Моцарт с любовью из Кореи

      Чонгук снова до утра трудился и не сомкнул глаз. Работа утомляет, вынашивает и убивает, но она позволяет немного поддерживать нормальную жизнь и сводит нарастающую скуку почти на нет. Вести образ ночной бабочки, а именно компьютерного червя, создавая всякие программки и рекламки для маленьких компаний в инстаграме — не такая уж и плохая идея, но только соглашаясь на эту сделку, Чонгук почти сразу обрубил себе все связи с социальной жизнью. Ночью бодрствует, днём спит. Реальная сова в человеческом обличии. Пропускает все главные события своего окружения, которых не так уж и много, но в свои выходные с чистой душой может съездить в соседний город без угрызений совести и просто по-человечески выспаться и пролежать на отдыхе двое суток. Чонгук не жаловался. Он давно привык к такой жизни. Он не был звездой всех вечеринок мира и не был известным среди людей. Не открыл Америку, не создал двоичные коды и не взломал базу данных США. Не спасает жизни людей, да и не музыкант столетия. Он до одури простой и его устраивает то, что его время не тратится на бестолковые дела, но вот иногда выпить пива со своими друзьями Чимином и Намджуном он не отказывается. Чонгуку приятно проводить с парнями время, в котором он возвращается в их былую университетскую жизнь, где ещё особо никого не парило, что будет завтра и проблем, кроме как неподготовленных предметов, практически не было. Беззаботная и молодая жизнь не впускала взрослый быт, и тогда ребята были действительно свободны. Сейчас они также свободны, молоды, успешны и перспективны, только за спиной тяготят взрослые вопросы, что с каждым днём цепями сковывают и которые нужно решать сейчас. Время далеко за утро. Чонгук встаёт с кресла, потирая глаза. Он сегодня засиделся, дорабатывая очередной проект одной из крупных компаний в сфере развлечений. Впервые за несколько месяцев он уловил крупную рыбешку, где платили неплохие деньги за очередной вброс красочной карусели в инстаграм и на ютуб, что делает Гука на шаг востребованнее и успешнее. Он не из тех, кто оставляет начатое на потом, и если он сейчас разогнался — остановиться не сможет, как ни крути. Будет идти до победного, но ничего не оставит незавершенным даже на несколько дней, вот это и стало причиной того, почему он уже несколько дней так упорно трудится на работой. Чон не лентяй. На часах пять, а солнце так и норовит пробраться сквозь плотные шторы, которые погрузили во мрак спальню юноши. Он не любитель ранних лучей и уж точно не ранняя пташка, которая наслаждается теплом на балконе с чашкой чая в левой руке и в правой с газетой. Чон берет сигареты, включает кофемашину и попутно открывает окно, впуская свежий воздух в квартиру. Морщится. Ёжится. Ему неприятно ощущать небольшой холод от свежести, поэтому поверх футболки накидывает чёрную толстовку и садится на подоконник, свесив ноги на улицу. Так ему больше нравится встречать рассвет, нежели стоять на балконе, где пол пробирает до костей, а поручни до ужаса липкие. Разум очищается, в глазах больше не рябит, и дышать становится легче. Чонгук любит скинуть напряжение от монитора таким способом. Он опирается руками о подоконник и поднимает слегка голову к небу, скрестив ноги в воздухе. Ему не нравится солнце, лезущее в глаза, но ему нравится, что его разум очищается от загруженных мыслей. Он наслаждается тишиной, которая будет с ним ещё некоторое время, пока ее не прогонят первые людишки, спешащие на работу. Чонгук не совсем любит людей. В университете ему нравилось быть в центре внимания. Он любил лишний раз выпить, и не лишний раз побыть в компании ребят, но с годами тяга к вечеринкам иссякла, а на новое место пришла взрослая жизнь, где есть мысли о приобретении недвижимости за городом, хорошей работе и отношениях с достойным человеком. И если к первому и второму пункту Чонгук уверенно