Арктический воздух

Между ними с самого начала зажглась яркая вспышка — искра, — которая со временем обратилась в самое настоящее пламя. Лир привычно щурится, позволяя незначительным морщинам прорезать его всегда гладкий лоб; смотрит на слегка режущие отблески света, заплутавших в мертвенно чёрных волосах. Лучи заходящего солнца, что сейчас нежилось в кровавых сгустках полусумрачных красок, мягко касались вампирских прядей, переливаясь при каждом новом грациозном движении. Риас едва касался ступнями земли. Или Лианиру так казалось? Он плавно передвигался вперёд, наступая. Создавая ощущение, словно бы тот парил, нарушая любые законы гравитации. Вне правил, вне рамок. В руке Риаса поблескивала сталь от практически чёрного меча, который поглощал любые отблески света: ладонь крепко обхватывала удобную рукоять мертвенной хваткой, а лезвие рассекло воздух с характерным при резких движениях звуком. Лианир отступает на шаг, делая упор на правую ногу. Он выставляет вперёд обе руки, раскручивая в собственных пальцах родовое оружие. Коса против меча? И каковы шансы, что эта тренировка не окончится плачевно? Парень не отступает, внимательно следя своим демоническим взором за каждым выпадом оппонента, словно бы пытаясь предугадать следующий удар. Но, признаться, каждый раз поддаётся: то ли мысли Лира затягивают его глубоко в безжалостную и безвозвратную пучину собственного бытия; то ли красота его визави выбивает любую почву из-под ног демона; то ли он на самом деле настолько слаб в подобных спаррингах. Ответ знал лишь сам Лианир. И едва ли был готов озвучить его теперь. Дыхание сбилось: не хватало обыкновенных глотков воздуха, чтобы заполнить грудь. А вот Риас, кажется, и вовсе не дышал. Делал это так спокойно и тихо, что Кишоу в который раз мог убедиться в мертвенности вампира без лишних экспериментов и без вооруженного взгляда. Но огонь — бесконтрольная стихия; каждое пламя способно не только согреть, но и сжечь дотла. Прыжок назад: практически в половину роста. Пятка опускается на неровную поверхность тренировочной площадки, заставляя Лианира молча чертыхнуться. Он резко уходит в сторону, чувствуя, как поток встречного ветра врезается в лицо, высушивая глаза и слегка потрескавшиеся губы. Идеальный момент для того, чтобы подловить непутёвого демона и нанести решающий удар, но боковой взгляд цепляется за застывшего каменным изваянием вампира: он замер, будучи напряжённым, словно струна, но не делая никаких иных телодвижений — даже не моргая. Лианир, не сумев понять в чем причина запинки, позволяет себе выкроить одно мгновение для восстановления. И в следующий прыжок становится на обе ноги, незаметно разминая едва не угодившую в капкан конечность. Адреналин пульсирует по венам, сбивая ритм сердца на более частный, звучащий наравне с гонимой кровью в тонких извилистых сплетениях вен, шумящий в ушных перепонках нарастающим давлением. Организм на пределе — пике своих возможностей. И дело далеко не в дурацком «дружественном» спарринге. Лианир замахивается косой, резко срываясь с места: в следующий миг лезвия скрещиваются между собой, а несколько маленьких искр тлеют в оковах пространства. Но режут далеко не они: перекрещенные между собой взгляды серых глаз и голубо-красных — вампирская гетерохромия — вот, что кромсает плоть изнутри. Ломает нечто важнее хрупких косточек позвоночника. — Слишком медленно. — Слишком слабо. Каждый из них оставляет по реплике, неожиданно снова срываясь с места в разные стороны. На руке вампира качается крест, а в ладони демона выжжена печать, но никто не рискует использовать всю мощь своих возможностей. Или не хочет? Неозвученные вопросы виснут между ними десяти тонными грузами, вверяя атмосферу в напряжённое состояние. Кажется, поднеси спичку в густой и спертый воздух, черкни шарообразной головкой по фосфорной тонкой дорожке, как... Полыхнет. Взорвётся, словно бы они оба были сухим трутом одной большой взрывчатки, одного большого динамита — бомбы массового поражения. Но в реальности же взрыв не заденет никого невинного. Кроме них самих. Каждое пламя способно обратить плоть в сизый пепел; и волнительное исступление от тепла обратится в душераздирающую агонию. При