зубами ему в плечо, прижался до дрожи и задохнулся во всепоглощающем наслаждении… Пришёл в себя лишь тогда, когда Лань Хуань мягко приподнял его над полом и усадил на себя, погружаясь в него… плавно и до самого основания. Цзян Чэн ахнул и прикусил мочку его белоснежного уха. — Где же благопристойный Первый Нефрит? Что с ним? — страстно зашептал он, ощущая его внутри… казалось, все чувства в этот момент обострились и достигли апогея не только потому, что это было незабываемо, невероятно, до замирания сердца приятно, но и потому, что эмоции приходилось скрывать. — А-Чэн, мой А-Чэн, — Сичень тоже здорово сдерживался, теперь их действительно могли услышать. Они на самом деле были в шаге от того, чтобы выдать себя, и это заводило ещё больше. Неудобная поза, неуместность этого действия… с ними ещё никогда не случалось ничего подобного, и дикий адреналин, подстёгиваемый страхом быть обнаруженными, заставлял кровь бежать быстрее, сердце вырываться из груди, а стоны… Стоны приходилось давить, прятать глубоко в себе, кусать руки, зарываться носом в одежды, волосы, плечи своей второй половинки и безмолвствовать до конца. Когда движения стали слишком яростными, воздуха перестало хватать окончательно, а тела заболели от напряжения, Ваньинь не сдержался и застонал тихо, но довольно отчётливо. За перегородкой резко смолкло веселье, двое влюблённых затаились тоже, и лишь громкий стук сердец мог выдать их. Было ясно, что если сейчас кто-то пойдёт проверять, что здесь происходит, они не успеют даже отойти друг от друга. Но заклинатели в зале, вероятно, решили, что им показалось, и вскоре смех и разговоры снова нарушили тишину. Цзян Чэн и Лань Хуань взглянули друг другу в глаза, тихо рассмеялись и поцеловались снова. Сичень отпустил себя, яростно толкаясь в него, вжимая его в стену до боли в спине, до онемения рук… ускоряясь, утопая в своих ощущениях, давая волю эмоциям… совершая всё, что годами было запрещено в Гусу. Он подошёл к завершению и последний раз толкнулся вперёд, входя на всю длину, и сожалея о том, что не может стать ещё ближе, слиться с ним до конца. Лань Хуань отстранился от зацелованных губ, нежно коснулся оголённого плеча с отметинами их страсти и расслабленно склонил голову. — Люблю. Они долго обнимались вот так, не в состоянии ни отпустить друг друга, ни привести себя в порядок. Цзян Чэн первым обрёл способность мыслить здраво, хотя по-прежнему цеплялся за Сиченя, как за спасительную соломинку. — Отпусти. Нас будут искать. Неловко будет перед слугами в таком виде. — Нет, стой. Ваньинь поднял вопросительный взгляд и стал молча ждать продолжения. Цзеу-Цзюнь улыбнулся. — Ты не ответил мне. — Я? На что? — На моё предложение. Цзян Чэн выдержал паузу. Он высвободился из крепких объятий и завязал пояс, прежде чем решил хоть что-то сказать. — Ты не дал мне этого сделать. — Но ты же о чём-то подумал? — Знаешь… — Ваньинь ухмыльнулся, но не продолжил фразы. Слова вдруг застряли в горле от осознания, что его на самом деле спрашивают серьёзно. Смутившись, он потеснил главу Лань к тонкой полоске света и тяжело вздохнул, — В таком виде на глаза никому показываться нельзя. Если на моём тёмном это видно ещё не так, то твоя белая одежда сразу нас выдаст. Сначала переоденемся. Сичень осмотрел себя. — М-да, прискорбно. А что-нибудь светлое найдётся? — Посмотрим, — буркнул Цзян Чэн и направился в другую сторону. За поворотом наткнулся на слугу, отдал приказание согреть воды и принести чистые одежды, а сам повёл главу Лань в свои покои, — Ну, и что это ты там устроил? — спросил он строго, как только закрылась дверь, — Нельзя было дойти хотя бы сюда? Лань Хуань не ответил, но его намерения стали ясны по глазам, он сделал шаг к нему. Ваньинь рефлекторно отступил и выставил руки перед собой. — Сейчас придут слуги, умерь свой пыл. Сичень… Но тот продолжал наступать. — Глава Цзян, — слуга действительно появился очень вовремя. Главы кланов чинно встали на приличном расстоянии друг от друга, пока слуги сновали туда-сюда, выполняя свою работу. Когда же бочка была наполнена, чистая одежда уложена в ровные стопочки, а последний слуга скрылся за дверью, Сичень возобновил свои наступательные движения. Ваньинь попятился и врезался в стену. — Глава Лань, давайте не будем забываться, — он говорил это в основном потому, что боялся потерять голову и не отпускать его всю ночь. Тот подошёл вплотную, улыбнулся и заправил выпавшую прядь волос ему за ухо. — Надеялся пригласить меня в свою комнату под предлогом переодеться, чтобы на самом деле переодеться? — Но я действительно… — Цзян Чэн проглотил окончание фразы, снова оказавшись в плену сильных рук главы Лань. — А-Чэн, я так и не понял… насчёт разговора с дядей и его ультиматума… Каков