Будет больно

— Какая же ты жалкая сука! Это альфа? Ты альфа? Да любой омега сильнее тебя. — Чейз пнул свернувшегося калачиком у его ног альфу под рёбра, ткнул мыском начищенного ботинка и отошёл от него, скулящего жалобно, на одной ноте. Сегодня он устал. Такая рутина всегда выматывала, потому что было безумно скучно. Чейз чувствовал себя врачом, который годами выполняет стандартные манипуляции и не испытывает ни сочувствия к пациентам, ни радости от их исцеления. Ни-че-го. Сколько бы он ни пытался, с того самого проклятого дня… Встряхнув головой, Чейз ментально одернул себя. Заниматься самоедством можно было после завершения сессии, но не во время. Стянув с правой руки кожаную перчатку, Чейз присел рядом с мелко трясущимся альфой и почти нежно погладил его по щеке. — Теперь ты будешь знать своё место, сучка. И если будешь послушным — в следующий раз я выебу тебя. Ты ведь будешь ждать, раб? Будешь мечтать о члене господина в твоей сухой тугой заднице, совершенно не предназначенной для вязки с узлом? Когда я закончу с ней, ты будешь растрахан и вывернут наизнанку, открыт для меня. И тогда через несколько сеансов я смогу вставить в тебя кулак. Альфа снова жалобно заскулил, умоляюще глядя на Чейза, дыша прерывисто и поверхностно. Его внутренняя борьба была видна невооружённым взглядом. Он хотел коснуться Чейза, хотел умолять, но ему было запрещено делать и то и другое. Хороший раб… был бы идеальным, если бы был как… Чейз сморгнул наваждение и отстранился, как только дыхание альфы успокоилось и тот немного пришёл в себя. Теперь можно было смело оставить его: психологическое состояние стабилизировалось, а мечты о будущих сессиях скрасят время до следующего приступа самоуничижения. — Поднимайся, раб. Прибери за собой, оденься и уходи. Я позову тебя сам, когда захочу воспользоваться твоей доступностью. Не вздумай искать меня, ты знаешь, что тогда будет. Когда за альфой захлопнулась дверь, Чейз устало опустился в кресло и потянулся к стоящей на столике бутылке коньяка. Сегодня всё было ещё хуже, чем обычно. Он не возбудился, несмотря на абсолютную вседозволенность и кроткую покорность нижнего. Чейз чувствовал, происходящее скорее раздражает его, кажется фальшивым и неполноценным — недостаточным. К нему приходят для избавления от проблем, к нему приходят за помощью, к нему приходят ради собственного наслаждения. И никто, чёрт бы их всех побрал, не приходит ради служения, ради самого Чейза. Все, кто был с ним после Гектора, казались дешёвой фальшивкой. Ни на что, предок-волк их задери, не годной! Залпом осушив треть бутылки, Чейз закашлялся и запустил эксклюзивным подарочным коньяком в стену. Осколки разлетелись по всей комнате, и один больно впился в обнажённую икру. Чейз выдернул его, разозлившись ещё больше, вскочил на ноги, испытывая острое желание растоптать все осколки голыми ногами, а после найти на улице первого попавшегося блондинистого альфу и заставить его вопить от боли. Видимо, только настоящее жестокое насилие принесёт ему успокоение и напоит его демонов допьяна. Чейз чувствовал, как медленно сходит с ума. Он знал корень проблемы, понимал, от кого в его жизни все беды, но всё ещё держался за здравый смысл на самой грани безумия. Если он пересечёт черту, то просто кого-нибудь убьёт. А если позволит себе оглянуться назад — они с Гектором убьют друг друга. Как Руди чуял его настроение на расстоянии, всегда оставалось для Чейза загадкой. Но друг каждый раз выдёргивал его за шиворот с края обрыва, уже практически в полёте. Так что пришедшая СМС не стала для Чейза сюрпризом. «Привет, Охотник. Приезжай к нам, что-то