По стопам

      — Офелия! — воскликнул Драко вслед девушке, молниеностно бросившись ее догонять, но она, кажется, и не собиралась оборачиваться.       — Прошу! — взмолился он.       Сама того не ожидая, девушка, все же, обернулась. Ее хрупкое, промокшее до нитки тело дрожало, зубы стучали, губы посинели.       Об этом он мог только догадываться, так как лица не видел. Несмотря на разгар дня, коридор третьего этажа был плохо освещен.       Он сделал еще несколько шагов вперед, не преследуя ее, а просто для того, чтобы расстояние между ними не было слишком большим. Офелия могла не останавливаться, могла убежать сейчас, но что-то ей мешало, что-то заставило ее дать Драко шанс объясниться.       Он чуть было не начал с мольбой о прощении рассказывать о том, что потеряв ее «дружбу», предпринимал тщетные попытки все вернуть, но в то же время никаких «друзья» больше не чувствовал и никакие «друзья» ему больше не были нужны. Он хотел рассказать о том, как по-детски ревновал и, до последнего скрывая безудержность своих чувств даже от самого себя, неумышленно пытался ее задеть. Хотел рассказать, как за лето перечитал все доступные в библиотеке поместья книги по темным искусствам, чтобы ее впечатлить. Рассказать о нетерпении, заставляющем забыть приличия, воспоминаниях о девочке в заляпанной шоколадом футболке и запутанными в волосах семенами бешеного огурца. Однако один взгляд на нее у фонтана, и все эти поступки вдруг нелепы, все объяснения неприличны, слова бессмысленны. Все, что он смог спроизнести, было скромное тихое «прости».       Офелия попятилась еще дальше в угол и оказалась в глубокой тени. Но, даже сознавая, что она хочет спрятаться от него, он невольно сделал еще несколько шагов вперед.       — Это было глупо. Все было глупо. Я был глуп.       Она дернулась в сторону. Ее одолевали противоречивые чувства. Голова безумно потяжелела. Тиканье часов в кармане казалось неестественно громким. Но вот спиной девушка уперлась в холодную каменную стену.       И тут Драко услышал стук, с каким только ее босоножки могли упасть на пол. Затем еще звук — тихий хлюпающий звук, какой бывает, когда человек, пытаясь что-то сказать, с трудом отдирает язык от нёба. Но она ничего не сказала. Только теперь ему пришло в голову, что Офелия, быть может, не отступала от него, а уводила поглубже в тень. С того момента, как он решился броситься за ней, терять ему было нечего, и он стал медленно наступать, пока она не уперлась спиной в стену, наблюдая за его приближением. Шагах в трех от нее он остановился. Теперь он стоял достаточно близко, чтобы увидеть: она пытается справиться со слезами и что-то сказать. Ей это не удавалось, и она покачала головой, давая понять, чтобы он подождал. Отвернувшись и прикрыв нос и рот сложенными домиком ладонями, она промокнула слезы, потом взяла себя в руки и вымолвила:       — Я чувствовала это уже несколько лет… — у нее перехватило дыхание, она запнулась.       Его осенила догадка, но он отогнал ее. Офелия глубоко вдохнула и продолжила уже более уверенно:       — А может, и с самого начала. Не знаю. Но сегодня… весь день я ощущала себя как-то странно. Все стало другим — слишком резким, слишком реальным. Даже собственные руки казались мне другими. Порой я думала, что присутствую при событиях, произошедших давным-давно, — она сделала паузу, — весь этот год я злилась на тебя — и на себя тоже. Думала, буду счастлива избавившись от всего и всех, что тебя напоминает, перестав разговаривать с тобой, видеть тебя. Осталось немного: вот закончим школу, я сбегу из дома и буду счастлива. Я так на тебя сердилась! Наверное, это было способом заставить себя не думать об этом. Весьма неудачным, впрочем… — у нее вырвался короткий сдавленный смешок.       — Об «этом»? — переспросил он.       Офелия снова опустила глаза, он ждал.       — Знаю, оно здесь, потому что невольно веду себя смешно. И ты, конечно… Но сейчас… Я никогда в жизни не делала ничего подобного. И теперь злюсь из-за этого. Злилась уже тогда, когда делала. И вроде бы сама вложила тебе в руки оружие против себя самой. Мерлин, как же я могла настолько не знать себя? Быть такой слепой и такой глупой? — внезапно пораженная неприятной мыслью, она взглянула на него, — ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Ну скажи, что понимаешь!       Она вдруг испугалась, что он не разделяет ее чувств, что все ее догадки ложны, что своими словами она лишь все испортит, и разрыв между ними станет еще больше.       