шагает по прямой дороге, то с последним у него явные проблемы. Когда он был последний раз на свидании? Года три назад? Чонгуку тот парень из тиндера сразу не понравился. Какой-то весь веселый из себя, шустрый, наивный и с заразительным смехом. Почти как сам Чон. Встречаться со своей же копией? Увольте. Но что-то заставило тогда парня встретиться с анонимным собеседником, от которого он видел только еле смутное фото. Оба смущенные, незнающие что делать, но вот один из них был слишком активным, чтобы скрыть нарастающее волнение. Тогда парни засели в какую-то забегаловку, чтобы разрядить напряжение и болтливость второго, там же решили и поесть кимбап. К слову, через полчаса ужин собеседника Чонгука оказался на его же футболке, посему общение прекратилось, а эта встреча забыта как о страшном сне. Особенно Чонгуком. Футболку он тогда сразу же выкинул. С тех пор он никого не искал и никого не ждал. Пришёл к тому выводу, что слишком молод и ему нужно натусоваться, только вот тусовок в его жизни давно нет, сейчас ему 25, да и к серьезным отношениям он вроде как готов, но искать того самого? Нет, он все ещё считает, что рано. Гук втягивает дым сигареты плавно, продвигая никотин по всем частичкам легких, заглушая моральную усталость быстро. Из-за этого проекта он не спал уже больше суток, от чего вялость и неряшливость давали о себе знать со скоростью света. Да и сейчас он решил взять перерыв на кофе и перекур только из-за того, что в глазах буквы двоятся, а пульс почти перестал чувствоваться. Недосып на Чонгука особо остро влиял. Его организм привык к тому, где ночная работа вытеснила дневную жизнь, но он борется привыкать к отсутствию сна. Глаза слезятся от едкого дыма, по телу бегут мурашки от утренней свежести, а запах кофе смешался с табаком, создавая дуэт, который уже давно стал природным ароматом самого парня. Парень опускает голову вниз, и начинает наблюдать за дорогами недалеко от дома. Машины постепенно заполоняют проезжую часть, пытаясь как можно быстрее доставить своих водителей к месту назначения. Город начинает гудеть, а вместе и с этим шумом в чонгуковом теле просыпается неприязнь к движению, что постепенно нарастает снаружи. Бычок летит в пепельницу, звучание птиц настораживает, а люди, что стали ходить под окнами, напрягают. Чон забирается снова в квартиру и плетётся за бодрящим напитком, который от ожидания своего хозяина уже начал остывать. Делает глоток и горечь стекает по горлу, оставляя неприятное послевкусие темного шоколада, которое уже давно въелось в жизнь Чонгука. Гук подходит к зеркалу и громко вздыхает. Когда он успел довести цвет своих синяков под глазами почти в тон тёмным стенам спальни? Определенно вид уставшего парня довольно сексуален, и Чон это подмечает, но стоит ли этот видок всех его дрожащих рук и заторможенность мыслей? Он не согласен. — Чонгука-а, потерпи, — хрипит парень своему второму «я», пытаясь чуть подмигнуть. — Нам осталось немного. Нет, не немного. Чонгук и сам не понимал почему взялся за этот проект так резко и решил все сделать за несколько дней. Он уверен на сто процентов, что дедлайн работы у него только через две недели, ему хватит буквально несколько дней, чтобы все сделать, а затем отдых и дать своему организму сон, но сейчас он его изматывает и обезвоживает, подчеркивая свой болезненный вид. Реальная причина его усердной работы неизвестна, но человек погружается во что-то, чтобы отвлечь себя от чего-то серьёзного, ведь так? Чонгук не хочет соглашаться с этим. — Думаешь, — он сделал глоток кофе и зачесал волосы пятерней. — Нам лучше поспать и доделать все чуть позже? Собеседник не ответит, но внутренний Чонгук ликовал и кричал со всевозможными силами «да». Парню нужен отдых. Он не может просто так себя добивать лишь своим занудством и бзиком. Он не оставлял ничего недоделанным, но сейчас ему просто