Бедра, обтянутые красной юбкой

Больница пропахла лекарствами. В глазах начало рябить от количества белых халатов ещё до того, как Мэрит удалось добраться до регистратуры и увидеть сестру, которая сообщила ей о смерти Дэйва по телефону. Мэрит ежилась, вжимая сложенные на груди руки в тело; атмосфера спешки в приемной и снующих туда-сюда ординаторов напоминала ей о свиных забегах в Лонсестоне. Она вообще не жаловала клиники с тех пор, как в одной из них ей вырезали миндалины, а затем и аппендицит. Странно, наверное, думать об этом сейчас, но ведь это было так паршиво. Средняя школа. Теннис. Все девочки увлеченно носятся у корта в коротких белых юбках, из-под которых просвечивает нижнее белье, а Мэрит сидит на скамье и испуганно прижимает бинт к животу. После операции ей ещё месяца два казалось, что ее швы сейчас разойдутся и кишки выпадут прямо на газон. И самое страшное даже не то, что они выпадут, а то, что все увидят, какие они мерзкие. Мэрит медленно села на скамью под дверью морга, знакомым жестом прижимая ладонь к животу. В горле болезненно запершило, и она с трудом сглотнула слюну. Мэрит опустила глаза, когда ощутила волну страха, накатывающую на нее, как лавина; лицезреть изувеченное мертвое тело ей совсем не улыбалось. Именно поэтому она отвечала за визуализацию рекламы в маркетинговом агентстве, а не копалась в человеческих органах. Мэрит поморщилась и сглотнула. Где-то там ее ждала малышка Полли, а Мэрит должна была сидеть здесь и ждать, когда ей отдадут его вещи, когда откинут простыню… Его вещи. Они с Дэйвом никогда не могли похвастаться истинно родственными отношениями, хотя разница в возрасте была для них вполне подходящая. Вилфорд Коннор заимел сына на стороне, когда Мэрит исполнилось пять. Бес, как говорится, попутал. И путал он его не единожды и не дважды, не с девушками лёгкого поведения, что, кажется, было бы принять куда проще, чем увлечение одной. Мама простила его, и хоть Мэрит тогда и обрадовалась появлению папы, мамины потухшие глаза серьезно заставили ее усомниться в том, что все действительно наладилось. Нет, отец и вправду разорвал все связи с любовницей, но мама… Ее это точно не исцелило. Слишком сильный урон: сколько осколки не склеивай, трещины все равно остаются. Она никогда не обсуждала с Мэрит свои чувства, но Мэрит была уже достаточно взрослой, чтобы понять, через какую боль ей пришлось пройти. И где только она нашла силы на это? Не боялась ли повторения? Сложно сказать. О чем-то Мэрит догадывалась, что-то подсказывали ей ее разочарованные взгляды на отца, а кое-что Коннор и спрашивать не нужно было. Мэрит не гордилась долгим браком своих родителей. Многие ее подруги выскочили замуж ещё в восемнадцать, повинуясь шепоту страстной мечты о счастливой супружеской жизни, а она променяла эту мечту на суровую реальность ещё лет в тринадцать. В тринадцать — потому что именно тогда она увидела, как мама плачет в своей спальне над цветами, подаренными папой, а потом выбрасывает их в окно. В четырнадцать она узнала о Дэйве и о том, что папа с ним не общается. Когда в восемнадцать Мэрит отыскала его и сообщила об этом родителям, папа сжал губы и отвёл взгляд, а мама улыбнулась, точно ледяная скала, и с тех пор стала называть ее только по имени, словно это не она всю жизнь злоупотребляла милыми прозвищами. Мэрит уже и не помнила, какие мотивы двигали ею, когда она так яростно бросилась искать младшего брата. Может, она хотела выглядеть матерью Терезой в его глазах, может, думала, что в его лице увидит папу, которого всегда хотела узнать чуть лучше. Так или иначе, ничего у нее не получилось. Большинство черт Дэйв взял от своей матери, в том числе и откровенную меркантильность: Мэрит для него была ничуть не бо́льшим, чем дойной коровой. «Слушай, сестрёнка, я же