Предчувствие

      Вечером, лежа в постели, я прокручиваю в голове моменты репетиции и не могу побороть улыбку. Вальс, который так напугал меня в начале, теперь не кажется таким жутким. А Дэн… я теряюсь в своих чувствах. Его подколы в первую неделю знакомства были жесткими. Даже не верится, что это делал тот же человек, что всего несколько часов назад согласился поставить на повтор вальс из Анастасии и терпеливо прослушал его сотню раз.       Можно ли простить такого человека? Я уже не чувствую обиды, но общество говорит, что это не должно быть забыто. От этого зависит и выбор модели поведения. Нужно ли продолжать ставить крест на человеке, который приложил усилия и исправился?       Я ворочаюсь с боку на бок, пытаясь найти ответы, пока не погружаюсь в очередной кошмар. Но в последний момент я успеваю найти выход. Я готова переступить через негатив и никогда о нем не вспоминать. Но я хочу знать причину. Говорят, что буллерами становятся трусы, которые на самом деле чего-то боятся. Боялся ли чего-то Дэн? Или причина действительно кроется во мне?       Я откладываю поиск ответов на момент после бала, когда появится время об этом подумать.       В последний учебный на неделе день я заглядываю на собрание клуба издателей, которое в кой-то веки проводится в своей комнате, а не в зале для танцев.       Больше всех, как обычно, копошится Долон, с которым на неделе я больше почти не пересекалась. Мой куратор ходит по кабинету и промывает всем мозги. Я перестаю его слушать, когда он начинает повторяться. Скучающе сидя за столом, я ловлю взгляд Аманды. Обмен понимающими улыбками наводит на мысль.       — Долон, — вклиниваюсь я в речь парня. Он смотрит на меня рассержено, но все же дает продолжить. — Прости, что перебиваю. Чем я в итоге завтра буду фотографировать?       Аманда, встрепенувшись, поднимается с места, потягиваясь.       — Фотик здесь. Давай покажу.       Девушка уводит меня к своему столу, где рядом на тумбе в сумке лежит предназначающаяся мне техника.       Аманда показывает, как включать фотоаппарат, переключать режимы, настраивать и смотреть получившиеся фото. Я беру технику в руки и пытаюсь сама все проверить. Щелк, щелк, щелк – и улыбающаяся Аманда сразу в нескольких экземплярах остается в памяти флешки. Жать так сильно на кнопку не надо. Щелк – и заседание клуба тоже запечатлено навеки.       — Не парься сильно, в начале можешь сделать вид, что фоткаешь, а потом забей и веселись, — шепчет Аманда, склонившись ко мне.       Договорившись с Долоном о времени, к которому нужно быть на месте, я вешаю сумку на плечо поверх лямки рюкзака и иду на стадион за Дэном, который вновь застрял на тренировке. Парни все еще бегают по полю, когда я занимаю место на трибуне.       Свисток и крики тренера наводят на меня тоску. Он гоняет футболистов снова и снова, пытаясь добиться идеала. Сидеть в тени прохладно, но из-за обманчивого солнца с собой у меня ничего нет, и я скрещиваю на груди руки, ладонями пытаясь согреть плечи хотя бы немного.       А тем временем у кромки поля на зеленой траве не менее усердно репетируют болельщицы, повторяя одни и те же элементы раз за разом.       От скуки и холода я вновь лезу в сумку и достаю фотоаппарат. Разрядить его в ноль не хочется, но попрактиковаться немного – хорошая идея.       Объектив не приближает так, как хотелось бы, но я вижу всех, как на ладони, хоть и не понимаю, кто где из-за шлемов.       Я делаю снимок за снимком, пытаясь поймать лучший кадр. После очередного свистка мяч возвращается в игру, и толпа безумцев набрасывается на мальчика с мячом. Тот подпрыгивает вверх, отправляя мяч в противоположную сторону, когда его подхватывают. Я нажимаю на кнопку в ту же секунду и в ужасе подскакиваю на месте. От боли парень падает на землю, тренер бежит к скоплению, не прекращая свистеть. Снимок скорее всего испорчен, но все это меркнет. Этот американский футбол слишком травмоопасный.       Полежав немного, футболист встает с помощью товарищей по команде, и я облегченно выдыхаю. Но этот момент становится последним на тренировке. Пока уставшие спортсмены плетутся в раздевалки, уже знакомая медсестра бежит к полю с белым чемоданчиком.       Я спускаюсь на первый ряд трибун, занимая место с краю. Один из парней на стадионе поднимает вверх руку, привлекая внимание, и я узнаю Дэна. Парень стягивает шлем, отдает его Дереку, что-то сказав, и легкой трусцой подбегает ко мне.       — Сейчас переоденусь и вернусь. Замерзла?       Отрицательно мотаю головой, но парень пристально смотрит в ответ.       — Врешь.       — Иди уже, — легонько толкаю его в руку – единственное, до чего я дотягиваюсь.       Я задумчиво смотрю вслед парню, исчезнувшему за дверью раздевалки.       Он спросил, замерзла ли я. На душе как будто распускается прекрасный цветок.       Скрип пластика рядом возвращает меня к реальности. Повернув голову, я замечаю севшую рядом Лейлу.       — Кажется, я проиграла эту войну, — хитро прищурив глаза, смотрит на меня девушка. — Ты теперь ходишь на его тренировки?       — У нас сегодня последняя репетиция вальса, — оправдываюсь я, смущенная ее словами. — Завтра уже танцевать…       — Вы очень мило смотритесь, — делится Лейла, заставляя мои щеки вспыхнуть.       — Прекрати, — молю я, опуская взгляд.       — Ну а что? Это правда, — пожимает плечами девушка, а потом, склонившись ко мне, продолжает:       — Признайся, он тебе нравится.       Сердце бьется все быстрее, а я замираю и не могу вымолвить ни слова, чувствуя себя пойманной с поличным. Хочется трусливо сбежать, отрицать, доказать, что все не так, кричать, но… я молчу, не в силах признаться даже самой себе, что все изменилось.       Безумие.       — Ты ему нравишься, это было понятно с самого начала, — после небольшой паузы говорит Лейла, смотря вперед. — Я за вас рада. Правда.       — Нет, все не так, — слабо выдавливаю и тут же терплю фиаско.       — У тебя взгляд изменился. Раньше ты постоянно закатывала глаза, а сейчас сама не можешь оторваться от него. На свадьбу только не забудьте пригласить! — подкалывает она меня, легонько толкая плечом, и я взрываюсь смехом.       Лейла ошибается. Или не совсем?