необходимо восстановить хоть немного сил, чтобы не загасить всю работу, что он тщательно проделал. — Ты прав, — вздыхает. Чонгук ставит кружку с напитком на прикроватный столик, стягивает с себя толстовку вместе с футболкой, сил не хватает на то, чтобы снять штаны, и в них же плюхается в постель, накрываясь одеялом с головой. Чон не понимает, как всего лишь сутки без сна так добили его. Он и раньше днями не спал, иногда и больше. И только сейчас его накрывает полностью усталость, даже не давая возможности полностью раздеться, не говоря уже о том, чтобы выключить тот же самый компьютер. Раз. Тело парня окутывает приятная волна облегчения, которая передаёт прохладу от постельного белья и аромат стирального порошка. Запах ванили смешивается с чонгуковым запахом, и делает дурманящий экстаз, который вмиг уносит Чона в сон. Два. Разум отказывается принимать любые мысли о том, что нужно бы закрыть шторы, чтобы лучи не разбудили в обед и включить кондиционер на более низкую температуру, ведь днём будет очень жарко, и Чонгук впоследствии проснётся потным. Парень почти засыпает. Он уже давно послал к чёрту и кондиционер, и шторы, и окно, которое не закрыл и из которого чуть позже будут идти возгласы прохожих, что будут метаться постоянно рядом. Он проваливается в страну грёз и ближайшие часов двенадцать уж точно не собирается возвращаться. Три. Какого черта? Непонятно откуда взявшаяся мелодия пробила чонгуков настрой и сон начал постепенно уходить к чертям, нарушая покой парня. Это что, Моцарт? Подумать только — шесть утра и симфонический концерт, что становится громче с каждой секундой. Мелодия играет плавно, перетекая от ноты к ноте и собирая воедино мелодию, которая то и дело становится более эмоциональной. С каждым движением руки все быстрее, наращивается темп и вот уже звучит что-то более тяжелое и высокое, нежели с самого начала. Чонгуку это всё въедается в голову. Он любит музыку, но не любит ее рано утром, когда пытается отдохнуть. Ноты звучат то выше, то ниже, тональность непостоянная, и не совсем понятная мелодия. В голове уже давно пошли галлюцинации в виде писка, что раззадорила мелодия сверху, а разум твердит пойти и разобраться с этим чудным музыкантом, который пытается собрать овации утром. Ему аплодировать никто не будет. Чонгук хочет заехать по лицу и раскромсать вдребезги это чёртово пианино, лишь бы больше не слышать этот звук. — Какого хера, — парень скулит и смотрит на часы. Прошло ровно пятнадцать минут с тех пор, как он завалил своё тело на прохладную постель. Ещё пятнадцать минут назад он дал себе слабину, позволяя своему организму отдохнуть. Ещё пятнадцать минут назад он был готов провалиться в сон, чтобы перестать чувствовать пульсирующую боль в висках и не видеть образы предметов вокруг себя расплывчато. А сейчас он просто стонет от этой жуткой классической мелодии, и готов провалиться под землю, накрыть голову любым количеством подушек, чтобы не слышать это. — Этот музыкант перестанет брынкать? — сминает подушку Чон и смотрит в потолок, чуть открывая глаза. Но его человек выше не переставал «брынкать». Он не переставал играть мелодию, которая плавно и аккуратно выходит из под его пальцев. Чонгук знал, что у него новый сосед, и знал, что это мужчина. Как-то он подслушал случайно в подъезде разговор соседей о том, что въехал некто, в чью квартиру затаскивали огромный рояль. Еще тогда Чон стал молиться всем богам, чтобы этот рояль не оказался над ним. Как видишь, Чонгук, не все мысли материальны. Чон лично не знаком с этим Моцартом, но уже улетучилось желание получить хорошие взаимоотношения с этим человеком. Возможно, он бы простил его концерты, если бы они зазвучали во время того, когда это не отвлекает Чонгука от работы или от отдыха. Парень любил работать под музыку, но предпочитал он что-то более тяжелое и резкое, чем Баха или Бетховена.

