Этого не было

Ветер воет над нами. Небо обнимает Землю. Я не смотрю в него, но чувствую затылком его мягкость и бесконечность. Здесь нет никого и пахнет дикими травами. Я держу тебя в руках, как небо - землю. А трава под тобой обнимает тебя так же нежно и зовёт срастись с ней, - но не в акте смерти, а в акте любви. Мы могли бы срастись с ней тогда же, но ты не позволил. Ты - ангел, привязанный нитями к моим пальцам, ты - случайное богоподобное наваждение, ты - две пары глаз из райского сада, упал почему-то в мои, именно мои ладони и - за что? Ты подо мной, но тебя невозможно уловить, когда открывается бездонность двух голубых пропастей и я лечу прямо в капкан. Ты - нежность цветов, так же изящен в плавности изгибов, ты - мой раб теперь, я твой царь, а, может, наоборот, а может, взаимно. Теперь очень страшно, яростно страшно, как в аду. Теперь воля сознания не принадлежит мне, а бежит на поводке за твоей. И этот ад - лучшее, что было со мной в жизни. Я вошёл через окно. На дворе сырость и чернота, прорезанная светом прожекторов, - а здесь с самого порога поглощает тёплая сфера. Я медленнее всего на свете - именно потому, насколько хочу увидеть быстрее - подхожу к углу и выглядываю. Жизнь имитирует сон: ты сидишь на кровати и смотришь прямо на меня, зная с самого начала, что я там буду, должен был быть. Волосы растрёпанны в огромном пуховом одеяле, ты в нем - как ангельское дитя в колыбели, и только два глаза смотрят таким количеством слов, которое мне никто не говорил за всю жизнь. Глаза любящего пса, глаза убитого любовью поэта, омуты мировой печали и самого личного, самого грустного и прекрасного поражения, готовность сдаться врагу с белым флагом и поднятыми руками. Просьба: «возьми это все», и грустные глаза от того, что мы оба видим: ты проиграл. И я подбегаю и обхватываю это тело, такое пугающе новое и такое странное оттого, что уже будто родное. Ты говоришь мне в лицо то, что должен, и я отвечаю тем же, но это лишь условность, это лишь название обвивающей по рукам и ногам цепи. Это лишь то, как люди называют откидывание тебя на кровать и меня над тобой. Ты - как цветок, распустившийся вдруг, раскрывший бутон здесь и сейчас. Ты комок моей нежности и режущего восхищения, будто соткан из миллиона молний. У тебя краска на лице, а чёрные ресницы опускаются вниз. Мы будто два стебля, сплетенные в поле, и наши лепестки скользят друг по другу так гладко, будто так было задумано самим Богом. xx Я не мог заснуть до рассвета. За двадцать лет моей жизни не было дня, который перевернул бы все мое нутро так, как сегодня. Сегодня я впервые стал собой, впервые почувствовал руки на своих плечах. Я впервые коснулся чужой души по-настоящему, голыми руками, обойдя привычный панцирь. Пусть это длилось несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы убить меня прошлого. И слава Богу мы не сделали то, что хотели, иначе я бы наглотался таблеток от страха перед самим собой и будущим. Я не знаю, что ждёт в этом будущем, и, хотя я бы предпочёл забыть этот день и последний год, будто их не было никогда, я прекрасно знаю, что не согласился бы на это ни при каких условиях. Пусть этот день будет искупаться целой жизнью страданий, я, пожалуй, соглашусь на эту цену, лишь бы иметь в сердце то, что горит в нем сейчас. Я обдумывал это все, когда лежал в темноте и рассматривал белые линии света на потолке. В один момент, уже совсем на рассвете, почувствовал, как что-то внутри стало вырываться. Как будто мое нутро ощутило приближение некой сферы. Кончики пальцев покалывало, и дыхание сбивалось. Я вслушивался в тишину и ждал звука - не зная, какого. Что-то подсказывало, что так должно быть, что ты должен прийти. И ты пришёл. Я знал, когда раздался отдаленный треск, что это ты. И мучительно всматривался в угол, мысленно рисуя там силуэт. Силуэт стал реальным и бросился на меня, совсем реальными руками схватив мои плечи, и тепло от него было тоже совсем реальным. Хотя это было так, я отказывался признавать - но почему-то все равно сказал, что люблю его, этот силуэт, а он коснулся меня губами. А потом в одну секунду исчез. Вместо теплоты - вдруг снова холод, но ее следы продолжали гореть под кожей. Прожектор светил прямо в глаза, было ли это правдой? Я хотел, чтобы ты вернулся и остался, хотя знал, что так нельзя. Хотел, чтобы ты опять дотронулся до меня, и я бы отдался теплоте, и лето растопило бы зиму. хх Это все было. В какой-то вселенной, где мы намного смелее. Где мы не боимся себя и друг друга и не боимся огромного враждебного мира. Там я остался с тобой, на твоей кровати. Я целовал твоё лицо и молил Бога, чтобы счастье не закончилось сейчас же и продлилось хотя бы ещё чуть-чуть, хотя бы одну минуту. Чтобы нас не пронзило молнией за этот великий грех. А ты застыл, сломленный, испуганный, и давал мне водить руками по своему телу. Я сказал все, а ты молчал в ответ, вместо слов сверкая яркими глазами, поедающими меня всего. Из-за стен доносились звуки просыпающегося кампуса, но я не уходил, а ты не просил, ведь всего этого не было. Были только мы. И в один момент уже перестало быть страшно, ведь это было неважно. Ты в моих руках, твои волосы щекочут мне лицо, дыхание шумит под ухом. И все остальное неважно.