Бедра, обтянутые красной юбкой

Мисс Л прождала свою бессменную гостью все обеденное время — с двенадцати и до трех, но Мэрит так и не появилась. Несмотря на непрерывное кудахтанье здравого смысла, Эвелина продолжила ждать ее даже тогда, когда обед давно прошёл. Она статично мерила шагами зал, забывая улыбаться гостям, и нервно перебирала собственные пальцы. Накричала на официанта. Сломала ноготь на безымянном. То, что мисс Л при этом испытывала, ей вовсе не нравилось. Тянущая тревога, сбитое дыхание, желание срочно узнать, где Мэрит и что делает — все это смутно перекликалось со временами ее старшей школы. Тогда она была отчаянно влюблена в Насташ, и ее подростковый максимализм более чем оправдывал тотальный контроль и беспричинные обиды — а просто так. Тогда Эвелине это казалось нормальным, сейчас она понимала, что нормальных и уж тем более здоровых проявлений там не было и в помине. Что бы сказала Мэрит, начни мисс Л гнуть свою линию? Да ничего бы она не сказала. Просто упорхнула бы, как птичка, и только ее медные крылышки и видели. Это не Насташ — беззащитная самоотверженная девчонка, чью волю так легко сломать. Это что-то другое. Возможно, будь у Эвелины ещё хоть какой-то опыт в отношениях, она бы без труда сорвала все семь таинственных печатей, наложенных на рыжую, но у нее его не было. Маниакальное желание прочитать ее, распознать, прощупать дно — оно овладевало Эвелиной все больше с каждой их встречей. Какая адекватная женщина способна заявить ей, Эвелине Лейн, что она могла бы влюбиться в неё? Могла бы влюбиться. Эта фраза все никак не выходила из головы. Она вертелась там весь вечер, всю ночь и сегодня — с утра и до сих пор. О серьёзных отношениях мисс Л думала разве что в той же старшей школе. Она считала их с Насташ отношения серьезными и, наверное, хотела, чтобы с годами они продолжились, а не канули в небытие, как случилось в итоге. К лучшему это или же нет, Эвелина судить не решалась. Этому мешали определенные… Обстоятельства. Они были для нее как грязное пятно на тщательно выстиранном полотне — полотне судьбы, если хотите, хотя в таковую Лейн верилось мало. Она долго считала себя виноватой, типа, эй, Лейн, если бы ты не позволила ему, если бы не допустила уединения, если бы не пошла на ту вечеринку, если бы не та юбка, не те туфли… Да чушь это все. Случилось то, что случилось, и глупо искать этому оправдания. Она просто сбежала — вот что важно. Из университета, из города, из дома, который считался таким лишь номинально, и начала все по-новому. Прошлое забылось так быстро, что она и настрадаться как следует не успела — его будто утащили в пропасть какие-то высшие силы, поняв, что Лейн депрессии ни к чему. И это правильно. Забот у нее действительно оказалось немало. Слава Богу, что, несмотря на импульсивность решения, ей хватило мозгов позаботиться о переводе в главный кампус, документально сохранив при этом три года зубрёжки. Учеба была проплачена, за что спасибо алиментам псевдоотца, но никаких больше финансовых подачек Эвелине уж точно не светило. Она заявилась в ЛА с шестью сотнями долларов в кармане, что в пригороде означало полноценную неделю в дешевеньком клоповнике, в то время как в Лос-Анджелесе — почти ничего. В фильмах, разумеется, часто показывают, как студенты-официантишки живут в отдельных квартирах, тусят в дорогих клубах и угощают дорогих шлюх коктейлями на широкую ногу, мол, чё уж там, дайте два, плачу за всех! Так вот с реальностью это имело примерно столько же общего, сколько можно найти между крысиным пометом и зажаренным задом индейки на день Благодарения. Лос-Анджелес, в который ее занесло волей ближайшего от ее сраненькой глубинки города, Нью-Йорк, Сан-Франциско, Сиэтл, Чикаго и ещё куча других больших городов — все это одни сплошные набитые долларами бумажники, и шесть сотен там означали не больше, чем шесть коктейлей в среднячковом (даже не в самом крутом) клубе для беззаботных, к сожалению, исключительно киношных студентов. Общежития в середине года были давно заняты, а плотное расписание, неудобно разбросанное в течении