***

Прошло уже минут тридцать, а пианист не переставал клавишничать. Чонгук не хотел идти на какую-то агрессию, выжидая, что кто-то из соседей все же успокоет этого чудика, но потом в голову въелась мысль о том, что сегодня у всех выходной, на улице температура выше положенного и большинство людей, проживающих в этом доме, скорее нежатся за городом в своих бассейнах или спят в летних домах, а не слушают сонаты с утра пораньше. — Эй, придурок, — Чонгук кричит в потолок, не боясь задеть своего соседа. — Если ты не заткнешь эту херню, я тебе ее в жопу засуну, — он переходит на мат, но ответа и не следует. Парень живет с детства в этой квартире. Сначала долгое время провел с родителями, затем долгое время в одиночестве. И он на столько привык к тому, что вокруг него нет никогда ни единого лишнего звука, что ситуация, кототрая происходит сейчас, выбивает его из колеи. Чонгук мечется между тем, чтобы пойти и накричать в живую на этого человека, и тем, чтобы остаться и просто попытаться уснуть, но уснуть не получается. Как бы он не накрывался с головой, музыка пробивает каждую часть его тело и отдается раздражением. — Я когда думал о смерти, — Чон кричит. — Не думал, что умру красиво, — на последнем слове фыркает. — Но это дерьмо уже лишнее, чувак, — Парень встает и направляется к двери. Подъездный запах сбивает помутневшие мысли парня на выходе, и Гук затормаживает, чтобы точно обдумать всё. Стоит ли идти и агрессивно начинать разговор с этим мужчиной? Или же стоит с ним мирно все разобрать? Но как можно мирно обсудить вопросы, если он не слышал чонгуков крик, а стены у них тонкие? Нет, так не пойдёт, Чонгук зол, потому что даже в подъезде слышит эти клавиши. Он сжимает кулаки и резко подрывается наверх. Музыка становится все громче, а нервы Чона уже на исходе. Он злился на этого музыканта за то, что ему не дали отдохнуть. Он злился на то, что этот самый чудак его не услышал. Он злился, что ему сейчас приходится идти по этому душному подъезду и разбираться с человеком , которого даже в глаза не видел. Чонгук даже в предвкушении. Он не имеет понятия, что за мужчина будет находиться перед ним. Вдруг это молодой человек, как и он, и они подружатся? Или же это амбал размером с шкаф, и он способен уложить любого, кто в шесть утра ломится к нему в дверь? А если это старик, вдовец, например, у которого из счастливых моментов остался его рояль и игра на нем? В таком случае Чонгуку будет стыдно и он будет винить себя за то, что так поспешил с выводами. Он подошёл к похожей двери на свою, только на этаж выше, и топчется. Парень подбирает слова, с которых хочет начать диалог с этим Моцартом. — Здравствуйте, — Чонгук шепчет и смотрит в стенку. — Вы бы могли перестать играть? Я после работы немного устал и хочу немного выспаться, — на этих словах звуки музыкального инструмента стали ещё громче. — Да ты издеваешься, черт возьми, — Чон шипит. Никакой дружеской волны не будет. Парень подходит вплотную и начинает нажимать на звонок. Музыка продолжается, реакции ноль. Он нажимает ещё сильнее, ожидая, что от этого зависит звук звонка, но тщетно. Мелодия не прекращается и к двери никто не подходит. Чонгук начинает стучать в дверь. Его до ужаса злит такая ситуация, где его чисто игнорируют. Сперва его крики, теперь его действия. Что там за человек, который полностью погряз в своей музыке? — Открывай, иначе я сломаю эту чёртову дверь, — юноша кричит. Конечно он не сломает, потому