Стадии

Гэвин праздники не любил. Может, конечно, не с самого раннего детства, хотя и бывало, что батя перебирал с выпивкой и потом вел себя как свинья, но лет так с тринадцати, когда начал подозревать, что все эти увеселительные мероприятия мало чем друг от друга отличаются. И обычно коллеги не рвались его поздравлять в очередной день рождения с подарками наперевес, но после робо-революции, видимо, у всех окончательно снесло крышу и народ решил, что отныне можно все, что раньше было не принято. Гэвин честно забыл о том, что у него, вроде как, праздник. И поехал вместе с Крисом в этот злосчастный бар, искренне веря, что там их ждет важный свидетель. Однако, не тут-то было. Как только они вошли в зал с крайне тусклым освещением, да еще и подозрительно тихим для вечера пятницы, дурные мысли как-то сами собой полезли в его голову. Но оформиться во что-то адекватное они не успели. Потому что почти сразу со всех сторон повключались яркие лампы, раздалась какофония звуков, состоящая из взрывов хлопушек, громких криков и чьего-то мерзкого улюлюканья. Когда Гэвин прозрел, проморгался и пережил первую стадию охуевания и облегчения от того, что не успел схватиться за ствол, то обнаружил небольшую, но гордую компанию из своих коллег. С плакатами «С днюхой, говнюк!» и стаканами с пивом. — Охуеть, — выдал Гэвин, переживая вторую стадию. В которой он действительно был поражен не столько тем, что ему все-таки устроили сюрприз, сколько тем, что среди веселых поздравителей были помимо Тины, Криса и еще нескольких нормально к нему относящихся ребят, еще и Хэнк с пластиковым мистером всезнайкой — Коннором. Кроме всего прочего, они выглядели вполне благодушными и со стороны могло показаться, что они все его лучшие друзья. Много мыслей посетило голову Гэвина в эти мгновения, от неприятия и догадки, что они все обознались и поздравляют кого-то другого, до легкого раздражения не то за то, что прежде ему ничего подобного не устраивали, не то — за то, что никто не удосужился сначала выяснить его отношение к сюрпризам прямиком из красочных комедийных сериалов. Благо, Гэвин не был дураком, чтобы тут же испортить отношения со всеми, кто еще терпел его выходки на работе. Поэтому, заперев в дальнем углу часть себя, представляющую собой злобного сварливого старикашку, Гэвин растянул губы в широкой фирменной улыбке и стал принимать поздравления. Третья стадия настала позже. Когда Гэвин сообразил, что ни Хэнк, ни Коннор, выполнив символическую часть, валить никуда не собираются. А вот это уже было откровенно херово. Первая кружка пива еще не сорвала ему тормоза, но уже достаточно разогнала спорткар его нрава, и он чувствовал, что в любой момент его может занести на каком-нибудь резком повороте, и тогда прости-прощай, нормальный праздник, а завтра по утру будет мучительно стыдно за сотворенное. Но случай представился даже раньше, чем он планировал. Коннор сидел за столом в своей новой черной футболке и классно обтягивающих задницу джинсах (Гэвин заценил, когда мотался в туалет). Поза его выглядела расслабленной и, Гэвин бы сказал, провокационной. Но он прекрасно осознавал, что относится к Коннору предвзято, хоть и временами для самого себя непонятно. Например, он без вопросов признавал его привлекательным, прямо скажем — чертовски сексуальным, но в то же время бесился с того факта, что все это ненастоящее, состоящее из металла и пластика и, по идее, просто не должно было бы ему нравиться. Он же все-таки нормальный, здоровый человек, а не какой-то там извращенец. А потом он видел затылок с коротким ежиком волос, линию шеи, несколько родинок и напрочь забывал, что это все — искусная имитация. — Потанцуем? — неожиданно даже для себя самого вдруг выпалил Гэвин, засмотревшись на профиль Коннора. Тот, конечно же, сразу к нему повернулся. Несколько удивленный или скорее успешно имитирующий удивление. И тут было два пути. Первый — самый адекватный и мудрый: соврать, будто обращался к Тине и быстро утащить ее в центр зала, пока никто не разобрался. И второй — отвечающий традиции общей абсурдности дня, в который тридцать девять лет назад Гэвин Рид решил появиться на свет. И Гэвин сделал выбор, продолжая пялиться на Коннора, физически ощущая, как полыхают щеки и надеясь, что в темноте этого нихуя не видно. — Вы приглашаете меня, детектив? — осторожно уточнил Коннор. В его внешнем виде, за исключением диода, который он так и не снял, не