Дневник в письмах

Прошла неделя. А точнее сказать - пролетела. Что странно, ведь она не была наполнена какими бы то ни было радостными событиями или яркими воспоминаниями. Разве что, вчера в магазине мне улыбнулась очень красивая девушка. Я улыбнулся ей в ответ, но ни к чему это не привело. Да и к чему могла привести мимолётная встреча двух совершенно незнакомых людей и их милые улыбки, адресованные друг другу? Вот именно, ни к чему. А жаль. Черты её лица показались мне знакомыми, как будто я видел их раньше. Может, поэтому она мне и улыбнулась? Потому что узнала. Или, может, она просто фанатка? Настолько скромная, что даже автограф не попросила. А впрочем, всё это не так уж и важно. Вот так, время пробежало очень быстро, да плюс к тому, и я не следил за числами и днями недели. Так что сегодня, заглянув в календарь и увидев, что уже воскресенье, я порядком удивился, ведь только недавно был понедельник. Всю эту неделю я просто сидел дома в полном одиночестве и читал книги, изредка отвлекаясь на звонки друзей и знакомых. Не хочу даже вспоминать, о чём, а точнее, о ком, они у меня спрашивали. Меня потянуло на литературу. Даже не знаю, с чего бы это вдруг. Просто в один момент (как сейчас помню, это был понедельник, я только что допил свой утренний кофе, а значит, стрелки часов показывали примерно девять утра) ко мне в голову забралась мысль, что неплохо было бы поподробнее ознакомиться с родной классикой. Моих школьных знаний явно не хватало. Вот я и помчался сразу же после завтрака в небольшой книжный магазин за углом. Никогда раньше в нём не был, но очень часто проходил мимо. Там оказалось очень мило. А пожилая продавщица - так просто сказка. Она напомнила мне мою бабушку. Когда я сказал ей, что мне нужно, она так вежливо улыбнулась, поправила свои тонкие серебряные очки, которые совсем немного съехали по переносице и через минуту передо мной на прилавке лежали несколько томов сочинений Диккенса, Голсуорси, Уайльда, Дефо и Шекспира. Не раздумывая, я взял все. Даже если не успею прочесть в ближайшее время, отложу на потом. Такие книги всегда нужны. Но, к моему удивлению, за неделю я прочёл добрую четверть из купленного. Если я чего-то захочу, то вряд ли кто-нибудь сможет выбить это из моей головы. Да никто и не пытался всерьёз отвлечь меня от чтения. Парни не появлялись у меня, ссылаясь на неотложные дела. Один разок только Найл заглянул. Это было вечером, а какого дня не припомню. Он пришёл с двумя банками пива и пятью пачками чипсов, из которых мне досталась лишь одна. Хотя на большее я и не претендовал. В общем, в тот вечер транслировали футбольный матч, а нашему ирландцу не по душе было одному его смотреть, вот он и явился ко мне. И сам наблюдал за двадцатью двумя бегающими по полю футболистами по телевизору, хрустя чипсами и запивая пивом. Я, в то же время, с упоением читал второй том "Саги о Форсайтах" Голсуорси. Правда, из-за монотонного голоса комментатора матча, я плохо вникал в строчки, так что, когда Найл ушёл, пришлось перечитывать. Ох, не по душе мне этот футбол... И вот сегодня, поняв, что всё это время я практически не выходил из дому, а выбирался только за покупками, я решил пойти прогуляться. Тем более, погода очень хорошая. Солнце, которое за неделю так и не показалось из-за туч, теперь ярко сияло посреди ясного неба. А удачное сочетание моего приполнятого настроения и замечательной погоды за окном только усилили моё желание выйти на свежий воздух. Налив себе в чашку свежесваренного кофе, я уже представлял, как выхожу из дому и дохожу до ближайшего парка, а там уже, в небольшом ларьке покупаю своё любимое шоколадное мороженое с кусочками печенья, затем сажусь на лавочку и наблюдаю за детьми, бегающими по игровой площадке, и наслаждаюсь той божественной симфонией, что называется радостными детскими голосами. Пожалуй, сейчас для счастья мне ничего большего и не надо. Ровно в десять утра я вышел из дому, подгоняемый звонким чириканьем птиц, и запер дверь на ключ. После чего, обернувшись, заметил у своего почтового ящика усатого почтальона. Хм, что-то он поздно сегодня. Обычно они ранним утром письма разносят. Мужчина даже не обратил на меня внимания и, громко хлопнув крышкой ящика, да так, что у меня в ушах чуть не зазвенело, отправился доставлять письма моему соседу. И чего он так звучно крышками от почтовых ящиков хлопает? Нервный какой-то. Может, ему не нравится его работа? Или в семье какие проблемы? Может, мне стоило пригласить его к себе на чашку чая? Он бы рассказал, что у него произошло и почему он так громко хлопнул крышкой. Я невольно улыбнулся собственным мыслям. М-да, Лиам, может, этот милый усатый мужчина-почтальон просто не рассчитал силу. Скорее всего, так и есть. Немного понаблюдав за тем, как этот человек кладёт письма в ящик моего соседа и почти беззвучно закрывает крышку, я со спокойной совестью отправился проверять почту. Иначе, я бы точно догнал его и пригласил к себе на чай. Если бы у него всё же что-то случилось, я бы попробовал ему помочь. В почтовом ящике я нашёл всего одно письмо. Взяв его в руки, я испытал те же чувства, что и неделю назад. Сначала это было приятное ощущение на кончиках пальца от прикосновения к тонкой мягкой бумаге, а затем непонимание после того, как я мельком пробежался взглядом по адресу отправителя. И до меня не сразу