что чисто физически выломать дверь не очень подкачанному Чонгуку будет сложно. — Чертов мудак, — парень решил переходить на оскорбления. — Вырубай свою пианинку. После десяти минут тщетной попытки достучаться и дозвониться до соседа, у него ничего не вышло, и Чонгук, пнув дверь, и сразу пожалев об этом, идёт домой, чтобы попытаться заснуть или застрелиться. (правильный корень подчеркнуть) Гук заходит уже в слегка тёплую квартиру, в которой воздух прогрелся из-за открытого окна, и спешит закрыть его, дабы окунуться снова в освежающую прохладу. Человек сверху не перестаёт играть, а нервы Чонгука сдали, и он со всей злости пинает стул с одеждой, от чего предмет валится. — Я тебе при встрече разломаю все лицо, я не шучу, — снова кричит и снова реакции ноль. Чонгук вздыхает и потирает переносицу. Его покой закончился? Скорее да, и он разочаровано садится на кровать, зарываясь лицом в ладони. Неужели нет закона о шуме или чего-то типо этого вроде? Почему сейчас, когда тело ноет от физической недостаточности и ощущает себя вареным овощем, когда нужно просто хорошо выспаться, он не может это сделать? Или все же может? Парень забирается на кровать и с головой укутывается в постель. Он попробует уснуть. Он должен немного поспать, а с тем человеком выше он ещё поговорит, но чуть позже.

***

— Я не вижу, чтобы он дышал, — слышится сквозь тишину. — Ты предлагаешь пощупать его пульс? — удивляется второй голос и в ответ получает смех. — Совсем сдурел? — Если этот волосатый откинется, я заберу его комп. — Не заберёшь, — Чонгук выползает из своего убежища, понимая в чьём присутствии он находится. — О, — первый голос кричит. — Живой, — он прыгает на Чонгука, поджимая его. — Ты так только на слово «компьютер» реагируешь? Если бы я сказала что-то типо «Эх, я бы сейчас Чонгуку малыша Куки передернул бы», ты бы проснулся? — Что с тобой не так? — Чонгук откидывает от себя друга, издавая стон, и открывает глаза. Чимин лежит на нем, улыбаясь, а Намджун сверху смотрит серьезно. — Что вы тут делаете? — Мы договаривались встретиться, помнишь? — Чимин угрожает пальцем, привлекая внимание темноволосого. — Ну да, — Чонгук сбрасывает Пака с себя и смотрит на часы. Время шесть вечера. Неплохо, он смог уснуть и проспал половину суток. Это даже очень хорошо, потому что Чонгук чувствует себя бодро. — Только завтра. — Чонгук, — Намджун подходит к другу и с беспокойством смотрит на него. — Уже завтра, — он замечает удивление темноволосого. — Ты во сколько вчера уснул? — Мы до тебя не могли дозвониться. — Поэтому мы тут, — Джун подходит к компьютеру и просматривает монитор. Важных документов открытых нет, поэтому он выключает устройство и поворачивается к друзьям. — Я и не слышал звонков, — Гуки присел и протер ладонями лицо. — Это все этот чертов музыкант. Он меня убил своей музыкой. — Опа, — Чимин скрещивает ноги и опирается руками о постель. — Что за музыкант? Ты был не один в эти дни? — Один, — Чон показывает пальцем наверх. — У меня новый сосед и он музыкант, — зевает. — Вчера он в шесть утра начал играть на рояле. — Ты знаешь его? — Ким подходит к шторам и открывает их, наблюдая за солнцем, уходящем в закат. — Не мог сказать ему, чтобы он перестал? Рано для игры в музыкалки. — Так я пытался. Я и кричал, и стучал, и пинал эту ссанную дверь, — Чон встаёт и направляется в сторону кухни. Он поворачивается к ребятам и те кивают в ответ. Три чёрных без сахара. — Меня просто в игнор кинули. Я