было ничего намекающего на его андроидскую природу. Временами Гэвин ловил себя на мысли, что хочет знать больше, выяснять, осмотреть тщательнее. Едва ли кто-то мог предоставить ему такую возможность. Даже до закрытия секс-клубов с андроидами таких как Коннор там не водилось. Протитип. Первый и уникальный. Вместо того, чтобы ответить, Гэвин закинул в рот луковое кольцо и решительно поднялся со своего места, жестом своим не просто приглашая, но делая это так, будто имел право на удовлетворение своего желания абсолютно всегда, а не только сегодня. И хоть внешней уверенности в этот момент ему было не занимать, он не стал смотреть на коллег, чтобы ее не растерять, сдувшись проколотым шариком. Ему хватало тяжести их удивленных взглядов. Ему вполне доставало того, что Хэнк не стал останавливать вставшего Коннора, отозвавшегося на приглашение. — Не знал, что вы умеете танцевать, — совершенно мирно признался Коннор. — Ха! — ответил Гэвин. Кто сказал, что он умел? Но разве можно было отказаться от возможности наконец-то потрогать Коннора. А заодно проверить, окажется ли он столь же желанным для его организма, когда вместо мягкого и теплого пальцы схватятся за твердое и холодное. Да, к робо-шлюхам Гэвин не заглядывал никогда и в чужих андроидов никогда пальцами не тыкал. Поэтому, вместо того, чтобы схватиться за упругий зад Коннора… Гэвин развернулся и пошел к бару. Срочно надо было отвлечь себя от разочарования и позорного танца. Он понятия не имел, как танцевать под то недо-кантри, что лилось из колонок, и пока был недостаточно накачен пивом. Коннор, видимо, оценил ситуацию и последовал за Гэвином. — Вы передумали? — Осознал, что недостаточно подготовлен, жестянка, — стараясь оставаться хозяином положения, хмыкнул Гэвин, заказывая еще один стакан. — Ясно, — коротко выдал Коннор и устроился на барном стуле, изображая из себя хорошего мальчика. А у самого на роже был написан весь его скептицизм. — Чего это там тебе ясно? — начал заводиться Гэвин. И пока совсем не в том смысле, на который рассчитывал его разогретый алкоголем и близким нахождением Коннора организм. — Вы искали повод, чтобы со мной поговорить с глазу на глаз. И, судя по вашей реакции, я делаю выводы, что чем-то вас не устраиваю. Гэвин выругался. Запил свое негодование выставленным барменом на стойку пивом, решительно стер рукавом налипшую на губы пену и решил, что созрел. — Какой догадливый. Вот именно. Именно этим и не устраиваешь! Коннор непонимающе вскинул брови, и Гэвин снизошел до того, чтобы пояснить: — Вот этими своими неестественными речами, искусственностью, машинностью! Вообще есть такие слова? Не важно. Я вот, если мне надо, придумаю новое слово, а ты что? Покопаешься в словаре и выдашь заумную хуету! — Ваша претензия в том, что мой словарный запас шире, чем у среднестатистического человека? — Опять ты за свое… Да не разговаривают так люди, ты слышишь?! — Но я не человек. — Именно! Ты зарвавшаяся железяка, прикидывающаяся живым и чувствующим, а сам не можешь испытать, пережить и половины тех ощущений, что ежедневно испытываем мы! — Но это не так, — Коннор оставался спокойным, как психолог с многолетним стажем общения с клиентами. Чем только подтверждал мысли Гэвина. — Вы обесцениваете мой опыт, не зная его. С тем же успехом я могу сказать, что ваша нелюбовь к андроидам обусловлена только стереотипами, которые недопустимы для любого человека с развитым критическим мышлением. Вместо этого я скажу, что алкоголь расслабил вас настолько, что вы теперь готовы высказать все свои опасения и обиды на андроидов и меня в частности. Гэвин выдержал паузу, чтобы обдумать все, что только что выдал Коннор. И, в конце концов, согласился: — Возможно. В еле уловимой улыбке Коннора, Гэвин прочел надежду: «Гэвин Рид не совсем безнадежен». И, конечно же, поторопился ее разрушить. — Возможно, я пьян настолько, чтобы с тобой поговорить и все тебе высказать. Ты-то и этого не можешь. Ты приперся в этот бар, поздравить ненавистного тебе коллегу с праздником. И заметь, «ненавистным» я тебе польстил, потому что скорее всего ты вообще ничего относительно меня не чувствуешь, а твои программы помечают меня максимум как «помеху». Так вот ты приперся поздравлять меня, вообще непонятно зачем. То ли потому что тебе настолько нечем заняться вечером после работы, то ли твои социальные программы иначе заебали бы твой мега-мозг оповещалками. В любом случае, ты даже не