1.

Вялые вспышки боли то и дело вновь лишали его зрения. Затем оно появлялось. Этого было достаточно для того, чтобы видеть ее... В мозгу стучала мысль. "Последний раз. Последний..." Он видел... В разум, сотрясающийся, содрогающийся в агонии пред мощью зла, и своей собственной беспомощности, одно за одним впархивали, вспыхивая, видения и образы... ...Звезды, вдруг взявшиеся из ниоткуда перед ним, плыли яркими космическими пространствами-всполохами. Завораживали ощущением своей вечности... Он пробовал дотянуться до них рукой. Отчаянно, он пытался поймать их. Тщетно. Они вспыхивали, и угасали в высоте, опаливая его теплом... Огненно-глубокое дыхание звездной, опрокинутой над его головой вечности. Он был под ней. Он видел. Всполохи небесных сфер... Над ним. Человек затряс головой, прогоняя видение. "Это последний этап... Он выдержал. Почти... И его будет ждать Моника. И он... спасет. Спасет..." Ему было тяжело. Зрение вновь на секунду погасло, затемнилось новым фонтаном вспыхнувшей в голове боли. И снова вернулось... Нацуки стояла впереди, внимательно, и, почему-то спокойно, смотря на него. Он плохо видел ее. Человек шагнул к ней. Хотел что-то произнести, но язык не поворачивался. И вдруг он понял. В его перекрученном, измолотом теле, жизнь сейчас едва теплилась... тонкая, Тонкая и золотая ниточка не давала ему сейчас умереть, вытягивала его из бездны. Она дрожала сейчас, спокойная, уверенная, где-то в глубинах его развороченной души. И уходила собой куда-то прочь... То ли в синюю, мерцающую огнями отблесков вечность на таинственном небосклоне. А может быть, в далекие сады, где была старая, обычная скамейка, а мягкая трава овевала его голову ночным воздухом. Или еще, и еще даже дальше, где начинался покой и свет голубых, серьезных, и незнакомых ему глаз... Он уже не видел. Силы стремительно оставляли его. Уходили прочь с последними, кровавыми каплями в непонятно как поддерживающей жизнь оболочке... Он на секунду проваливался в небытие. И ему вновь мерещился тот странный город с песочным, цвета воды небом... Он чувствовал, что как будто был там. А может, не был... Нацуки смотрела на него. И он чувствовал, как проваливается в небытие... Нет... Нет! Он сделает, что сможет... Он сделал шаг вперед, и ему показалось, что на секунду от боли у него вообще не осталось ног. Лицо Нацуки изменилось... Она стояла перед ним, но она... спала. Спала на ходу. Там же, где и стояла. Вдруг он увидел... Она начала падать. Человек ринулся вперед, и удержал ее. Она на секунду встрепенулась. Снова блеснули яркие, знакомые недоверчивые глаза. Она что-то прошептала, попробовав освободиться... Человек не дал. Голова ее упала ему на плечо. Горячий шепот влился в ухо. - Кто ты?.. Я... не помню... Кто он? Нет. Он этого не знает. Он - Человек. И все. И у него здесь нету больше имен. Он понял это уже давно, в начале... - Не помню... - взгляд ее вдруг сосредоточенно дернулся, а голос странно исказился. - Твое... имя... Человек против воли прислушался. - Ты был здесь так много раз... Целую вечность. Но как... тебя зовут? Я пекла кексы... Я видела тебя миллионы раз... - голос ее прервался. Казалось, будто из нее пробивалось что-то... Будто она вспоминала... - Мы видели... Я помню Саери. Я помню Юри. Себя. И Монику. А ты... Там, на холме... В саду... В саду под звездами. - голос ее слабел. Человек опустился на пол. Голова ее лежала у него на коленях. Он поднял взгляд наверх. Где-то далеко-далеко он вдруг услышал странную, и прекрасную музыку... Вокруг тела Нацуки начало расплываться пятно крови. Дышала она едва заметно, тихо-тихо... Она замолчала. Ничего больше не говорила. Только поводила иногда из стороны в сторону глазами. Он не знал, сколько он сидел так. С пустой головой, в которой не было уже никаких мыслей. Нацуки вздрогнула. Глаза ее расширились. Она как-то странно дернулась. Человек закрыл глаза. Нацуки умирала. Она умирала медленно, здесь, с ним. И перед ним... Здесь нет ни врача. Нет ни лекарств. Нет ничего, что могло бы прийти ей на помощь. Есть только долгий и тяжелый свет, льющийся прямо сейчас на бежевый пол из длинных окон... Человек начал говорить... - Ничего. Ничего... Тихо... - Он сохранял твердое, и уверенное выражение лица. - Боль пройдет... Все... Все пройдет. Так будет... ...Он должен был помочь ей. Он замер, ища что-то в глубине. В разум его вливались слова какой-то старой, и смутно ему знакомой песни. Откуда она взялась здесь, и почему теперь?.. Человек вдохнул пахнущий распадом воздух. И он запел... ...Запел о звездном, и глубоком небе, о длинном, и бесконечном море в траве, о ясных, дышащих туманной легкостью вечернего неба цветах... А она умирала... И, когда он закончил, ее глаза блеснули в последний раз осмысленно, и необычайно ярко, перед ним, а тело похолодело. А человек замер, сидя, и не шевелясь. Странная, и мутная тишина заполняла собой мир. В нем угасали последние слова и яркие огоньки их всех. Остался только он. Один. И Моника... "Моника..." - холод в руке. Холод, дрожащий, дерущий горло, и пробирающийся по телу... Холодная рука, лежащей перед ним на полу Нацуки, будто словно кольнула его... - Ничего... Ничего... - он сохранял самообладание. Он все сохранял твердое, уверенное выражение лица. - Ничего... Все... Пройдет... Все... пройдет... Все будет... - Вокруг смыкался день. На него снова блестели яркие и, он понял вдруг, угасающие глаза.