дня, не позволяло мисс Л устроиться на более-менее нормальную работу, чтобы хотя бы не сдохнуть от голода. Первое время она — смешно — жила прямо в университете, в подсобке, куда ее жалостливо определила сама ректорка после откровенного разговора тет-а-тет, ну, а потом, когда деньги на еду практически кончились, мисс Л пошла на крайние меры. Нет, сначала она планировала устроиться официанткой в том же среднячковом ночном клубе, но когда управляющий сказал, что места уже заняты, Лейн, видимо, слишком сильно расстроилась… Он оглядел ее с ног до головы, как свинью, которую собирается продать на фермерском рынке, и позвонил кому-то, а после просто предложил ей контракт… В стриптиз-клубе. Естественно, трясти голой задницей не было пределом ее мечтаний и красивым определением тем более, но помимо прочего у нее перед носом помахали удобным графиком, небольшой, но все же реальной суммой и, конечно, контрактом. Контракт многое значил. Большинство таких легкомысленных заведений позволяли гостям чересчур много, а девушек в итоге подминали под себя, диктуя, с кем они должны потрахаться сегодня, чтобы получить больше денег. Контракт же гарантировал безопасность, неприкосновенность и стабильность, и в случае нарушения этих пунктов любая с лёгкостью бы выиграла суд, ободрав это гнусное заведение до бетонных стен. Эвелина согласилась танцевать. Особых навыков это не требовало: вертись себе в свое удовольствие, да жопу с сиськами посильнее выпячивай. Делов-то. В университете о такой работе никто не знал. Оно и ясно — каких бы то ни было отношений Лейн не искала. Любовь и дружба стали для нее слишком сказочными понятиями, чтобы в них верить. Чуть позже в ее жизнь пришла работа вебкам-моделью. Примерно в то же время Эвелина заявила боссу стриптиз-клуба о том, что согласна «обслуживать» женщин. Желающих было предостаточно. В онлайн-деятельности тоже. Там были и мужчины. Лейн чаще всего не видела их — ни лиц, ни тел, что и послужило поводом так легко согласиться. В конце концов, какая разница: мастурбировать на камеру или без? Такая деятельность не годилась для гордой огласки, но и моральных терзаний тоже не приносила. Ее принципы никогда не славились честью и благородством, она не собиралась становиться монашкой. Секс — это просто секс. Часть жизни, такая же обыденная, как завтрак и чистка зубов. Она была примерной студенткой в университете. К ней боялись подойти, опасаясь острого взгляда, и уж точно не старались подружиться. И безморальной шлюхой где придётся. Той самой шлюхой, которой заказывали коктейли киношные студентики. Онлайн и оффлайн. С вибратором, фаллоимитатором, просто пальцами — чем захочется клиенту или клиентке. Как угодно, где угодно. Секретарша, чирлидерша, ученица, нижняя, верхняя. Анал, страпон, плётки, сквирт, качели… Боже, да ей было плевать. Единственный критерий оффлайн — женщина. Онлайн — без критериев. Эвелине это приносило только удовольствие — сбивчивое, как дыхание после, и вязкое, как смазка — естественная или искусственная. Ее темперамент позволил впустить секс в жизнь достаточно глубоко, чтобы потом быть не в силах отказаться от устоявшейся регулярности. Но ей пришлось. Эвелина ощутила грань. Похоть никогда не ограничивается только похотью. Она почти утонула в пучине лёгких денег, целительной травки и животного, соленого запаха, который она все ещё улавливала, когда кончала. После получения диплома Лейн устроилась менеджеркой в ресторан, резко прервав свою стабильную секс-развлекаловку. Общение с людьми ее не радовало, как не радует и по сей день, но она училась на это — связи с общественностью, все такое. Эту работу уже вполне можно было назвать «нормальной» и огласить если не с гордостью, то хотя бы без ошалелых взглядов в ответ. Платили там тоже «нормально», чтобы жить, как все, типа, выплачивать кредит за дом напополам с мужем и кормить двоих маленьких уродцев до их совершеннолетия. Но поскольку подобная перспектива не внушала Эвелине никакого священного трепета, она тратила их на проституток и сырную пиццу. За два с половиной года