будет твой положительный ответ? Ваньинь непонимающе приоткрыл рот, потом фыркнул и оттолкнул его от себя. — Да иди ты! — он перешёл на другую сторону комнаты, — Вода остынет. Уступаю. Раздевайся. — Звучит как приглашение, — снова улыбнулся Сичень и развязал ханьфу. Он полностью разделся и опустился в воду, откинув волосы назад. — Подожди, — Цзян Чэн отчего-то засуетился, увидев это движение, на мгновение покинул комнату, а когда вернулся, принёс красивую шпильку и, не спрашивая разрешения, аккуратно заколол его волосы наверх, — сушить будет некогда, — объяснил он. — Спасибо, — Лань Хуань потянулся к нему и взял за руку, — ты не ответил. Я настаиваю… — Сичень, тебе и правда нужно озвучивать? — он не отстранился, не отнял руки, а только пристально посмотрел в глаза. — Скажи. Я хочу это слышать. — Какой же ты упрямый. — Ваньинь помялся, — Да, конечно, да. О чём ты вообще спрашиваешь? Сичень умиротворённо вздохнул, неожиданно подался вперёд, схватил его и утащил к себе на колени. Одежда тут же стала мокрой, вода расплескалась по полу, но Цзян Чэн не мог этому противиться, поскольку его губы уже были захвачены поцелуем, руки сами собой обвили шею возлюбленного… Он знал, что не сможет устоять, и не устоял. И снова ладони скользили по телам, сердцебиение разрывало грудную клетку, страсть полыхала так, что казалось вскипятит воду заново… Было тесно, неудобно, и скованность движений теперь только мешала… зато стоны больше не звучали сдержанно в ткань ханьфу, а взлетали ввысь разносясь по комнате… В какой-то момент мужчины, не сговариваясь, встали, скинули взмокшие фиолетовые одежды на пол и упали на кровать… Ваньинь оказался сверху и теперь влюблёнными глазами изучал лицо Лань Хуаня, гладил пальцами его влажные волосы… Глаза Первого Нефрита отражали то же самое... — Мне вдруг стало казаться, что слово «люблю» совсем не выражает моих чувств. Разве можно их описать каким-то словом? Ты достоин кого-то особенного, а я... — Что? — насторожился Цзян Чэн. — Я совсем не подхожу под твои требования. Красивый и умный, добрый и молчаливый, улыбчивый и мудрый... про постель я не дослушал, но, кажется, понятно и так. — Вэй Усянь! — тяжело вздохнул Ваньинь, — Он не шутил, а ты, между прочим, очень даже подходишь. По всем пунктам. Боюсь, это я слишком не подходящий экземпляр для твоей персоны. Сичень очень серьёзно взглянул на него и резко, без всякого предупреждения, перевернул на спину. Подмял под себя. — А-Чэн, ты невероятен во всём, что делаешь… ты замечательный... Я люблю тебя, я хочу тебя рядом на всю оставшуюся жизнь. Тот покачал головой, обхватил его лицо ладонями и перед самым поцелуем выдохнул. — Просто заткнись! В покоях главы Цзян больше не было нужды контролировать что-то, никто из них и не делал этого. Сичень вошёл в него, на этот раз резко… так, что Ваньинь ойкнул и выгнулся под ним от неожиданности. Он ощущал как пульсирующая плоть стремительно двигается внутри, вызывая незабываемые ощущения, как захватывающе страстно чужие губы исследуют его тело, и сам, зацеловав до покраснения шею Первого Нефрита, потянулся к уху... — Я никогда не говорил этого открыто… теперь скажу… Сичень… осторожней… подожди я… — громкие стоны сорвались с уст обоих, они кончили одновременно и задохнулись в безумном водовороте блаженства, прижимаясь друг к другу… впитывая аромат кожи друг друга… смакуя сладостный поцелуй, — люблю, — выдохнул Цзян Чэн впервые за всю историю их отношений, — люблю, чёрт возьми, люблю. Больше жизни, Сичень. И на всё согласен, только не оставляй меня. Лань Хуань чмокнул его в нос и уткнулся в плечо. — Никогда. Даже не надейся.

***

Главы кланов Цзян и Лань вошли в шумный зал и сразу обратили на себя все взгляды. — Брат, что случилось с твоей одеждой? — спросил Лань Ванцзи, когда они вернулись на свои места. Вэй Ин за его спиной старательно пытался быть серьёзным, но промолчать не смог. — Цзеу-Цзюнь что-то пролил на себя и попросил главу Цзян найти ему сменное ханьфу, — заступился он и подмигнул. — Да, господин Вэй прав, — ответил Лань Сичень, и сделал благодарный кивок головой. — И глава Цзян за компанию переоделся… — ляпнул Усянь. У Цзян Чэна зачесались руки, он покрутил Цзыдянь на пальце, но, встретившись взглядом со Вторым Нефритом, быстро передумал что-либо предпринимать. Сам Лань Чжань тоже в присутствии такого количества заклинателей не решился продолжать диалог, однако до конца вечера неустанно следил за Цзеу-Цзюнем, пытаясь разглядеть хоть намёк на подтверждение его догадок. Конечно, позже ему станет известно о договоре с дядей и о сделанном предложении, но это позже, а пока догадки оставались догадками, а тайна оставалась тайной и считала свои последние мгновения до раскрытия.