мы давно не виделись. С нас выпивка, с тебя максимальная скорость прибытия». Руди. Папу его, Руди-обманчиво-сладкая-конфетка. Друг-омега, у которого Чейз когда-то увёл Гектора. Увёл и вляпался в него по уши. А ведь намерения были самыми что ни есть благими. Чейз видел, как непокорный и откровенно неадекватный нижний сводит его друга с ума: ломает, заставляет чувствовать себя неполноценным доминантом, подстраивает под себя и бесконечно подрывает уверенность. Тогда всё казалось легко и правильно. Он поманил постоянно изменяющего Руди Гектора пальцем, и тот пошёл к нему. Они провели всего несколько сессий, и Чейз собирался оставить Гектора и прервать связь. Сказать, чтобы тот никогда больше не подходил к Руди и не смел пытаться ломать верхних. Иначе однажды сломают его. Чейз собирался. И не смог. Он как сейчас помнил свою последнюю встречу с Гектором. Таких сессий у него никогда не было. Альфа был шёлковым и позволял всё. Даже не просил, не пытался направлять, как на первых порах. Просто языком тела, взглядами, позволенными жестами показывал — я твой. Ты можешь порезать меня на куски, и я буду благодарен за это. Я здесь, чтобы служить тебе. Гектору хотелось верить. О, если бы не печальный опыт Руди, Чейз и сам бы ему поверил. В тот раз он впервые перегнул на сессии: едва не задушил Гектора, пришлось проводить экстренную реанимацию. А когда открывший глаза альфа глянул на него с обожанием, Чейз осыпался осколками к его ногам. Всё, что он смог сказать Гектору, когда привёл его в адекватное состояние: — Я хочу убить тебя, чтобы сделать только своим. Беги и не оглядывайся. И никогда не возвращайся к Руди — он тебе не подходит. Никаких обвинений, наставлений и правильных слов. Голая откровенная правда, сводящая с ума. И бесконечная жажда, которую Чейзу так и не удалось утолить с другими альфами. Разблокировав телефон, Чейз перечитал СМС от Руди и фыркнул. С тех пор, как тот вышел за Дольфа, его лексикон совершенно обезличился. Это бесило. Руди с Дольфом будто воспринимали себя как единое целое, и это проявлялось даже в мелочах. «К нам, мы, с нас… Вы там в сцепке что ли лежите, или ты сожрал Дольфа? Он-то вряд ли будет рад меня видеть. Я злой, как тварь, так что готовь много выпивки. Приеду и буду жаловаться на свою никчёмную жизнь». Набрав другу СМС, Чейз забрался с ногами в кресло и оделся прямо на нём, балансируя на грани падения. Разбираться с осколками не хотелось, поэтому Чейз перепрыгнул через них и, распахнув дверь, обулся в коридоре. Всё-таки Руди знал, когда написать. Злость постепенно испарялась, растворяясь в жалости к себе: Чейз понимал, он никогда не найдёт идеального нижнего. Просто потому, что уже проебал такого, а чудес не бывает. *** — Чейз, давай я проведу с тобой сессию? Ты совсем в себя ушёл, блуждаешь где-то и носа не высовываешь. Что тебя тревожит? Ты ведь просто так не скажешь. Руди отвёл его в сторону после второй бутылки. Пил омега так, что любой бы позавидовал, мог выжрать ведро и пройти на шпильках по тонкому бордюру. А вот Чейза уже повело: поел он только в гостях, а бухать начал ещё дома. Видимо, коньяк в его венах бурлил как полагается, иначе Руди ни за что не раскрутил бы его на разговор. — Почему не скажу? А давай! Я хуёвый друг и доминант тоже так себе. Никакого кайфа с момента переезда, думаю об этой суке постоянно. Проницательный Руди. Он замер, вперился в Чейза своим фирменным тяжёлым взглядом, от которого и у самых крутых альф яйца поджимались. — Ты не говорил, что у вас было серьёзно. Значит, твоя гуманитарная помощь была не такой гуманитарной? Странно… Руди явно отпустил эту историю не