беспорядочного секса она купила себе квартиру, машину, завела приличный счёт в банке, положив деньги на депозит, и, собственно, они выручали ее по сей день, хотя ее сомнительная карьера уже давно закончилась. Что она купила за восемь лет «нормальной» работы? Секс, за который когда-то платили ей. Еду… Оплачивала счета. Бензин. Тряпки. Ну и всё. Лейн жила посредственной жизнью. Она была гедонисткой и мизантропкой. Пила много виски. Романтизмом не страдала. Розовые замки не строила. Влюбиться? Кому нужно в нее влюбляться? Зачем? Особенно такой, как Мэрит. Мисс Л полагала, что она тоже не святая, но она явно была куда светлее самой мисс Л. У нее даже улыбка была такой — светлой. Она точно никогда не зарабатывала на жизнь вагиной. Да и… Двадцать девять лет. Мэрит уже наверняка хотела серьезности, задумывалась о семье, как и многие женщины, а Эвелина… Боже, даже думать забавно. Хрен ли ей вообще об этом думать? Почему ей было сразу не сказать как есть? Секс и секс. Приземлённая одноразовость. Вспыхнувший огонек заинтересованности. Каково это — спать с женщиной, которой не платишь ты и которая не платит тебе? Отличается ли такой секс от того, к чему она привыкла? Мисс Л побоялась ее отпугнуть. Почему-то побоялась… Наверняка дело было в том, какими улыбками она бросалась в сторону не избалованной ими Лейн. Рыжие, они же все немного ведьмы. Мисс Л выдохнула, сидя за пустующим столиком у окна. Мэрит исправно бронировала его две недели подряд. Сегодня ее задница впервые за ним не сидела. Лейн смотрела на старательно вылизанную аллею за стеклом, ощущая, как гудят уставшие ноги. Может, позвонить ей ещё раз? Она звонила сегодня… То есть администраторка звонила. Мисс Л гипнотизировала экран своего телефона, иногда оглядываясь на пустующий и уже двадцать минут как закрытый зал. На город медленно опускались сумерки, съедая золотой вечер. Скоро мисс Л останется с одним лишь светящимся экранчиком, и лучше бы пойти ей в машину. Да, наверное, так будет лучше… Но Мэрит она все же набрала. Сердце пропустило удар и забилось сильнее, когда она услышала спасительные гудки, а после — знакомый голос, без которого не обходился ни один будничный обед вот уже две недели.

***

Мэрит вымученно улыбнулась Гарри. Он поставил перед ней небольшой лоток чего-то съедобного, старательно обернутого фольгой. Мэрит не нужно было долго рассматривать его, чтобы узнать в упаковке стиль миссис Харрисон — матери всех желудков «Миндшейр», колдующей в маленьком кафе на первом. Она готовила лучше всех из тех, чью стряпню Мэрит приходилось пробовать. Заботилась, чтобы все отобедали, даже если и не у нее. Контролировала утренний кофе. Иногда отчитывала Мэрит за излишнюю худобу, но она не соглашалась, каждое воскресенье наблюдая на весах непоколебимую цифру шестьдесят. Коннор обожала миссис Харрисон. Обожала ее кофе и сырные круассаны. Но сегодня аппетит ее чертовски подвёл. — Надо поесть, — Гарри деловито развернул фольгу, не боясь испачкать при этом рукава дорогущего серого костюма. Воздух не слишком габаритного кабинета мгновенно пропитался запахом индейки и свежих помидоров; миссис Харрисон, кажется, приготовила это специально для нее. Мясо было ещё горячим, а овощи — такими одуряюще яркими, что, казалось, белоснежные стены вокруг них сейчас окрасятся в красный, но этого не произошло. Мэрит затошнило. Она скривилась и под скептичный взгляд Гарри прикрыла свой несостоявшийся ужин обратно. — Я не могу, — простонала Мэрит, приложив ладонь ко лбу. Она знала, что выглядела не супер-хорошо — даже не так, как вчера. Усталость съедала ее уже с самого утра, выступив как необратимое последствие бессонной ночи. — Правда не могу. Полли никак не выходит из головы. Я даже не знаю, как она там, в этом «хорошем месте», не знаю, такое ли оно хорошее на самом деле. И этот суд. С одной стороны, я почти уверена, что он отдаст опеку мне, а с другой… Если эта чертова Лэнг… — Мэрит, — Гарри поспешно сел напротив нее и настойчиво пытался поймать ее взгляд. Мэрит откинулась на преступно удобную спинку кресла, принадлежащую, собственно, ему