собираюсь в колледж программирования поступать, дай денег на первое время». «Ты же знаешь, я не могу без тебя, восемьсот баксов не найдется?». «Да мать все деньги выудила на новый телевизор, теперь вон в подранных кроссовках хожу». К тому времени, как она взяла всю волю в кулак и решила этот порочный круг разорвать, Дэйв уже женился на бездарной студентке, такой же, как и он сам, и они родили Полли. Конечно, Мэрит оплатила роды, скупила половину «БэбиБума» и потом ещё полгода выплачивала кредит за все это, паралельно таская малышке смеси и одежду. Она снимала им квартиру, потому что Полли должна была жить в нормальных условиях, а не с чокнутой бабкой, купила подержанную машину, чтобы они возили ее в бассейн и на массажи, черт, Мэрит посылала им деньги, пока была в Австралии, надеясь, что с Полли все хорошо… Господи, какой же дурой она была. Да таких сейчас днём с огнём не сыщешь. Нужно было просто забрать у них Полли, подключить все свои связи, удочерить ее, ещё когда она только родилась. Мэрит все думала, пока сидела под дверью морга, почему она не сделала этого, а потом вспомнила, что просто струсила. Она забирала Полли на выходные, возила ее на юг, искала для нее хороший сад, лечила ее, сломя голову неслась к ним, когда никто из этих двоих не поднимал трубку, а потом оказывалось, что они оставили трехлетнюю малышку дома одну и унеслись праздновать хрен знает что. Мэрит знала, что должна была сделать, но не сделала. Она боялась, что не справится, и даже почему-то не подумала о том, что по сравнению с ее родной матерью и никудышным отцом она уже справилась с ролью родительницы куда лучше них. Она боялась, что если она заберёт Полли… Да, черт, она все равно хотела семью когда-нибудь. Она боялась, что Полли станет помехой, потому что кому нужны чужие дети? А сейчас. Сейчас. Какие же это все бредовые мысли. Как они вообще могли пролезть ей в голову? Мэрит любит Полли больше, чем кого-либо на этом свете. Она могла потерять её. Эти два идиота запросто могли потащить ее с собой «отрываться», как они говорили, и маленькая пятилетняя девочка лежала бы сейчас за этой страшной тяжёлой дверью вместе со своими горе-родителями. Мэрит заботилась о ней. Мэрит обеспечивала ее. Всегда только одной Мэрит было до нее дело. А эти, эти двое, что они могли? Да ни черта. Только разве что лишить себя жизни, усадив свои пьяные задницы за руль, — вот что они могли сделать самостоятельно, да, это они запросто. Упокой, Господи, их души, чтобы они никогда больше не являлись ей даже во снах. Наконец из морга вышла женщина с огромным пакетом в руке. Она без слов протянула его Мэрит, и Мэрит недоуменно поморщилась. — Что это такое? Почему так много? — Это всё, что нашли в машине при них. По закону личные вещи положено вернуть родственникам погибших. Мэрит было противно даже прикасаться к этому, что бы там ни лежало. Она оглянулась по сторонам. — Можно это как-то утилизировать? — Но… — Это вещи моего сына, моего Дэйва! Пронзительный голос выдернул ее из вынужденного транса. Мэрит повернула голову. Этот голос не был для неё незнакомым. К сожалению, эту женщину — бывшую любовницу своего отца, она встречала в жизни гораздо больше раз, чем бы того хотела. Когда они сталкивались, взаимная антипатия витала в воздухе, как тяжёлый рок, свалившийся на плечи, и этот раз не стал исключением. Мэрит уже было открыла рот, чтобы вежливо отослать эту старую шлюху в морг (поглядеть на сына, конечно), но старая шлюха внезапно остановилась, повернулась к косяку открытой двери на углу и укоризненно посмотрела вниз. — Я что тебе сказала? Держать меня за руку и идти рядом, вот что я тебе сказала. Память подводит, или как? Рановато! Сердце Мэрит пропустило удар, когда она вытащила оттуда Полли, казалось, намертво вцепившись ей в руку. Иисусе, что