только на уровне грамотно выставленных блоков. Теперь ему как будто и правда было всё равно, и беспокоило его только душевное состояние Чейза. Хотя, возможно, счастливая семейная жизнь и правда способствует пересмотру прошлых отношений. — Не гони волну, Руди. Я зацепил его ради тебя, но потом… Чёрт, не знаю, может, он проклял меня за то говно, что я вытворял. Но я не могу найти кого-то, кто будет волновать меня так же. Всё превратилось в рутину, игру в одни ворота. Нижние кайфуют, а я ни черта не чувствую. — Я тоже думал, что после него ни с кем не смогу. Никто не отдавался так страстно, никто не провоцировал во мне таких же безумных неадекватных желаний. А что было после — ты знаешь. Мы переехали, и через полгода я встретил Дольфа. И могу со всей уверенностью сказать, что у нас совершенно другой уровень отношений и доверия. Да, нет безумных страстей на грани, но кайфа не меньше. — Значит, ты уникален, тебе повезло. И не думай, что мне завидно: Гектор тебя почти сломал. И я рад, что ты выбрался. Я не смог. Всё закончится тюрьмой или психушкой, я это чую так же ясно, как раздражение твоего Дольфа из-за того, что мы отошли вдвоём. Руди обернулся и покачал головой, давая Дольфу понять, что у них важный разговор. Тот сделал вид, что не при делах, и пошёл дорезать закуску, а Чейз закатил глаза. — Я не смогу с таким. С любым не смогу, моё желание причинять боль перестаёт быть безопасным, и я не уверен, что это не нужно лечить. — И что, ты думаешь, Гектор мог бы помочь тебе вернуться в адекватное состояние? — Я либо разрушу наваждение и смогу вернуться в рамки, либо убью его. Не уверен, что второй вариант приемлем, каким бы поганцем он ни был. — Да уж, второй вариант меня не устроит по многим причинам. Но если ты думаешь, что есть шансы остановиться на первом, могу дать его новые контакты. Чейз подобрался, не замечая, как агрессивно попёр вперёд, остановившись от сильного тычка в грудь. — Откуда у тебя? — Он никогда не оставлял меня в покое, ты же знаешь. Нашёл и в этот раз. Извинялся снова, просил о встрече. Но мне уже всё равно. И я заметил, знаешь, каждый раз, что бы ни говорил — он упоминает тебя. Когда я написал ему, что вышел замуж, он закидал меня сообщениями о том, какую я совершил ошибку и какое ты чудовище. Поздравил, когда я объяснил, что ты здесь совершенно не при чём. Извинился и не писал больше, Чейз. Как думаешь, почему? — Потому что его удовлетворил тот факт, что ты с кем угодно, но не со мной? — Ну надо же, у тебя голова работает даже после литра коньяка. — Полутора. И ты реально считаешь, что дело во мне? — В первую очередь, конечно, в его уязвлённой гордости. Но и в тебе, судя по всему, тоже. Только я бы не советовал тебе соваться к Гектору снова. Ты, конечно, взрослый умный альфа, и не мне тебя лечить, только как бы и вправду лечить не пришлось. — А меня уже надо, Руди, я уже в психушке закрыться готов. Чем чёрт не шутит, а вдруг клин клином? — А вдруг нет… ладно, Чейз, я дам тебе контакты и даже постараюсь не лезть, если ты решишься. Но учти: друг у меня один, и следить за тобой я буду ещё пристальнее, чем сейчас. — Да, папочка, конечно папочка… Руди, а почему он писал тебе, а не мне? Если твоя теория верна — это странно. — Ничего странного. Меня он не боится. Да уж… ответить на это было нечего. У Гектора были все основания бояться Чейза, и вряд ли воспоминания о последней сессии были приятными. Но затуманенный алкоголем мозг блокировал разумные доводы в пользу неадекватности намеченной авантюры. Как там говорят? Писать по пьяни бывшим нельзя? Ну так Гектор и не бывший. Несколько сессий явно не в счёт.