же. Она не знала, какие стулья стояли у других отделов, но в творческом они были крайне похабными. Боже. Кресла. Стулья. Какая разница. В мозгу все смешалось, как расплющенные хот-доги в мусорном баке. Мэрит позволила заглянуть себе в глаза, но руку одернула сразу, как только Гарри привычно к ней потянулся. — Мэрит. Послушай меня, пожалуйста, — он убедительно склонил голову, сложив смуглые ладони в молитвенном жесте. — Полли в порядке. Ею занимаются специалисты. Она ждёт, когда поедет домой вместе с тобой, но для этого ты тоже должна быть в порядке. Я уверен, что суд будет на твоей стороне, главное, чтобы ты сама была к этому готова. — Я готова. — Я верю, — без тени сарказма ответил он, — но ты упадешь прямо в зале суда, если не будешь есть и спать. Я решительно настроен кормить тебя с ложки и возить к психологу, если так будет продолжаться и дальше, а ещё я могу поехать с тобой на какое-нибудь поле, чтобы ты хорошенько поорала в открытое небо. Мэрит улыбнулась. Наконец-то он вернул свои добродушные шутки к жизни. Холодная забота, окутывающая ее последних три дня, заставляла ее чувствовать себя виноватой за ту ночь. Гарри, конечно, убеждал ее, что все хорошо, они сразу поговорили об этом, но Мэрит прекрасно видела, что ранила его. Меньше всего она хотела, чтобы их дороги разошлись из-за совершенно глупой попытки в бисексуальность. И пусть они пересекались не в том смысле, в котором нуждался Гарри, они все равно пересекались. Мэрит ценила это. Он — тоже. — Я буду есть и спать, обещаю, — с теплом ответила она, но притронуться к индейке не решилась. Она очень нуждалась в ужине, но ужин не нуждался в ней. — Начну с завтрашнего дня. А сейчас, как думаешь, будет хорошо, если я уберу эту розу и на ее месте нарисую пион? Мне кажется, это не так банально, — Мэрит показала ему приблизительный набросок будущей рекламы косметического бренда. Органика, вегетарианство, ближе к природе — последнее время к ним все чаще обращались какие-то латентные хиппи. — Да, — Гарри окинул ее несколько грустным взглядом. — Ты же знаешь, я полностью доверяю тебе. — Ты-то да, а вот твой новый творческий шеф… — многозначительно протянула Коннор. — Что он? — Он воображает себя великим титаном мира творчества, тесно переплетенного с рекламной деятельностью, — пафосно отчеканила Мэрит. Она вспомнила его мерзкие тараканьи усики и презрительный гитлеровский взор — сочетание точно не для слабонервных. — Я предлагал эту должность тебе ещё до того, как ты вернулась, смею напомнить. Правда. Ее согласию помешало желание влиться в коллектив на их волне и нежелание перегружать себя контролем целого отдела сразу после трёх лет отсутствия. Темпы выполнения и объемы заказов Австралии и Штатов отличались друг от друга бездонной пропастью во времени. Если в Брисбене она могла без особого напряга отрисовать макет, согласованный с копирайтером и визуализатором за неделю, то в ЛА с таким заказом у всех, включая ее, горела задница, потому что, во-первых, Гарри плевать хотел на визуализатора, а во-вторых, таких заказов у Мэрит было ещё как минимум три, и закончить их все нужно было за те же семь дней. Но ей нужно было всего лишь нарисовать ряд красивых картинок, который устраивал бы директора отдела, а вот последнему — проверить абсолютно всё. Разработать исходник, одобрить текст, графику, оценить эффективность, подправить, подкорректировать, всунуть нос в каждую дырку. Мэрит бы, конечно, справилась. Но решила немного отдохнуть. — Он хороший специалист, но я всё равно предпочел бы тебя. Ты профессиональна и бесстрастна, не переходишь на личности, знаешь, что нужно и как это осуществить. Ты бы давно могла открыть свою компанию, если бы не этот австралийский перерыв. Понятно, что ты тоже работала у них, но… Это не одно и то же, понимаешь. — Мне нужен был этот перерыв. Ты же знаешь. — Знаю. А ещё я знаю, что ты бы справилась и без него. — Но я сделала ей больно, и мне жаль, — она чуть ли не впервые смогла сказать это без опущенных глаз и укола невоспитанной совести. На ее место пришло стойкое ощущение