каждом новом движении мышцы словно бы тяжелеют, наливаются свинцом в желании пригвоздить измученную плоть к поверхности прохладной земли. И Лианир сослался бы на способности вампира управлять кровью через его родовые способности, если бы не был точно уверен в том, что Риас не был ранен. Как и он сам. Чтобы захватить контроль над кровью — её нужно пустить. Ирония в том, что чтобы захватить контроль над чувствами — достаточно взгляда. Демон изрядно вымотан, хотя этот бой длится не более получаса. Каждый из них знает об этой губительной слабости друг перед другом, но упёрто продолжает следовать каким-то внутренним инстинктам. Между ними давно всё было кончено. Таковое решение было правильным. Оно покрыло ледяной коркой их сердца, заставляя с жадностью умирающего пустынного путника глотать острые зазубренные лезвия, но. Это был единственный верный выбор, верный исход затянувшейся истории двух нечестивых существ. И не важны были причины и следствия. Важно было научиться жить со сквозной дырой в груди, из которой живьём каждый из них в своё время вырвал друг друга: некоторые раны способны кровоточить целую вечность прежде, чем их края наконец-то покроются едва заметной корочкой — слабой по своей конструкции подпоркой, ужасно ненадёжной защитой. А некоторым ранам не суждено зажить даже при самых забористых зельях и при самом интенсивном лечении. — На сегодня достаточно. — Голос Лианира звучит удивительно мягко. В нём не угадываются стальные нотки, которыми демон встретил своего давнего знакомого до этого. В нём не сквозит разъедающая плоть горечь или траурная печаль. И только лёгкая хрипотца нарушает идеальный тембр вибрирующих голосовых связок. Риас не собирается противоречить своему сопернику. Демон не знает: а устал ли его оппонент? Вампир ничем не выдавал себя. Совершенная маска невозмутимости словно бы приклеилась к его аристократически идеальному лицу. И только глаза — зеркало души, которая, к удивлению, присутствовала у любого живого существа, — только она выдавала истинную правду. Она позволяя читать между строк то, что они желали скрыть друг от друга. — Как скажешь. Риас отзывается не сразу. Его взгляд мгновение прикован к солнцу, что скрылось в кровавом зареве заката, исчезло между густых насаждений леса, обволакивающего поместье Кишоу и близлежащую территорию: тренировочную площадку, благоухающий сад и небольшой двор. Рука вампира легко уходит в сторону, а чёрное лезвие в следующий миг скрывается за ножнами. И лишь рукоять с кожаным переплетением нитей остаётся на виду. Лианир недолго стоит на месте, повторяя действия своего партнёра. Он взмахивает косой вверх и в сторону, кончиком лезвия рисуя в воздухе невидимую руну: подкинув оружие над головой, тот наблюдает за тем, как медленно исчезает магическая ткань, словно бы тает — обращается в белесый дым и растворяется. — Останешься? — Лианир мнётся долю секунды, а после берёт себя в руки, позволяя произнести лишь один вопрос, но чётко и ясно. Подписать приговор, отдаваясь в руки своего единоличного палача, что стоял напротив. Лир пристально и напряжённо заглядывает в чужое лицо, что по прежнему не выражает никаких эмоций. Словно бы протягивает руку в пасть самого дракона, ожидая: опалит ли он его своим огненным дыханием, захлопнет ли пасть или же... Отпустит? И тишина между ними затягивается непозволительно долго — невидимая петля обхватывает демоническую шею в грубые тиски, сдавливая с каждым мгновением всё сильнее. И дышать становится невыносимее, чувствуя, как рвется плоть под натиском невысказанного, что горчит на самом корне языка. И только лишь сердце пульсирует в груди с такой силой, что ударами своими вот-вот раздробит молочные косточки изнутри. Кивок. Лианир делает глубокий вдох, словно бы впервые: стальная удушающая хватка меркнет и исчезает, но сердце не замедляет свой ход, а лишь пропускает удар. Щемит глубоко в груди, но не от усталости или характерных остатков из цепочек реакций организма после тренировки. Щемит от боли, которую не выразить словами. И даже если бы в одно мгновение ему переломали все косточки, это едва ли бы сравнилось с тем, как изнывала его душа. Риас подписывает себе смертный приговор, позволяя