это были за руки! Мисс Лэнг, как пристало ее называть в приличном обществе, со своими гигантскими клешнями и ростом в как минимум шесть футов выглядела рядом с Полли устрашающе. Белокурая девочка в потертом джинсовом костюме упиралась ногами в пол, пока Лэнг тащила ее за собой. От ее грузных шагов сотрясались стены. Мэрит не могла отвести влажных глаз от племянницы. Живая. Здоровая. Характерная. Плевать, что волосы спутались — кажется, после последнего визита Мэрит три дня назад ее никто не расчесывал, плевать на уродский костюм на ней (где они вообще взяли это убожество?), даже на виднеющуюся грязь на ее лбу. Ругать за недосмотр больше некого. Лэнг — недоразвитую бабушку для Полли и такую же мать для Дэйва — она за человека и вовсе не считала. Полли была в порядке, и это главное. Мэрит хотела окликнуть ее раньше, чем Полли ее заметила, но ком, сцепивший горло, не позволил. Она поднялась на ноги и прижала трясущиеся руки к груди. Теперь с ее Полли точно все будет хорошо. Никаких больше тупых родителей, не способных даже почитать сказку, и обозленной бабки, не знающей о существовании этикета. Никаких страшных ночей в пустой квартире. Уродских джинсовых костюмов. Боже, Полли. Грудную клетку свело от рвущихся наружу рыданий. Внезапно девочка широко раскрыла глаза и вырвала руку из пальцев Лэнг так резко и сильно, что та опешила от неожиданности. Она не смогла противостоять детской шустрости, и Полли доверчиво ринулась в объятия вмиг рухнувшей на колени Мэрит. Коннор прижала ее к себе и погладила по недлинным спутанным волосам. Полли вцепилась ей в шею так сильно, что Мэрит пришлось поднять голову повыше. — Мэрит! — отчаянно воскликнула она. — Ты же заберёшь меня от нее, да, ты заберёшь, заберёшь? — Да, конечно, конечно, я заберу тебя, — Мэрит немного отстранилась, чувствуя, как по щекам потекли слезы, но она быстро смахнула их и взяла Полли за плечи, вгляделась в тревожное личико. — Ты не останешься с ней, я обещаю. Но не успела Мэрит вытереть грязь с ее лба, как Лэнг грубо схватила девочку за руку и засунула за спину, или, учитывая ее мутантский рост, скорее, за ноги. Полли захныкала. Мэрит поднялась с колен и вопросительно посмотрела в запыхавшее лицо с пунцовыми щеками. По телу пробежался заряд — она бы сказала «электрический», но он состоял из чистой ярости, не прикрытой благим лицемерием. В нем больше не было нужды. — Это мы ещё посмотрим, Коннор. Лучше не давай обещаний, которые не сможешь выполнить. Она почти незаметно заскрипела зубами. Интересно, а теперь можно назвать ее старой шлюхой, глядя прямо в лицо? — Все обещания, которые я даю, я выполняю в самые кратчайшие сроки, — раздражённо прошипела Мэрит. — Если бы передо мной стояла адекватная женщина, а не полуразвалившийся кусок дерьма, — Полли захихикала, прикрыв рот ладошкой, — я бы предложила решить все мирно. Я даже могла бы дать тебе денег. Сколько тебе надо? — Ну, как полуразвалившемуся куску дерьма, — с каменным лицом сказала она, — нисколько. Я не могу продать свою любимую внучку, — она прижала голову Полли к своей ноге, на что та протестующе ойкнула. — Так что катись-ка ты со своей семейкой в… Полли пораженно вытянула губы. Таких слов она раньше никогда не слышала. Мэрит стойко, язвительно улыбнулась. — Какое же ты всё-таки самоуверенное дерьмо. — Да уж поувереннее, чем твоя мамаша. У Мэрит перед глазами незамедлительно пронеслось выражение лица мамы в тот вечер, когда она разглядывала подаренный папой букет. Омерзительно спать с женатым мужчиной, зная, что он женат. Это же до какой степени нужно себя не уважать, чтобы подбирать объедки за другими, когда вокруг полно возможностей найти свое. Но у таких сук наверняка это на карме написано — человеческие отношения, равно как и хоть капля морали, им чужды. Где-то в