разочарования, щемящего и холодного, как ядовитые щупальца. — Есть так много вещей, которые я бы исправила, что мне как будто уже пятьдесят. Эта женщина светила ей дольше всех остальных. Мэрит думала, когда-нибудь они поженятся, чтобы строить свое «долго и счастливо», как в сказках; и в итоге эта сказка обратилась в полусоженный бумажный клок. Пять лет они были вместе, влюбленные друг в друга до головокружения, но в какой-то момент Мэрит почувствовала, что это головокружение у Джерд далеко не здоровое. Мэрит до сих пор не понимала, для кого из них двоих больше она разорвала с ней связь, потому что слишком любила. Она не задавалась вопросами, типа, целесообразно ли любить девочку, помешанную на ней с несостоятельных пятнадцати. Она только знала, что иначе было невозможно. Мэрит мечтала о семье с ней, но не такой, какую Джерд могла ей предложить. И это не ее вина — Мэрит охотно брала ее на себя. Одной больше, одной меньше. Когда следуешь за своими идеалами, никогда не оправдываешь чужие. Дочери священника было ой как не легко с этим мириться. Но так или иначе ей приходилось выбирать: серая тень, угождающая родителям, миру и отцовской свите, или просто счастливая Мэрит. И самым сложным в этом выборе было то, что даже будучи счастливой и реализованной, она все равно допускала ошибки и бесконечно их исправляла. Наверное, это и называли жизнью все, кому приходилось ее жить. Микс хорошего и плохого, не гарантирующий, что хорошее обязательно окажется свежим. — Не заканчивала бы с ней? — в голосе Гарри промелькнули нарочито озабоченные вопросом нотки. Мэрит улыбнулась ему. Она знала, о чем он подумал. Если бы Мэрит не порвала с Джерд, между ней и Гарри не случилось бы того, что случилось. Жалел он об этой неудавшейся попытке или нет, но она явно играла для него большую роль. Вероятно, мужчинам значительно проще принять отказ, если он спровоцирован не-гетеросексуальной ориентацией, а не «ты просто мне не нравишься». — Не начинала бы, — честно пожала плечами Мэрит. Она не раз пыталась в отношения с планами на будущее, и все они рано или поздно заканчивались, не пройдя и половины пути. Так что, пожалуй, на Эвелину никаких планов, за исключением самих отношений, она строить не будет. Тем более кто знает, как она отнесётся к спонтанному решению Мэрит стать мамой для пятилетней девочки. Не исключено, что они вообще разойдутся, как в море корабли, ещё до начала этих самых отношений. Мэрит было неприятно думать об этом, как об отягчающем обстоятельстве, но таким оно и было — по крайней мере, с такой, как Эвелина. Она не успела узнать её как следует, даже, скорее, совсем не успела, но на первый взгляд в ней сидела та ещё стерва, а стервы редко благосклонно относятся к детям. Стервы-лесбиянки — тем более. Или она бисексуалка? Она даже насчёт этого была не в курсе; Лейн привлекала ее одинаково, независимо ни от чего. Она казалась ей дьявольски чувственной, дьявольски сексуальной и вместе с тем дьявольской сукой в одном лице, несмотря на ее попытки быть вежливой. Ее с лихвой выдавали пляшущие в высокомерном взгляде черти, обращение с обслуживающим персоналом и черный юмор. Бедра, призывно обтянутые красной юбкой. И интонации — низкие, грубоватые, даже неприятные. От ее голоса Мэрит покрывалась мурашками и чувствовала себя девчонкой, стоящей перед привлекательной директрисой старшей школы. Мэрит такие нравились. Мэрит таким нравилась. Но как оно пойдет дальше, известно, пожалуй, одному лишь Богу. — А как насчёт твоей новой… Увлечения? Как её зовут? — Гарри, — мягко сказала она, — давай лучше не… Трель мобильного телефона не позволила Мэрит закончить фразу. Она разрезала тишину так резко, что Коннор почти подпрыгнула, а Гарри напрягся, потому что успел прочитать имя, высветившееся на дисплее. Мэрит даже не придала буквам значения. Она ответила. — Привет, — Эвелина. — Это Лейн. Сердце взволнованно бухнуло, когда в голове лампочкой возникло знакомое имя, а ноги сами понесли ее к выходу из кабинета. Она неловко улыбнулась Гарри — он лишь махнул рукой. — Да, я поняла. Привет, — поспешно ответила