Лианиру стать собственным палачом. На обугленных останках такого пламени не построить нового, не вырастить ни любви, ни веры, ни надежды. Лишь ждать, пока жар от углей не охладеет насовсем. Шум воды, доносящийся из уборной напротив, слышится настолько чётко, что Лианир начинает сомневаться в силе звукоизоляционных заклинаний, наложенных на каждую гостевую комнату. Демон стоит в самом центре одной из них, куда часом ранее прислуга временно заселила Риаса по просьбе самого Лира. Несмотря на то, что вампир был тут не более часа, воздух вокруг пропитался его собственным характерным запахом, отдающим слегка металлическим привкусом на языке — кровью, с которой нечисть был связан почти от рождения. В руках Лианира обыкновенная монетка, сохранённая в тайниках его предков ещё со времён создания чертового мира. Гравировка на металле давно была затерта, а сам кругляш размером в полтора дюйма был полностью покрыт черной эмалью — последствиями нахождения его в разных местах и консистенциях. Это не умаляло цены дорогостоящего предмета, но делало его не презентабельным на вид. Пальцы подкидывают кругляш вверх, который с характерным звяканьем очерчивает в воздухе дугу и возвращается на гладкую пясть демона. Лианир не помнит, как оказался здесь, словно бы ноги приволокли своего хозяина сюда без его воли. Или словно бы он и вовсе не сопротивлялся собственным влечениям, наверняка, впервые за долгое время. Демон невероятно устал. Устал быть правильным и наступать каждый раз на своё горло, устал переживать падение снова и снова, устал глушить в себе боль и задавливать любые желания в зародыше. Он устал от безмерного одиночества и бесконтрольной тяги, что и принесла его сюда. Он устал бегать от Риаса, но самое главное — от самого себя. Пальцы крутят монетку через один, пока Лианир молчаливо ставит перед собой условие: «Орёл — он пойдёт к нему, решка — он пойдёт назад». Демон подкидывает грош вверх, наблюдая за тем, как в воздухе крутится металл: принятыми считать условно стороной решки, три ровных полоски сменяются на полностью черную поверхность. Лианир безотрывно следит за каждым движением куска некогда желтого дьявола, решающего его собственную судьбу в столь ответственный момент. Монетка ребром удаляется о раскрытую ладонь Лира, а сам он, затаив дыхание, наконец сжимает пальцы в кулак. Напряжение нарастает. Демон шумно выдыхает и раскрывает ладонь. Решка. Да пошло оно всё к черту! Неконтролируемые злость и раздражение затапливают его изнутри разрушительным цунами, пока жалкая монетка летит в сторону и соприкасается с хладной поверхностью стены. А после с характерным звуком закатывается под массивный дубовый шкаф, навсегда пропадая там же. И плевать. Кишоу судорожно выдыхает, наконец позволяя себе сдвинуться с места, навсегда затаив обиду на чертовку судьбу, что бросила ему такой вызов — взвалила на плечи неподъемный груз. Демон медленно ступает к желанной двери, мягко надавливая на позолоченную ручку, потянув деревянную поверхность на себя. Он проскальзывает бесшумной тенью в ванную комнату, пока за его спиной меркнет последний проблеск яркого света от ночника. Гостевые ванные ничем не отличались от ванных комнат самих владельцев данного поместья. Лианир даже считал, что предназначенные для посетителей — они в десяток раз лучше и приятнее на вид и обстановку. Но, к сожалению, именно в этот момент любоваться мебелью и дизайном у него не было ни сил, ни желания. Демоническое нутро тянулось глубоко к ближайшей стене, где за запотевшим от пара стеклом скрывался тот, в ком он нуждался с далёких времен. Сердце сбивается с ритма. Лианир уверен, что если не звук закрывающейся двери или его маленькая сцена до этого, то собственный пульс уж точно выдаст его нахождение здесь. Запретная территория или то, чем он считал её. Демон снова колеблется, пытаясь собрать остатки неукротимой воли, и продолжить путь, заранее ведущий в место похуже самой Преисподней. Его пальцы вздрагивают, когда касаются нагретой поверхности металлических ручек одной большой душевой кабины. Он делает последний шаг навстречу, неожиданно даже для себя резко дёргая за них в разные стороны. Дверцы поддаются и с лёгкостью распахиваются