Он подошел ближе.       — Я понимаю. Я очень хорошо понимаю. Но почему ты плачешь? Есть что-то еще?       Ему казалось, она вот-вот заговорит о каком-то непреодолимом препятствии, которое в его представлении, конечно же, ассоциировалось с «кем-то», но она не поняла его вопроса и не знала, что ответить, просто смотрела на него в полном замешательстве.       Почему она плачет? Как объяснить ему это, когда столько эмоций захлестывают с головой? Он, в свою очередь, почувствовал, что вопрос получился нечестным, неуместным, и изо всех сил старался придумать, как сформулировать его поточнее. Они смущенно смотрели друг на друга, не в состоянии произнести ни слова, боясь, что нечто очень хрупкое, только что возникшее между ними, может исчезнуть. Они были друзьями с детства, но теперь это становилось преградой — им было неловко перед самими собой, прежними. В последние годы их отношения стали вымученными, отстраненными и даже ненавистными, но старая привычка общаться по-дружески сохранилась, и сломать ее теперь, чтобы ощутить себя незнакомцами в совсем другом понимании, было нелегко, для этого требовалась ясность цели, а она-то как раз и отсутствовала.       Казалось очевидным, что в данный момент найти выход с помощью слов невозможно.       Он положил руки ей на плечи и ощутил прохладу обнаженной кожи. Даже когда их лица стали сближаться, он все еще не был уверен, что она не отпрянет от него и не ударит. Он ощутил вкус помады и соли на губах Офелии. Они на миг отстранились друг от друга, потом Драко обнял ее, и они поцеловались снова, уже увереннее.       До этого момента была еще какая-то нелепость в подобной близости знакомого лица. Им все еще казалось, что они сами насмешливо смотрят на себя из далекого детства. Она тихонько вздохнула, и звук ее дыхания словно бы проник в Драко, полоснул вдоль всего его существа. Он поцеловал ее уже без всякого смущения. То, что вызывало неловкость, исчезло, стало почти абстрактным.       Ее вздох был исполнен желания, и он, тоже ощутив прилив желания, приподнял ее над землей, всем телом прижав к стене. Девушка будто забыла о том, что промерзла насквозь или, что стена, вообще-то, холодная и жесткая. Напротив, теперь ей было невыносимо жарко.       Они продолжали целоваться. Не рассчитав сил, Офелия прихватила зубами нижнюю губу Драко. Он отпрянул на миг, но тут же прильнул к ней снова. С неуклюжестью неопытного любовника он целовал шею девушки, откидывая ее голову назад. Она сначала замерла, потом задрожала. На миг ему показалось, что Офелия теряет сознание. Ее руки обвились вокруг его шеи и сжали ее так сильно, что он не мог дышать; тогда, протиснувшись сквозь кольцо ее рук, он выпрямился во весь свой рост и, разомкнув ее ладони, притянул ее голову к своей груди. Услышав, как звякнула упавшая на пол пуговица, они с трудом удержались от смеха и отвели взгляд в сторону.       Наконец-то они чувствовали себя незнакомцами, прошлое было забыто. Каждый из них и себе самому казался другим, не понимающим, кто он и где находится. Они пребывали вне реального времени и пространства, там, где не было места ни воспоминаниям о прошлом, ни мыслям о будущем. Вокруг не существовало вообще ничего, кроме всепоглощающего ощущения, волнующего и нарастающего, кроме шуршания ткани и их неутомимой чувственной схватки.       Опыт Драко был невелик, он только с чужих слов знал, как все происходит. Что же касается Офелии, то, несмотря на все прочитанные романы и лирические стихи, у нее не было никакого опыта. Тем не менее, невзирая на всю свою неопытность, они на удивление ясно представляли себе, чего хотят.       Прижав губы к уху Драко, Офелия что-то еле слышно произнесла. Он был слишком поглощен моментом, и не сразу различил слова «кто-то идет».       Драко открыл глаза. Коридор третьего этажа. Полная тишина. Все это он осознал довольно легко. С трудом повернув голову и взглянув через плечо, он увидел тускло освещенный коридор без единой картины. Ни единого звука, ни малейшей дрогнувшей тени. Она ошиблась. Ему отчаянно хотелось, чтобы она ошиблась, и, судя по всему, так и было. Он повернул к ней голову и хотел было уже это сказать, но она с силой сжала его руку, и он снова оглянулся. Из дальнего конца коридора начали доноситься звуки ликующей толпы гриффиндорцев, возвращающихся с квиддича. Драко не думал, что сможет возненавидеть ало-золотой факультет еще больше. Он ошибался.       Двое молниеносно отстранились друг от друга и теперь скромно поправляли одежду. Все было кончено.