Мэрит, подперев спиной дверь. Офис опустел и потух ещё два часа назад, и ничьи любопытные лица сегодня больше не встретятся с её. — Не ожидала, что ты позвонишь. — Я звонила тебе вчера, но… Как вчера все прошло? — Не так, как я ожидала, — без энтузиазма сказала Коннор. Перед глазами вновь возникла Старая Шлюха Лэнг. — Я бы не хотела обсуждать это по телефону. — Само собой, — Мэрит почему-то представила, что она кивнула. — Я понимаю. Тебя сегодня не было в «Глодстенс», — с едва уловимым упрёком сказала мисс Л. Наверняка она ещё и поджала губы. Мэрит уловила его без труда, потому что подобными фразами часто оперировал ее отец. Он говорил: «Мэрит, ты не открывала утром Библию», а имел в виду: «Мэрит, ты плохая дочь». — Я была не расположена, — небрежно бросила Коннор. — В голове слишком много всего после вчерашнего. — Надеюсь, что в твоей голове найдется хотя бы маленькое местечко для меня, потому что я хочу снова тебя увидеть. Скажем, завтра. — В пять. — Отлично. Где? — Заезжай ко мне, — Мэрит сдержалась от смешка. Она кожей почувствовала ступор, возникший на другом конце провода. — Я скину тебе адрес… Это будет просто ужин. Закажу что-нибудь из ресторана. — Я знаю, где ты… — Эвелина осеклась. Коннор нахмурилась. Знает адрес? Откуда ей знать ее адрес? — …зака-ажешь ужин. — По-моему, ты собиралась сказать что-то другое. — Нет, я собиралась сказать именно это, — торопливо ответила Лейн. Впрочем, прозвучало это и вправду убедительно. Мэрит решила не заострять. — В «Глодстенс». Не советую. — Почему? — Я люблю итальянскую кухню, — решительно заявила она. Мэрит невольно улыбнулась. Кажется, проблем с пониманием желаний друг друга у них точно не возникнет. — Рекомендую «Нон соло паста» или «Везувий». По дороге могу купить что-нибудь выпить. — Мне кажется, или ты тоже не умеешь готовить и по вечерам сидишь на кухне с бокалом вина? — Я лежу, — ее тон был пропитан лисьей изворотливостью и концентрированным лукавством, — в ванной. С бокалом и заказной едой. — С пастой или пиццей? — с озорством поинтересовалась Мэрит. — Ты так посредственна в знаниях об итальянской кухне, — с ленивой снисходительностью ответила мисс Л. — А как же мороженое или сабайон? — Не знаю, что такое сабайон, но мороженое бы там быстро растаяло. — На то и расчет, — игриво подтвердила Лейн. — Сабайон растекается ещё лучше. Хочешь проверить? — Очень, — Мэрит облизала обветренные губы, отчего-то лучезарно улыбнувшись. По груди Эвелины, которую Коннор уже изучила под одеждой от и до, хорошо растекался бы даже рыбный суп. — Но завтра будут пицца и паста. — Ладно, — весело хмыкнула Эвелина. — Тогда до завтра? — До завтра. Мэрит сбросила первая. Она восторженно прижала телефон к груди и сдержала радостный вскрик. Конечно, кроме нее, Гарри и охранника здесь уже никого не было, но даже они двое вряд ли бы охотно разделили с ней бушующие морем эмоции. Кажется, Эвелина привлекала ее куда больше, чем Мэрит, не так давно разорвавшая прекрасные отношения с романтичной австралийкой, могла предположить. Разве такое бывает. Всего одна мысль об итальянском мороженом теперь пробуждала в ней желание совсем не есть. Всего одна, и та — чужая. Мэрит подавила глупую улыбку. Но она неизбежно появилась снова. Мэрит обнаружила огромный букет алеющих пионов у двери собственной квартиры. Они бросались в глаза своей пестростью и пушистостью, но ещё сильнее — своей неожиданностью. Мэрит ведь все ещё не отправила Лейн смс со своим адресом. Она, черт возьми, понятия не имела, где эта загадочная женщина его взяла. И самое главное — Коннор ведь на самом деле поверила, что Эвелина говорила о ресторане. В этом поступке пряталась довольно неоднозначная логика, но Мэрит задавила всех параноидальных червей, ехидно выползших из своего сознания, — наплевать. Цветы были такими потрясающими. Короткая картонная записка пахла ее духами. Красивый почерк большими буквами уведомлял: «ТЫ МЕНЯ ВОЛНУЕШЬ. мисс Л». Улыбка наотрез отказывалась ее покидать. Мэрит смотрела на лепестки, нежные и широкие, и представляла ее бедра, обтянутые красной юбкой.