можешь нажраться в говно, чтобы тупо набить мне морду. И даже не ждешь, что до такого состояния допьюсь я, чтобы дать тебе повод вполне справедливо ушатать меня в нашем не вполне равном поединке. Сказав это, Гэвин почувствовал себя немного гордым за то, что дескать и он умеет в развернутые речи. Да и по задумчивому лицу Коннора сделал вывод, что на сей раз попал в цель. Поэтому он хлопнул зависшего андроида по плечу и, довольно улыбаясь, забрал пиво со стойки, чтобы вернуться к столу, где его уже заждались настоящие, человеческие друзья. На руке еще оставалось фантомное тепло тела под мягкой футболкой. Он постарался не думать об этом факте. Как и о том, что собственное тело живо откликнулось на этот непродолжительный и смазанный контакт с объектом своих влажных фантазий. А потом Коннор исчез. Гэвин хотел бы верить, что тот пресытился общением с ним и решил вместе с Хэнком покинуть их развеселую компанию. Но только вот Хэнк никуда не ушел. Хэнк вместе со всеми распивал пиво и травил шутки. И Гэвину как-то не с руки было интересоваться у него, куда делся его напарник. Гордыня или гордость, или осознание собственной вины, чем бы то ни было, все, что он мог себе позволить, пройтись по бару, чтобы выяснить, что Коннор действительно ушел. А если Хэнк оставался спокойным, то его все-таки предупредили об уходе. Но червячок сомнения в собственной адекватности уже поселился в Гэвине. И теперь мешал даже не просто расслабиться — толком захмелеть. И через полчаса душевных терзаний, на телефон Гэвина пришло странное сообщение: «Я искренне хотел Вас поздравить и сделать этот день особенным», — потом еще одно: «И мне хочется доказать, что Вы не правы». Тогда он не выдержал и все-таки поинтересовался у Хэнка, как можно более нейтрально: — Андерсон, где носит твоего пластикового придурка? На что Хэнк добродушно усмехнулся — как эдакий Санта-Клаус местного разлива — и ответил: — Он просил меня молчать. Но я скажу: готовит для тебя сюрприз. — Какой еще сюрприз? — поморщился Гэвин. — Понятия не имею. Иначе бы отговорил его. И так он для тебя слишком уж старается. Как говорила Алиса в стране чудес, становилось все чудесатее. И подозрительные сообщения продолжили приходить. «Я надеялся, что смогу наладить наши отношения. И мне хочется верить, что это еще возможно». «Вы знаете, что для 4елове4еского мозга вреден алкоголь? И не только для мозга!» Гэвин подозревал, что что-то тут не то. Да и на подготовку к сюрпризу походило слабо. «Где тебя носит?», — отправил Гэвин в ответ. «Ищу ответы на свои вопросы», — пришло минут через пять. Гэвину все это совсем не нравилось. Он едва сдержал себя от того, чтобы попытаться до него дозвониться. А потом Коннор позвонил сам. И Гэвин поспешил ответить, но то ли в зале оказалась слишком громкая музыка, то ли люди слишком оживленно болтали, потому что он ничего не слышал. Когда звонок повторился, Гэвин вышел на улицу, под разнузданные шутки о том, что с любовницей, конечно, надо разговаривать в стороне. Но и это не помогло. Гэвин слышал только шум дороги из динамика и чьи-то чужие голоса. Коннор молчал. А потом и вовсе отключил звонок. Гэвин понятия не имел, что это на него нашло. Он попытался перезвонить. Написал еще несколько сообщений разной степени злости и взволнованности. Но, не получив ответа, вернулся в зал, чтобы по лицу Хэнка понять, что тот и вправду не знает, что происходит с Коннором. Это уже было совсем не смешно. Но Гэвин совершенно не понимал, что делать и как искать поехавшую мозгами жестянку. Но искать никого не пришлось. Коннор ввалился в бар, держа в руке канистру с непонятным содержимым. И «ввалился» в данном случае не было преувеличением ни на грамм. Он едва не снес стул, пока дошел до них, чуть не свалился сам, как-то странно двигаясь, будто его коротнуло током, и он никак не мог прийти в себя. Он гордо водрузил на стол канистру и широко улыбнулся. И все это, честно говоря, мало походило на сюрприз. — Кажется, я начинаю понимать, почему люди так любят выпить, — сообщил он и плюхнулся на свободный стул. — Ты что, надрался? — удивленно спросил Хэнк. Вид подбуханного Коннора так сильно его поразил, что он, кажется, наоборот — протрезвел. И, честно говоря, все присутствующие волей-неволей поддерживали его реакцию. Даже Гэвин, хотя он был единственным, кто понимал, почему это вообще произошло. — Можно и так сказать, — не стал отпираться Коннор. — В двух кварталах отсюда