и заснул под брынчание этой херни. — Чонгука-а, — Чимин смеётся. — На гитаре брынкают, а там клавиши. — Да мне плевать что у него там. Я хочу засыпать в тишине. — Попробуй с ним поговорить сейчас, — Ким подходит к холодильнику и вытаскивает мороженое. Единственный из трёх, кто любит это лакомство употреблять с кофе. — Мне за ним бегать? — Чонгук приподнимает бровь и смотрит раздраженно на Намджуна. — Он должен понимать, что это не круто шуметь в шесть, мать вашу, утра, — он одну отдаёт чашку Джуну, вторую несёт Чимину. — Если он не перестанет, я просто буду говорить с ним жёстче. — Эй, эй, эй, громила музыкальных инструментов, остынь, — Пак настроен позитивно. — Вдруг там секси паренёк, м? Не порть сладкое личико. — Пусть этот секси паренёк сделает все, — тот смотрит наверх. — Чтобы я его не слышал ни утром, ни ночью. — Поднимись к нему и скажи это лично, — Чимин не отступает. — Здесь два варианта, — он встаёт и направляется к подоконнику. — Либо ты бьешь ему лицо и вы враги на всю жизнь, — он щурится, присаживаясь. Солнышко спину пригревает. — Либо у вас как в драме: секс, стоны, крики, любовь до гроба и пейнтхаус из ваших двух квартир. Намджун смеётся, а Чонгуку не до смеха. Он серьёзен и немного напряжен — Чимин-а, — Чонгук кашляет. — Тебя Юнги-щи плохо потрахивает? — он наклоняет голову. — С чего у тебя такие фантазии? — У меня отличная половая жизнь и отличный мужик, Чонгук-а, — Пак сдаваться не собирается. — А вот твой Куки, скорее всего, уже затух. — Проверишь? — Не здесь, — Джун смеётся, вставая между хохочущими парнями. Чонгуку нравится в их дружбе все. Они больше, чем друзья. Они как маленькая семья, которая делится друг с другом абсолютно всем. У них нет секретов и абсолютно любую дискуссию они всегда превращают в шутку, любые советы воспринимают всерьёз, а любые просьбы выполняют тотчас же. Они дорожат друг другом, и это невозможно изменить. — Поговорим о членах за раменом позже, а пока, — Чонгук стягивает футболку. — Я в душ.

***

Вот уже на протяжении двух недель Чонгук то и застаёт концерты в разное время суток. Бывало и поздней ночью Моцарт сверху садился за свои сонаты, и это продолжалось несколько часов. Этот некто выбирает специальное время для своих музыкальных пауз — когда бОльшая часть отсутствует в доме, тогда и он начинает выступления. Чонгук зол очень сильно. Он плохо концентрируется на работе, ходит с желанием все крушить и ломать. Намджун и Чимин пытаются вообще его не трогать, чтобы не попасть под горячую руку. И за все эти две недели Чон ни разу не смог застать хозяина квартиры выше. Либо он также не открывал дверь и игнорировал просьбы Чона, либо его не было дома, и Чонгук ещё больше злился. Злился от того, что его личный комфорт перестали уважать и сейчас покой трещит по швам. Он уже готов заплатить кому угодно, чтобы ему ломом выломали эту чёртову дверь сверху, и он сам разбил бы ему лицо в мясо. — Может ко мне переедешь? — предлагает Намджун, отпивая пиво с банки. Сегодня парни решили собраться у Чонгука, как обычно. В планах поиграть в приставку и просто провести хорошо время, но и Чимин, и Намджун, и Чонгук просто выжидают, когда король симфонического оркестра подаст голос. Чонгук, чтобы снова выбежать на лестничную площадку выше и пинать дверь, Чимин и Джун, чтобы просто посмеяться. Чонгук рефлекторно уже бегает на этаж выше и пытается достучаться до этого незнакомца. Проблем с полицией он не хочет, поэтому всеми