перед демонической волей, обдавая лицо Лианира горячим паром и мускусным запахом шампуня. Кишоу не успевает заметить, пытаясь бороться с естественным явлением, но длинные и не такие холодные пальцы хватают его за грудки, резко затягивая в кабинку. Лир слышит, как громко захлопываются дверцы и как он больно ударяется об одну из стенок широкими лопатками. Кажется, что это половина от его нынешних бед, потому что потоки воды хлестко бьют его по лицу и плечам, вмиг делая рубашку тяжёлой раз в пять, а чьи-то острые когти опасливо прижимаются к его горлу. — Лир, — глаза Риаса сверкают алым в полумраке кабины, что говорит об использовании расовых способностей, — ты что творишь?! Непонимание и напряжение отчётливо слышны в голосе парня, пока тот всё ещё пытается решить: убрать ему коготь от важного органа в теле любого человекоподобного существа или же повременить с этим. Лианир прикрывает глаза, позволяя воде на грани терпимого полностью промочить его одежду и расслабленное лицо: струи ожесточенно ввинчиваются в плоть, будто бы желая поплавить кожу, а в самой кабинке так душно и жарко — маленькое пространство полностью пропиталось чужим запахом. Родным запахом. Тонкие пальцы бережно накрывают запястье вампира, а подушечки указательного и среднего лишь слегка поглаживают влажную кожу, насильно опуская чужую руку вниз. Риас поддается, ослабляя стальную хватку и убирая собственные опасные лезвия — когти. Он пытается рассмотреть лицо своего визави сквозь хлещущий поток воды, но никак не рискует выключить её: словно бы каждый из них нуждался в чём-то третьем между ними. В Линдвиоле, с кем они делили постель ранее, или же с потоком воды, которая воссоздаёт между ними шаткую и преодолимую разом грань, но служит той самой защитой — словно бы целлофановый пакет, который пытается удержать два тяжёлых валуна, летящих друг к другу со скоростью хренова гепарда. Лианир замечает мелкую дрожь в конечностях вампира и пытается не поддаться желанию, и не открыть глаза, чтобы осмотреть его. Чтобы убедиться в том, что ему не кажется и Риас на самом деле дрожит всем телом. Демон лишь делает выдох, слегка встряхивая головой: другая его рука заводит мокрые пряди волос назад, а первая всё ещё намертво прикована к руке вампира. Пальцы нежно очерчивают линию синеющих на белоснежной коже вен: ветвистое сплетение которых разрастается по всему вампирскому телу. Лианир молчит также долго, как и Риас на тренировочном поле, словно бы пытается решить: а стоит ли игра свеч? Шумный вдох сопровождается резким смещением влево: Лир делает несколько небольших шагов, огибая тело перед собой по косой траектории, внезапно оказавшись за спиной Риаса. Не выпуская его руки, лишь изворачивая собственную для удобства. — Лир, мы… — ...не должны? — Это… — ...неправильно? — Я… — ...не можешь? — ...хочу тебя. Этот по всем меркам конструктивный и плодотворный разговор закончился неожиданным образом для каждого из них. Лианир не удержал выдох, обжигая дыханием ушную раковину вампира, а второй в свою очередь вздрогнул, казалось, всем телом, резко поддавшись назад, буквально вжимаясь каждой клеточкой в плоть самого демона. Лир замер. Ему понадобилась доля секунды на осмысление сказанного, учитывая что собственный мозг ещё при жеребьевке с помощью монетки предпочел полную капитуляцию. — Риас, — едва слышимый шепот демона разрезает отзвуки бьющих капель воды о тела и поверхность гладкого пола кабинки, — я… Горло сжимает в тисках невидимая ладонь, не позволяя вымолвить ни звука, но тело, горящее в подступающей агонии, чувствующее рядом запретный и желанный плод — оно мгновенно отзывается, говоря реакцией то, чего не получилось высказать словами. Риас слегка толкается назад: его ягодицы врезаются аккурат в пах демона, вызывая всплеск судорожной и сладострастной дрожи. Изо рта вырывается прерывистый выдох. Лианир резко ударяет кулаком по одной из стенок душа, выставляя оную вперёд, пытаясь избавиться таким методом от напряжения, охватившего его бренную оболочку. И тем самым подталкивая тело вампира к гладкой запотевшей поверхности. Рука, которая всё ещё крепко-накрепко вцепилась в чужое запястье, сейчас медленно продолжила свой ход: пальцы нежно заскользили по коже, словно бы заново изучая каждый изгиб. От тонкого предплечья до призывно выступающих ключиц, огибая ложбинку едва ощутимыми касаниями. А после длинные пальцы аккуратно смыкаются на чужой шее, полностью обхватывая фалангами так, что кадык вампира упёрся ровно в центр демонической ладони. Лианир не душит, лишь грозится. Он совсем потерялся в ощущениях. Дрожь вампирского тела кажется неконтролируемой и до ужаса чувственной — заразительной настолько, что собственное тело отвечает взаимностью. Из горла Риаса вырывается полувздох-полувсхлип. Он поддается вперёд, упираясь одной рукой для опоры в ту же стенку кабинки, где его находит распахнутая кисть демона. Лианир шумно тянет воздух, зарываясь носом в затылок возлюбленного, за один вдох полностью насыщая лёгкие знакомым и желанным запахом. Далёкое, что ощущается так близко. И не верится, что это не просто сон. Кишоу накрывает влажную кожу шеи вампира, ведёт губами вдоль до самого плеча, с жадностью присущей лишь демоническим созданиям вылизывая капли воды. Риас вздрагивает ещё пуще и в голове закрадывается мысль, что ноги скоро откажут в желании хозяина стоять и наслаждаться прерывистыми ласками. Словно бы в подтверждение мыслей Лира, Риаса ведёт вперёд, что вынуждает его выставить ещё одну руку, теперь практически впиваясь в скользкую поверхность полупрозрачной стенки. Лианир следит за его движениями, вновь перекрывая собственное дыхание прежде, чем рука смещается с шеи вниз: очерчивает ореол потемневшего соска, ведёт через крепкую мужскую грудную клетку до самого пупка, скользит по его краям и также неожиданно срывается вниз. Влажные пальцы обхватывают член вампира, лишь слегка оттягивая вниз крайнюю плоть, тем самым полностью освобождая блестящую головку. С губ Риаса вырывается первый сдержанный сцепленными зубами стон, когда пальцы не отстраняются: подушечки мягко поглаживают чувственный орган слабыми и прерывистыми прикосновениями. Лианиру сначала кажется, что ему это слышится: немудрено — находиться под струями душа и бороться с нарастающими шумами в голове. Но звук, так похожий на сердечный стук, повторяется снова. Не такой, как у него — сбитый к черту минимальными стараниями Риаса. А слабый, но с каждым мгновением потихоньку набирающим скорость. Орган, отвечающий за жизнь, пропускает удар. Лианир напрягается и хрипит прямо на ухо вампиру: — Ты завёл своё сердце. Ответ следует незамедлительно, звучащий томной тональностью от едва контролируемого разума: — Ты завёл моё сердце. Двузначность фразы одним из самых острых осколков вонзается в плоть демона, проникая насквозь. Он тяжело выдыхает, — с углекислым газом всю боль и горечь. Это признание не единственное, что останется у Лира от возлюбленного. Но единственное, что сотрёт его в чёртов порошок потом. После. Когда всё будет иначе. А сейчас пальцы обхватывают член вампира, сминая его в тугое кольцо полусжатых фаланг: ногтевая пластина большого упирается в уздечку, лишь слегка приглаживая плоть, когда остальные начинают характерные движения — вверх-вниз. Лианир убежден, что его собственную пульсацию в члене можно услышать отсюда до самых границ Леса Алдая. Настолько тесно становится демону в промокших брюках, стягивающих его орган в тиски ткани. Но эта пытка — не главное. Большее удовольствие приносит новый стон, срывающийся с губ Риаса. Он выдыхает его со всей чувственностью, позволяя мышечным спазмам охватить неживое тело. Он выдыхает, а Лианир жалеет, что не может перехватить его губами, что не может впитать этот стон в себя. И даже немного злится на их положение до следующего трепетного шелеста. Вампир стискивает зубы, кусает клыками губы и напрягается каждой клеточкой тела, поддаваясь вперёд: он вколачивается собственным ритмом в стальную хватку чужой ладони, которая легко скользит под струями воды. В кабинке становится слишком жарко. Невозможно жарко даже для Геенны огненной, которая напросто обзавидовалась бы такому положению вещей. Температура долбит по вискам, вызывая болезненную пульсацию. Слабость и одновременно сила охватывает каждое сухожилие, каждую мышцу демонического тела. Лианир делает эпицентром всего своего существования