открылся бар для андроидов. Знаете, мне пришлось долго уговаривать местного бармена, чтобы мне налили с собой. Но я же не мог оставить вас насовсем… Он обвел пьяным взглядом присутствующих и, остановившись на Гэвине, вновь растянул губы в улыбке. «Только не говори ничего!», — мысленно взмолился Гэвин, надеясь, что прямо сейчас под его стулом образуется яма, в которую он сможет провалиться, чтобы избежать тотального пиздеца, к которому их приближал Коннор. Нет, он не походил на его пьяного батю. И был даже по-своему мил с этой своей теплой улыбкой, но Гэвину все равно это не нравилось. Как не нравилось первое бесконтрольное опьянение друзей, когда они травились и проводили остаток ночи рядом с унитазом. А еще. Очень уж сильно все это походило на поведение «пьяного бывшего». И он в упор не понимал, почему Коннор выбрал именно такой сценарий для воспроизведения. — Гэвин, у вас очень… Вы такой му…дрый человек. И глаза у вас красивые. Коннор выглядел таким искренним и честным, что Гэвин почти ему поверил. А Хэнк, осознавший всю катастрофичность ситуации, попытался утащить Коннора из бара: — Кому-то пора проветриться. Пойдем закажем тебе такси. Но Коннор все еще оставался андроидом — идеальной машиной. И хоть его реакции ухудшились, он все равно сумел увернуться от попытки его схватить. Правда, чуть снова не упал со стула. Но быстро сориентировался и пристроил свою задницу на столе. Теперь он был к Гэвину слишком близко. Его левая нога касалась бедра Гэвина. Его ладонь легла Гэвину на плечо и мягко сжала. — Гэвин все еще должен мне танец, — сказал он мягко. На их сегодняшнем языке это, видимо, означало, что Коннор хочет поговорить. И удивительно, но вся компания сообразила, что он имел в виду, как и то, что Гэвин в общем-то не против. И поэтому Тина (умница Тина) живо собралась и вывела всех на улицу. Даже Хэнка. Умение убеждать всегда было ее коньком. Гэвин слабо воспротивился, крикнув им вслед что-то в роде: — Куда это вы намылились? А счет кто оплачивать будет! На самом деле счет его не беспокоил. Но более умного способа, чтобы их удержать, он не придумал. К сожалению или счастью, это никого даже не задержало. Когда все ушли, так и не сменивший свое положение в пространстве Коннор тихо сказал: — Простите, я, кажется, все-таки испортил ваш праздник. Едва ли чудеса робототехники достигли такого уровня, чтобы в совершенстве воспроизвести такую искренность раскаянья и тоски во взгляде, на которую был способен только сильно пьяный человек. Но Коннор выглядел убедительно. Его образу не хватало только отвратительного запаха перегара. Остальные признаки прямиком указывали на то, что он действительно пьян и, что главное, абсолютно психологически беззащитен. — Это все только ради того, чтобы доказать, что андроиды умеют напиваться? Коннор криво усмехнулся: — Скорее не умеют. Я чувствую, что готов творить любые глупости. Гэвин отзеркалил его насмешку. Рука на плече дарила спокойствие и дурацкое наслаждение. Особенно тогда, когда Коннор сам того не осознавая начал слегка перебирать пальцами. Монетку ему что ли хотелось потеребить? — А вот я из-за тебя совсем не опьянел. Что делать будем? — Может, моего поведения вам достаточно для повода?.. — Херня, — поморщился, изображая недовольство, Гэвин. — Я не хочу бить тебе морду. Коннор задумался и серьезно кивнул: — Я тоже. Но я еще ни с кем не целовался, поэтому не знаю, действительно ли это желание вас поцеловать. Гэвин уже сбился со счета, какая стадия охуевания наступила на этот раз. Одно было ясно как день: Коннор пьян, а Гэвин… Борется с собой, чтобы не признать, что практически счастлив. — Я знаю только один способ это проверить, — сглотнув, произнес Гэвин. Спастись от предательского хрипа это не помогло. Коннор удивленно вскинул брови, будто не понимая о чем он. Но процессор его все еще был вполне исправен, поэтому взгляд его вскоре посветлел, губы тронула легкая улыбка. Он положил и вторую руку на его плечо, чтобы было удобнее медленно к нему приблизиться, коснуться губами губ, дождаться ответной реакции. В голове Гэвина билась только одна внятная мысль. И крутилась она вокруг того, что, кажется, тайное желание Гэвина, недосягаемая мечта, вдруг становится явью. — Ого… — пробормотал Гэвин. — Вроде, у меня не юбилей. — А я, вроде, не подарок. — Это точно. Но я бы тебя все равно распаковал. Коннор моргнул и тихо засмеялся. — Тогда нам стоит покинуть этот бар.