путями узнаёт, что за человек живет там. Он спрашивал у соседей, но все в один голос твердят, что не имеют понятия что за мужчина там присутствует. И из них никто не страдает особо от концертов соседа. Только Чонгук постоянно срывается и набивает дверь, как футбольный мячик. — Намджун-а, — Чонгук улыбается. — С тобой невозможно жить, — он тепло улыбается. — Я кое-как выдержал с тобой несколько лет в общаге, а сейчас загнусь, — он ставит банку на стол. — К тому же Сокджини-и может быть против. — Он никогда не против вас, — Намджун смотрит на бутылку и не поднимает взгляд. Его разочаровывает, что его друзья такого мнения о его бойфренде. — Знаем, — Чимин заметил беспокойство Джуна и положил руку на его плечо. — Чонгук хотел сказать, что не хочет вас смещать. — Но тогда сколько ты ещё будешь устраивать марафоны до его двери и обратно? — Пока не поговорю с ним. — Чонгука-а, — Пак направляет бутылку на Чона и прищуривается, рассматривая его сквозь прозрачное стекло. — А ты не думаешь, что этот чувак над тобой просто ржет? — он подтвердил догадки друга, который не хотел признавать себя дураком. — Я не поверю, что он не слышит твоих криков и не замечает грязь от ботинок на двери. Кстати, ты хоть постарался над дверью? Там есть вмятины? — Несколько, — Чонгук откидывается на спинку дивана. — А в чем прикол его рофлов надо мной? Разве он сам не хочет отдыхать? Спать, блять, нормально, например? — Может он тебя когда-то украдкой увидел, влюбился и не знает как подкатить, — смеётся захмелевший Джун. — А через музыку пытается передать свою симпатию. — Я его убить хочу, какая симпатия, — цокает Чонгук. Вся троица заливается смехом. Они уже считают всю эту ситуацию клоунизмом, а двое из троих думают приготовить Чону палату в психиатрической больнице, потому что ещё чуть-чуть и тот съедет с катушек. Чимин только хочет озвучить мысль вслух, как его перебивает очередная мелодия сверху. Намджун начинает истерически смеяться, Чимин вздыхает, но улыбается. Он уверен, что этот сверху не просто так пилит сонаты для Гуки, а Чонгук бьется головой о подушку, потому что терпеть нет сил. Чон подрывается с дивана и направляется на балкон. Третья бутылка пива даёт о себе знать, и сейчас парень готов рвать и метать, а друзья направляются за ним, чтобы перекурить и снова посмотреть на этот цирк. — Ты меня заебал, чертов ты засранец, — Чонгук поднимает голову к небу, обращаясь к соседу. — Уже вынес весь мозг и нервы. — Не ответит же, — Намджун смотрит наверх, улавливая тусклый свет. Ему самому интересно, зачем этот парень творит такую дичь и чем это все закончится. — А представь, — Чимин затягивается, смотря наверх. — Если он также хорошо трахается, как и играет. Чонгук вопросительно смотрит на друга, а музыка стихла. Ребята прислушались. Звукоизоляция в этом доме нулевая, и любой шорох отдаётся почти четко. Послышалось шуршание на балконе сверху и визг зажигалки. — Трахаюсь я действительно хорошо, Чимин, — произносит басистый голос сверху. Вся троица резко поднимает головы наверх, но кроме рук, в одной из которых сигарета, ничего не видят. Чонгук стоит ошарашенный. Наконец он вообще уловил хоть какую-то связь с этим мудаком, который уже какой день выводит темноволосого на нервы. «Отличные руки», подмечает Чонгук, но ничего не произносит. — О, явился, — тянет Чимин, не отрываясь от балкона сверху. — Откуда имя мое знаешь? Мы знакомы, дружок? — Нам нужно лишь было заговорить о твоём члене, чтобы