глубине души Мэрит ненавидела за этот поступок своего отца, но на эту шлюху, пышущую тупостью и цинизмом, распыляться таким сильным чувством она не стала бы из принципа. Мама всегда учила ее уважать других женщин, но некоторых из них не за что было уважать. Мама не злилась на любовницу своего мужа, но Мэрит слишком хорошо знала, кто она, и не злиться просто не могла. Она стала лишней хромосомой в их семье, тем самым сломав всю семью. И сейчас продолжает ломать. — Я не собираюсь обсуждать с тобой свою семью, — относительно спокойно сказала Мэрит, решив, что ее эмоции только доставляют Лэнг удовольствие. Старая мерзкая падальщица. Она сжала кулаки так сильно, что ногти больно врезались в ладонь. — Я заберу у тебя Полли, и ты прекрасно знаешь, что суд будет на моей стороне. У меня есть работа, квартира, мозг, и я люблю Полли больше всего на свете, а ты сдохнешь в одиночестве, захлебнувшись своей гнилью, как и полагается таким, как ты. — Здравствуйте, я из социальной опеки. Можете называть меня мисс Хокинс, — женщина средних лет появилась словно из ниоткуда. Строгий серый костюм, как у офисных дамочек под шестьдесят, выдавал в ней не особо приятную личность. Мэрит явственно моргнула. Ещё ее здесь не хватало. Иисусе, ее наверняка выдернула сюда та медсестра, у которой Мэрит не взяла вещи. — Привет, Полли, детка, — она мило улыбнулась малышке. — Кем вы приходитесь этой невероятной маленькой девочке? О вашей потере меня уведомила старшая медицинская сестра. Я сожалею. Они одновременно сказали: — Тетя. — Я ее любимая бабушка. — До этой трагедии девочка жила с родителями? — Да, но… — начала Мэрит. Ее перебила Лэнг. — Но ее родители были так молоды, к сожалению, и эта чудесная малышка все время была со мной. Я заботилась о ней… Конечно же, я приезжала и уезжала, потому что у меня работа, но я всегда так хотела, чтобы моя внученька жила со мной, а теперь она ещё и так напоминает мне моего мальчика. Простите, — она смахнула с блёклых ресниц несуществующие слезы. Мэрит ошалело посмотрела на этот цирк. Слова будто сами выскочили изо рта: — Ах ты хренова сучья лгунья. Соцработница тут же наградила ее строгим, недовольным взглядом, отвлекшись от картины бабушки и внучки, показавшейся ей милой, хотя ничем милым здесь и близко не пахло! Мэрит едва сдерживала себя, чтобы не зарычать от злости, а Полли брезгливо морщилась, пока Лэнг образцово-показательно целовала ее в обе щеки. — Думайте, прежде чем говорить, здесь же ребёнок, — упрекнула Мэрит она. — Послушайте меня, мисс, как вас там, — повысила голос Коннор. Внутри все кипело. — В том, что сказала эта бабка, нет ни слова правды. Все пять лет, что Полли живёт на этом свете, дело до нее было только мне и остаётся только мне, можете спросить у нее сами, и единственный человек, достойный ее удочерить, стоит прямо перед вами. Я понимаю, что вы очаровались этим театром одной актрисы, но в том-то и суть: это не больше, чем просто театр, а жизнь, реальность, она другая, — в ее тоне явно проскользнуло что-то, похожее на претензию, хотя претензии здесь у Мэрит были только к этой лживой, лицемерной, мерзкой… Она прикрыла глаза и резко выдохнула. — Пока что ваши слова звучат неубедительно, мисс, как вас там, — несколько язвительно ответила ей соцработница. Она окинула ее презрительным взглядом, не забыв убийственно стрельнуть глазами в сторону откровенного декольте. — Вы только что обозвали бабушку ребенка при ребенке, это недопустимо. — Да никакая она ей не бабушка! Разве что номинально… — Мэрит приложила ладонь ко лбу. Сердце колотилось, как сумасшедшее, и она уже успела взгрустнуть о том, что в университете ее не научили подлизывать задницы соцработницам так, как это делала Лэнг. Интересно, а где она научилась? В борделе, в котором познакомилась с ее