1.

...Нацуки... Почему ты последняя здесь? Почему тебя Моника выбрала, как край своей обороны? Почему все вокруг рушится? Человек огляделся. Нацуки, покачиваясь, копошилась где-то у шкафов. Руки перебирали содержимое коробки. Она стояла на стуле, и тот под ней изредка ходил ходуном. Что-то злобно бормоча, она обернулась к нему. Глаза ее прошлись по его лицу. - Эй! - она махнула резко ему рукой. - Не поможешь? Человек молча кивнул, и подошел к ней. Сверху что-то зашелестело. Было похоже, что она доставала коробку. Человек поднял руки, готовясь ловить ее маленькое, хрупкое тело, неустойчиво дребезжащее сейчас в короткой юбке на тонких, розоватых ногах, тело. - А! - человек, уже готовый к этому, подхватил ее в воздухе, чуть не упал. Нацуки побледнела, и ловко освободилась. - А ну пусти! Человек выполнил ее просьбу. - Не нужно было сваливаться. - Ты... Ты просто ужасен!.. Фу! - Нацуки яростно, краснея, замотала головой. Человек промолчал. Маленькая, взъерошенная и скалящаяся на него то и дело Нацуки уже радовала его... Она жива... Он поднял голову. Под потолком дрожал, метался ветер. Свежие, будто умытые росой солнечные лучи скользили, дрожа мерцающими, и свежими, мокро-умытыми блесками своими по комнате. Человек почувствовал запах фруктов и выпечки... Нацуки взяла его за руку... Ее ладошка внезапно легла в его руку. Он ощутил на себе ее взгляд. И опустил к ней свой. Она смотрела на него заинтересованно и почему-то изумленно. Она, по сравнению с ним, казалась ему совсем маленькой. Отчего это... Недоедание... Похудение. Еще что-то? Глаза Нацуки, искрящиеся любопытством, вдруг заволокло нехорошей поволокой... Человек еще успел заметить это. И потом все это вмиг исчезло. И появилась новая. Та же, и все же уже другая, Нацуки. Мир дрогнул... ...Рот ее приоткрылся, глаза забились, и из него раздался тугой, тяжелый рев. Голова ее замоталась, разбрызгивая слюну, льющуюся с показавшихся алмазно-белых клыков, красную пену. Она вскочила, и тело ее забилось ходуном, как будто бы из него, что-то сидящее там, стремилось вырваться... Маленькая фигурка неостановимо дрожала, с невероятной внутренней энергией рассыпаясь радужно-огненными вспышками дрожащего в конвульсии мира. Руки будто держали в себе огонь. - Ты сказал - самое главное - то что внутри. И все остальные - невиноваты... - правый глаз Нацуки забился в огнисто, раскаленно вспыхивающем в нем зрачке... Она парила в воздухе, сведя ноги, посреди огнистой текучей, как вздувшаяся сплошной поверхностью вода, пламенной аурой. - Человек сглотнул. - Ничего ты не знаешь... - голос был тягуч, холоден, был будто бы двоился, и будто бы был не ее. - Все и всегда происходит оттого, что что-то приходит снаружи... Кто-то... И оттого все и рушится. ...У человека снова заболела голова... Огненный взгляд Нацуки прожег своей горючей ненавистью ему душу... Огненным, раскаленным клинком... - Попробуй сказать, что это не так... Что во всем... виновата... только я. - Короткие волосы ее вились буйными тугими ручейками огненных искр. - Что надо забыть о всем том, что там, снаружи, и сосредоточиться лишь на себе... - огненные зрачки плавили бледный, и окружающий их воздух... - Все, что ты принимаешь в себя - оно уже не снаружи... - У него раскалывался мозг, и невольные слезы капали от опаляющего его Нацукиного жара, и плавилась сетчатка... - Это внутри тебя. - он чувствовал острый, но едва ощутимый запах гари... Сваривалась заживо кожа, ткань его лица от соприкосновения с ее огнем... Он делал все возможное, чтобы, сжав зубы, не закричать. - И ведь, ничего там нет... - он закашлялся. Голос его был надтреснутым, шипящим, почти чужим... Когда он успел так натрудить его...- То, что чувствуешь, что видишь, что ощущаешь - это уже твое... - Зрачки Нацуки сжались. - Поэтому в том, как ты это принимаешь - виновата лишь ты... - Нацуки, или то, что было в ней сейчас, закашлявшись кровью, взревело. Человек почувствовал на себе удар невидимой мощи. И ощутил, как падает... Реальность же кругом отозвалась взрывом. Небо. Голубое. Все. И солнце... Светит так ярко... Нацуки, о чем-то задумавшись, глядела на небо. На такое холодное и светлое... На плечо ей опускается рука. Нацуки оборачивается. Готовое сорваться с губ что-то раздражительное, проклятие, замолкает. Глаза меняют выражение. Ладонь... Знакомая. Очажок света, зажатый между увенчанными светом им небольшими пальцами... Неподалеку - внимательный и острый блеск. Чьи-то большие, мерцающие влекуще глаза. Осторожные, пугливые... Он знает, чьи. ... Они... Все три... Ладонь... Человек очнулся. Ладонь, что так внимательно опускается к ней на плечо... На что-то очень-очень похоже это движение, этот образ... Что-то это ему напомнило. "Отец! Ее отец!" "Как... Как... Как же он это забыл..." Он посмотрел на нее. Нацуки. Вялая, несчастно слипшиеся волосы облепляют вспотевшее лицо на остывающем от огненной вспышки теле... Ей было нехорошо. Глаза невидяще смотрели в пустоту, как будто пораженные и сломленные, открывшимися в ней внезапно, безднами... Провалами, что сжирали ее, заставляли корчиться и таять белесую, и тонкую телесную оболочку, с корчащейся внутри от происходящего ее душой... ... А он, человек, понял все.