Риаса, который даёт ему это право. Сбитое дыхание врезается в кабинку душа, где на запотевшем ранее стекле прорисовываются непонятные изгибы отпечатков, где стекает собранная конденсатом вода, где находится взглядом их совместное отражение. — Лир! Риас пытается повысить голос, но даже Лианир не узнает этой тональности. Вампирские уста истерзаны и чуть приоткрыты, а сам он едва на ногах держится. Из-за ускоренного ритма движущейся ладони вдоль разгоряченной плоти, тот, кажется, вот-вот достигнет пика. — Нет, пожалуйста. Не дай мне… так… Рука демона резко останавливается, зажимая края головки в тугое кольцо, тем самым предотвращая скорую эякуляцию. Они оба шумно дышат: демон в изгибе вампирской шеи, а Риас в сторону. Мгновение проходит, чтобы выдохнуть прерванный чувственный оргазм. Лианир открывает глаза, резко ударив по смесителям, тем самым, наконец, затыкая безудержный поток воды. Риас же медленно, не делая резких движений, оборачивается лицом к Кишоу: его дрожащие пальцы впиваются в края белой мокрой рубашки на теле Лира. Он цепляется за них так отчаянно, словно вот-вот сорвётся в пропасть. А в глазах — одном голубом, а другом красном — читается лишь непреодолимое желание, что можно сравнить с первобытным инстинктом. Грехом покуда ужаснее, чем совершила Ева. Демон всё ещё пытается восстановить дыхание, заглядывая в лицо Риаса. Одна ладонь нежно накрывает его щеку, опускаясь мягкими поглаживаниями через выделенные выразительные скулы вниз к подбородку. Такие касания создают резкий контраст с движениями ранее, воспроизведенными ниже пояса: нарастающими поступательными движениями, что создавали имитацию скольжения. Никто из них не говорит ни слова, но оба прекрасно понимают язык жестов. Пальцы Риаса, всё ещё дрожащие от напряжения, накрывают пуговицы мокрой рубашки. Он честно пытается высвободить перламутровые кругляши из петель, но на третьей, кажется, срывается к чёрту. Руки резко дёргают ткань в разные стороны, разрывая искусный шов на несколько частей, но тем самым оголяя грудь демона, казалось, пульсирующей не хуже, чем его член. О стояке, конечно же, вампир также позаботился. Его пальцы дёрнули за пуговицу и ослабили давление, стягивая молнию брюк вниз. Это было довольно сложно, поскольку мокрый замок заедал, но все же реально. Риас осторожно освободил твердый орган от тисков ткани, стягивая и верхнюю часть одежды, и элемент нижнего белья, через которые Лианир переступил в тот же миг. Он не смог сдержать облегчённого выдоха, когда член наконец-то был освобождён, а болезненное трение сменилось лёгким касанием к головке. — Прошу, Лир... В пору удивиться тому, откуда находится столько мольбы и твердости в чужом голосе, что минутами ранее срывался на скулеж. Однако Лианир не придает этому значения. Он чувствует, как разливается тепло по телу от этих слов. И как собственные демоны радостно завывают в полный голос, растапливая лёд, охвативший сердце. Демон подхватывает Риаса за ягодицы, крепко прижимая к себе; тот заводит ноги за его поясницу, сцепляя их между собой для удобства, руками зарываясь в светлую шевелюру. И пока Лианир всеми силами пытается дойти до гребанной спальной комнаты, чувствуя трение члена о межягодичную выемку, их губы находят друг друга. Это не поцелуй, а если данное слияние уст и можно назвать подобным, то лишь поцелуем на грани. Жажда и голод — два чувства, движущие ими тогда. Языки, сплетающиеся между собой и тут же отстраняющиеся друг от друга. Лианир проникал глубоко во внутрь, словно бы пытался добраться до малого язычка, он скользил по небу, задевая верхний ряд зубов, пару раз натыкаясь на клыки; он впивался с жадностью в нижнюю губу, едва сдерживая себя от укусов. Он перехватывал вдохи и выдохи, он насыщался так, словно бы завтра должен наступить чёртов конец света. Тело Риаса соприкасается с мягкой поверхностью постели. Это заставляет разорвать поцелуй, заглянув друг другу в глаза. Взгляд вампира затянут поволокой желания. Он слегка постанывает, пытаясь удержаться на месте. Лианир же не в силах тянуть их воссоединение ещё дольше. Словно бы каждая минута высекалась циферблатом на внутренней стороне его кожи. Возле сердца. Но есть шанс, что обугленные