отцом? Или, может, дело в возрасте? В декольте, цвете кожи, веснушках, в чём? Это она ещё о ее свидании с женщиной не знала! — Мисс, я… — Простите, мисс Хокинс, вы особенно ее не слушайте, — Лэнг встала с корточек, возвысившись над по-стебному низенькой тёткой, которая, оказывается, носила фамилию «Хокинс». Она прижала к себе Полли, глядящую по сторонам. Мэрит устало улыбнулась ей, а Полли смешно поморщилась. Боже, ее малышка. — Девочка явно страдает от нарциссизма, въедливого хамства и повышенного чувства собственной важности. Ее отец помешанный священник, там явно не все в порядке с психикой. Она такого мне наговорила, пока вас ещё не было, я едва инфаркт не схлопотала! Соцработница сочувственно закивала Лэнг. Охренеть! Паника нарастала с каждой секундой все больше. Мэрит понимала, что Полли так спокойна только потому, что ждёт, что Мэрит сразу же заберёт ее домой, но она боялась, что сегодня этого может не произойти. Что ей сказать малышке, черт, что ей сказать, если Хокинс отправит ее обратно, вместе с Лэнг? Мэрит казалось, словно внутри нее кто-то натянул струны до предела, и они вот-вот лопнут, ударят по сердцу, как плетью, и оно просто остановится. Она с отчаянием посмотрела на Хокинс. — Вы даже не поговорите с Полли? Вам совсем наплевать на то, как оно есть на самом деле? Вы пришли сюда, посмотрели на меня и на эту бабку, решили, что она выглядит приличнее по меркам католической церкви, и всё? Давайте, ну же, спросите у Полли, с кем она хочет быть! — Знаете, мисс Хокинс, у девочки моральная травма, шок, ну что она может сказать, — Лэнг почти незаметно, намеком прикрыла Полли рот и шикнула на нее. Малышка тут же испуганно притихла. Иисусе. С чего бы вдруг ей так быстро притихнуть? Что, если эта старая карга ее бьёт? При одной мысли у Мэрит зашевелились волосы. — Не смей затыкать ей рот! — воскликнула Мэрит, а после обратила свое внимание на соцработницу. В глазах второй она заметила лёгкое, скептическое сомнение. — Вы это видели? Вы же видели, ну! — Знаете, — спокойно начала Хокинс и открыла замок на своей сумке, достала оттуда папку, а после выдала им двоим по несколько листов. — Это нужно заполнить. У нас новые правила, — она осторожно вытащила Полли из цепкой хватки Лэнг, впрочем, та без проблем ее отпустила. — После гибели двоих родителей, до суда, где огласят официального опекуна, ребенок должен находиться в досудебном приюте, под присмотром психологов и профессиональных педагогов. Они осмотрят ее, поговорят с ней, сделают определенные выводы, которые помогут суду принять решение. Полли, детка, — она опустилась на корточки перед малышкой. Мэрит заметила, как она чуть ли не скачет на месте: это значило, что она нервничает. В груди болезненно кольнуло, — мы сейчас поедем с тобой в одно хорошее место, и ты побудешь там немного, поиграешь с другими детками, а потом кто-нибудь — или тетя, или бабушка — тебя заберет. Ладно? — Нет, я не хочу в хорошее место, я хочу с Мэрит, — дрожащим голоском сказала она, готовая расплакаться. — Она мне обещала… Мэрит не выдержала и бросилась к ней. Она обняла ее так крепко, как только могла, потому что это было единственным, что она вообще сейчас могла… Это осознание больно ударило по вискам и пулей отрекошетило в затянутые пеленой глаза. Мэрит хотела бы сделать больше. Хотела бы, чтобы сегодня Полли спала дома, рядом. Хотела бы прижать ее к себе во сне и поцеловать в маленькую светлую макушку, чтобы эта девочка, перед которой Мэрит ощущала безмерную вину, почувствовала себя по-настоящему защищённой. Впервые Мэрит была так уверена в том, что сможет взять ответственность не лишь за себя одну. Наверное, именно с этим ощущением — яркой вспышкой твердости и железобетонной убеждённости, что это искренне — женщины принимают осознанное решение родить ребенка. Рожать