ты заговорил? — Чонгук бросает наверх, затягиваясь сигаретой. — Нет, — басистый голос продолжает курить. — Я слышал все ваши разговоры на балконе, — он скидывает пепел, который чуть не попадает на плечо Джуна. — Вы такие забавные, Намджун-а, Чимин-а, Чонгука-а, — на последнем он так протянул приятно, что внутри Чона что-то съёжилось. — А ты засранец, — тянет Чонгук, не отрывая взгляд от его рук. Они слишком завораживают, чтобы просто перестать на них смотреть. — Нахера ты играешь в любое время суток? Ты знаешь, что в один момент я не выдержу и вызову копов. Тебя оштрафуют за нарушение шума. — Мне нравится тебя бесить и то, — бычок тушится. — Как ты кричишь. Надеюсь, в кровати все также происходит, — окурок летит вниз и силуэт сверху пропадает. Лишь звук закрывающейся двери доходит до ребят. — Вот урод, — шипит Чонгук и срывается к выходу. Он намерен поймать героя, чтобы надрать ему задницу. — Ставлю две тысячи вон, что через неделю у них будет секс, — Чимин тушит сигарету и протягивает Джуну руку. — Ставлю три, — отвечает Ким, соглашаясь на спор. — Что через три, — он замечает удивление друга. — Пацан сверху стойкий, заметь. Чонгук тяжело дышит перед дверью этого некто. Он опирается рукой о стену, откашливаясь. Не стоило бежать сразу после того, как бычок был выкинут. Возможно, пора бросать курить, и Чонгук всерьёз об этом задумался, как начал со скоростью света до двери своего бесячего соседа. Он хочет поймать момент, и сейчас тот самый момент. — Открывай, кусок дерьма, — Гуки слишком резок. В нем смешались раздражение, которое долго его не покидает, и алкоголь, что ударил в голову. Он сейчас настроен серьезно размазать этого чувака по стенке. Чонгук никогда не позволял насмехаться над собой. Он сразу выявлял таких людей и ставил их на место, но что делать, когда ты попросту к можешь поймать человека, который издевается над твоим состоянием? Его руки. Они действительно хороши. Чонгук в тусклом отсвете заката рассмотрел каждый выступ, каждую черту и ранку этих рук, и они действительно как-то взбудоражили Чона рвануть наверх. Он не видел более утонченных пальцев, чем эти, и готов поклясться всем богам мира, что мог бы умереть от этого басистого голоса. Руки и голос всегда доводят Гука до экстаза, и в этот раз не было исключения. Внутри Чона бурлило какое-то чувство, в котором он не мог разобраться. Либо это алкоголь и злость, в чем он уверен на все сто процентов, либо это понимание от того, что над ним живет вполне сексуальный сосед, который обратил на Гука внимание, и пусть таким отвратительным и ужасным способом. — Открывай, твою мать, — Чонгук ударил рукой по двери, но кроме боли на его костяшках никакой реакции не поступило. И снова музыка. Этот чертов сосед издевается над ним. Чонгук вздыхает, понимая, что сегодня никаких знаков от него не добьётся, и скатывается на пол, опираясь о дверь. За эти недели парень научился различать разный ритм его игры. В какие-то дни он играет быстро и резво, заставляя немного подтанцовывать, в другие его мелодии меланхоличные и затяжные, а бывают дни, когда его игра заставляет чувствовать себя ужасно угнетающе. И Чонгук никогда не мог предугадать, что спустя какое-то время начнёт различать мелодии, которые постоянно наигрывает его сосед. — Я до тебя доберусь, сумасшедший, — Чонгук встаёт и ударяет в дверь, прислоняюсь лбом к холодному металлу. — Если не сегодня, так завтра точно. Начинается теперь настоящая игра.