останки, окутанные жаром от собственной сгоревшей плоти, внезапно будут подхвачены встречным ветром; и пепел возгорится вновь. Лианир пытается контролировать свои действия: делать всё чётко и быстро. Но его собственный стояк слегка мешает сконцентрироваться на движениях, заставляя то и дело бросать взгляды на обнаженного Риаса, что слегка отполз к изголовью кровати, с силой вцепляясь пальцами в простыни. Демон недолго шарит в тумбочке, доставая оттуда небольшую шайбу с неизвестным содержимым. Только когда он отвинчивает крышку и приятный запах разливается по комнате, становится понятно, что внутри находится кокосовое масло. Лианир подцепляет пальцами белесую жидкость, размазывая её по среднему и указательному, совершенно не жалея количества. Он склоняется над Риасом, впиваясь взглядом в его глаза. Кивок. Это сносит крышу похлеще, чем огненный виски или же полное соитие с сердцем Ада, дающего безмерное количество сил. Это похлеще, чем любой из знакомых ему наркотиков или других веществ, созданных для ублажения земных грехов. Это нечто особенное. Лианир склоняется сверху, пальцами оглаживая ягодицы, которые не спеша разводит в стороны. Подушечками смазанных смазкой пальцев он упирается в слегка напряжённый сфинктер, мягко поглаживая вход и тем самым смазывая его. Тщательно и очень осторожно. — У тебя давно никого не было. Он говорит это — констатирует факт. И едва сдерживает себя от счастливой улыбки. Его пальцы входят наполовину фаланг, а губы врезаются в мягкую плоть шеи вампира, изредка терзая зубами. Риас что-то нечленораздельно скулит, изгибаясь навстречу пальцам каждый раз, когда они проникают глубже. Его грудь вздымается на каждый вдох и выдох, пока губы Лира сцеловывают капли воды, стекающим по вампирским ключицам. Он ведёт языком, надавливая на плоть, вверх до самой ушной раковины: захватывает мочку, слегка прикусывая мягкую ткань. Лианир не останавливает движения пальцев, но в то же время старается отвлечь Риаса и прислушаться к его телу. Третий палец, смоченный в естественном заменителе смазки, медленно проникает глубже к остальным, растягивая вампира ещё шире. Стон едва ли похож на болезненный, потому Лир просто даёт себе право недолго насладиться подобными ощущениями и приступить к важной части их соития. Однако когда рука Риаса обхватывает его собственную и насильно ускоряет темп, демон понимает, что нет смысла тянуть ещё больше. Куда больше? Кажется, что вампир кончит от одних пальцев. Лианир обильно смачивает ладонь смазкой, задвигавшись ею по своему члену, также тщательно подготавливая его перед вхождением. Ведёт по всему стволу: от головки до самой мошонки, пока результат скольжения не оставляет его удовлетворённым. Он приставляет головку к проходу, чувствуя, как пульсирует сфинктер. А после медленно толкается вперёд, проникая на половину. Риас откидывается на постели, не сдерживая крика. Первое мгновение страшно за то, что он мог причинить боль, но анальные стеночки сжимаются и будто бы втягивают член в себя, заставляя толкнуться дальше. Единый сладострастный спазм охватывает их тела, вверяя в пучину истинного наслаждения. На грани абсурда и кажется безумным, но чувствовать друг друга снова — словно бы обрести оторванную конечность. И снова двигать ею, как раньше. Лианир не спешит срываться на дикий ритм. Он всё ещё пытается привыкнуть к смене температур: холодная смазка и жар внутри, который вызывает упоительные пульсации. Демон медленно выходит на ту же половину и также медленно вставляет до упора, слыша приглушённый хрип. Риас водит бедрами, совершая круговое движение, а после слегка приподнимает таз, позволяя члену освободиться от тисков стеночек, но тут же резко насаживаясь вновь. — Лир… Не просьба, а гребаная мольба срывается с его губ. И разве Лианир в силах остановить общее безумие? Их двоих накрывает с головой. Спертый воздух общих выделений, слияние двух пустующих тел: Лир прислушивается к состоянию Риаса, а последний готов на всё, только бы избавиться от этого зуда в ладонях, от этого нестерпимого жара в груди. Толчок. Такой же проникновенный. И снова. Оборванными фрикциями демон задаёт собственный темп, под который вампир подстраивается с