Мэрит, конечно, не собиралась, но сравнение было более чем подходящим. Быть рядом каждый день, а не только по праздникам и выходным — это труд гораздо более уморительный, чем может показаться на первый взгляд. Здесь действительно было за что беспокоиться, но Мэрит была готова. Отчасти потому, что понимала, что иначе никак, из-за вины, медленно прогрызающей дыру в лёгких, а отчасти… Та нежность, которую Полли в ней вызывала, и орущий материнский инстинкт просто не позволяли ей поступить иначе. Она по-прежнему обещала. День рождения — только вместе. Уж кто-кто, а она-то умела управляться с дедлайнами. И ответственностью. — Полли, — ласково сказала Мэрит и, взяв в руки маленькое личико, стерла со щек ее слезы, — сейчас так надо, но это исключительно сейчас. Это не надолго, всего на несколько дней. Я буду навещать тебя так часто, как только смогу, а потом мы вместе поедем домой. Ты выберешь дизайн для своей комнаты, какой сама захочешь, окей? И мы всегда будем вместе. Чуть-чуть подождем, всего капельку, и будем. — Всегда-всегда? — вздрогнув, уточнила Полли. Она потерла сонные глаза кулаками, а потом неуклюже заправила свои волосы за ухо. — Всегда-всегда, — подтвердила Мэрит. — Честно-честно? — Честно-пречестно. Соцработница, фамилию которой Мэрит снова благополучно забыла, с сожалением вздохнула. Лэнг демонстративно отвернулась, изображая, кажется, антрацитового осла. Коннор вымученно улыбнулась Полли напоследок и смотрела на нее, пока они с соцработницей совсем не скрылись из виду, исчезнув в лабиринтных коридорах больницы. Две фигуры — большая и маленькая. С этого момента от них зависело слишком многое в ее жизни, и за трофеи однозначно следовало бороться. Она обещала Полли счастливую жизнь. — Хм, интересно, кому суд поверит больше: любящей заботливой бабушке, или неизвестной распущенной тётке, позволяющей себе чересчур много? Мэрит не сочла это за оскорбление. Скорее, за предсмертную агонию обозленной бабки. Оскорблять нужно не так. Не дрожащим голосом и не с примитивной, наигранной самоуверенностью. Мэрит взяла свою сумочку со скамьи и с улыбкой взглянула на возвышающуюся Лэнг. У нее были красивые черты лица, и, должно быть, в молодости в нее влюблялись многие за одну лишь внешность. Чуть раскосые глаза — уже увядшие, ухоженные черные волосы, широкий рот… Наверняка, да, у нее имелся немалый выбор. Но она выбрала ее отца. Впрочем, как и всегда случается. Обычно мудаки приходят в жизнь хороших женщин, и Мэрит было их жаль. В данном случае она более чем отчётливо понимала, что Лэнг, в общем-то, лучшего и не заслуживала. — Не тебе рассуждать об этом, Лэнг, ой как не тебе, — Мэрит уже сделала пару шагов вперёд, чтобы, наконец, уйти отсюда, но слова, шевелящиеся в ее горле ещё лет с тринадцати, как-то сами выскочили наружу: — Да и вообще, знаешь. Старые шлюхи мало кому нужны. В молодости ты раздвинула ноги перед моим слабым на передок отцом, и он побежал к тебе, как собачка. Думаю, не он один. А что ты можешь предложить миру сейчас? Не женщина, не мать, не бабушка, не бизнес-вумен, — с удовольствием перечислила Мэрит. — Просто старая низкопробная дырка. Вышедшая из кабинета все та же медсестра с огромным пакетом ахнула от ужаса. Лэнг что-то ей ответила, но Мэрит уже развернулась и пошла прочь из этого места. На душе стало легко-легко, несмотря на все предстоящие сложности, потому что Мэрит наконец-то ее облегчила. Но улыбка, играющая на ее губах, оказалась недолгой прелюдией, последними лучами света в непроглядной, пугающей темноте сегодняшней ночи. Она ещё никогда не чувствовала себя такой одинокой. Отпечатки детских ладоней на запотевшем зеркале ванной все ещё оставались только мечтой, а семья — какой-нибудь один родной человек в ворохе безумного мира — расплывчатым миражом вселенной.