дошло, что это за адрес. Зато, примерно через пять секунд, воспоминания о прошлом получении точно такого же конверта и прочтении точно такого же адреса стали по кусочкам возрождаться в моём сознании. "Бромли, Анерли, ул. Уайтлет, 216". Не сдержавшись, я громко чертыхнулся. Достаточно громко для того, чтобы мимо проезжавшая на велосипеде миловидная девочка лет шести непонимающе на меня посмотрела. Но она быстро проехала, а вот мне стало стыдно за свою несдержанность. Я ведь совсем забыл о ней, о Миранде. Я даже не думал, что она напишет снова. Ох не спроста это, не спроста... Сначала я думал выкинуть конверт, даже не распечатывая его. Зачем мне это читать? Но затем, через пять минут спорных раздумий, я решил, что центр любопытства моего мозга расплавится в ту же секунду, как только я опущу письмо в мусорное ведро, и стал аккуратно вскрывать его. В этот раз содержимое конверта было чуть больше, чем в предыдущий. Как оказалось, теперь в нём лежало целых два листа белой мягкой бумаги, сложенных пополам. Я уже проклял себя тысячу раз за своё любопытство, когда развернул первый лист. На нём всё тем же аккуратным почерком, красоте которого я удивился уже второй раз, был написан довольно-таки содержательный текст. Насколько я знаю, Миранда всегда писала какими-то каракулями, понятными только ей самой. Наверное, даже мой почерк выглядел лучше. Да что уж говорить, мой почерк хоть разобрать можно было. Я вспомнил, как удивился, когда увидел в больнице, что она пишет левой рукой. Может, именно поэтому почерк изменился так сильно? Чёрт его знает. Гонимый своим жадным любопытством, я принялся читать. "Привет! А вот теперь я могу с уверенностью написать именно "привет", а не "здравствуй". Хотя, я даже не вижу смысла здороваться, ведь, насколько я поняла, моё письмо так никто и не прочёл. Нет, поздороваться всё же нужно, что я и сделала в самом начале. О, опустим этот неловкий момент! Я не хочу переписывать текст заново, это глупо. Итак, я почти уверена, что по этому адресу никто не живёт, ибо ответа я так и не получила. А скорее всего, любой незнающий меня человек, который нашёл бы в своём почтовом ящике письмо совершенно сомнительного содержания, попросил бы меня больше не присылать никаких писем. Так что теперь мне не стыдно за своё первое письмо, так же, как не стыдно будет и за последнее. Как я писала ранее, мне просто до невозможности сложно остановиться. Но причины я, к сожалению, назвать не могу, ведь даже сама её не знаю. Возможно, это потому, что мне очень одиноко. А возможно, это потому, что мне просто нужно выговориться. Неважно кому, пусть даже в пустоту. Но кричать в пустой воздух, зная, что тебя абсолютно никто не услышит, так же глупо, как, например, пить воду из пустого стакана. Я думаю, смысл ясен... Хотя бы мне. Оставлять свои мысли на бумаге, закрепляя их чёрной гелиевой ручкой, гораздо полезнее. Ибо бумага отчасти забирает мои переживания и уносит их в сам Лондон, на Мэрилебон-роуд, 306. Интересно, откуда мне знаком этот адрес. Я не помню ничего из своей прошлой жизни. Да, я так ничего и не вспомнила. Но вот уже второй раз, оставляя на обратной стороне конверта этот адрес, я испытывают какую-то тягу, какой-то магнетизм. Может, это самообман, но возможно, что это нечто большее. У меня не было времени толком разобраться. Как я писала выше, мне очень одиноко. Я никого здесь не знаю, отчего чувствую себя чужой. Я никем не любима, никем не желанна. У меня нет семьи, друзей. Всё, что я могу почувствовать сейчас, так это боль изнутри. Она не очень сильная, но довольно навязчивая и ноющая. Иногда душевная боль разбавляется головной. В последнее время у меня часто болит голова, но я не хочу идти к врачу. Просто не хочу. Я лучше потерплю. И да, мне, скорее всего, действительно нужно выговориться. Но определённо не сейчас. Буквально минуту назад на меня нашла апатия, а энтузиазм, с коим я начинала это письмо, испарился без следа. Пожалуй, мне нужно отвлечься. И единственное, что может помочь - это рисование. Недавно я купила мольберт и поставила его на веранде около своего дома. С неё открывается очень красивый вид, много цветов, так как моя соседка напротив - садовод и имеет достаточно большой сад с разнообразными растениями, начиная от сиреневых незабудок и заканчивая широкими яблонями. На днях я сделала зарисовку этого сада. Она тут, в этом конверте. Я больше не нуждаюсь в ней, так что решила тоже её отправить. Кстати, дождя тут уже не было два дня, хотя перед этим он лил целый месяц, не переставая.

Мне всё же стоит отвлечься, иначе я изведу всю бумагу, что есть в доме... 12. 10. 13 г. Миранда Уоллс"

На втором листе я и вправду нашёл небольшую зарисовку. Она была не совсем закончена, но выполнена определённо на профессиональном уровне. Никогда раньше не думал, что Миранда так умеет. Расплывчатые линии сливались в одно целое, изображая в действительности красивый садик. Я вернулся в дом и направился на кухню. Меня одолевало желание поскорее выбросить и письмо, и рисунок. Моя рука нависла над мусорным ведром, но пальцы всё никак не разжимались, а бумага не соскальзывала вниз. Глубоко вздохнув и с уверенностью решив, что я об этом ещё пожалею, я открыл один из ящиков, их тех, что пустовали, и положил туда два листа тонкой мягкой бумаги, расставаясь с приятным ощущением на кончиках пальцев.