радостью. Лир не останавливается на достигнутом и слегка смещается в сторону вместе с тазом возлюбленного, чем меняет угол вхождения и едва не достигает простаты. Из губ Риаса срываются крики, которые не в силах заглушить прикушенное до крови запястье. Толчок. Поступательные глубокие движения заменяются яростной долбежкой. В миксе из воссоединения смешивается все: пот вместе со стекающей водой, изредка щекочущие тела; запахи мужской смегмы, выделяемые чувствительными головками; гортанные стоны на грани с рычаниями с охрипшими выкриками и заглушенным воем. Скорость фрикций нарастает и с каждым новым проникновением Лианир видит ту картину, которая не раз тревожила его сознание, дергая за ниточки разумного. Сильнейшее существо под ним, подмахивающие бедрами невпопад и сдерживаемое звериную натуру, наконец позволяет освободиться от оков контроля. Оба глаза Риаса зажигаются алым светом и в ответ ему Лир зажигает алым и свои. Они пронзают друг друга взглядами из полуприкрытых век; каждая мышца напряжена, а эпицентр сладострастия ищет освобождение. И они оба замечают этот момент, когда пик грозится настигнуть врасплох. — Я… Осипший голос Риаса становится дополнением к характерным звукам соития двух тел: Лианир вставляет так яростно и глубоко, что при каждом толчке мошонка ударяет о ягодицы вампира. Внутренняя пульсация анального колечка лишь доказывает подступающую разрядку. И Лир, вопреки любым ожиданиям, внезапно останавливает грубые движения. Он медленно выходит из возлюбленного, замечая, как почернели вздувшиеся вены на его собственном члене. И видит Бог или Дьявол, но он едва заставил себя остановить эту гребаную вакханалию. — Лир? Вопрос тонет в новом отзвуке, отдаленно похожем на стон. Парень склоняется над вампиром, упираясь одной рукой подле его головы, а второй обхватив их оба члена, соприкасая между собой. — Я хочу кончить вместе с тобой. Голос дрожит, как и их тела, погрязшие в пучине сладострастия. Члены упираются в друг друга, пока влажная и скользкая ладонь ласкает плоть, наращивая темп. Всё больше и больше. Больше и больше. Срывается на такую скорость, что кажется чем-то невероятным. И когда головки упираются друг в друга в очередной раз, посылая болезненно-чувственный импульс, они оба кончают. Горячее семя вырывается из уретр, смачивая обильно ладонь Лианира, а Риас, поддавшись вперёд, снова впивается в его губы жадным поцелуем. Заявленное чувство самой настоящей экзальтации разливается по каждой ранее напряжённой мышце. Желание находит свое освобождение. Само нутро пропитывается исступлением и наслаждением. Волнительная дрожь охватывает каждую клеточку тела, заставляя Лира завалиться сверху, предварительно убирая руку со всё ещё пульсирующих органов. — Я люб… Пальцы Риаса накрывают губы Лира, заставляя замолчать: проглотить остаток банальной и без того ясной фразы. Он едва качает головой, а после снова находит губы демона и не выпускает до тех пор, пока в лёгких не заканчивается воздух. И пепел перегорит: а после него останется чернеющая земля и горстка праха, что развеет ближайший поток арктического воздуха. Лианир прикрывает глаза, стараясь избавиться от воспоминаний, но они находят лазейки в хитросплетениях его собственных мыслей. И проникают в болезненную голову вновь. Он будто бы сейчас ощущает жар вампирского тела, а отпечатки его прикосновений горят на демонической коже похлеще, чем ангельские руны. Обжигают, выжигают. Дотла. Демон шумно выдыхает и сглатывает накатившую слюну, пытаясь избавиться от мерзкого чувства вины. А ещё от образовавшейся пустоты, которая так легко заполняется в присутствии Риаса. — Нам всегда мешали быть вместе. И эта ночь ничего не изменит. — Шепот срывается с уст Лианира. Едва слышимый. Едва ощутимый. Он подхватывается арктическим потоком воздуха и устремляется вдаль. Каждый волен позволить слабость и сдаться, но нужно помнить, что у всего есть своя цена. Выхаркивать друг друга из лёгких, пытаясь забыть запах; выталкивать сквозь кровь наружу, пытаясь забыть ощущения. И забыть себя, пытаясь забыть кого-то другого, кто стал твоей неотъемлемой частью. Лианир тянет губы в улыбке, наплевав на всё. — И всё-таки игра стоила этих гребанных свеч.